Уважаемый читатель, данный труд является частным выводом от общей фундаментальной теоретической работы «СТРУКТУРА, ФУНКЦИИ И ПРОЦЕССЫ СОЗНАНИЯ» (http://www.proza.ru/avtor/olegbasin), которую можно найти по указанному выше адресу.
« …Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.»
(А. Городницкий, «АТЛАНТЫ»)
Помнится, когда умер Андрей Дмитриевич Сахаров, кто-то изрёк крылатую фразу: «ум, честь и совесть нашей эпохи умерли».
Конечно же, в этом была некоторая литературная гипербола, и они не умерли совсем для человечества, но что же всё-таки имелось в виду, а главное — какова природа ума, чести и совести человека и эпохи?
В самом деле, что определяет в человеке одновременно все эти качества, качества тех людей, которых повсеместно чтут после смерти, а при жизни подвергают гонениям, как, например, Андрея Дмитриевича? И почему же гонение и нещадная эксплуатация — это их удел при жизни (как показала практика, даже после смены власти), а почести — после смерти?
Попробуем ответить на этот вопрос, анализируя структуру сознания и структуру общества.
Все высокие устремления человека связаны с развитием у него высоких уровней сознания. Для такого человека высокие категории — уже не пустой звук, как, например, для представителей обывательского сословия, преобладающих по количеству и доминирующих по способу поведения. Мы привычно и интуитивно говорим о необходимости наполнять смыслом жизнь, дела, поступки, не всегда отдавая себе отчёт в истинном значении этого слова и в истинных механизмах этого явления.
Смысл. Сколько о нём ни говорят, а он по-прежнему остаётся для всех загадкой, несмотря на привычность, доходящую порой до степени избитости.
Может быть, смысл кому-нибудь выгодно оставлять в качестве таинственной философской категории, но только не нам, не тем людям, которые хотят прекратить к нему спекулятивное отношение. Поэтому мы, наконец, хотим дать ему ясное техническое определение, пресекающее возможность демагогической туманности на его счёт, за которой скрывается незримая и тайная эксплуатация смысловых людей в обществе, которая на самом деле не даёт выигрыша никому, даже тому же самому обывателю. Эзопова трагедия продолжается и по сей день. Даже признание интеллектуальной собственности не спасает от неё, потому что смысл не сводится к коммерческой информации, не имеет отношение к проекту очередного телешоу, и не является чертежом новой дверной ручки. Смысл гораздо больше всего этого, и потому — незрим. Так, что же такое смысл?
Смысл — это форма связи в сознании, смысловая связь, связь наподобие ассоциативной и мотивационной, только превосходящая их по своей значительности, сложности и масштабу. Любая связь сознания объединяет его образы в образы ещё более крупные. Так ассоциативные связи соединяют рассудочные образы в поведенческие; мотивационные связи — поведенческие образы в деятельностные; смысловые же связи соединяют между собой различные деятельности в роли (ролевые образы).
Вести свою роль по жизни чётко и безупречно — нелёгкая задача, и каждодневно может выполнять её далеко не всякий. Именно об этих людях, способных удерживать свои роли и роли всего окружающего на основе владения построением смысловых связей, пелось в той песне об атлантах, что взята в качестве эпиграфа. Именно эти люди, люди, которые вопреки всему удерживают и определяют сквозное содержание в общем спектакле жизни, являются одновременно (как это ни парадоксально) и главными и незримыми (да, кстати, и не оплачиваемыми, получающими почести только после смерти). Строительство жизни зависит от них, потому что они производят для неё цемент — смысловые связи.
Смысловая связь — это очень сложное формирование разума, которое представляет собой сложную совокупность процессов, управляющих мотивированием, что и приводит к очередному смысловому решению о выборе оптимальной и адекватной для данной ситуации деятельности. Смысловая связь — это продукт смыслового уровня сознания, от которого зависит работа следующего уровня — ролевого. Для таких людей, людей владеющих этими уровнями, речь не идёт о случайных деятельностях, а тем более о случайных поступках, выверенность их жизни, иначе говоря, наполненность их жизни смыслом (теперь в самом буквальном смысле этого слова) — вот, что должно было бы служить образцом для всех остальных. Но их единицы, приходящиеся на сотни. Единицы тех, кто действительно может организовывать вокруг себя всё то, в чём на самом деле нуждаются все без исключения, отдавая или не отдавая себе в этом отчёт.
Большинство предполагает, и господствующие общественные идеи это поддерживают, что главное — это всё измерить. Все актуальные физические параметры измерены уже давно, и человечество, помешанное на точности (хотя даже в физике введён принцип неопределённости), измеряет стоимость товара, трудовые затраты и даже уровень интеллекта, не подкрепив это, правда, соображениями о его природе и механизмах.
