На войну я ухожу и журавушку прошу

 Посвящается солдатам-уральцам,
 защитникам Москвы


 «…Нам свои боевые
 Не носить ордена.
 Вам всё это, живые.
 Нам - отрада одна,
 Что недаром боролись
 Мы за Родину-Мать.
 Пусть не слышен наш голос,
 Вы должны его знать...»
 (Твардовский А.Т.
«Я убит подо Ржевом», 1946 г.)



Глава 1



 Двадцать лет прошло с той поры, как прошла по Земле Уральской гражданская война. Отгремела, отгрохотала.

 Бежит время, как вода в ручье с золотым песком…, как песок бежит в стеклянных часах из верхней половинки в нижнюю. Падает песчинка за песчинкой…, не удержать их и не остановить… И, вроде бы, много их, а вот уже и четверть куда-то убежала…


*  *  *


 Митька Шишкин стал Дмитрием Ивановичем… Сбылась и его мечта – артельщик он теперь! Вместе в Тятей на золотом СахАринском прииске. Только Отец больше теперь работает на самом важном участке – шлих сортирует, самородки, если попадутся,  взвешивает, пакует… Ответ держит, с уполномоченным от района общается…

 С утренней зорьки и до вечерней - прииск работает без выходных… Родине  золото нужно… Заводы строить-перестраивать… А народ только шушукается…: «Война знать скоро, война…!». Нужны самолёты, танки, пушки…

 В 1941 году дошушукались…

 22 июня после обеда на машине примчался управляющий прииска: «Война, братцы, война…!!! С немцами, будь они не ладны!».

 Как обухом по голове. А ведь ждали… И на тебе!


*  *  *


 Потом всё вроде бы затихло на месяц. В селе не то, что радио - электричества нет...! Парторг молчит, только хмурится. А в газетах всё пишут о ведущихся тяжёлых оборонительных боях, а ведь немцами уже были захвачены Брест, Минск, Житомир, Смоленск…

 Отец сыну:

 -Ну, что там, Митрий? Что с фронта?
 -Да, не слышно толком ничего. Наверное, скоро в наступление пойдём к границе, а недельки через две и Берлин возьмём!   (через паузу)    Самаровы на старшОго похоронку получили…
 -С германцем шутки плохи! Я их ещё по той войне знаю…
 -Тятя! Вы только, прошу, нигде так не говорите при людях… А?!
 -Не учи отца…! 

 Ну,  детей делать…где-то так, по контексту… Звучало это, конечно, по другому… Резок бывал иногда Шишкин Иван Филиппович… Мог и подзатыльник дать уже взрослому сыну…

 -Ну, вот…! Вы, Тятя, не обижайтесь!
 -На обиженных воду возят! Зови Алексея, Федьку, Ивана, своих Кольку и Сашку - и пошли домой! Мать на ужин ждёт!

*  *  *

 В саманной избе на окраине Алексеевки за большим столом ужинала  вся семья – Иван Филиппович, его жена – Елена Клементьевна, младшие, ещё не женатые сыновья – Фёдор, двадцати пяти лет, и двадцати трёхлетний Алексей, старший Дмитрий с женой Евдокией, детишки их: дочери - Валя шестнадцати лет,  Любе - девять, Зине - пять; сыновья: тринадцатилетний Николай, двенадцатилетний Александр, Гене - пять лет,а Славе - почти два. Евдокия держала на руках грудничка – Юру. 

*  *  *

 Сентябрь 1941 года.
 В Агаповском районном военном комиссариате Челябинской области сидел грузный мужчина с двумя шпалами на гимнастёрке на тёмно-зелёных петлицах с красной окантовкой, майор то есть. Глаза красные от усталости и недосыпа. Перед ним стоял в подстаканнике уже остывший холодный чай. Раздался стук в дверь.

 -Заходи! Кто там?
 -Здравия желаю, товарищ комиссар!
 -Проходи, Сергей Петрович! Рад видеть! Как семья, как прииск?
 -Всё нормально, все живы, здоровы! Жена Вам привет передаёт!
 -Спасибо, спасибо!
 -А прииск, что прииск?! Моем золотишко, моем… Только вот какое дело…
 -Ну, говори… Не тяни кота за… Сам знаешь за что…
 -Лучших работников у меня забираете. А там и многодетные есть, вот Дмитрий Шишкин - Ивана сын – потомственный рудознатец, восемь детей…
 -Что и тут мастер на все руки и прочие места?! А ты знаешь -  какой я приказ имею?!
 -Какой?!
 -Как раз лучших и мобилизовать!!! Тебе ли объяснять – ЧТО НА ФРОНТЕ ТВОРИТСЯ…!!! НЕМЦЫ КИЕВ ВЗЯЛИ!!!
 -Да, знаю, конечно!!!
 -А таких ходоков, как ты – у меня через одного… Сейчас пяти минут не пройдёт – следующий явится… А товарищ Сталин сказал: «Незаменимых у нас нет…». Вот тебе и мой ответ! Тьфу, ты! Стихами заговорил…! А этот твой Митька, кстати, из бывших партизан… В нашем отряде был. Помнишь? Так ведь?
 -Так… И отец его…
 -И Иван тоже. Следовательно, опыт боевой имеется. И винтовку в руках держал. И воевал, кажется, не плохо, хоть и малец был… Так?
 -Так.
 -Растакался… А мне что – прикажешь?! Желторотых пацанов на войну слать?! Может, твоего сына пошлём?! Ему, ведь, восемнадцать исполнилось? То-то…  Иди, уж…  Не забудь от меня привет передать своей Марье… Иди, иди… Не томи душу…
-Лощадь у Дмитрия военкомат хочет забрать! Чем Дед внуков кормить будет, на чём работать?! Прошу - оставьте хоть лошадь Шишкиным!
-Хорошо. Лошадь не будем забирать...
 -Спасибо, товарищ комиссар! ...Вспомнилось мне, Петя, как мы с тобой партизанили…
 -Эх! Было дело… Только сейчас война не такая будет... Жестокая война будет… Это тебе не сабелькой махать: кто – кого… Иди, уж.

 Два старых бойца обнялись.

 *  *  *

 Всколыхнулось село! Вот она Война - взошла на крыльцо! Бумажкой казённой с синей печатью явилась… Хочешь - не хочешь, а встречай!
 Заголосили бабы, посуровели отцы и деды.

 Сказано было новобранцам явиться 28 сентября к 12-00 на станцию Джабык к поезду.

 Утром подогнали сельчане свои подводы к сельсовету, над которым развевался красный флаг.
 А вот и воины! И ж, ты! Молодцы! С музыкой провожаться будем! Митька с балалайкой, Федька с гармошкой! Ах, наяривай Урал, разговаривай Рассея!

«Сабля востра, сабля востра,
Эх, калёна сталь!
Ничего, кроме зазнобы,
Казаку не жаль!

На войну я ухожу
И журавушку прошу:
«Не стесняйся, не журись,
А как травушка стелись!

Враг дерётся горячо,
Пушки шлёт и танки.
Не отведал он ещё
Дедовской берданки!

Всё исчезнет, перестанет
Растечётся за моря.
Лишь две силы не оставят:
Мать да Отчина моя!»*

 -Эй, брат, наддай ещё!!!

«Пусть умрёт, кто нас обидит,
Кто навяжет нам войну.
С неба всё Господь увидит:
Что нам в доблесть, что в вину!
Кто-то смерть в лицо увидит,
Кто-то матерь и жену…»*
Э-э-э-эх!!!

 И перебором, перебором по кнопкам, да с проигрышем…!

 В стаканы, за спинами толпы, быстро разливали самогон. Ну, а как тут без него…! В горе ли, в радости ли… Может, доведётся ещё и встречать? Эх, скорей бы! Вы не бойтесь, сынки, оставим ко Дню Победы, оставим…

 -Станови-и-и-сь!

 Ну, чтоб тебя! Прервал служивый сержант частушки… Споём ещё! Споём! Придёт время…

 Построилось пятнадцать человек.

 Кто-то в толпе воскликнул:

 -Вот те, на! То поскольку недель из дому не выходил, а тут смотри – ползёт Божий человек!

 На площади перед сельсоветом появился Cтарец Исидор. Все уж и забыли - сколько ему точно лет. Под сто – не меньше… Под руки Cтарца вёл его правнук, которому самому было уже пятьдесят годков. Народ заулыбался, головой кивал Cтарцу, а кое-кто украдкой спешно крестился… 
 Зашептались:

 -Хорошая примета…
 -К добру…
 -Так оно…

 Старец был в фуражке с кокардой, казацких синих шароварах, заправленных в сапоги, в шинели, на которой был приколот Георгиевский крест.

 Секретарь партячейки было взъярился:

 -Ты, что, Дед, белены объелся?! Из ума выжил?! Небось, и молитву ещё собрался читать?!
 -Нишкни…, а то прокляну...!!! (секретарь потупил голову…) Я их дедов на японскую, а отцов на германскую с молитвой провожал. Теперь и сынов провожу на войну с пришлыми нехристями… Никто мне не указ!
 -Ну, бог с тобой…
 -С НАМИ БОГ! И КТО НА НЫ?!

 Пока все рассаживались, укладывались, прощались, целовались, плакали, смеялись, стоял в сторонке Cтарец Исидор, опираясь на посох, творил молитву, шепча её тихо, не глядя ни на кого, а как тронулись в путь – всё крестил отъезжающих иссохшей рукой, кланяясь…

 Надо отметить, что к солдатским Георгиевским крестам, полученным на русско-японской и германской войнах, с уважением относились и при Советской власти, а некоторые Кавалеры этой награды носили её вместе с Советскими орденами и медалями.


*  *  *

 Подводы с призывниками покатились по просёлку к железной дороге. В след за ними телеги с провожатыми – отцы, матери, жёны, дети, дядьки, тётки, братья, сёстры, сваты, кумовья… С гармошками… Давно так повелось на Руси – на войну, как на свадьбу…! Всяк норовил подсесть. Это тебе не завод – на смену идти не надо. Там бы всех быстро приструнили… по закону военного времени…


*  *  *


 Весело ехали… Мимо родных пролесков и убранных уже полей, мимо станицы Еленинской, где присоединилось ещё несколько повозок, через сосновый бор, где в 1919 году была стоянка красного партизанского отряда… Ехали с песнями, с краткими остановками по просьбам будущих героев, так и докатили до станции Джабык.

 Только заехали на станцию, не успели толком даже обняться с родными, как погнали всех «солдатиков» под конвоем на платформу, и туда родных уж больше не подпускали, как они не просили. «Не положено». И всё тут…!
 Так они и стояли, перекрикиваясь, пока не подошёл состав из теплушек. С лязганьем были открыты замки и створки дверей, а оттуда крики: «Ура! … Даёшь! … Разобьём фашистов-гадов!»…

 -Не задерживай! По вагонам! Быстрей, быстрей…!!!

 Захлопнулись двери. Звякнули снаружи замки. 10 минут и поезд тронулся… Всё. Кто-то ещё пытался разглядеть своих близких, что-то кричать, махать рукой через зарешёченные окна теплушек.

 -Вроде бы мы солдаты? На войну едем, а везут – как «зэков»…
 -А…, лишь бы не пешком – набегаемся ишшо…


*  *  *


 Звенящая пустота в голове. Путь, уходящий за горизонт в неизвестное будущее. Стук колёс. Запах горящего в паровозной топке угля, серо-чёрный дым, пока ещё мирно стелющийся над мирной же русской землёй.

 Кто-то затянул:

 «Чёрны-ы-ый во-о-орон…»

 -Ну, эй, ворон! Заткнись, а то довьёшься…

 Все смеются…

 -Федька! Давай нашу! Военную!

 Дружно рявкнули братовья, лихо с подсвистом:

«Не с моря тот туман поднялся,
Сильный дожжичек пролил.
В эту пору враг-германец
Ко границе подходил.

Врёшь ты, врёшь ты, враг-германец:
Тебе неотколь затти.
Как у русских войска много,
Русский любит угостить,


Угостить свинцовой пулей,
На закуску – штык стальной.
Штык стальной четырёхгранный
Грудь немецкую пронзит!»*

 Все подхватили:

Угостить свинцовой пулей,
На закуску – штык стальной.
Штык стальной четырёхгранный
Грудь немецкую пронзит!»


