Распорядители

Анна Райнова

РАСПОРЯДИТЕЛИ

Но вот какой вопрос меня беспокоит:
ежели бога нет, то, спрашивается,
кто же управляет жизнью человеческой
и всем вообще распорядком на земле?

Михаил Булгаков.
«Мастер и Маргарита»


Кавендиш отхлебнул остывший кофе, с трудом проглотил оказавшийся слишком большим объём жидкости и уставился в огромное, во всю стену окно. Великолепный прибрежный пейзаж уже озарился тёплыми лучами рассветного солнышка. За стеклом, устроившись на облепленной белыми цветами ветке акации, выводил заливистые трели невесть откуда приблудившийся кенар, ярко-жёлтым пятном выделяясь на фоне буйной зелени  экзотического сада, птица  старалась вовсю, а известный всему миру лауреат Нобелевской премии, Макс Кавендиш не мог пошевелиться.
Он помнил, как в направленных в совершенно иное русло вычислениях, неожиданно столкнулся с закономерностью, со временем переросшей в систему уравнений, описывающую некую высшую сущность, строителя, вдохнувшего  жизнь в Большую Вселенную. За что учёный удостоился вышеуказанной премии и прочих наград, а так же личной аудиенции у Папы Римского. Ведь благодаря теории Кавендиша, слепая вера в божество получила  научное подтверждение, что позволило церкви обрести невиданную прежде паству. Седой и сморщенный, точно пергаментный  лист, владыка назвал Макса помазанником божьим, благословил сконфуженного учёного, и пожелал ему грядущих озарений.

Озарения требовали времени. На разработку теории Кавендиша ушло десять лет. Он тратил на сон, еду и отдых пять часов в сутки, все остальное берёг для  исследований, не изменив раз установленному графику до тех самых пор, пока его детище не обрело окончательную форму.
Вчерашний день навязчивым видением вставал перед глазами. Тот самый миг… он ещё взглянул тогда на часы – без десяти пять вечера. Точка обратного отсчёта.
Входная дверь звякнула колокольчиком, и старый слуга с почтительным поклоном передал ему увесистый конверт. Макс торопливо избавил от оберточной шелухи первое издание «Теории создателя», книгу, новенькие страницы которой приятно пахли типографской краской. Он перелистывал их с трепетом  получившего долгожданный подарок мальчишки, затем, углубившись в чтение, добрался до уравнений и выкладок, подтверждающих существование Бога, как для нашего трехмерного пространства, так и для пространств, обладающих иным количеством измерений от одного до бесконечного множества.
Стройность выверенной системы приносила автору неизмеримое удовольствие. Он мурлыкал себе под нос, блаженно жмурился и пожимал плечами, будто всё ещё не верил, что ему удалось в одиночку справиться с подобным титаническим трудом.
И тут его взгляд  запнулся. Внезапно меняясь в лице, Макс несколько раз внимательно перечёл одну и ту же строчку.  Так и есть, на тридцать пятой странице в уравнения закралась ошибка – запятая оказалась не на своём месте.
Взбешенный автор схватился за телефон, набрал номер издательства  и устроил разнос выпускающему редактору, ведь книга, в том числе в переводах на десятки иностранных языков, должна была выйти огромным тиражом. Редактор отмалчивался, пыхтел в трубку и мямлил ему что-то об изъятии, о том, что лично всё проверит, о наказании виновных. Учёный не желал ничего слушать. Он громыхал и метал молнии нелицеприятных слов. Выговорившись и пригрозив нерадивому издательству уничтожением, если к утру они не позаботятся об исправлении ошибки, Макс нажал на отбой.
– Мина, они хотят меня опозорить, – тыча пальцем в раскрытую книгу, не мог утихомириться он. – Любой мало-мальски соображающий студент немедля обнаружит ошибку. Над Кавендишем будет  потешаться весь научный мир и всё из-за нерадивого наборщика.
– Не волнуйся, дорогой, – утешала его Мина. – Ошибку исправят, а ты лучше поешь, обед стынет.
– Нет, ты не понимаешь!
– Понимаю, понимаю, всё обойдётся, садись кушать, – она отобрала книгу, усадила Макса за стол и кончиками пальцев осторожно провела по его затылку, мгновенно унимая разгоревшийся эмоциональный пожар.
