Был весенний солнечный день. Подобным дням душа радуется: чистое голубое небо, ласковое, теплое солнце, легкий степной ветерок, лишь слегка колышущий прошлогоднюю траву, освободившуюся от зимнего покрова. А взглянешь вверх… Там медленно плывут белые облака, как крылья ангелов, летящих над землей и посылающих людям свои воздушные поцелуи. Да, день был теплый и солнечный. И хотя под деревьями еще кое-где лежал снег, весна уже вошла в свои права, причесав сухую траву в степи, подсушив мокрую землю.
Кто не был в степи, не знает, что значит выйти за пределы людской цивилизации и оказаться одному на широкой ладони земли, почувствовать себя свободным и совершенно открытым, для неба, ветра и для всей природы, которая своим теплым дыханием переворачивает листы твоей жизненной книги, показывая тебе все несовершенство твоей натуры. И как же легко дышится после этого суда! Кто не был в степи, тот никогда не поймет, насколько широка земля, когда перед твоими глазами она тянется на многие километры до самого горизонты. И нет ей конца, и, кажется, она сливается с небом, впитывая его в себя, превращаясь в единое целое. Кто не был в степи, тому не суждено испытать сладость воздуха, несущего свободу, когда хочется раскинуть руки, чтобы полнее, до головокружения впитать в себя все это степное раздолье, которого настолько много для одного человека, что надо бы закричать, чтобы не взорваться от проникающего в тебя счастья. Кто не был в степи, тот никогда не поймет, что человек – совсем крохотная песчинка в бесконечном мире, совсем маленькая доля секунды, почти не ощутимая в многовековом потоке времени.
И та, которая в одиночестве шла по степи, не знала всего этого, хотя прожила здесь 20 лет. Она просто забыла, как это, ощущать себя свободной. И было удивительно видеть, что шикарно одетая женщина, оставив свою иномарку на обочине, шла пешком по чуть влажной земле, еще не до конца проснувшейся после зимнего забвения. Она шла в направлении, которое трудно понять в этой бескрайней местности. Парящие в голубой вышине птицы с интересом наблюдали за ней. И было непонятно, что ищет она здесь. А искала она, видимо, спокойствия и что-то еще, о чем забыла, уехав отсюда 20 лет назад.
Женщина шла, расстегнув свое дорогое пальто и покрыв голову легким платком. Ее взгляд был устремлен вдаль, когда она пыталась расслышать тихие, мудрые речи природы, но опускался вниз, когда она вспоминала свою жизнь. Тогда она смотрела на модные сапоги, и они становились ненавистны ей до такой степени, что хотелось разуться и босиком идти по прохладной земле, ощущая влажность почвы и свое слияние с ней. Но женщина так и не сделала этого. Видимо, велика была ее зависимость от условий мира людей.
Когда она повернула на юг и пошла по натоптанной тропинке, стало ясно, что женщина идет на сельское кладбище. Молча, со сложенными на груди руками, с опущенной вниз головой, со слезами в стареющих глазах, окруженных мелкими морщинками, с тяжелым камнем на душе женщина шла на поклон.
Кладбище, куда она направлялась, находилось далеко от ближайшего населенного пункта, но тем не менее было большим, потому что сюда на вечный покой везли умерших из многих деревень, начиная с середины прошлого века. И вот уже больше 60 лет кладбище существовало и медленно, но уверенно увеличивалось. Новые могилки теперь стали рыть, снеся старый забор, который теперь мешался, не вмещая на отведенную территорию всех тех, кто познал вечный покой. Кладбище это много могло поведать о жизни людей в степи, но всегда хранило молчание, раскрывая свои познания лишь очень наблюдательным людям. Деревянные кресты, гранитные памятники с овальными фотографиями и золотистыми надписями рассказывают историю жизни целых поколений, являясь своеобразной книгой записи рождения и смерти. А по железным, деревянным, с орнаментом и без, прочным и еле вбитым в землю оградкам можно понять, какой человек похоронен здесь. Был ли он уважаем при жизни, ценили ли его как хорошего работника, что оставил после смерти. А еще, находясь на кладбище, можно разобраться, каких детей воспитал этот человек, какую память они хранят о нем. Есть совсем заброшенные могилки, провалившиеся и поросшие сухой травой. Значит, дети неблагодарные: уехали и забыли о последнем пристанище родителей.
Блуждая вдоль могильных рядов, вдруг натыкаешься на совсем крохотный холмик. И сердце щемит от подобного зрелища! А когда прочитаешь: «Михеев Вася. 15.03. 1992 – 02.05.1995», так слез просто не удержать! А в чистеньком холмике, с такой любовью и усердием убранном, видишь вселенскую боль матери за свое дитя.