Но всё ли возможно измерить — вот извечный вопрос, а если не всё, то как назначить ему цену? На глазок — раз; по ситуации — два, по ложной, но модной и убедительной теории — три; по выгоде на данный момент — четыре (по чьей только выгоде?). Очень удобно определять стоимость вклада того, что не ясно на данный момент по своей природе, а, следовательно, и по своей стоимости. Это всегда позволяет ушлым людям определять всё в свою пользу (определение стоимости по ситуации). Именно это и является основой для перекачки дохода из одних областей в другие, где смысловой вклад является абсолютно незримым, хотя и главным, ценовым компонентом (при продаже он учитывается, а при покупке — нет). Во-первых, зачем платить за то, что измерить невозможно, а, во-вторых, зачем платить за то, что делается и так, потому что не может не делаться?
Интересно, почему эти два вопроса оказываются взаимосвязанными? Ведь если демагогическим способом (т.е. постоянно на ходу меняя позицию и правила игры в свою пользу) от смысловых людей добиваться выполнения их незримого и неизмеримого вклада, то ведь они могли бы отказаться выполнять свой нелёгкий смысловой труд далее… В том то и дело, что не могут. Смысловой человек — это человек, составивший свою внутреннюю картину мира в её безупречной красоте и непротиворечивости, потому что составление таких картин — это и есть основная функция смысловой связи в сознании. Более того — для них характерно возникновение смыслового голода, чувства острой смысловой недостаточности на почве неполноты окружающих картин.
Смысловая связь, соединяя между собой деятельности, формирует в сознании человека роли, роли его собственные и роли всего того, что с ним соприкасается. Если он видит в окружающем его мире какое-либо несоответствие, нарушающее безупречность, то он не может спокойно этого выносить, как будто это его собственное нарушение или нарушение его собственного дома. Таковы «издержки» смыслового развития: в мир смыслового человека включён не только он сам со своим ближайшим окружением, но и всё увиденное им вокруг тоже через смысловые механизмы неизбежно включается в его осознание. Теперь его ум сам собой доводит до конца всё то, за что он взялся, что обещал — это его честь, честь как побочный продукт его смыслового развития. Если же он видит, что в окружающем его мире что-то происходит не так, а он может это поправить, то непременно это и сделает, иначе, не сделав, будет от этого страдать. Сделает, потому что не может иначе. А не может потому, что, моделируя ситуацию по смыслу, и глядя на окружающее как на продолжение модели своего ума, он не может не иметь перед этим ответственности. Это ведь его мир, потому что он плотно прирос к нему своим сознанием. В этом и заключается его совесть, как ещё один побочный продукт его смыслового развития.
Итак, ум, честь и совесть становятся неразделимыми собратьями в сознании человека, когда он достигает состояния смысла. Никакое другое воспитание, кроме смыслового, не формирует в человеке эти качества, несмотря на все представления педагогики. Смысл, как форма организации процессов сознания, с помощью связей одноимённого типа определяет собой его особую естественную расширенность, которая теперь включает гораздо больше, чем необходимо одному человеку для физиологической жизни. Поэтому им вечно и нужно больше, чем другим. Поэтому они и не проводят чётких границ между собственным внутренним миром и общественным миром внешним. Это то, без чего они просто не могут, как невозможно не вдохнуть, пытаясь задерживать дыхание. Смысл — это особая форма жизни, только жизни уже не физиологической, а жизни другого уровня, но такой же самодостаточной, самовоспроизводящейся и стремящейся к своему распространению. Именно по этой причине обывательское существование интуитивно приравнивают к отсутствию жизни, несмотря на её физиологическое наличие. Даже человек, владеющий безупречным мотивированием своих поступков и своих профессиональных действий, ещё не может претендовать на полнокровную и самодостаточную жизнь своего сознания, как смысловой человек, т.е. человек со смысловой организацией своего сознания, человек с активным смысловым уровнем. Даже интеллектуальные возможности сознания еще не придают ему настоящей устойчивой жизни, потому что не придают ему смысловой организации. Интеллект — это, конечно, тоже особая форма, особый компонент сознания, но это его констатирующая и особо чёткая часть, а отнюдь не самодостаточная и не самовоспроизводящаяся, как живой смысл. Короче говоря, от смысла человеку уже никуда не деться, если уж он его достиг, даже маразм не спасёт, потому что он не пробирает таких людей, вышедших на полноценную активизацию своего смыслового уровня сознания.
Тогда у нас возникает наш второй главный вопрос — вопрос о структуре общества.
Почему столь значимый компонент общества, как смысловые люди не управляют этим обществом в реальности? Ответ довольно банален. Наше общество функционирует не оптимально, потому что его структура должным образом не обеспечивает ему оптимальную функциональность. С этим никто спорить не может, ведь дела, совершающиеся по смыслу, а не по инструкции имеют ничтожно малый процент в сложившейся общественно-государственной структуре.