*  *  *


 Земляки, освоившись, достали домашнее съестное (осторожненько вынули из торбы бутыль чемергеса). Старший по вагону, унюхав спиртное, подал голос, мол, не положено, но ему закрыли рот ломтём духмяного домашнего хлеба и куском сала. Городской попался – голодный… Жалко таких… Как они винтовку таскать будут? Как воевать? Смотри – какой доходяга…

 -Откуда будешь, «командир»? С городу?
 -Ага (жадно жуя, и глотая). С Магнитки… (с гордостью).
 -Казак, наверное? (Дмитрий с улыбкой подмигивает Фёдору)
 -Не-а…
 -Комсомолец?
 -Конечно! (с ещё большей гордостью).
 -Доброволец?
 -ДА!!!
 -Понятно… А мы вот деревенские.
 -Вижу.
 -Видит он, вишь… Давай знакомиться. Я – Дмитрий, а это мой брат – Фёдор…
 -Приятно познакомиться! А меня зовут Самуил.
 -Жид, что ли?
 -….Не-е-т… Русский.
 -Понятно. Ну, держи ещё сальца с хлебом. Подкрепляйся.


*  *  *


 К ночи литерный военный состав прибыл в г.Чебаркуль.


 -Из вагона! Строиться! Равняйсь! Смирно! На первый-четвёртый – рассчитайсь!

 -Первые номера! Четыре шага вперёд! Сомкнуться! Направо! Шагом марш!

 И первые, вторые, третьи, четвёртые номера разошлись в разные стороны.
 Так как Дмитрий и Фёдор стояли рядом, то они оказались в разных командах. Только и проводили взглядами друг друга.

 Когда построение уже закончилось, и взводный командир закурил, Дмитрий подал свой голос из строя:

 -Товарищ командир, разрешите обратиться?
 -Обращайся…
 -Красноармеец ………..
 -Какой ты, на хрен, красноармеец, если ты ещё и присяги не принимал?
 -Никак нет, присягал в 1919 году.

 В строю смех: «Во, даёт! Во, брешет! Во, заливает!».

 -Отставить смех! Когда и где ВЫ давали присягу?
 -В 1919 году во время прохождения службы красноармейцем уральского партизанского отряда Булата!
 -Так! Проверим… С чем Вы хотели ко мне обратиться?
 -Нас призвали вместе с родным братом Фёдором. Во-о-он он стоит! Нельзя ли его перевести во взвод, под Вашим командованием? Он может подтвердить, что я сказал правду про партизанский отряд…
 -Проверим… Остаешься за старшего, «красноармеец». Я пойду –
 переговорю с комроты.

*  *  *

 Самуил обращается к Дмитрию:
 -Ну, Вы, Дмитрий, молодец!
 -Так брат же, младшенький… Тятя меня, если что – со свету сживёт…

 Вернулся комвзвода. За ним следовал Фёдор.

 -Забирай своего брата, партизан. Уважаю! Есть в документах пометочка. Встать в строй!
 -Есть, встать в строй! (Братья опущенными вниз руками пожимают ладони друг другу)


 Взводный наугад тыкает пальцем в строй:

 -Ты! Выйти из строя! За мной, шагом, марш!

 Самуил облегчённо вздыхает, шепчет: «Дмитрий, слушайте, я думал - меня отправят в тот взвод, вместо Вашего брата».

 -Брось «выкать». Считай, что тебе повезло.


*  *  *


 Быстро бежали дни учёбы в Чебаркульской школе младшего начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
 Здесь формировалась 371-я Челябинская стрелковая дивизия РККА.

 Побудка, построение, зарядка, завтрак, построение, строевая подготовка, обед, построение, теоретическая и боевая учёба, строевая подготовка, ужин, политзанятия, вечерняя поверка, отбой… Голову до подушки ещё не успеешь донести, а дневальный орёт, как подорванный: «Подъё-ё-ё-м!!!».

 Как счастье воспринимались наряды на хозработы, а осо-о-бенно на кухню…! Картошечки по домашнему втихаря пожарить на сальце, хлебушка корочку горячую чесночком натереть, да сольцой посыпать… Вдохнёшь запашок, вроде, как дома, Маманя хлеб печёт…


*  *  *


 В город не пускали… Что там делать? Военную дисциплину нарушать? Быстро под ревтрибунал пойдёшь!  В кино сходить? Тебе, не выходя за забор, такое кино покажут – мало не покажется! Хотя, фильм «Чапаев» показали, и «Волга-Волга», и «Трактористы»… Надо же боевой дух солдатам поднимать! Существует в армии обычай - после присяги кинофильм показывать. Показали… И кинохронику военную показывали, как надо фашистов бить!


*  *  *

 Уже после отбоя сидят в казарме бойцы.

 -Сёма! Что ты там всё пишешь в записную книжку? Смотри, допишешься… Кто-нибудь сдаст тебя особисту, что дневник ведёшь… или ещё что…
 -Ты никому не скажешь, Дмитрий?
 -Что?
 -Ну, скажи, что никому не скажешь?
 -Могила…
 -Я там стихи пишу…
 -О-о-о! Стихи?
 -Да. Но…
 -Молчу, молчу… Это как же? Как Пушкин что ли?
 -Это вряд ли…, наверное… Хочешь прочитать?
 -Так… это… я ж неграмотный…
 -А я думаю, что это ты домой писем не пишешь?! Давай я напишу! Говори, что писать?
 -Да, кто ж там читать будет?! У меня все в семье неграмотные!
 -Кто-нибудь всё равно прочитает! Это ж от бойца привет придёт!
 -Пиши.
 -Пишу. Что писать?
 -Не знаю. Что пишут то?
 -Поздоровайся, приветы передай, расскажи – как дела…, как служба…
 -Об этом нельзя – военная тайна, особист особливо предупреждал…
 -Как отца звать, маму?
 -Иван Филиппович с Еленой Клементьевной…
 -Пишу (берёт карандаш, вырывает листок из записной книжки) – «Здравствуйте, мои уважаемые родители - Иван Филиппович и Елена Клементьевна! Пишет Вам сын Дмитрий…»
 -Ты и от Федьки пиши…Да, Федь?
 -Ну…, дык.
 -Значит: «…пишут Вам сыновья Ваши – Дмитрий и Фёдор…»…
 -Приветы, приветы передай - Мамане и Тяте, братьям Алексею и Ивану, сёстрам Марине и Саше, жене…, детям…, соседям (перечисляет), Cтарцу Исидору…
 -А это кто?
 -Божий угодник…
 -А…, понятно.
 -Правильно теперь! Молодец! Всё!
 -Как всё?! Письмо получилось – одни приветы…на страницу…
 -И хватит!
 -Ну, не знаю…
 -Добавь, что, мол, живы-здоровы, чего и им всем желаем… Ага. Вот теперь точно всё.

 Такое письмо и отправилось в Алексеевское солдатским треугольничком.


*  *  *

 Последствия письма были неожиданными. Вот как это было.

 Однажды октябрьским, но ещё тёплым утром, взвод маршировал по плацу. В первой шеренге Дмитрий с Фёдором. Оба высокие, стройные, подтянутые. Скатки через плечо, винтовки, каска, котелок и сапёрная лопатка сбоку болтаются…

 Помкомвзвода командует только:
 -Твёрже ногу! Шире шаг! Левой, левой! Носок тяни!

 И вдруг, перебивая сержанта, из-за забора раздался женский крик:

 -Ми-и-и-тя-я-я-я!!!

 Дмитрий споткнулся, чуть не упал, а за ним в строю началась сумятица и разброд.

 -Взвод! Стой!

 Фёдор Дмитрию на ухо шёпотом:

 -Это, никак, твоя орёт белугой…?
 -Моя, кажись…

 Сержант:

 -Дмитрий! Твою растудыть (тарарам…)! Ты пошто падаешь?! Пить не пил… Што ор бабий давно не слышал?! Уж ни твоя ли благоверная голос подаёт? А?
 -Моя, товарищ помкомвзвода… (виновато).
 -А как узнал?
 -Так по голосу и узнал, меня кличет…
 -Кличет она его, вишь… Точно твоя? Можа попутал?
 -Её спутаешь…
 -Так какого рожна ты тут стоишь?! Иди – глянь,  может другого Митьку зовёт?
 -Разрешите выйти из строя, товарищ помкомвзвода?
 -Разрешаю. Десять минут тебе… Взвод разойдись! Можно закурить и оправиться!


*  *  *

 Дмитрий подбежал к высоченному забору и через щель действительно увидел свою плачущую жену. На руках она держала сына Юру.

 -Как ты здесь оказалась?! Ну, что ты плачешь, Дуся, не надо! Видишь - всё хорошо у меня. Не плачь…!
 -Пи-и-и-сьмо получили от те-е-ебя… А-а-а-а!!! (навзрыд). Письмо! А ты ж не-е-еграмотный! Кто ж написал то! А ты ж где-е-е?! А там ещё и адрес…!

 Раздался ещё один голос:

 -Ну, хватит выть, Евдокия! Видишь, живой он, марширует… с винтовкой… Солдат!
 -Тятя!? И Вы тут?!
 -Я, сынок, я…
 -Как же вы…?!
 -Как, как? Каком к низу! На поезде…!
 -А  нашли то как…?!
 -Нашли, уж… Люди они всё знают – где вы, как вы… Подсказали.
 -Что же теперь?! (растерянно)
 -Я так думаю, что тебе к главному твоему военному начальству надо теперь идтить. Просись – может, отпустят с вечеру до утра? А?
 -Ой, Тятя, не знаю. Строгое начальство у нас.
 -Митя! (подала голос жена). Может, отпустят? Ты ж никуда не денешься…
 -Да, куда я денусь…!? Пойду я, Тятя! Пойду, Дуся. К сержанту пойду, для начала просится. А вы к КПП к часу дня подходите. Я после обеда пойду мимо – может, подбегу, скажу что… Я сейчас попрошу, чтоб Фёдор подошёл к вам…


*  *  *


 Дмитрий подбежал к солдатам своего взвода. Все улыбаются. Смотрят с вопросом. Сержант первый спросил:

 -Ну, что? Узнал жёнушку? Тебя звала?
 -Меня… Там ещё и Тятя приехал! И сына меньшого привезли! Товарищ сержант, можно  Фёдор с Отцом перемолвится хоть словцом?
 -А я думал, ты через забор перепрыгнешь -  так бежал…!
 -Не-а. С винтовкой не перепрыгнул бы… (и широко улыбается)
 -На сколь приехали?
 -И не спросил даже…
 -Ну, пусть Фёдор сходит, заодно и спросит… А ты рапорт пиши - на имя начальника школы… Может, даст тебе увольнительную?
 -Хотелось бы…
 -Всем хотелось бы, да не всем дают…

 Взвод засмеялся. Дмитрий тоже, но как-то смущённо.



 -Тятя, здравствуйте! Здравствуй, Евдокия! У-у-у, племяш!
 -Здравствуй, Феденька! Всё ли хорошо у вас?
 -Всё отлично, Тятя! Учат нас воевать, вот!
 -Учитесь, учитесь, сынки…! Ваше дело теперь солдатское…
 -На сколь приехали?
 -Завтра назад. На больше и нельзя. Работа, хозяйство. Сердце наетти... (это он так ругнулся)
 -У вас то - как?
 -Наше дело теперь – «Всё для Фронта – всё для Победы!». Да – вас ждать… И дождаться, во что бы то не стало!
 -Пойду и я, пора!
 -Иди, сынок! Сохрани вас Господь! Пошли, Евдокия. Внука кормить пора.

 Сержант:

 -Ну, хватит ржать, как кони! Взвод! Становись! Шагом марш! Левой! Левой!


