Отношения кентавров с богами изначально не были плохими.
То были отношения равных. И старшее поколение бессмертных принимало это как должное.
С какой стати Титанам было бы враждовать с нами (или нам – с ними), если делить нам было нечего, а подчинения от нас они никогда не требовали?
Да, мы чтили великих богов, Урана и Гею, как чтят Праотца и Праматерь, и чтили Свет Небесный и Тьму, как чтят далёких пращуров, и чтили Кроноса и Филиру как прямых зачинателей Рода, и чтили Пана как Старшего из Сущих...
Но в нашем почитании не было ничего раболепного: оно было основано не на страхе, а на восторге и благодарности.
Некоторые из Титанов были нашим друзьями, как Прометей, Деметра, Мнемосина. Их мы тоже чтили, но нельзя сказать, что мы им поклонялись, принося какие-либо жертвы или стремясь умилостивить их сердца.
У Титанов была своя миссия, у нас – своя, и мы друг другу никак не мешали.
Их миссией было созидание и мироустроение, наше – миросозерцание, миропостижение и передача наших знаний из поколения в поколение.
Кентавры, кроме Хирона, не были созданы с уже сформировавшимся пониманием этой миссии, и они, подобно другим разумным существа, должны были пройти длительный путь развития, чтобы её осознать и научиться ей соответствовать. Никаких «революций» и «взрывов» интеллектуальное совершенствование кентавров не предполагало, оно было медленным и постепенным, зато никакие знания не утрачивались, и каждое новое поколение знало и умело всё то же, что их родители, плюс ещё что-то, познанное и придуманное самостоятельно. Поскольку наше развитие шло не по пути создания технологически ориентированной цивилизации, то изобретение новых предметов не было для кентавров самоцелью; они тысячелетиями довольствовались простейшими, на человеческий взгляд, орудиями и самой немудрёной утварью. Зато они много времени посвящали наблюдениям за земной природой и космосом, и результатами этих наблюдений охотно делились друг с другом, нередко облекая свои знания в форму песни – так оно проще запоминалось и легче распространялось по свету, становясь достоянием всего великого и вольного народа.
Иногда мне кажется, что без людей в мире было бы гораздо лучше и спокойнее.
Забавно, но в книгах Джоан Роулинг про мальчика-волшебника Гарри Поттера многое о кентаврах сказано совершенно верно. Уж не знаю, догадалась ли она сама, поведал ли ей кто из наших или она тоже – тайная кентаврида. Последнее, однако, мне кажется маловероятным: эта дама слишком много знает о магии и ведовстве, но слишком мало о музыке, и скорее должна была бы происходить от земных потомков Гекаты.
Но она права в том, что кентавры, будь их на то воля, занимались бы исключительно наблюдениями за космическими процессами, и эти наблюдения скорее напоминали бы оторванное от реальности искусство контрапунктической музыки или высшей математики, нежели практическое любопытство рода человеческого. Кентаврам совершенно нет дела до надобностей двуногих, и они никогда не собирались ни вмешиваться в их распри, ни тем более приобщать их к истинному знанию сути вещей. Для ограниченного человеческого ума такое приобщение просто опасно: ум либо не выдержит ослепительного сияния истины, либо извлечёт из случайно добытой частицы смысла ложные и извращённые выводы. Поэтому кентавры, наделенные даром внутреннего прозрения истины, никогда не стремились поделиться всей правдой с людьми, полагая это знание бесполезным для них и даже вредным. Люди ведь никогда не могли понять, что избежать предначертанного невозможно, и любые ухищрения лишь усложнят пресловутый путь из точки «а» в точку «б», но никоим образом не сотрут из рассчитанной программы событий сам маршрут.
Всякий жалкий двуногий скот считает себя мудрее Эдипа, а получается, как у того чудака, который, получив предсказание, будто суждено ему умереть от воды, перестал мыться, плавать по морю и даже гулять вблизи водоёмов – а скончался, поперхнувшись глотком из чашки.
Собственно, для того и дана была кентаврам двойная природа, чтобы они – знали.
Знали, каково на земле людям и зверям.
Знали цену жизни и смерти.
Знали силу плоти и духа.
Знали, что такое Судьба и Воля.
Знали, кто их друг и враг.
Знали о Неизбежном.
Кентавры не собирались делать первого шага к разрыву.
Однако любые проявления их независимости истолковывались Зевсом как преднамеренное неуважение к новым законам. Простого соблюдения установленных правил было недостаточно; он жаждал всеобщего громогласного признания своих заслуг.