Кавендиш ел, не ощущая вкуса чечевичного супа – своего любимого кушанья. Тарелка почти опустела, когда зазвонил телефон, заставив Макса вздрогнуть и расплескать полную ложку. Мина ответила, затем передала трубку.
Это вернулся редактор. Срывающимся от волнения голосом, он сообщил, что опечатки нет, тридцать пятая страница полностью совпадает с присланными учёным файлами, и откланялся, присовокупив нижайшую просьбу как можно скорее прислать исправленные уравнения.
 Позабыв о трапезе, Макс схватил книгу под мышку и ринулся в кабинет, загрузил компьютер, открыл  подготовленные для издательства файлы и схватился за голову. Редактор был прав, опечатки не было, а глупейшая ошибка оказалась делом рук самого автора.
Он выругался, снял с полки папку с диссертацией, перелистал, добрался до уравнений. Ошибка, опять ошибка! Как же так? Почему никто не заметил? В гневе отбросив папку, открыл ящик письменного стола с ворохом беспорядочно набросанных бумаг – его черновиками. Сгорая от нетерпения, перебирал, сминал и разбрасывал по полу шуршащие листки. Добравшись, наконец, до неверного уравнения, сел за стол. Но запятая, брезгливо ухмыляясь искривленными  устами, опять была не там.
Он  переставил запятую. Спустя минуты система уравнений Кавендиша рассыпалась в пыль на глазах у её создателя. У Макса вырвался сдавленный стон – сбывался кошмар любого учёного. Он выгнал прочь встревоженную Мину, закрылся в кабинете, да так и просидел там всю ночь, терзая ни в чём не повинный компьютер.
– Как я мог? Как мог не заметить? – вскоре сменилось приглушенным бормотанием. – Как они могли?
Как получилось, что в правильности неверных расчетов ему удалось убедить весь мир? Его выкладки уже преподавали в университетах, уравнениями пользовались для определения целесообразности того или иного действия, нужности изобретения. И никто из учёных мужей не заметил ошибки?
В дверь робко поскреблись, это была растерянная Мина. Отшатнувшись от взбешённого  Макса:
– Звонили из издательства, – побелевшими губами прошептала она. – Они хотят знать, когда будут файлы. –  И, посомневавшись немного, добавила, –  Макс, ты не ложился. Что происходит?
–  Скажи им, чтобы оставили меня в покое. Теория Кавендиша не что иное, как фикция, пустой звук, а в остальном всё в порядке, – Макс нервно хихикнул, отстранился от тянувшейся к нему тонкой руки и шагнул вглубь кабинета.
– Завтрак на столе, –  будто не расслышав последних слов, сказала Мина. Она знала, как себя вести, когда её кумир находился в подобном состоянии. – Потом всё исправишь.
– Как ты не понимаешь, исправить это нельзя. Буду кофе, – резко добавил он.
– Для тебя невозможного нет, работай, – отчеканила Мина, принесла бодрящий напиток и удалилась.
Макс вернулся за стол, да так и остался сидеть, точно приклеился к креслу. Ещё вчера полный планов на будущее, успешный человек обхватил тяжелую голову руками. Ошибка обнаружила себя слишком поздно, но её нужно признать и извиниться перед человечеством, свято уверовавшим в его, Макса, правоту. Лучше самому, а иначе не пройдёт и недели, как об этом заговорят другие. Сначала робко, а потом обличающие нерадивого учёного голоса послышатся со всех сторон. Он представил себе глумливые шепотки за спиной, когда вновь придёт на кафедру. Его кафедру! Торжествующую улыбку на лице профессора Кюри – давнего соперника, ещё со студенческой скамьи.
Как это часто бывает, всё началось с дружбы двух одарённых людей. Вот только один из них посредством великолепного озарения  получил статус признанного гения, а другой, кроме нескольких не слишком заметных работ в научных изданиях и защищенной с большим трудом диссертации, ничем другим похвастаться не мог. Некогда крепкая дружба дала трещину, быстро превратившись в  молчаливое неприятие. Кюри хоть и соблюдал приличия – все эти годы они работали под одной крышей – не простил  однокашнику столь громкого успеха, как не смог извинить себе, носителю многообещающей фамилии, его полнейшее отсутствие. Человеческая зависть – страшное чувство.