*  *  *

 Во время обеда Самуил под диктовку сержанта написал каллиграфическим почерком рапорт для Дмитрия на увольнение в город до 7 утра следующего дня. Дмитрий накарябал две буквы из своего имени и фамилии, уж как научили. Помкомвзвода отдал эту жизненно важную бумагу комвзвода, тот комроты, а тот начальнику школы…


 Шагая мимо контрольно-пропускного пункта, взвод замедлил шаг и встал. От строя отделился сержант и подошёл к воротам. За ними, конечно же, как всегда, стояли родственники новобранцев. Выделив в толпе крепкого бородатого мужика лет шестидесяти, стоящего рядом с молодой женщиной небольшого росточка с младенцем на руках, сержант вышел через КПП, помахал им рукой, а когда мужчина подошёл, сказал ему:

 -Вы Иван Филиппович?
 -Да…
 -Ждите до вечера. Возможно, Дмитрия отпустят на побывку.
 -А Фёдора?
 -Это вряд ли…
 -Спасибо, сынок. Мы будем ждать.
 -Где, у кого и сколько Вы будете пребывать?
 -Завтра у нас поезд обратно. А здесь у нас есть родня.
 -Фамилия, имя, отчество? Адрес?

 Иван Филиппович называет данные. Сержант записывает.

 -Хорошо. До свидания Вам.
 -Прощевайте, служивый.



*  *  *


 Шли томительные минуты ожидания. Дмитрий не мог ни на чём толком сосредоточиться. Как сомнамбула что-то делал, куда-то шёл. Только на стрельбище опомнился, что тут-то хоть надо марку держать!

 -Первая шеренга! На огневой рубеж! Шагом марш! Заряжай!
 -Первый к стрельбе готов!
 -Второй к стрельбе готов!
 ……………………………
 ……………………………

 -Огонь!

 ……….Бах! Бах! Бах!..........

 Фанерные грудные мишени в виде размалёванных фашистов в рогатых касках опрокидывались одна за другой.

 -Первый стрельбу закончил!
 -Второй стрельбу закончил!
 ……………………………..
 ……………………………..

 -Оружие к осмотру! Вторая шеренга! На огневой рубеж! Шагом марш!

 ……….Бах! Бах! Бах!..........

 Комвзода ругается матом (впрочем, как всегда):

 -Самуил! Твою мать! Куда ж ты палишь! Ещё и оба глаза прикрыл…!!! В белый свет, как в копеечку! Какой ты боец Красной Армии, блин, если в фашиста со 100 метров попасть не можешь?! Учись вон у Дмитрия!
 -Конечно, Вам легко говорить! Он партизан, и к тому же охотник…
 -Отставить пререкания! Какой ты будущий сержант, блин, к чертям?! Как ты своих солдат будешь стрельбе учить?! Поубивают, всех на хрен, в первый же день! Дмитрий! Научи этого мазилу стрелять!
 -Есть, научить!


*  *  *

 После стрельб Дмитрия через посыльного вызвали к «особисту», т.е. к лейтенанту госбезопасности, который «курировал» курсантов школы.  Затряслись поджилки, в горле аж перехватило… Ноги дрожат, а надо идти… Меж собой давно уже судачили, что несколько курсантов после посещения особого отдела в свои роты уже не вернулись…
 А…! Будь, что будет!


 -Здравия желаю, товарищ лейтенант госбезопасности!
 -Ну, здравствуй, партизан! Что всё продолжаешь действовать своими партизанскими методами?
 -Никак нет!
 -Знаешь – зачем пригласил?
 -Так точно!
 -Ну?
 -Родитель мой приехал и жена с сыном.
 -Вот и  радуйся! Наверняка и в увольнительную сходить хочешь!
 -Так точно!
 -Что ж ты их вызвал? Соскучился?
 -Никак нет!
 -Что «никак нет»? Не соскучился?
 -Я их не вызывал, товарищ лейтенант!
 -А кто? Дух святой или старец Исидор прислал?
 -Никак нет!
 -Ладно, ладно… Письмо домой писал?
 -Никак нет!
 -Ну, ты не писал, за тебя писал твой дружок Самуил. Народный еврейский поэт, блин, нашёлся! Читал его стихи?
 -Никак нет!
 -А я читал… И письмо твоё домой – тоже читал… Должность такая. А  он тебе читал стихи?
 -Так точно!
 -Ну? И как?
 -Складно!
 -«Складно»… Э-э-х, Дмитрий Иванович! Хороший ты мужик! Тридцать пять лет тебе стукнуло. Красный партизан. И отец твой… Знаю, знаю… А вот классового чутья у тебя нет! Врага не чуешь, а он рядом ходит, землю нашу Cоветскую топчет и поганит!
 -Вы о ком это, товарищ лейтенант?
 -Да о тебе, о тебе…  (…немая пауза…)  И о дружке твоём еврейском…
 -О Самуиле?
 -О нём, о нём… Что ты знаешь об этом человеке?
 -Ну…
 -Не мнись! Чётко докладывай!
 -Из Магнитогорска родом, комсомолец, на фронт добровольцем пошёл, грамотный - в институте на учителя учился…, нормальный парень. Сирота…
 -Вот! А кто у него родители?
 -Не знаю. Пропали, говорит, где-то в гражданскую.
 -Да, пропали. Только кем они были до того, как пропали?
 -Не знаю.
 -А я тебе скажу, чтоб знал. Ты такую фамилию слышал – Починские?
 -Слышал. Это казаки такие были богатые в станице Магнитной. За белых воевали. Сбежали вслед за «дутовцами».
 -Вот! Уже лучше! Так вот родный папенька твоего дружка у купца Починского управляющим экономом был.
 -А-а-а…
 -Дошло?
 -Дошло. И куда ж делись родители его?
 -Умерли они.  В 1920 году умерли. Под Читой. От тифа.
 -Так, Сёмке тогда год всего был!
 -Ну, и что?!
 -Так, он может ничего и не знает про них то?! Папашу с мамашей…
 -Знает, не знает… Главное, что МЫ знаем!
 -И товарищ Сталин говорит, что «сын за отца не ответчик»!
 -Гм…, гм… Значит, так, Дмитрий. О том, о чём мы с тобой говорили – никому – ни слова!
 -Есть!
 -А тебе я так скажу: «Предупреждён,  значит – вооружён»… Вам скоро на передовую идти. Присмотрись повнимательней к нему. Учти, что крепкое и надёжное плечо справа и слева – стоит целого взвода поддержки. Понял?
 -Так точно!
 -Можешь идти!
 -Есть!

 Дмитрий развернулся через левое плечо и с левой ноги строевым шагом отпечатал два шага к двери.

 -Отставить!

 Дмитрий  встал.

 -Ты что-то забыл у меня, Дмитрий Иванович!

 Дмитрий развернулся.

 -Никак нет, товарищ лейтенант госбезопасности! Ничего не забыл.
 -Если я говорю - забыл, значит – забыл. Вот твоя увольнительная. С этого часа и до семи-ноль-ноль завтра. Опоздаешь – сам знаешь, что с тобой будет… и с твоей семьёй…
 -Так точно! Знаю! Спасибо Вам, товарищ лейтенант!
 -У меня ведь отец тоже в партизанском отряде воевал в гражданскую. Только в другом – Верхнеуральском…
 -А…! Знаю! Каширинцев отряд был… Только ведь, их того…, этих братьев Кашириных, расстреляли  в 1937 году…
 -А вот об этом лучше не будем.
 -Понял.
 -Теперь можешь идти!
 -Есть!


*  *  *


 И Дмитрий резво побежал в здание школы, где их рота была на занятиях.

 Вбежав на крыльцо, Дмитрий остановился, отдышался, зашёл внутрь, и попросил одного из дневальных вызвать из класса сержанта своего взвода.

 -Товарищ сержант! Мне дали увольнительную! Вот! (показывает) До семи часов утра!
 -Марш отсюда! Смотри - не опаздывай!
 -Само собой!

 Стремительной ходьбой Дмитрий ринулся к воротам, не забывая переходить на строевой шаг и козырять старшим по званию. Не хватало ещё нарваться на кого-нибудь…
 На КПП предъявил увольнительную и книжку красноармейца. Дежурный внимательно проверил подписи и печати. Оглядел внешний вид. Напомнил о сроке увольнения и о соблюдении воинской дисциплины.

 Ну, наконец-то!

 -Здравствуйте, Тятя! Здравствуй, Дуся!  Здравствуй, сынок!
   Обнимаются счастливо  и целуются троекратно.

 -На сколь отпустили?
 -До семи утра, т.е. в семь я уже должен быть в расположении роты.
 -Вот и хорошо, вот и славно!
 -Митенька!
 -Ну, ладно, ладно, тебе. Дай я сына понесу! К Дяде Василию пойдём никак?
 -К ним, к ним!


*  *  *

 Всё хорошее кончается быстро. В 06-40 следующего дня Дмитрий уже был около КПП в сопровождении семейства. Обнялись… уже на прощание, поцеловались – с надеждой на встречу…

 Рядом с КПП Дмитрия ждал сержант. Волновался. Если что, то и ему бы не сдобровать.

 -Быстрей, Дмитрий, быстрей!!! Давай мне свою торбу! А то тебя обшмонают при входе!


 В 07-15 Дмитрий уже делал зарядку вместе с взводом.
 В сознании перепуталось всё: и радость от того, что увиделся и был рядом с близкими людьми, жарко обнимал и целовал жену,  и грусть от того, что простился и не знает, когда теперь увидит родных и жену, которую опять сможет жарко обнять и поцеловать…
 Его никто ни о чём не спрашивал, не тормошил, понимая всё его взбаламученное состояние.

*  *  *

 Пролетели ещё две недели. Резко похолодало. Выпал снег.
 Все уже понимали, что на днях будет их отправка на передовую. Из сводок Информбюро по радио было понятно о состоянии дел на фронтах… Эх, что там говорить! Лучше помолчать! Настроение эти сводки, не смотря на старания диктора Левитана, не улучшали, как и показной оптимизм комсомольских и партийных секретарей… Кто не был на войне, не шёл в штыковую, не видел глаза убитого тобой человека – тому этого не понять!

 Окончательно стало ясно, что не сегодня, так завтра их погонят на войну, когда ворота учебки открылись  и в них потекли серые гражданские фигуры, с испуганными, настороженными, шальными глазами.  Как попало одетые, с котомками, фибровыми чемоданами, с пустыми руками… Вот так же и они месяц назад входили в эти ворота!


*  *  *

 Пора! Горн протрубил построение. Первый ускоренный военный выпуск состоялся. Играл оркестр. Командир дивизии полковник Чернышёв Фёдор Васильевич  и политкомиссар – Седов Василий Васильевич, приняли последнее прохождение. Что-то говорили с трибуны…
 Вновь прибывшие стояли рядом с плацем и с завистью наблюдали за маршировкой  хорошо вымуштрованных бойцов, у которых на петлицах на шинелях было по одному, двум, трём латунных треугольничка с красной эмалью. Младшие сержанты, сержанты, старшие сержанты - те, ради чего и гоняли их здесь. Большинству, из идущих в этом строю, был подарен целый месяц жизни…


*  *  *

 На вокзале погрузили их вагоны, но уже «с комфортом» - в пассажирские. Каждому по отдельному сидячему месту. Кое-кто и в поезде то в первый раз ехал! Тепло, светло и мухи не кусают…! Смена обстановки, смена пейзажа за окном… Красота! Настроение – ну, просто отличное!

 Дмитрий:
 -Ну, что, товарищи сержанты, отметим окончание учёбы?! (достаёт литровый бутыль самогона).
 -Митька, когда ты успел?
 -Федь, да что ты?! Это у меня ещё с посылки из дома осталось!
 -Ну, ты, Брат, даёшь! И молчал, ведь! Ну, чисто партизан!

 В отсеке общего вагона сидело десять человек. Вот каждому и досталось по 100 грамм, но пока ещё не фронтовых… Сухариков погрызли. Дмитрий достал шмат подкопчённого сала, что родные привезли. Аккуратно отрезал осьмушку, остальное завернул в холстину и убрал в вещь-мешок. Порезал сальцо на ломтики и разложил на десять кусков хлеба, нарезанного Фёдором.
 Кушать подано! Задумчиво стали есть. Шевелились челюсти, шевелились воротники, а вслед за ними и петлицы, на которых светились знаки отличия. У Самуила – по одному треугольнику, у Фёдора и Дмитрия – по два.