Этого он не дождался.
Почему мы должны были восхищаться новыми законами, если старые нас вполне устраивали?
Для людей и многих младших богов Зевс действительно был господином и даже отцом. Но для нас – ни в коей мере. Древнейший из нас, многомудрый Хирон, был точно таким же Кронидом, как Зевс, причём – старшим по рождению. И он в наших глазах не только ничем не уступал царю богов, но и заметно его превосходил умом, добродетелью и справедливостью.
А самое главное: Хирон не рвался к верховной власти ни над богами, ни над соплеменниками, ни тем паче над людьми.
И тогда Зевс перешёл в наступление.
Поначалу только на словах. Да так хитро, что никто из нас не принял это всерьёз.
Придуманная Зевсом сказка про Иксиона и Нефелу была нами попросту осмеяна. Она была настолько нелепа, что мы даже не поняли, что следовало бы оскорбиться и потребовать её опровержения. Зловредность вымысла обнаружилась позднее, когда байка внедрилась в человеческое сознание и стала передаваться из уст в уста. Тем самым Зевс достигал сразу нескольких целей: он стирал память о том, что кентавры по меньшей мере столь же древнего происхождения, сколь и боги; приписывал сам факт появления кентавров собственному фривольному остроумию (и косвенно приобретал статус нашего творца); придавал самому существованию кентавров вид чудовищного недоразумения (хотя наша двусущностность была проявлением не ущербности, а напротив, совершенства нашей природы), – и, наконец, ставил кентавров вне закона, ибо порождения смертного сластолюбца, излившего семя в аморфное облако, не могли считаться законнорождёнными. Таким уже не находилось места в кругу опекаемых Зевсом творений.
…Вот, полюбуйтесь, как представлена история про Иксиона, Нефелу и Геру великим Петером Паулем Рубенсом – Зевс тут выведен бесспорным хозяином положения, отстранённо взирающим на происходящее с высокого трона, – хотя на самом деле живописуется поступок отнюдь не похвальный…
http://www.nearyou.ru/rubens/515ixion.html
Но даже поняв со временем, в чём тут дело, кентавры не стали отвечать злом на зло. Да и чем они могли бы тут ответить? Время для гневных протестов было упущено, а платить Зевсу той же монетой не имело никакого смысла: про него самого по свету гуляли ещё более невероятные басни, каких стоило бы постыдиться – то он лебедем обернётся, то быком, то змеем, то золотым дождём, – и всё зачем? Чтобы соблазнить какую-нибудь смертную дурочку…
Облако Нефелы по сравнению со всем этим казалось поэтически возвышенным образом.
А люди, между тем, истолковали все эти россказни на свой лад. Кентавры в их глазах необратимо сменили своё положение со старших братьев и мудрых наставников на диковинных полузверей, а Зевс, наоборот, благодаря своим любовным похождениям стал дорог и мил, словно близкий родственник.
Хирон пытался исправить положение.
Откровенный разговор с Зевсом ни к чему не привёл: царь богов сделал вид, будто даже не понимает, в чём дело. Ну да, дескать, человеческий разум ограничен и слаб, а фантазия безудержна, но люди – столь молодое племя, что сердиться на них – всё равно что сердиться на малых детей. Вот, и про Зевса всякие глупости рассказывают, и про других богов – так что ж, убивать за это?..
Нет, конечно, – согласился Хирон.
И решил действовать по-другому, мирным убеждением.
Он был вовсе не столь низкого мнения об умственных и душевных способностях двуногих, хотя соглашался, что любимцы богов дурно воспитаны и глубоко невежественны – несмотря на все усилия благородного Прометея.
Кстати, судьба Прометея также заставляла Хирона соблюдать в отношениях с Зевсом известную осторожность и хотя бы видимость почтительности. Великий кентавр имел полное право называть Зевса «братом», но предпочитал обращаться к нему как к «царю богов». Самолюбию Зевса это льстило, хотя должно было бы скорее насторожить: по понятиям нашего племени, если кому-то отказывали в названии «брата», это не означало ничего хорошего. «Не брат» -- значило «чужой». Но Зевс, упоённый своим величием, не вникал в подобные тонкости кентаврического обхождения. Зато обращение по титулу ему нравилось, ибо, как ему думалось, подтверждает законность и полноту его власти.
Особенно важно это было после истории с опалой Прометея.