Если им доводилось сталкиваться под высокими сводами старинного здания университета, Кюри ограничивался сухим рукопожатием и стремился смешаться с толпой студентов, а то и вовсе старался избежать приветствия, делая вид, что очень спешит на лекцию. Озарённого лучами славы Макса прежде это забавляло, но когда отвратительная правда выползет наружу, прятаться в гулких коридорах от торжествующего взгляда Кюри придётся ему. Если вообще будет такая надобность, ведь университет по понятным причинам может отказаться от услуг опального учёного. Кто оставит за ним кафедру? Кто станет приглашать провести лекции? Его затопчут. Сначала отвернётся научный мир, но как только станет известным, что его гениальная теория не что иное, как пустышка, открестится и церковь. Ему послышались обвинения. Перед глазами пробежали заголовки бульварных газет. Настанет день, и он не сможет спокойно переступить порог собственного дома.
Ведь без прямых указаний издательству, проклятая книга уже завтра  попадёт на прилавки, а значит в лучшем случае через неделю, начнёт истошно звонить телефон. Профессора Кавендиша найдут и призовут к ответу.
Он вскочил и рванулся к окну:
– Замолкни! – рявкнул певчей пичуге. Максу почудилось, что кенар принялся выводить похоронный марш. – Заткнись, ты слышишь, заткнись!
Птица за окном продолжала вить скорбные аккорды. Макс взял со стола бронзовую фигурку обезьяны – «никому ничего не скажу»,  замахнулся, и застыл на месте – звон разбитого стекла может напугать и без того обеспокоенную Мину. Единственного человека на всём белом свете,  который ни за что не оставит его в трудную минуту. 
Сжимая в руках холодную бронзу, он  растерянно озирался по сторонам. Сейф, вот верное решение. Обезьяна вернулась к своим собратьям.
Пугаясь звука собственных шагов, Кавендиш на цыпочках подкрался к стене, набрал код и дрожащими руками выудил из-под вороха папок с документами отцовский пистолет, зарядил его, взвёл курок. Дёрнулся – в дверь вновь постучали.
– Мина, не мешай, я работаю! – сквозь зубы рыкнул Макс.
– Хорошо, дорогой, – за дверью послышались удаляющиеся шаги.
Кавендиш отдышался, сел за стол, взял чистый лист и стал торопливо набрасывать фразы, ощущая, как с каждым словом признания лишается последних сил. Он ошибался, перечёркивал слова и заново упорно писал, понимая, что говорить об этом уже не сможет.
Вчера без десяти пять вечера открылась дверь в пустоту, с которой ему уже не сладить, он понимал это очень отчётливо и потому торопливо доверял бумаге онемелую душу потерявшего всё человека. Мина не поняла масштаб катастрофы, и хорошо. Он не станет ждать позорного конца, сам всем распорядится.
«Завещаю дом, всю утварь, а так же накопления в банке моей драгоценной Мине Линдсер», – вывела его рука.
Мину обвинять не посмеют, пусть живёт, не заботясь о хлебе насущном.
Всё,  осталась только подпись. Грифель карандаша сломался от нажима. Полированная сталь оставила на языке кисловатый привкус. Макс вдохнул и выдохнул несколько раз, палец судорожно нажал на спуск. Выстрела он не услышал. Умер до того, как его голова, с глухим стуком упала на стол. Отсутствие на столе минуту назад лежавшей там книги удивило Макса, да так и застыло маской изумления на мертвом лице. Трель кенаря оборвалась.
Побелевшая от ужаса Мина вызвала полицию и карету скорой помощи. Письмо, содержащее признание ошибочности несуществующей «Теории создателя»,  добровольный отказ от Нобелевской премии и всех наград, коих, к слову сказать, у Макса не оказалось вовсе, вызвало у врачей сомнения в психическом здоровье покойного. Суицид был налицо. Однако полиция обшарила кабинет учёного и подробно допросила Мину. Женщина рассказала следователю, что господин Кавендиш со вчерашнего вечера закрылся у себя в кабинете. Сегодня около полудня она услышала хлопок, но не посмела тревожить хозяина. Учёный был очень замкнутым, и общался с ней – кухаркой, посредством записок с указаниями какие блюда приготовить на завтрак, обед и ужин. Но исправно платил. В качестве доказательства женщина показала следователю несколько бумажек, исписанных неразборчивым почерком Макса. Среди них оказалась и последняя с сегодняшнего утра. На квадратике бумаги для записей была проставлена дата, далее значилось: «Мина, на завтрак кофе со сливками. Не беспокоить!»