 -Эх, Федька, грамотёшка нас с тобой подвела! А то б ехать нам с тобой старшими сержантами…
 -А мне и так хорошо! Меньше лычек – больше спишь!

 Прокатился пальцами по клавишам гармошки:

 «На кауром проскочу я
 От станиц и до столиц.
 Я у девок заночую,
 А скакун у кобылиц!»

 Дмитрий выдал несколько коленцев на балалайке и подхватил:

«Эх, конь вороной!
Круглое копыто!
Когда любушка со мной,
Мне всего досыта!»

 К ним уже подтягивались бойцы со всего вагона.

«С красным флагом повестили
В одни сутки нас собрать.
Для чего нас формируют -
Нам никто не мог сказать.

Не того казак боится,
Что идёт он на войну-
Окружён казак детями,
Жаль красавицу-жену!»*




*  *  *


 -Пойдём, Сёма, в тамбур, покурим!
 -Дмитрий, да я ж не курю…
 -Ну, постоишь так, подышишь.

 Прошли в тамбур. Нет никого.

 -Встретил я одного человека в нашей школе, так он рассказал мне о твоих родителях. Кем они были, что с ними потом было в гражданскую…
 -Дмитрий Иванович! Не может быть! Что рассказал то?! Что?! (аж затрясся весь!)
 -Да, немного, что и  рассказал. Он и сам толком не знает. Торговлей они какой-то в Магнитной занимались на паях. А тут война гражданская. И ты народился. Слышал же, наверное, как белые к евреям  в то время относились? Вот и бежали они подальше, а тебя от лиха у местной повитухи спрятали. А потом сами от тифа помёрли где-то  в 1920 году.
 -Значит, всё-таки, умерли…?!
 -Так получается.
 -А я всё надеялся, что живы, что найдутся, ведь находятся же, до сих пор находятся…!  (плачет)
 -Ну, не убивайся так! Что ж теперь?! Время такое было…
 -Спасибо тебе, Дмитрий Иванович! Не спрашиваю - кто сказал, догадываюсь…
 -Ну, вот и ладно. Пошли в вагон.


 Через какое-то время Дмитрий курил в тамбуре вместе с Фёдором.

 -Тут такое дело, Федя… Похоже, что в нашем взводе есть казачок засланный…
 -Не понял, Мить. Кем засланный?
 -Я так думаю тем особистом, который в учебке у нас был… Поостеречься бы надо.
 -Хорошо, Брат.


*  *  *


 Через сутки поезд прибыл в Куйбышев. Теперь куда состав пойдёт? На юг – значит,  к захваченному немцами Киеву бросят, а прямо – для обороны Москвы или под Ленинград…
 Поезд пошёл прямо. А за этим эшелоном - ещё, ещё и ещё…

 Навстречу шли составы, гружённые различным оборудованием – это эвакуировались на Урал и в Сибирь заводы с уже оккупированных фашистами территорий нашей страны.


 










Глава 2


 «А на войне, как на войне:
 Патроны, водка, махорка в цене.
 А на войне - нелегкий труд,
 Сам стреляй, а то убьют.
 Комбат батяня, батяня комбат -
 Ты сердце не прятал за спины ребят.
 Летят самолеты, и танки горят,
 Так бьёт  комбат,  комбат…
 Комбат батяня, батяня комбат:
 «За нами Россия, Москва и Арбат!
 Огонь батарея! Огонь батальон!»
 Комбат… командует он...»

 (7 мая 1995 года, группа «Любэ»,
 автор слов – А.Шаганов)



 4 ноября 1941 года уральские солдаты прибыли в столицу СССР – город Москву, где уже с 16 октября шла эвакуация, а 20 октября было введено осадное положение.


*  *  *

 Где Москва? Не видно никакой Москвы… Деревня какая-то?
 Только поезд остановился, а уже поступила команда: «Становись! В колонну повзводно! К походному маршу!...» …

 Пришли к каким-то казармам, а там народищу-у-у! Полк целый! А может и больше… Кто сидит, кто курит, кто строем на плацу вышагивает.

 -Уральцы! С прибытием вас в столицу нашей Советской Родины город Москву! Ура!
 -Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а!

 -Старшие сержанты! Четыре шага  вперёд!
 -Сержанты два шага вперёд!

 Началось распределение по подразделениям.

 Командир роты, дойдя до сержантов:

 -Ну, что братцы-уральцы?! Повоюем?!

 Дмитрий:

 -Так точно! Повоюем!
 -Тебя назначаю помощником командира 3-го взвода!
 -Есть!

 Комроты, обращаясь к Фёдору:

 -Тебя командиром 1-го отделения 3-го взвода!
 -Есть!

 Самуилу досталось 4-е отделение.



*  *  *


 Всех собравшихся муштровали два дня без продыху. И только вечером 6 ноября угомонились, всех досыта накормили и загнали в казармы.

 Рано утром, затемно сыграли по расположению побудку. А завтрак какой дали!!! Ну, просто от пуза!

 Со склада выдали новенькие винтовки-трёхлинейки.  А вот патронов не дали… Странно!

 И опять построение. Загрузили в открытые грузовики, и куда-то повезли… Уральцы были хорошо экипированы. Шинели, шапки, валенки, варежки… Вещмешки со всем необходимым.

 -Митька! А ты видел - какие винтовки старшим сержантам выдали!
-Это, Братка, самозарядная винтовка Токарева - СВТ-38 или 40, тут поближе посмотреть надо бы… Эх! Говорил я тебе, что подвела нас грамотёшка…!


*  *  *


 А снег валит! Да, сильный! Видно только по контурам, что в город заехали. Дома большие начались. Реку большую видно. Мост через неё. Здесь и высадились.

 Это был Крымский мост. По Остоженке, Волхонке, Моховой, мимо Александровского сада, вертя головами направо и налево, солдаты  подошли к Красной Площади. Построились, стали ждать.

 Перед колонной вышел командир полка:

 -Товарищи, бойцы!  Уральцы! Вам сегодня выпала великая честь – участвовать в военном Параде, посвященном 24-й годовщине Великого Октября! Парад будет принимать наш Любимый Вождь и Учитель - товарищ Сталин! Вам предстоит сегодня-завтра вступить в бой с немецко-фашистскими захватчиками! Враг, несомненно, будет разбит – Победа будет за нами!   

 Пошёл дальше вдоль строя.

 Дмитрий шепчет Фёдору:

 -А, я то, думаю, что это нас муштруют с утра до вечера, как на парад. А тут и в самом деле – на Парад!
 -Москву увидели хоть краем глаза, а сейчас и Сталина, может быть, увидим…


*  *  *

 Из репродукторов раздались слова Иосифа Виссарионовича: «…На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя Великого Ленина!»

 В  08-00 парад начался.

 Раздалось:
 -К торжественному маршу… маршу… маршу… побатальонно… на линейного дистанцию… дистанцию…

 Зашагала пехота. Впереди курсанты училищ, стрелки 322-й Ивановской и 2-й Московской дивизий, дивизия имени Дзержинского, полк бригады особого назначения…, сводные полки, разношёрстные московские ополченцы. За ними кавалерия, артиллерия, танки…

 Ноги несли сами. Мимо трибун и Мавзолея, где стояли маленькие фигурки. И лиц не различить…
 Шли мерной поступью. Снег скрадывал шаги. И от этого марш был грозен, и казался ещё страшнее, до мурашек по всему телу… Так шёл мощный зверь, готовый к прыжку…

 С Красной Площади войска повернули на Москворецкую набережную, потом вышли на Садовое кольцо, а затем разошлись надвое – на Волоколамское  и Дмитровское шоссе, и через весь город двинулись к линиям Западного и Калининского Фронтов.


*  *  *

 Фу! Жарко на марше… Стрелковый полк шёл в сторону Дмитрова, где и остановился на ночлег.


 Со своим командиром взвода - лейтенантом Вагайцевым Владимиром Михайловичем, Дмитрий наладил взаимоотношения ещё в подмосковных казармах. Они были ровесниками. Взводный стал офицером буквально на днях, а до этого был старшиной роты в полку, разбитом под Минском. С боями отступал и вывел всех, кто остался в живых и раненых, до самой Москвы. Ни разу не был ранен, не попал в окружение, сохранил своё оружие и прихватил трофейное, в целости были документы и партбилет. Неунывающий сибиряк-везунчик, одним словом. Соединившись с основными силами, остатки его роты в количестве 15 человек (из 120) направили на переформирование в новый полк, пополнили личным составом, в т.ч. уральцами, и вот теперь отправили на оборону столицы.

 -Дай кисет, Дмитрий Иваныч!
 -Держите, товарищ лейтенант!
 -Хорошо устроились?
 -Как видите! Я никогда в жизни за партой в школе не сидел, а тут, смотри, довелось!
 -Окончится война…, сядешь за парту, научишься грамоте, станешь большим начальником…
 -Да…, уж… Начальником не хочу. Я лес люблю, землю люблю… Только бы вот попозже ею накрыться.
 -Пошамать бы… Где наша кухня потерялась…?
 -Давайте я Вам, товарищ лейтенант, сальца отрежу копчёненького с хлебушком…?
 -Сало!? Домашнее!?
 -Не совсем. Тятя по осени кабана дикого завалил, да и приготовил.
 -Ну, ка! Ну, ка! Хозяйственный ты мужик, Дмитрий Иваныч! (жуёт) Вкусно! Как  у себя в тайге побывал…!
 -Владимир Михалыч, а ведь мы, кажись, в сторону от передовой уходим? Артиллерии и не слышно теперь…
 -Ночь на дворе. Отдыхают фрицы.
 -Кто?
 -Фрицы… ну, фашисты то есть…
 -А-а-а…, понятно.


 А тут и походная кухня с горячим ужином подкатила!

 -Что привёз, поварская твоя душа?!
 -Щи да каша -  пища наша! Я там укрыл – всем, чем смог – доставайте! Хлеб ещё должен быть тёплым!
 -Угодил, угодил!
 -Рад стараться, товарищ комвзвода!

 Рота, наконец-то, стала ужинать.


*  *  *

 С утра полк опять на марше в сторону города Клин. Снова стали слышны залпы орудий.
 А мимо колонн пехоты всё шли и шли на северо-запад танки, автомашины и трактора с прицепленными пушками, полуторки с боеприпасами, и с чем-то большим, с зачехлённым верхом (это были «Катюши»), командирские «Эмки», конные повозки с полевыми кухнями и прочим всяким скарбом. На восток же больше всего двигалось машин с красными крестами.
 Несколько раз объявляли воздушную тревогу, и солдаты разбегались в поле за обочиной. По самолётам стрелять нечем. Патронов к стрелковому оружию ещё не выдали… 
 Начались и первые безвозвратные людские потери. Раненых санинструкторы тут же перевязывали и помещали в попутные санитарные машины. Повреждённую технику, не способную двигаться, сталкивали с дороги, чтобы не мешала движению (потом техбатальон достанет и отремонтирует). Скарб пехота быстро перегружала на другие автомобили. Солдаты шептались: «Смотри - сколь боеприпасов и жратвы везут…! Это хорошо! Живы будем – не помрём!». Настроение заметно улучшилось.

 Идут в составе взводов и рот наши уральцы.

 -Да…, Дмитрий… Откель я пришёл – туда и вернулся…
 -Как это, Владимир Михалыч?
 -Да мы отсюда на переформирование уходили.
 -Всё возвращается на крУги своя…
 -Из Библии?
 -Оттуда… Из Ветхого Завета…
 -Знаешь?
 -Со слов молитвенных только…
 -Ну-ну… Вот завтра перед боем и помолишься за нас всех крепко.
 -Ты же неверующий. Коммунист.
 -Ты знаешь, Дмитрий, когда начнётся бой, да шибанёт посильнее где-то рядом – сразу всех Святых Угодников вспомнишь… Так-то, вот!  Мне ведь наш особист – Титов Герман Афанасьевич - говорил, что ты верующий, и, как бы, в дьячках у вашего сельского попа был…
 -Слышит звон, да не знает - где он… Это я про особиста. У нас в селе живёт Старец Божий. Сто лет ему уже. Дай ему Бог ещё здоровья! Он за всю округу молится. Люди верят, что помогает… А я его с мальства знаю и уважаю.
 -Есть люди Святые на Земле. Я в это тоже верю.