До сих пор в истории человечества ещё не бывало государственной структуры, подходящей для смысловой оптимизации общественной жизни. И на данный момент она, к сожалению, тоже не такова, и даже в ещё большей степени не такова, чем раньше. Доказательством этому служит засилье повседневных политических отношений между людьми, которыми повсеместно подменяются отношения смысловые, как например, при устройстве на работу, при обсуждении проектов, и даже в житейских взаимоотношениях. Политика — это линейная форма смысла, которая зачастую является его грубой подменой. Имеется в виду не столько государственная политика, сколько политика конторская, которую для красоты могут называть офисной, и которая понижает производственный КПД за счёт зацикливания человеческого фактора на склоках.
Засилье линейно-смысловой, т.е. политической формы мышления, которая к тому же ещё и прогрессирует, принуждает нас поставить неутешительный диагноз нынешнему обществу и государственному устройству. Ранее государство и общество носили сословный характер — и это было внутриобщественной политикой того времени, что по-своему мешало развитию общественного смысла на тот период, но в меньшей степени, чем в демократическом обществе. Сейчас проблема сословности снята, но смысловое по-прежнему не доминирует над политическим, а всё наоборот — политическое ещё более доминирует над смысловым. Сменилась лишь форма политики. Ввод так называемой «здоровой» конкуренции ни сколько не менее угнетает смысловые функции в обществе, чем сословность, а ещё более.
Дело в том, что смысл — он по своей природе не конкурентен, он уступчив, лоялен, благодушен, интеллигентен, коллегиален и т.д.. Смысловые механизмы сознания покровительствуют коммуникативным инстинктам человека, а политические — доминирующим, конкурентным, наступательным. Какого соседство лошади и тигра в одном вольере — таково же соседство и смыслового человека с политически настроенным обывателем. Если в естественной фауне агрессивно настроенных хищников меньшинство, то в обществе всё наоборот. Остаётся только удивляться самодостаточной силе смысла, способной всё-таки выживать и в таких условиях.
Одно из самых серьёзнейших нарушений общественной структуры — это безусловное равноправие, т.е. равноправие, не требующие учёта никаких условий. Демократический порядок и равноправие без учёта социальной значимости личности, т.е. её статуса, обесценивает любое смысловое вложение, потому что любое смысловое действие значительно труднее осуществить, чем бессмысленное. Поддержание смысловой среды вообще невозможно при условии ничем не ограниченного равенства, хотя бы потому, что под постоянной угрозой при этих условиях находится весь этот тонкий механизм смысла и просто настроение людей, от которых он зависит. Из-за этого порочного равенства царит постоянное напряжение. Оно царит от того, что в любой момент может быть всё испорчено, испорчено походя, между делом, просто потому, что это возможно физически, да и юридически, фактически, тоже возможно.
Вдохновение (а это, безусловно, состояние человека в повышенном смысловом осознании) рождается на основе настроения. Среда создаёт настроение, настроение создаёт вдохновение, а оно, как наивысшее проявление смысла, возвращается обществу. Но такая система (и мы все это прекрасно понимаем) не может функционировать в условиях незаслуженного равенства. В условиях неограниченного равенства и безусловного равноправия царит только стадный порядок, перед которым закон абсолютно бессилен, потому что закон неприменим против испорченного настроения, против психологического давления, конкурентных отношений, суеты и многого чего другого, что ломает нашу смысловую жизнь здесь и сейчас, на каждом шагу и заставляет смысловых людей восстанавливать среду снова и снова. Демократия и закон пресекли действие механизма репутации, чем внесли в общество разлад и ущерб. Единственная защита смыслового слоя человечества — это узаконенная элитарность, которая должна быть прописана конституционно.
Ненормально то общество, в котором нарушен баланс обязанностей и прав, ответственности и возможности, вникания и дивидендов. Из сказанного, надо думать, хорошо понятен механизм политической эксплуатации смысла на сегодняшний день, жестокой эксплуатации.
Получается забавный парадокс: люди строили демократическое общество, чтобы предотвратить эксплуатацию и разруху, а на самом деле возвели эксплуатацию ещё более жестокую, изощрённую и противоестественную — эксплуатацию смысловых людей, а разруху перевели из хозяйственно-технической сферы в умственную.
Эта эксплуатация стала возможной, потому что смысловые люди разобщены. Над ними не властвуют стадные инстинкты, потому что они скомпенсированы смыслом, и поэтому данным людям нет особого смысла объединяться. Высокая степень индивидуализма им свойственна нисколько не менее, чем главам корпораций, но только при этом у них есть внутренний сдерживающий фактор, гласящий: «НЕ НАВРЕДИ», что сводит почти на нет их возможность к политическому доминированию за отсутствием склонности к таковой. Следовательно, структура общества должна быть такой, чтобы создавать внутреннюю среду государственного организма, пригодную для поддержания оптимального состояния своих главных и незаменимых элементов — смысловых людей, безусловно, элитных элементов общества.