Что и сделала исполнительная служанка. Только днём, не найдя под дверью кабинета новой записки, Мина забеспокоилась и позвала садовника. Тот постучался в дверь сначала робко, затем принялся колотить. Никто не отзывался слишком долго. Поэтому слуги позволили себе войти в просторный кабинет, где и обнаружили остывшее тело Макса.
Когда полицейский начал зачитывать женщине предсмертное письмо покойного, ту его часть, где говорилось о завещании драгоценной Мине Линдсер. Глаза  кухарки от изумления полезли из орбит, она густо покраснела, и произнесла, с трудом разлепив дрожащие губы:
– Господин Кавендиш никогда не выказывал мне знаков внимания. Я и подумать не могла, что он испытывает ко мне нежные чувства.
Разглядывая тощую женщину с нелепым, лишённым подбородка лицом, следователь так же не мог представить подобного.
– Вы хотите сказать, что теперь всё это принадлежит мне? – дрожа уже всем телом, поинтересовалась Мина.
– Да, если не найдутся другие наследники.
Женщина без чувств повалилась на пол. Её с трудом привели в сознание, отпоили горячим чаем.
– Не понимаю, не понимаю, – точно молитву твердила она и отчаянно мотала головой.
Врачи сделали несчастной укол успокоительного, уложили её в постель и, убедившись в том, что жизни женщины ничто не угрожает, оставили под присмотром горничной.
Полиция увезла с собой предсмертное письмо и папку с диссертацией. Выяснилось, что Кавендиш занимал скромную должность лаборанта при университете, на кафедре уважаемого профессора Кюри, а дом и немалое наследство достались ему от родителей, погибших в автокатастрофе много лет назад.

***

– Простите, вы профессор Кюри?
– Да, чем могу быть полезен?
– Я капитан Дилан, – показал жетон высокий господин с суровым лицом, изборождённым глубокими морщинами. – Можем поговорить?
– Да, присаживайтесь, я как раз собирался домой.
Дилан зашёл в кабинет, положил на стол картонную папку и включил диктофон.
– Я по поводу одного из ваших сотрудников, Макс Кавендиш.
– Он что-то натворил?
– Не совсем, – потёр переносицу Дилан. – Хотелось бы узнать о нём побольше.
– Вообще он странный малый, – выпалил Кюри и тут же поджал губы.
– А что в нём странного?
– Ну, как бы вам это описать, – профессор замялся, подбирая слова. – Мы вместе учились. Макс очень специфический человек. Гениальный ум в сочетании с гипертрофированной стеснительностью. Она-то, по моему глубокому убеждению, и помешала ему добиться хотя бы минимальных успехов. Отвечая на вопросы преподавателей в аудитории, Кавендиш терял голос и покрывался багровыми пятнами. С трудом окончил обучение. Долго нигде не работал, думаю, боялся предложить свои услуги. Получив кафедру, я предложил ему место в университете. Надеюсь, мои слова Максу не повредят?
–  Уже нет. Сегодня утром Макс Кавендиш покончил с собой. Вот его предсмертная записка. – Продолжая буравить профессора глазами, Дилан протянул ему ксерокопию письма, в нескольких местах затемнённого странными пятнами.
– Хм, – выдохнул Кюри, дочитав послание.
– Вы не знали, что Макс писал диссертацию?
– Нет, удивили. Хотя что-то подобное вполне можно было вообразить. Правда Макс вряд ли мог решиться показать свою работу даже мне, не говоря уже о защите.
– Тогда полюбопытствуйте взглянуть. – Дилан раскрыл папку с  диссертацией. – Было бы интересно узнать ваше мнение.
Кюри прочитал заглавие:
– Теория создателя? Очень похоже на бред сумасшедшего, кстати сказать, в письме эта самая теория упоминается тоже. Макс нашёл ошибку в расчётах и спятил на этой почве?
– Вполне возможно, – кивнул Дилан. – Нас тоже заинтересовало это совпадение. А что вы можете сказать о Максе, как вашем подчинённом?