*  *  *


 Когда полк дошёл до села Рогачёво в штаб полка пришёл приказ о передаче его в резерв Ставки Главнокомандования до особого распоряжения.

 -Вот так повоевали, Братка!
 -Эх, Федя, наоборот радоваться надо! Навоюемся! Наш комроты Бондаренко объявил, что пополнение в дивизию вот-вот должно подойти. Надо будет встретить, обучить сколь успеем.
 -Это мы могём!



*  *  *

 Комбат получил указание дислоцироваться в качестве квартирьеров на станции Савёлово, что на правом берегу Волги около города Кимры. Цель – принимать пополнение, идущее с Урала, размещать его, вооружать, учить, готовить к боям.
 Всё мало-мальски годное под жильё были спешно оборудовано под размещение командных помещений, казармы… Развёрнуты полевые кухни, установлены буржуйки. Заготавливались дрова, в ход шло всё – брошенные дровяники, заборы, мебель… Железнодорожники выделили немного угля. Подвозилось и складировалось - техника, вооружение, боеприпасы, обмундирование... Причём, всё это надо было делать скрытно, ночью, потом маскировать… Ну, и конечно, охранять. Враг не дремлет, ведёт воздушную и обычную разведку, засылает диверсантов.

 Так за делами, ночью, и пришёл первый эшелон. Да, какой!
 Остановился. Все двери у теплушек закрыты снаружи, только изнутри то ли пар идёт, то ли дым. Из прицепного вагона выскочили два младших офицера, и побежали к зданию станции, затем к зданию паровозного депо. Там размещались комендатура, и принимающий пополнение Штаб во главе с подполковником Щегловым Иваном Фомичом. Оттуда связной побежал в расположение батальона за ротными и взводными командирами.

 Командир 3-го взвода Вагайцев, прихватив с собой своего помощника, т.е. Дмитрия, и отделенных, вместе с другими побежали к станции.

 Поступила команда открыть вагоны. Открыли. Командуют выйти из вагонов – никто не выходит. Ещё раз командуют – результат тот же.

 -Они, что там – угорели?!

 Один из прибывших с поездом офицеров аж за сердце схватился! Это ж трибунал! В лучшем случае – рядовым на передовую… Или…

 Заглядывают внутрь теплушек… Нет! Видно, что «полна горница людей» - лежат, стоят, сидят на корточках, галдят что-то, в дыму и смраде. Ротные командуют своим взводным, те посылают внутрь командиров отделений, а уж последние, с матюками, начинают тычками и пинками выталкивать «пассажиров» на улицу… А там холодно! За минус двадцать!

 Фёдор орёт:

 -Выходите, мать вашу!

 А ему из вагона:

 -Вай, нашальник! Зашем ругашся? Не харашо…
 -А!!! Вот теперь всё понятно! Дмитрий! Встречай! Это к тебе гости приехали! (смеётся)

 Из теплушек не просто выходили, а вывалились щуплые фигуры, согнувшиеся, растрёпанные… У кого-то шапка свалилась, кто-то валенки не успел одеть… Босиком на снег! Умора!

 -Вот так воины!

 Общий смех и улыбки.
 Пополнение стоит, переминается… Холодно, однако!
 Офицеры в растерянности – что делать с этой, вновь прибывшей «ордой»?

 Дмитрий выкрикнул:

 -АССАЛАУМ АГАЛЕЙКУМ, ДЖЕГИТТЕР!!!   

 После паузы, в разнобой, но громко, бойцы начали отвечать:

 -…Алейкум ассалаум, Курметты…. Алейкум ассалаум!

 - КАЛАЙ СЫЗ!? ЖОЛ КАЛАЙ!? ЖАКСЫ МА!? 

 - Коп рахмет! Жаксы, Курметты Жолдас Бастык! Жаксы! Коп рахмет!


 И так вдоль всего эшелона, от вагона – к вагону.

 Если кто не понял, то перевод с казахского такой:

 - Здравствуйте, джигиты!
 - Здравствуйте, Уважаемый…
 - Как дела?  Как доехали? Всё нормально?
 - Спасибо! Всё хорошо, Уважаемый Товарищ Начальник!

 Дмитрий несколько раз скомандовал по-казахски, хаотичное движение упорядочилось. Полуодетые заскакивали в вагоны, одевались.  Прибывшие солдаты кое-как построились.
 В ходе общения выяснилось, что это прибыли новобранцы из Чкаловской (раньше и сейчас - Оренбургской области), мобилизованные из национальных аулов и поселений.


 -Товарищи командиры! Вот из этих «джигитов» вы должны сделать настоящих красноармейцев! Понятно?!
 -Так точно, товарищ подполковник!

 После этого события Дмитрия часто приглашали в качестве «толмача» для встречи подобных эшелонов, на учебные занятия, а также для участия в разборах возникающих конфликтов и т.д.  Своей неизменной справедливостью, знанием обычаев Дмитрий заслужил непререкаемый авторитет и уважение среди солдат из числа казахов, татар и башкир. Потом,  встречаясь с ними на передовой или на отдыхе, они так и продолжали к нему обращаться «Курметты Жолдас Бастык».

 Так, ночь за ночью, до самого декабря, приходили и разгружались на станциях Загорск, Савёлово и Талдом эшелоны с личным составом 348-й (Чкаловской, т.е Оренбургской), 363-й, 365-й (Свердловскими), 371-й (Челябинской) и 379-й (Молотовской, т.е. Пермской) стрелковых дивизий, 82-й кавалерийской дивизии (по сути – казачьей) с Урала. Эти дивизии вошли в состав 30-й Армии под командованием генерал-майора Лелюшенко Дмитрия Даниловича.


*  *  *


 Из вновь прибывающих формировали взводы, роты, батальоны…Назначали командиров. И учили.

 Учили элементарным навыкам обращения со стрелковым оружием, гранатами, методам организации разведки, ведения наступательного и оборонительного боя, приёмам самоокапывания, маскировки, распознавания по силуэтам танков, бронемашин, самолётов. Отрабатывались движение по азимуту, по световым ориентирам, взаимодействие между пехотой, артиллерией и танками.
 Опыт войны требовал сейчас же вернуться к старым боевым порядкам – наступлению «цепью», чтобы иметь «чувство локтя», а не «клином» или «змейкой», а в обороне иметь сплошные окопы и траншеи, а не индивидуальные ячейки, бросая подчинённых на произвол судьбы…

 Отдельно надо сказать, что в дивизию поступила удивительная новинка вооружения – противотанковое ружьё Дегтярёва (ПТРД)! За полкилометра пробивало 30-ти миллиметровую броню! Ручная пушка! И очень эффективная против немецких танков 1941-го года, имеющих слабую, по сути, противопульную броню. Как утверждали знатоки: «…ПТРД поштучно, по полкам, распределял сам товарищ Сталин…!». Очень даже может быть! Так как на всю 371-ю дивизию таких ружей дали аж 18 штук! По одному на батальон! Или комбинируй как хочешь…


*  *  *


 В полки привезли из Москвы газету «Правда» с докладом Сталина И.В., с которым он выступал 7 ноября. Комиссары читали его во взводах поочерёдно.

 -А мы с Дмитрием слушали товарища Сталина на Красной Площади в этот день!
 -Шутишь…!
 -С такими вещами разве шутят?! Скажи, Брат!
 -Верно Фёдор говорит… Перед началом Парада Он выступал…

 Самуил:

 -Мы и Сталина видели…
 -Так оно…
 -Расскажите же бойцам как это было… Очень, ведь, интересно! И маршала Ворошилова видели?
 -И его, и Калинина, и самого маршала Будённого! Он сам Парад и принимал!
 -Ух, ты!!!

 Удивлению и восторгу не было предела…!

 После читки газеты комиссар вызвал Дмитрия на улицу.

 -Дмитрий Иванович! Вы очень сознательный боец! Политически подкованный! Красный партизан! Воевали с врагами Советской власти с самого, можно сказать, детства! Вам надо вступать в коммунистическую партию! У нас очень мало коммунистов и комсомольцев… В ротах – по два, по три. А скоро в бой! Нужно укреплять влияние нашей партии в рядах бойцов! А своего брата уговорите вступить в комсомол!
 -Всё верно говорите Вы, товарищ батальонный комиссар! Только как-то всё неожиданно это… И ещё… даже не знаю, как сказать…
 -Что, Дмитрий Иванович?
 -Мы, ведь, с братом неграмотные. Ни читать, ни писать не умеем. А в партии и комсомоле должны быть наиболее грамотные и умные… Нам бы подучиться сперва… А? И зарекомендовать себя в боях…
 -Да, Дмитрий… Но, всё равно, я на вас с братом надеюсь, жду помощи и поддержки!
 -Можете на нас положиться!
 -Спасибо, Дмитрий Иванович!


 Наступило 1 декабря 1941 года. Шёл 163-й день войны. 5 декабря разгрузились последние эшелоны с Урала и Сибири. Стратегические Резервы Ставки Главнокомандования были готовы к наступлению.

 К этому времени немцы, согласно своему плану «Тайфун», уже взяли города Калинин, Солнечногорск, Клин, Яхрома и другие населённые пункты… Казалось ещё рывок - и они в Москве…!


*  *  *


 5 декабря полку за полком выдавали…, выдавали…, и выдавали патроны и гранаты – РГД-33 (против пехоты) и  РПГ-40 (против танков). Набили полные подсумки. Кто подогадливее, и себя в пути не пожалел, насыпал патронов и в вещь-мешок, и пару гранат прихватил сверху. Бери – пока дают…! 
 Теперь и в бой можно!

На основании боевого распоряжения №72 от 01.12.1941г. по войскам 30-й Армии Калининского фронта  371-я стрелковая дивизия, после выгрузки на станции Савелово Московской области, сосредоточилась в районе: Нутрома, Клетино, Сухово, а в ночь с 5 на 6 декабря 1941 года по приказу штаба 30-й Армии № 36 от 04.12.41 г., перешла в решительное наступление с задачей прорвать оборону противника на участке Слобода, отметки 155,5, Кирп, Демьяново, овладеть гор.Клин.

***

 Когда стемнело 365-я, 371-я и 379-я дивизии уже были на марше. Шли в первом эшелоне. Объяснять не надо – что это значит… Остальные во втором.

 Минус тридцать, пурга… Тем, кто оказался в ботинках, не позавидуешь… валенок на всех всё равно не хватило. По лесным дорогам тянутся колонны. Заиндевевшие лошади, напрягаясь, тащат орудия и обозы. Полы шинелей обмёрзли, и отяжели по 3-4 лишних килограмма.
 Почти без остановок…

 Зашли в какую-то деревню. Вот те, на!!!  Вдоль дороги стоят бочки с исходящей паром малосольной сельдью и горы ещё тёплого хлеба! На ходу хватая буханки и рыбу, солдаты шли и жевали, нахваливая снабженцев…

 Командиры торопят:

 -Не отставать! Вперёд!!! Снег холодный - не жрать!!! Ещё немного и будем пить горячий чай! Потерпите! Вперёд!

 Терпим… Идём… Прём! Хрен остановишь!!!

 Уже видны взлетающие осветительные ракеты. Где-то уже близко, нет-нет, да застрекочет сверчком пулемёт. В небе отдаёт красным… Пожары.

 Уже видны замёрзшие трупы вдоль дороги. Кое-кого берёт оторопь. Кто это?! Свои?! Чужие?! Не разобрать…
*  *  *


 Колонна 1229-го стрелкового полка 371-й дивизии встала. Дошли?! Да! Дошли!

 Командир полка майор Штырлин Григорий Петрович и начальник штаба полка старший лейтенант Сидорычев Николай Дмитриевич собрали комбатов. Потом те собрали ротных. Ротные собрали взводных.

 Вернулся Вагайцев. Улыбается. Запашком спиртного от него тянет.