Женщина шла по мощеной камнями тропинке, и комок беспощадно подступал к горлу. Она вспоминала, как маленькой девочкой с мамой приходила сюда на чистенькую могилку бабушки. Как будто вчера это было! Она ясно видела маму в темном платочке и слышала тихие всхлипы и замечала ее слезы, которые она пыталась скрыть. Подходя к низкой, покрашенной темной краской ограде, мама опускалась на вбитую в землю лавочку и, закрыв лицо руками, долго сидела так, совершенно не двигаясь. Теперь-то, вспоминая эту маленькую застывшую фигуру, женщина понимала, что в такие моменты мамина душа говорила с единственно родным человеком, который был сейчас на небесах, молча наблюдая за пришедшими к ней. Мама плакала, рассказывая обо всех горестях и бедах, с которыми столкнулась, о несправедливостях, творившихся ее пьяным мужем, обо всех синяках на ее женском натруженном теле. Затем, вдоволь наплакавшись, мать поднималась с лавочки и принималась выдергивать траву, успевшую уже дать корни, подкрашивать оградку и простой деревянный крестик. Во время работы мама всегда говорила:
- Родителей забывать нельзя. Как бы далеко тебя жизнь не забросила, как бы она тебя не била, родители, покоящиеся на кладбище, все равно ждут. И люди должны чтить память предков, ухаживать за их последним пристанищем. Это долг, который испокон веков соблюдают люди.
Громко и ясно раздавались эти слова сейчас в ушах женщины. И были они как приговор. Потому что забыла она ту истину и правду, по которой жили и живут добрые люди. Слез было не сдержать, и сухой степной ветер не иссушал их. И были они горячи, и смывали они огромную вину с души.
Дойдя почти до конца кладбища, женщина остановилась в нерешительности. Ей показалось, что она забыла дорогу к могилке мамы, как забыла дорогу домой и путь к своему сердцу. Но нет! В памяти всплыли похороны в весенний день с веселым щебетом птиц и с ласковым солнцем. Женщина вспоминала, как несли ее мать в гробу, таком маленьком, что, казалось, хоронят ребенка, как шел ее отец, еле держась на ногах от справленных еще с утра поминок, как она сама шла под руку с мужем, беспрестанно решавшим банковские дела по телефону. Она помнила все те косые взгляды соседок-старушек, которые ловила на себе. Ох, как тяжело и нестерпимо больно было вспоминать все это! Поэтому-то она и забыла о дне похорон уже через неделю, вернувшись в обычную жизнь шумной Москвы.
Блуждая среди могилок, женщина глазами искала знакомые имя и фамилию. Долго не могла увидеть она мамину могилку. И вот, наконец, когда, устав от поисков, она присела на деревянную лавочку, взгляд ее упал на соседнюю могилку, и…
- Мама! – взвыла женщина и со всех ног кинулась туда.
Она открыла калитку ограды и упала на такой родной, но давно забытый холмик. Жгучие слезы намочили землю, поросшую сухой травой.
- Мамочка! Родная моя! Прости! Прости за все. Я так виновата перед тобой! Мамочка! – шептала женщина сквозь всхлипы. – Я забыла. Забыла все, чему ты учила, чему ты была примером. Мамочка! Как же я виновата!
Проходили минуты, а женщина не поднималась с земли, обнимая ее как самое дорогое, что осталось в жизни. И не было ничего лучше, чем лежать вот так и проливать свою боль, которую впитывала мать-земля. А сверху закапал дождик, и, казалось, мать услышала отчаянные стоны дочери, и душа ее размягчилась и расслабилась после двадцатилетнего ожидания, пролившись на землю теплым дождем.
Вдоволь нарыдавшись, женщина поднялась с земли, отряхнулась и тихонечко присела возле деревянного креста, молча глядя в то место, куда головой положили мать 20 лет назад.
- Знаешь, мама, я только теперь поняла все твои слова. А моя жизнь прожита совершенно неправильно, и, видимо, ничего уже не исправишь. Я забыла всю твою мудрость, которая складывалась испокон веков и которую все матери передают дочерям, чтобы те в свою очередь передавали своим. Большой город с бешеным ритмом жизни переломил меня, как ломает и убивает многих. Город учит жить по другим законам, но не тем, по которым надо жить. Сколько ошибок совершено в жизни! И ведь много раз вспоминалась та правда, но жизнь, погоня за властью и деньгами брала свое, ничего не давая взамен, лишь калеча и уродуя.
Женщина утирала надушенным платком слезы и думала, что вот ее мать – простая деревенская женщина, всю жизнь ходившая в старом платье и платке, даже не мечтала о других нарядах, надорвавшая здоровье на поле, но не уходила с работы, прожившая с пьяницей-мужем и пятью детьми, но разу не пожаловалась на свою судьбу. Эта женщина достойна почета и славы, которая будет передаваться о ней внукам, правнукам и всем остальным поколениям. «Как же далека я от этого в своей богатой московской квартире, - мысль эта была горше полыни. – Если бы я знала, что так все сложиться, осталась бы тогда рядом с тобой, чтобы перенимать твою мудрость, чтобы учиться жить». Ветер ласково гладил женщину по голове, словно добрая рука мамы прощала все обиды и успокаивала повинную душу.