– Более исполнительного и пунктуального сотрудника трудно себе представить. Да, у него были проблемы с общением, но что до всего остального – прекрасный специалист. Бедный Макс!
– Значит, неприятностей на работе у него не было?
– Насколько мне известно, нет. Обычная рутина. Кошмар! Поверить не могу, ещё вчера мы с ним обсуждали… он был адекватен, абсолютно адекватен.
– Тогда позвоните мне, – Дилан выудил из кармана визитную карточку, –  как только составите мнение о его диссертации.
– О, конечно, только это потребует времени, а я очень занят. Теперь нужно будет организовать похороны, у Макса нет родных.
Дилан понимающе кивнул, и добавил:
– Печально. Если всё подтвердится, Мина Линдсер унаследует состояние Кавендиша.
– Кто это? – пожал плечами Кюри.
– Его кухарка.
– Странно, я считал его законченным одиночкой.
– Мнение Мины в этом вопросе ничуть не отличается от вашего. Она была в шоке, когда узнала о завещании, утверждает, что Макс общался с ней посредством записок.
– Всё может быть. Вы и представить не можете, насколько Макс боялся женщин, а тут, взял и отрядил одной из них, да ещё кому, спрашивается, всё своё имущество?
– Не волнуйтесь, с этим мы тоже разберёмся, не смею задерживать. Благодарю вас за помощь следствию, и до связи, – сказал Дилан, поднимаясь.
– Всегда рад помочь, – кивнул Кюри, но следователю так и не звонил, наверное, был слишком занят. Работал над «Теорией строителя Вселенной». Сей гениальный труд спустя два года позволил профессору получить Нобелевскую премию по физике, а вместе с ней всемирную известность. Дело лаборанта Кавендиша закрыли и без комментариев Кюри. Спустя неделю тело Макса закопали на городском кладбище. Человечество не заметило уход из жизни ещё одного скромного члена общества.


***


Глок свернул минипередатчик. Восседавший в кресле Юрол кивнул докладчику:
– Занятно вышло с этим последним, как его, Кавендиш?
Глок растянул губы в подобие улыбки:
– Да, шеф.
– Сколько времени с момента внедрения добавочной памяти до момента смерти прошло на этот раз?
– Земные сутки.
– У других испытуемых?
– Примерно столько же. Полторы тысячи землян из разных слоёв общества под действием нашего излучателя добавочной памяти покончили с собой или умерли от сердечного приступа. Стопроцентная смертность.
– Отличная работа, Глок! – Юрол поднялся, обошел вокруг стола. Самодовольная улыбка мелькнула на его лице. – Теперь у нас есть надежда. Поскорее возвращайтесь на Землю, миссию наблюдателя никто не отменял.
Глок вытянулся перед начальником. Юрол активировал излучатель и наблюдатель мгновенно позабыл о тайном задании, результаты которого вместе с минипередатчиком остались лежать на столе.
– Вы свободны, продолжайте плановые наблюдения.
Глок щёлкнул каблуками лаковых сапог и, покачиваясь при каждом шаге, направился к выходу.
Юрол тихо засмеялся, уселся в кресло, взял со стола передатчик, и стал подбрасывать его в ладошах:
– Вот оно! Вот оно! – повторял он, точно заведённый.
Затем, успокоившись, он связался по визометру с секретарём Верховного Гия и попросил личной аудиенции. Материализовавшийся объёмной голограммой в центре обширного кабинета секретарь сообщил, что уведомит Верховного о его прошении. Не прошло нескольких мгновений, как он появился вновь, сказал с заискивающей улыбкой, что Верховный ждёт Юрола у себя. Начальнику безопасности отказа быть не могло. Прихватив с собой минипередатчик, он размашисто зашагал по коридору.
Ожидая его в защищённой от любого волнового вмешательства комнате для секретных бесед, Верховный Гий пил небольшими глотками живительный сок орионской гуйямы.
Юрол коротко кивнул правителю вместо приветствия и, нажав на панели секретный код, задраил вход. Отблескивающая голубизной стена заросла, сделав комнату абсолютно глухой. Посетитель сел на предложенный стул и начал демонстрацию эксперимента, изредка вставляя комментарии по поводу процедуры внедрения землянам добавочной памяти. Когда у них на  глазах скончались с десяток аборигенов голубой планеты, Гийя недоумённо воззрился на собеседника:
– Потрудись объяснить, зачем нам понадобилось столько смертей?