 -Что, бойцы?! Готовы?
 -Готовы… Как пионеры – всегда готовы…
 -Не боись! Сейчас чай будет горячий. Вон наш старшина едет. И к чаю угощение везёт…
 -Подходи служивые! Подставляй котелки! Не толпись! Всем достанется!

 Самуил растерянно произнёс:

 -Товарищ старшина! Это ж не чай! Это ж водка!
 -Не хочешь пить – отдай товарищу! Я тебе чаю налью…
 -Нет, уж! Я сперва её, родимую, выпью, и ещё попрошу налить, а потом уж чай!
 -Ишь, какой хитрый! Не жадничай!

 Все смеются.

 Водка пилась, как вода… Досталось каждому почти по стакану. Потеплело сразу, захорошело… А чаёк, чаёк!!! Заваристый! Не то, что в Савёлово! С хлебушком припасённым очень даже приятственно! Душевно, можно сказать, употребился! И селёдка съеденная – она ж воды просит! Рыба по суху не ходит!

 -Старшина! Где ты такой чай духмяный достал? А?
 -Секрет знаю один.
 -Так расскажи!
 -Вам можно, товарищ лейтенант. Я туда душицы нашей, с Уральских гор, добавил. Всего пучок. А каков результат!
 -Горжусь тобой! Объявляю благодарность!
 -Служу трудовому народу! (дальше шёпотом) Надеюсь всех вас напоить и после боя… (и уже громко) Разрешите ехать дальше?!
 -Разрешаю!
 -Есть!

 Кстати, принимать пищу солдатам непосредственно перед боем Вагайцев, а потом и Дмитрий, категорически запрещали. Ранение в живот этим только усугублялось. Есть шутка солдатская, которая звучит в двух вариантах: «У плохого (другой вариант – «у хорошего») солдата перед боем всегда понос»… С точки зрения здоровья во время боя – второй вариант, скорее всего, вернее.


 -Взвод!!! Становись! Наступаем через час. Идём тихо. Без всяких «Ура!». И без артподготовки. Снаряды прибережены для конкретных целей. Поддерживать нас будут против танков, если что. И авиации ихней сейчас не будет. Немец нас здесь не ждёт. Потемну пойдём. Что думаете по этому поводу?

 Дмитрий откликнулся:
 -Сколь по лесу ночью хаживал, бывало, а ни разу об сосну головой не бился. А здесь что? Поле…

 -Всем надеть маскхалаты, уложить вещмешки, чтоб  не бренчали, оружие подготовить, затворы керосином смазать, патроны и гранаты – поближе и поудобнее. В общем, как учили… Так, Дмитрий Иванович?
 -Так точно! Проверю каждого, и доложу!
 -Что ты мне обещал сделать перед боем? Помнишь?
 -Помню…

 Вот так мысленно и молился  Дмитрий перед первым сраженьем: «Спаситель мой, Исус Христос! Ты положил за нас душу Свою, чтобы спасти нас. Ты заповедал и нам полагать души своя за друзей наших, за близких нам. Радостно идём мы исполнить святую волю Твою и положить жизнь свою за Цар.. за…(?) ЗА НАШЕ ОТЕЧЕСТВО! Вооружи нас крепостию и мужеством на одоление врагов наших и даруй нам, если умереть, то с твёрдой верою и надеждою вечной блаженной жизни в Твоём Царстве. Мати Божия! Сохрани нас под кровом Твоим!».

 Может эту молитву читал и Старец Исидор, провожая своих земляков на войны? Всё может быть…


*  *  *


 6 декабря, ровно в 6-00, уральские дивизии начали контрнаступление от Конаково на Клин. Нам противостояли 14-я и 36-я моторизованные и 86-я пехотная дивизии немцев. Ох, и дали же мы им просраться! На их позициях царила полная неразбериха! Кто наступает?! Откуда?! Палят куда попало…! Под шумок наша 371-я дивизия прорвала линию обороны на 10 километров!

Впереди было село Трёхсвятское, расположенное в северо-западном углу Дмитровского района, на левом берегу р. Сестра.
Для 1229-го полка возникла весьма трудная ситуация. Совершая сорокакилометровый марш от станции Савелово до исходного рубежа, полк растянулся на большое расстояние, и второй его эшелон успел значительно отстать от первого. Но медлить было невозможно. К утру 6 декабря на исходный рубеж успели подойти 2 батальона, и командование полка приняло решение вступить в бой при наличии только этих сил. Вступление в бой непосредственно с марша при той растянутости сил не могло гарантировать хорошего исхода сражения. Командир полка майор Г.П.Штырлин недооценил силы противника и решил наступать на Трёхсвятское без всякой артподготовки.
В 11 часов дня 1-й стрелковый батальон вошёл в соприкосновение с противником, и вскоре разгорелся отчаянный бой за населенный пункт... Командование 30-й армии планировало добиться успеха за счет внезапной атаки, проведённой без артподготовки под покровом темноты. Поэтому наступление началось в 6.00 утра. К тому моменту, когда 1229-й стрелковый полк вышел на исходные позиции, слева и справа от него сражение длилось уже несколько часов. Поэтому немцы были на стороже. 1-й батальон под командованием старшего лейтенанта Максумова Минджахи Самутдиновича выбил противника с окраины села. Второй батальон также с большим мужеством сражался с засевшим в деревне противником, но немцы  сильным миномётным и автоматным огнем наносил довольно чувствительные удары. Особенно прочно держался враг, засевший в каменной церкви этой деревни, из которой он вёл пулемётный обстрел по нашим боевым порядкам. Нужна была артиллерия, но её в нужный момент не оказалось. Полковая батарея 76 мм пушек была ещё в пути и подошла к огневому рубежу уже в разгаре боя. Командир батареи вынужден был несколько часов ценного времени затратить на то, чтобы найти командную точку командира полка, который её менял несколько раз в течение дня. Больше того, она вообще не могла открыть обстрел церкви, потому, что наличные снаряды не подходили к полковым пушкам — это были снаряды калибра 76 мм пушек дивизионной артиллерии.
Организационная неразбериха принесла в этот день много неприятностей, за которые пришлось поплатиться излишними жертвами. Командир полка быстро взвесил всю серьёзность положения, и уже с первых шагов наших наступательных операций в своих донесениях стал требовать поддержки артиллерии. Командир 930-го артиллерийского полка по заданию командира дивизии поставил задачу 5-й батарее своего полка произвести обстрел деревни Трёхсвятское, в особенности церкви, но последняя не смогла своевременно выполнить поставленной задачи. У командира 5-й батареи артполка не было в наличии не только панорамы и буссоли, но даже карты местности. Уже только к исходу дня, когда на этот участок явился командующий 30-й армией генерал-майор Д.Д. Лелюшенко, и вручил командиру 5-й батареи свою карту местности, последний начал запоздалый обстрел церкви, который в этот день не мог дать требуемого результата. 1229-й стрелковый полк помимо 76 мм орудий, которые не удалось использовать из-за отсутствия необходимых снарядов (!), должен был иметь и батарею пушек калибром 45 мм. В первом бою отличились командир взвода этих орудий младший лейтенант Михаил Алексеевич Тюленев, политрук Михаил Степанович Ледовских и разведчик той же батареи Абрам Петрович Битюцкий. Но они не пытались подавить огневые точки противника, выставив пушки на прямую наводку, а забрасывали врагов гранатами. Полк просто не получил эти «сорокопятки» (!). Артиллеристы были вооружены только противотанковыми ружьями, карабинами и гранатами, и наступали вместе со стрелками. Конечно, использование в качестве пехоты людей, обученных совсем другой специальности, нельзя признать разумным решением. Это самый верный путь к тому, чтобы лишить себя поддержки артиллерии после получения орудий. Такое решение можно было бы объяснить нервной обстановкой первого боя. Но через день артиллеристы вновь заменили пехоту. Это означает, что полк испытывал острую нехватку сил, едва начав воевать. Эпизод с неудавшейся (ввиду отсутствия карт) стрельбой дивизионной артиллерии произошел в конце дня. Он не уменьшил бы потерь наших войск (основные из которых были понесены в первые часы наступления), зато мог привести к большим жертвам среди мирных жителей, если бы удалось точно поразить цель — церковь на окраине села. В связи с тем, что единственным крепким кирпичным домом был храм, туда и поспешили односельчане, чтоб укрыться от обстрелов. До оккупации (26.11.1941 г.) в церкви был колхозный склад. Укрывшись в пустом храме, сельчане были в полном неведении относительно происходившего в селе. Примерно в 14 часов на наши боевые порядки налетело около двадцати немецких бомбардировщиков, и с пикирующего полёта подвергли наши штурмующие батальоны сильной бомбардировке и пулемётному обстрелу, но желаемых результатов они так и не достигли. Наступавшие бойцы и командиры храбро перенесли этот налёт вражеской авиации, нисколько не нарушив своих боевых расположений. Однако, несмотря на проявленную стойкость личного состава полка в минуты налета авиации противника, засевшие в деревне фашисты сумели задержаться в данном населенном пункте, в то время как среди уральцев к вечеру этого дня стала заметно появляться усталость от напряженного дневного боя. В связи с таким положением командир полка приказал отвести 1-й и 2-й батальон в ближайшую деревню, чтобы дать возможность их личному составу подкрепить свои силы пищей и отдыхом. На месте сражения было оставлено боевое охранение в лице прибывшего, но ещё не участвовавшего в бою 3-го батальона. Так закончился первый день боевых операций. Наши стрелковые подразделения трижды выбрасывали немцев из населённого пункта и последние до трёх раз ходили в контратаку, хотя и безрезультатную. В некоторых домах населённого пункта немецкие пулемётчики и автоматчики оборонялись настолько упорно, что пришлось прибегнуть к сожжению самих строений вместе с засевшими там фашистами. К 04-00 07.12.41 г. село Трёхсвятское было отбито, противник начал постепенно отступать в направлении деревни Починок, но закрепиться ему здесь не удалось. Преследуемый нашими подразделениями, он вынужден был оставить и этот населённый пункт. Итог второго дня был хороший — два населённых пункта были отбиты от гитлеровцев, и 1229-й полк был наготове к выполнению новых боевых заданий. Собравшиеся в церкви жители вынуждены были укрываться там до окончания боя. Когда он окончился, жители села, наряду с радостью от освобождения, испытали и горькие чувства от представшей перед ними картины частично сожжённого села. В этом первом бою в полку выбыло 350 человек убитыми и 700 ранеными от боевого состава 1-го, 2-го батальонов 1229-го и 1-го батальона 1231 полка.


 7 декабря, заняв позиции, оставленные фашистами в селе Трёхсвятском, полк занял оборону. Всё пройденное поле позади села было завалено трупами немцев в серо-зелёных шинелях и наших в серых. Своих собирали. Мёртвых - хоронить. Раненых - в медсанбат. Фашистов так и оставили. Раненых - замерзать. А потом их всех - пусть похоронные команды прибирают…

 Погиб в этом бою и лейтенант Вагайцев. Вечная ему память!

 9 декабря  полк увидел первые колонны пленных немцев. Жалкие, обмороженные, обмотанные каким-то тряпьём, шли они на восток - куда так и стремились…

 В этот же день подвезли валенки… Вот радости было! Было видно, что валенки эти  были, скорее всего, с уже убитых и раненых наших солдат. Им они уже не нужны, а другим ещё сгодятся, насколько повезёт, уж…



***

 А потом было 12-е декабря и первая пережитая массированная танковая атака немцев у деревни Шевелёво.

 -Ползут, суки! Вон они, Митя! Глянь-ка в бинокль.

 Наступало до ста танков. Позади них кралась пехота. Часть сидела на броне. Сверху их поддерживали самолёты.

 -И так вижу, Брат! Эх, жалко нашего лейтенанта! Не уберёгся! Он бы лучше меня знал, что делать… Царство ему Небесное! Взво-о-од слушай мою команду! Танки, коли дойдут до нас, подпускаем под бросок гранат и бутылок, пехоту отсекать огнём. Одного пулемётчика - на крышу вон того дома.  Другой – вон на ту! Огонь - по моей команде! Слева и справа нас прикроют!