- Нельзя, нельзя забывать родные корни, иначе потеряешь себя в круговороте жизни, потеряешь свою жизнь. Как жаль, что человек это понимает лишь с приходом старости! И что я теперь скажу сыну, которого в очередной раз откупила от тюрьмы? «Прости, сынок! Но когда я родила тебя в 20 лет, не знала, как воспитывать»? И как я посмотрю в глаза дочери, связавшейся с группой бандитов? Что мне ей сказать? Что в погоне за деньгами забыла о ней, что поменяла ее воспитание на престижную фирму, что не смогла ей дать все материнской любви, потому, что было не до чувств? Ах, мама! Как же я упустила ту часть жизни, которая для женщины является святой?
Не в силах более сдержать потока слез, женщина дала волю чувствам и в голос закричала, пугая присевших неподалеку ворон, избавляясь от тоски и скорби по своей жизни, сложившейся совершенно не так, как предполагалось. И небо потемнело, грозя пролиться обильным дождем, как будто материнская душа исстрадалась мучениями дочери. «Доченька! – казалось, завывал ветер. – Доченька!» «О-о-ой!» - выла женщина и стон ее, подхваченный ветром, разлетался далеко по степи.
Немного освободившись от тяжелого груза вины, женщина впервые внимательно огляделась. Она увидела, что могилка матери не заброшена, что ее убирают и ухаживают за ней. «Наверное, сестра», - укоряя себя за больно жалящие память ошибки. С тяжелым вздохом, исходившим из самого сердца, женщина принялась своими руками с дорогостоящим маникюром выдергивать траву вокруг себя. Еще влажная земля легко отпускала траву, выросшую здесь недавно.
Через тридцать минут сама могилка и пространство вокруг нее были вычищены от сушняка, и земля чернела на показавшемся из-за туч солнце. А женщина, за столько лет ощутившая радость физического труда, стояла с опущенными грязными руками и улыбалась, глядя на проделанную работу. Она вдруг ясно поняла, что вместе с этой травой она выдергивала боль из сердца и теперь оно, как и земля, было чистым, с открывшейся раной, от чего было легче дышать. Опираясь на оградку, женщина смотрела на крест и за ним ей виделась улыбающаяся мама, протягивавшая к ней добрые руки. Осторожно, чтобы не испугать видение, женщина приникла к ее ногам и почувствовала тепло материнского поцелуя. Так, на коленях возле креста простояла женщина до самого вечера. Ей вдруг показалось, что все в ее жизни наладится, что рана на сердце заживет и что она сможет все исправить.
Низко поклонившись могиле матери и прошептав «Спасибо», женщина решила начать исправление своей жизни прямо сейчас. Быстрее ветра домчалась она до своей машины и, нажав на газ, поехала в сторону своей деревни. Безошибочно нашла она дорогу к родительскому дому среди богатых, двухэтажных особняков, появившихся здесь за последние годы. Остановившись возле низенького кирпичного домика за невысоким забором, женщина заглушила мотор, но из машины не выходила.
Во дворе она увидела старого пса, который лениво пошевелил ушами, чуть приподняв голову, но не залаял. К псу выбежали дети и начали донимать его шумом и бесконечными играми. Женщина насчитала пятерых ребятишек. «Как мы», - подумалось ей, и она вспомнила, как также бегала по двору с братьями и сестрами, отвязав Роску и играя с ней в догонялки. В памяти ожили образы прошлого, босоногого детства, когда все было радостно и беззаботно, когда легко и беззаветно мечталось, и также легко проходило любое горе после скупой ласки мамы.
Пока женщина просматривала свои воспоминания, дети заметили чужую машину возле дома и позвали мать. На пороге летней кухни появилась женщина в сером платье, поверх которого был надет передник и в стареньком платке.
- Мама, - не веря своим глазам, прошептала та, что за рулем, увидев вышедшую во двор.
Их взгляды встретились и женщины признали друг в друге сестер, хоть и не виделись вот уже 20 лет. Сильно взволновавшись и испугавшись чего-то, женщина завела машину и, не обмолвившись ни словом с той, которая уже выходила из калитки, уехала.
Женщина вела машину, а перед глазами стояла сестра, окруженная пятью детьми. Удивили ее глаза: такие же добрые и немного печальные, как у мамы, с мелкими морщинками вокруг, с чуть припухшими от недосыпания веками. «Значит, не зря мама прожила жизнь. Любят и чтят ее, помнят ее уроки и человеческую мудрость. Жива память о ней…»
Мысли о сестре и маме всколыхнули память, взбудоражили мысли и чувства, но снова все затихло и успокоилось внутри. А через сутки, приближаясь к Москве, все забылось на дне души, покрывшись ничем не колышимой гладью.
И в деревне случайный взгляд богатой сестры не нарушил ход событий. Все шло своим чередом, и лишь воспоминания о безуспешной попытке найти дорогу домой изредка не давали заснуть селянке, тревожа ее чем-то нерешенным, но запрятанным глубоко внутри. А когда оставалось две недели до Пасхи, и семья младшей сестры приехала на кладбище, все были несказанно удивлены и рады, что кто-то очистил могилку от сухой травы. И лишь мудрая женщина в темном платочке и стареньком сером платье знала. Но молчала, внутренне радуясь тому поклону, который привезла сюда сестра спустя 20 лет.