 Наши карабины СВТ-38 и СВТ-40 зарекомендовали себя плохо, особенно зимой – клинило затворы. А вот трёхлинейки Мосина, выпускающиеся ещё с 1891 г., были безотказны, но неудобны из-за своей длины. Однако, бойцы уже набрали трофейного оружия – автоматов, карабинов, гранат, немецких пулемётов MG34. Патронов хватало. Трофеи уже освоили и опробовали. Поэтому чувствовалась какая-то внутренняя уверенность что ли…

 Дмитрий подозвал стрелков, которым досталось ПТРД, после уже двух убитых полковых расчётов.

 -Будьте рядом со мной.
 -Есть, товарищ комвзвода!
 -Сколь патронов осталось?
 -Десять.
 -Не густо. Цели выбираю я. Стрелять только по моей команде!
 -Есть.


 -ПРИГОТОВИТЬСЯ  К  БОЮ-Ю-Ю!!!

 Когда танки подошли на орудийный выстрел, в поле возникли серо-чёрные разрывы. Из-за домов прямой наводкой лупили наши сорокопятки и 76-ти миллиметровые орудия. Некоторые танки начали гореть.

 Дмитрий приложил окуляры бинокля к глазам и воскликнул:

 -Ёлки-палки! Во, дела! Это ж наши два Т-34 с немецкими крестами против нас же и ползут!
 -Точно! Вот, гады! На трофеи подобрали! Чо с ними делать будем?
 -Чо, чо!!! Бить!
 -Жалко!
 -Они нас не пожалеют!

 Артиллеристы тоже поняли ситуацию. Сосредоточили огонь 76-ти миллиметровых орудий на Т-34. И попадали, а они всё шли и шли…

 -Сделали же хорошие танки себе же на голову!!! Блин! Е-е-есть!!! Один готов! По гусеницам попали!!!

 Второй вышел из-под огня и устремился вперёд на наши окопы. За ним немецкая пехота.

 -А, обрадовались!? Блин!
 -Чо делать будем?!?! Раздавит ведь!!!
 -Не ссы, Федя! Прорвёмся! Куда?! Отставить! (это он стрелкам ПТРД) Отставить огонь! Какой патрон зарядили?
 -Бронебойно-зажигательный…
 -Заряжай бронебойный. Давай ружьё мне! Подавать только бронебойные патроны!
 -Митька! Ты чо удумал?! Из этой пукалки его разе возьмёшь?!

 Дмитрий ждал. Танк всё ближе и ближе. Осталось метров 100. Дмитрий выстрелил по смотровой щели… Дзынь!

 -ПАТРОН!!!

 Выстрел. Хлоп! И танк что-то как-то вздрогнул и начал вихлять из стороны в сторону.

 -Федька! Кто покажется из него – сразу стреляй! ПО ПЕХОТЕ! ОГОНЬ!!!

 Оба схватились за автоматы.
 Взвод открыл огонь из всего стрелкового оружия, в том числе и трофейного...

 Внутри танка «Т-34» кто-то пытался вертеть башней, регулируя огонь орудия и пулемёта по нашим позициям. Танк крутило… Было видно, что он не управляем.  У немецких танкистов видно сдали нервы – люк открылся, оттуда попытались выскочить двое и были срезаны очередями. Третий, попытавшись выбраться через нижний люк, попал под гусеницы.

Стрелки расчёта ПТРД подбили ещё два немецких танка, подошедших к окопам метров на 200. Молодцы! Что ещё скажешь!?

 Атака была отбита. Пространство перед окопами было усеяно телами. Раздавались крики и стоны. Подбитый Т-34 кружил по полю.

 -Что?! Не нравится?! Федя, ты же тракторист? Иди – останови его. А то будет здесь елозить, пока солярка не кончится… Только осторожно.
 -Сделаю…

 Короткими перебежками, зигзагами, Федька подбежал к танку, забрался в него и… танк встал.  Вернувшись назад, оттирая снегом руки, он только и произнёс:

 -Там одни мозги и кровища. Весь перепачкался. Не отмыться.
 -Отмоем… Бой закончится – мы с тобой в деревеньке баньку истопим… и отмоешься. Хорошее дело сделали. Отличную технику отбили. Кресты замалюют, от крови отмоют, и по немцам как вдарют!!!

  Бой кончился. У деревни горело около тридцати танков. Остальные развернулись и стали отступать. Немецкая пехота давно уже драпала.


*  *  *

 -Что, Сёма, страшно было?
 -Нет, как ни удивительно… Всё как-то отстранённо, как не с тобой… Вот послушай. Я стреляю, а у меня в голове вертится:

«В кровавых пятнах серый снег,
Запах горелого мяса и пороха.
На кон поставил жизнь человек -
Не жалко уже ни себя, ни ворога»**

 -Да… Их мне точно не жалко. А себя, и тебя, и других наших ребят - жалко.


 Подвезли горячий обед. Что-что, а своих снабженцев уральцы уважали. Только вроде атаку отбили – а вот, пожалуйста: «Кушать подано!». Бойцы начали неторопливо есть гречневую кашу, предварительно усугубив по сто грамм наркомовских.

 -Товарищ комвзвода! Похоже, что большое начальство к нам едет…
 -Потом доедите! Быстро привести себя в порядок!

 Красноармейцы стали быстро поправлять обмундирование, вскидывать штатные винтовки на правое плечо и строиться.

 -Взвод! Равняйсь! Смирно! Товарищ генерал-майор! На позиции, вверенной 1-му взводу 9-й роты 3-го стрелкового батальона 1229-го полка 371-й стрелковой дивизии, отбита атака превосходящих сил противника. Стрелками взвода подбито 3 танка, уничтожено до двух рот пехоты. Самочувствие отличное! Взвод принимает пищу! Докладывал помощник командира взвода сержант Шишкин...
 -Молодец, молодец! Вижу! Хвалю! Вольно! Где командир взвода?
 -Лейтенант Вагайцев геройски погиб 7 декабря под деревней Трёхсвятской. Я взял командование на себя…
 -Кто подбил Т-34?
 -Так… это… мы…
 -Кто конкретно?
 -Я, товарищ генерал-майор. Но я его осторожненько. Хоть сейчас заводи и в бой… только кресты смыть и кровь фашистскую. Не хотелось танк портить… Наш, ведь… был.
 -То-то и оно, что был… Представлю Вас к награде! (обращаясь к адъютанту) Запиши все данные.
 -Служу трудовому народу!
 -Товарищ сержант, подготовьте также список бойцов, достойных наград за этот бой…
 -Все достойны!
 -Вот и подготовьте наградные документы, а мы рассмотрим… Чем кормят уральцев?
 -Очень вкусно кормят! Присоединяйтесь к нам, товарищ командующий армией! (подмигивает Фёдору) Товарищ генерал-майор! Разрешите обратиться?
 -Говори…
 -Как дерутся наши соседи? Не подкачали? Набили морду фашистам? Отстоим Москву?
 -Положа руку на сердце, говорю я вам, товарищи красноармейцы, крепко набили, ох, как крепко! И дальше погоним! Это МЫ пройдём маршем по их Берлину!
 -Так за Победу надо выпить, товарищ генерал-майор!
 -Согласен с тобой, сержант! ………….. За неотвратимую нашу Победу над фашистскими гадами!  Ура, товарищи!
 -Ура! УРА!!! УРА-А-А!!!

 Командующий 30-й Армии Западного Фронта генерал-майор Д.Д.Лелюшенко объезжал подразделения своей армии, всё больше убеждаясь, что задание Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР товарища Сталина Иосифа Виссарионовича ВЫПОЛНЕНО!!!

Выполняя боевой приказ 371-я дивизия в ожесточенный боях с 6 по 14 декабря 1941 года овладела двадцатью населенными пунктами: Крупенино, Кандырино, Барки, Ерасимов, Трёхсвятское, Терехово, Ватолино, Слобода, Рогатино, Аксееново, Мужево, Селюхино,Варонина, Плюсково, совхоз Клинский, Мойданово, Праслово, Губино, Большое и Малое Щапово, Белавино, обеспечивающими подход к городу Клин. Воины 371 стрелковой дивизии 30 армии к утру 20 декабря 1941 г. вышли на рубеж реки Лама. Противник, отступая, сжигал на своем пути все населённые пункты: Казарец, Клусово, Марково, Матюшкино, Боровки, Рахново, Степаньково, Грибановские хутора. В большом селе Егорье уцелело 2—3 дома. На западном берегу Лоби противник приступил к строительству оборонительных сооружений на участке населенных пунктов Ново-Костино - Кельи, Щеглятьево - Шестаково. К исходу 21 декабря 1941 года 1229 стрелковый полк 371 стрелковой дивизии освободил деревню Шестаково. Началось наступление на Палкино и Кельи Лотошинского района Московской области. Не останавливались боевые действия 23 декабря и на берегах Лоби. К утру 24 декабря 1941 года 1231 стрелковый полк 371 стрелковой дивизии ворвался в село Кельи, являвшееся основным узлом сопротивления противника на берегах Лоби. Попытки 371 стрелковой дивизии освободить 25 декабря деревни Чапаево и Ошенево также были неудачными. Днем раньше 1233 стрелковый полк 371 стрелковой дивизии, не получив поддержки 8 танковой бригады, вынужден был оставить только что освобожденные Мармыли и Званово, при этом был убит командир батальона лейтенант Башко.


 *  *  *

 14 декабря 1229-й полк Штырлина Г.П.  371-й стрелковой дивизии, поддержанный 930-м артиллерийским полком майора Бесединского Б.П., ворвался в город Клин с севера-востока.

 В сводках Совинформбюро сообщили о провале наступления немцев под Москвой. В газете «Известия» за 13 декабря появилась эта статья:
 «...6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. К исходу 11 декабря 1941 г. мы имели такую картину:
 а) войска генерала Лелюшенко, сбивая 1-ю танковую, 14-ю и 36-ю мотопехотные дивизии противника и заняв Рогачево, окружили город Клин;
 б) войска генерала Кузнецова, захватив г. Яхрому, преследуют отходящие 6-ю, 7-ю танковые и 23-ю пехотную дивизии противника и вышли юго-западнее Клина;
 в) войска, где начальником штаба генерал Сандалов (20-я армия), преследуя 2-ю танковую и 106-ю пехотную дивизии противника, заняли г. Солнечногорск;
 г) войска генерала Рокоссовского, преследуя 5-ю, 10-ю в 11-ю танковые дивизии, дивизию СС и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли г. Истру;
 д) войска генерала Говорова прорвали оборону 252-й, 87-й, 78-й, 267-й пехотных дивизий противника и заняли районы Кулебякино, Локотня;
 е) войска генерала Болдина, разбив северо-восточное Тулы.. 3-ю, 4-ю танковые дивизии и полк СС «Великая Германия» противника, развивают наступление, тесня и охватывая 296-ю пехотную дивизию противника;
 ж) 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Белова, последовательно разбив 17-ю танковую, 29-ю мотопехотную, 167-ю пехотную дивизии противника, преследует их остатки и занял города Венёв и Сталиногорск;
 з) войска генерала Голикова, отбрасывая на юго-запад части 18-й танковой и 10-й мотопехотной дивизий противника, заняли г. Михайлов и г. Епифань.
 После перехода в наступление с 6 по 10 декабря частями наших войск занято и освобождено от противника свыше 400 населенных пунктов.
 С 6 по 10 декабря захвачено: 386 танков, 704 орудия, 305 минометов, 4317 автомашин. За этот же срок уничтожено нашими войсками (не считая действий авиации): 271 танк, 211 орудий и минометов, 565 автомашин. Кроме того, захвачено огромное количество другого вооружения, боевой техники и военного имущества. Противник с 6 по 10 декабря потерял на поле боя более 30 тысяч только убитыми...».


*  *  *

 Картина в Клину была безрадостной – разрушенные здания, трупы расстрелянных и повешенных мирных жителей… Музей-усадьба П.И.Чайковского разорена и загажена.

 Здесь 371-я дивизия приводила себя в порядок и отдыхала до 16 декабря.

 20 декабря 371-я дивизия к утру вышла на рубеж реки Лама. Противник, отступая, сжигал на своём пути все населенные пункты: Казарец, Клусово, Марково, Матюшкино, Боровки, Рахново, Степаньково, Грибановские хутора, село Егорье…

 21 декабря дивизия наступала на деревни Палкино и Кельи Лотошинского района Московской области, и заняла их. Двигаясь в сторону деревни Кудрино, солдаты встретили сильное сопротивление немцев, и попали под интенсивный обстрел.

 Дмитрий бежал впереди взвода, когда слева раздался взрыв. Винтовка вылетела из рук, что-то ударило в живот, обожгло лицо. Ноги подкосились, и Дмитрий упал.

 -Ты живой, Митя?!
 -Живой, Федя, живой… Вперёд! Вперёд! Я сам…
 -Ну, как же?!
 -Вперёд! Я приказываю! Остаёшься за командира взвода! Я сам, сам… Сейчас встану…
 -Я вернусь за тобой! Слышишь! Вернусь!!! (и побежал дальше)…

 Когда Дмитрий очнулся, рядом никого не было. Тихо. Выстрелов не слышно. Ан, нет. Вот - пулемётная очередь где-то впереди раздалась. Попытался встать, а не может. Сел. А, чёрт! Не к месту помянут… Полный валенок крови, аж хлюпает… снять его, а глядь, на левой руке пальцы только на одной кожице болтаются. Пришлось оторвать их, да и бросить рядом. В животе печёт. Ещё не легче. Шинель вся в крови спереди. Винтовка где? Да… Цевьё оторвано, приклад разбит. Так бы ещё и правую руку оторвало… Схватившись целой рукой за ствол, и опираясь на винтовку встал. Хромая, пошёл в сторону деревни. Метров сто проковылял – упал. Встал – упал. Всё, кажись… всё. Тихо как, и спокойно…  «…Зачем меня трясти?! Ну, зачем, а?! Куда меня тащут?! Кто?! Неужели НЕМЦЫ?!?!?!»


 -Дмитрий! Дмитрий!  Это я, Сёмка! Потерпи, друг! Сейчас! Тут уже медсанбат недалеко! А-а! Вот! Живой! То, то же! Меня Федя послал. Его в руку ранило. Слушай же! И не умирай! Я прошу – не умирай! Слушай!

«Когда на смерть идут — поют,
А перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
Час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг
И почернел от пыли минной.
Разрыв — и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черёд,
За мной одним идёт охота.
Будь проклят сорок первый год,
И вмёрзшая в снега пехота.


 Так и тащил Самуил своего друга по снегу на связанной паре лыж, как на санках,  громко и ритмично читая стихи, надеясь, что это удержит раненого от перехода в состояние умирающего.

Мне кажется, что я магнит,
Что я притягиваю мины.
Разрыв — и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.

Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведёт через траншеи
Окоченевшая вражда,
Штыком дырявящая шеи.

Бой был короткий. А потом
Глушили водку ледяную,
И выковыривал ножом
Из-под ногтей я кровь чужую»***


 -Глушили, Сёма, глуши-и-ли…!!!


   
Глава 3



 …Господи  Исусе!
 На сеновале лежу, на пузе!
 В сено, уткнувшись неловко щекой.
 Вот и случилось. Вернулся. Домой.

 (С.А.Шишкин, из книги
«Давай сбежим из плоскости в объём» -
http://www.stihi.ru/2007/04/08-1307)

 Очнулся Дмитрий уже в медсанбате от страшной боли во всём теле. Даже не было понятно – где болит. Болело всё и везде. Открыл глаза. Изба что ли какая-то?

 -Где я?
 -А! Очнулся герой?! В санбате. Сейчас тебя резать будем. Терпи.
 -Опять?
 -Опять…
 -Где Сёмка?
 -Это тот, кто тебя притащил? Ушёл обратно. Сказал, что деревню ту взяли. А ты, чтоб выздоравливал… Благодари этого Сёмку! Он тебя с того света вытащил. Ещё немного и помер бы ты от потери крови или замёрз…
 -А брат Федька живой?
 -Живой, живой… Только раненый в руку. Семён и от него тебе привет передавал.
 -Спасибо, товарищ военврач. Попить бы… Горит всё внутри…
 -А этого тебе пока нельзя. Варя! Смочи ему губы… и сделай инъекцию морфия и камфору.

 Свет померк.

 Периодически Дмитрий приходил в сознание. С ним что-то делали, куда-то везли на машине, потом на поезде. Ему становилось всё хуже и хуже. Был он изранен осколками мины в левый бок живота, левые ногу и руку (оторвало пальцы), по касательной посекло лицо. Получил обморожения пальцев ног и рук. Была большая кровопотеря и истощение (принимать пищу и пить было  нельзя). Ему делали внутривенные инъекции глюкозы, переливания и т.д. Началось заражение крови и перитонит… Он метался в горячке…

 Потом уже – через месяц он осознал, что находится в Ярославле. Это был Сортировочно-эвакуационный Госпиталь № 2430, перемещённый сюда из Москвы в январе 1942 года. Расположился он в здании бывшей семинарии на реке Которосле. Начальником госпиталя был бригадный врач – Горский, начальником терапевтического отделения -  Петр Акимович Полетаев, работавший до этого во 2-м Московском мединституте в клинике профессора Лавского.
 Полетаев и спас Дмитрия во второй раз. На свой риск этот врач начал применять от сепсиса белый стрептоцид, растворенный в уротропине, для вливания в вену раненым. Лучших антисептиков тогда просто не было… Долечивался Дмитрий в госпитале в г.Костроме. Сильный организм взял своё. Дмитрий пошёл на поправку.
 Из этого госпиталя и ушло домой в Алексеевское его первое письмо после ранения, написанное соседом по госпитальной палате. Ответ пришёл быстро, но не радостный. На Фёдора в январе 1942 года пришла похоронка, мол, погиб под Москвой «смертью храбрых». Младшие братья Иван и Алексей в этом же году ушли на фронт. Погиб племянник – Саша Скибин. Родне сообщили,что сгорел в танке под Москвой. 
 Дмитрий попросил ответить родителям, что убитым Фёдора не видел, а знает точно, что был он легко ранен во время наступления на деревню Лотошино, потому «в его смерть не верю и Вам не велю… А сам я обязательно вернусь, хоть израненный весь, и всё сам расскажу. За тем, Ваш сын Дмитрий».

 12.02.1942 года на лечебной комиссии Эвакогоспиталя №1131 в г.Далматово Курганской области Дмитрия «комиссовали в чистую». Госпиталь на 365 коек находился тогда в здании Школы №1.

 -Отвоевались Вы, батенька! Оформим документы, и езжай-ка ты домой, солдат!

 А Дмитрий и не стал спорить. Воевал честно, чуть не погиб, инвалидом остался, но руки и ноги есть, остальное тоже всё на месте. Дома одни старики, да жена с детишками. Все братовья на войне. Вот Федька только… Найдётся! Должон найтись!  Наград нет… Так, ведь, ЖИВОЙ! Вот, самая главная награда на войне!!!


*  *  *


 Было хмурое мартовское утро 1942 года, когда поезд «Челябинск-Магнитогорск» остановился на платформе станции "Роднички". Из вагона, опираясь на костыль, медленно спустился солдат. Пошкандыбал по платформе, хромая…, жадно осматриваясь по сторонам и втягивая в себя такой родной воздух.
 А вон и знакомцы стоят у станционного домика рядом с лошадёнкой, запряжённой в сани!

 -Дядька Иван!? Здравствуй!
 -???????? Митрий! Никак ты!?
 -Я! Я!
 -Мать Пресвятая Богородица! А я смотрю – солдатик какой-то раненый вышел… Счастье то какое! Живой! Вот счастье то! А худющий какой! И с усами! Встретил бы где - не узнал! (крепко обнимаются)
 -Пока я валялся в госпитале – отростил, да и не мог сам бриться, а потом уж и не сбривал. Вы меня хоть до своей Еленинки довезите, а дальше я сам…
 -Да, что ты, Дмитрий! Бог с тобой! Домчим героя до дома с ветерком! Э-эх!
 -Не надо, Иван, с ветерком… Растрясёт меня. Животом я маюсь. Кишки от ранения порвало. Потиху доедем – и на том хорошо!
 -Как скажешь, Митя, как скажешь! Но-о! Пошла! (дёргает вожжи)

 И мягко поскользили по дороге вдоль полей и лесочков.

 -Хорошо-то как!
 -Так оно, Митя, так. Хорошо! Скотина зиму пережила. К посевной готовимся.  Всё - Слава Богу!
 -Не слышал – дома, как там у меня?
 -Всё, как у всех… Тянутся, как могут. Все живы твои, здоровы…
 -И Федька?
 -По Федьке больше не было весточек.  Бают – «пропал без вести» что ли…
 -Верю – жив он…
 -Так оно, Дмитрий, так… Правильно. Верить надо.
 -А старец Исидор жив ли?
 -Жив, Божий человек. Сам давно не видел, но знаю – жив! А скажи - сколь война ещё будет?
 -Теперь уже недолго осталось. Год думаю, иль два от силы.
 -Второй год терпим. И ещё два выдюжим…


 Вот и Алексеевское… и родительский дом!
 Услышав шум, в окне показалось лицо Евдокии… и начался переполох! Родные выскочили на улицу. И по старому русскому обычаю начался женский плачь, только в отличие от горького – радостный! Последним из дома вышел двухлетний Юрочка и тоже заревел, не понимая – что же происходит, да, и так, на всякий случай… Он своим появлением и разрядил обстановку.

 -А где Тятя? Где мои Николай с Александром?
 -На прииске… И день, и ночь - всё там. Работают. Как все…
 -Ну, вот и ладно… Иван, останься с нами пообедать. Маманя, есть – что на стол поставить? И вот у меня в вещмешке возьмите – там консервы и хлеб с продпайка остались.
 -Спасибо, Дмитрий, за приглашение! Мы поедем. Ты отдыхай, с роднёй пообщайся, а потом уж и посидим за столом – поговорим ладком. Много вопросов есть к тебе. До свидания!
 -До свидания!

 Вот так счастливым возвращением домой и закончился поход Дмитрия на войну. Можно сказать - повезло...

Послесловие

 Автор сознательно ушёл от дальнейшего бытописания. Ведь, из чего складывается история любого общества? На мой взгляд – из тех мгновений наибольшего напряжения сил человеческих – умственных и физических, которые и ломают привычный ход будней, и вершит судьбы.

 Я отвечу на вопрос, который, может быть, возник у Читателя, заинтересовавшегося такой простой историей, каких было на войне сотни и сотни тысяч.

 Фёдор, Иван и Самуил дошли до Кенингсберга, который взяли штурмом войска 3-го Белорусского Фронта. Самуил закончил войну капитаном. Алексей сержантом-радистом в составе 80-го Отдельного Ордена Александра Невского полка связи на 2-м Украинском Фронте - дошёл до г.Праги, а потом ещё воевал в августе-сентябре 1945 года в Манчжурии на 2-м Дальневосточном Фронте. Младший брат Евдокии - Максим Самаров погиб в январе 1943 года под Ленинградом.
После войны Фёдор работал зоотехником, Алексей и Иван – рабочими зерносклада в селе Алексеевском Магнитного зерносовхоза. Самуил преподавал в Магнитогорском педагогическом институте. Дмитрий был лесничим Джабыкского лесничества Анненского лесхоза до 1968 года. Свою заслуженную боевую награду - Орден «Отечественной войны» 2-й степени  Дмитрий получил только в мае 1985 года, незадолго до своей кончины...


*  *  *

 Это повествование окончено в день годовщины контрнаступления Советских войск под Москвой - 5 декабря 2009 года.


ПРИМЕЧАНИЯ

 В повести использованы:

 * - частушки и песни уральских и сибирских казаков;
 ** - четверостишие автора;
 *** - стихотворение Гудзенко Семёна Петровича, созданное им в октябре 1942 года.


 На фото: мой Дед Дмитрий (в форме лесничего егеря) и Баба Евдокия, собака Джек, май 1952 года, село Алексеевское Агаповского района Челябинской области. К сожалению фотографий военной поры не сохранилось из-за пожара в доме Прадеда Ивана.