– Непременно, правитель Гийя. Но сначала я хотел бы, чтобы  вы ответили мне на один вопрос.
– Слушаю.
– Когда вы направили в Совет прошение об эвакуации?
– Пять лет назад.
– И что, Совет подготовил для нас пригодную для жизни планету?
– Совет рассматривает нашу просьбу.
– Да? А сколько времени осталось до того момента, как наше солнце превратиться в сгусток пылающей плазмы?
– Ты знаешь ответ на этот вопрос.
– Вот именно! Исчезнувшие не так давно Центуриане тоже обращались за помощью в Совет. Это не помешало высокоразвитой цивилизации сгинуть, за исключением нескольких кораблей, которые до сих пор ютятся в необитаемой зоне галактики. И всё потому, что их солнце приказало долго жить. Вы намерены повторить их судьбу?
– А что нам ещё остаётся? Пригодных для освоения систем в нашей галактике не осталось, а любое вторжение будет незамедлительно пресечено Советом. Более того, всех нас уничтожат, не особенно разбираясь в причинах захвата чужой территории.
– А если в один прекрасный день земляне естественным путём прекратят существование? К слову сказать, добавочная память, внедрённая всем этим несчастным, не оставляет следов. Я столкнулся с этой особенностью землян не так давно, когда Глок принёс мне отчёт о самоубийствах. Мы занялись изучением проблемы и смогли понять, что порождает в них желание свести счёты с жизнью. Излучатель сканирует землянина, выявляя самое сокровенное несбыточное желание, затем посредством добавочной памяти якобы  исполняет его, а спустя несколько часов отнимает самое дорогое. Вследствие чего большинство испытуемых  налагают на себя руки, остальные умирают естественной смертью. Никаких следов стороннего вмешательства. Очищение Земли от аборигенов займет несколько дней по их календарю. Мы изобразим сожаление, примем участие в расследовании и подадим прошение о заселении освободившейся системы. Разве тогда нам откажут?  Отнюдь. Земная цивилизация вымерла, их система поблизости и эвакуация не потребует особенных затрат.
Гийя прожёг собеседника взглядом. В комнате повисла неуклюжая тишина. Наконец,  с трудом разлепив непослушные губы, он сказал:
– Кто из наблюдателей выполнял задание?
– Не тревожьтесь, Верховный правитель, память наблюдателя была изменена, как только он принёс мне это, –  Юрол кивнул в сторону минипредатчика.
– Хорошо, –  выдохнул Гийя.
– Ну что, сдадите меня Совету? Или…
– Подожди, ты уверен, что они не докопаются?
– Абсолютно.
– Что нужно для осуществления твоего плана?
– Твоя лаборатория, причём технари не будут подозревать, для каких целей проектируют излучатели расширенной мощности, двое исполнителей, посвящать их в детали тоже не требуется, и несколько месяцев на подготовку.
– Даю тебе карт-бланш, действуй. Совет я беру на себя.
Гийя сделал новый глоток сока, Юрол кивнул, и направился было к выходу, но замер на полушаге. В комнате внезапно запахло озоном, послышался не то стон, не то…это открывался канал темпорпередачи. Скованные огибающим полем заговорщики остались на своих местах. Сок гуйямы, вылившись из сосуда, ярким пятном застыл в воздухе. Немного погодя в центре помещения материализовались две фигуры в белоснежных одеяниях.
Приглядевшись, Юрол узнал в них членов Совета: кентийца Эргула и гренлянина Миу. Эти двое возглавляли в Совете комитет безопасности Кольца. Переглянувшись, незваные гости провернули временной пласт на полчаса назад, заставив застылых Гийю и Юрола прослушать только что завершённый разговор. Затем минипередатчик проплыл со стола в широченные ладони Миу:
– Решили перекочевать на Землю? – тихо, на грани слышимости прошелестел советник.
– Решили не дожидаться конца! – почувствовав, что может говорить, выкрикнул Юрол.
Эргул раскрыл ладонь, над ней небольшим объёмным изображением появился отрезок космического пространства. Там заговорщики увидели строящуюся систему из трех планет:
– Работы будут завершены через три года, думаю, вы успели бы эвакуировать население. Хотелось бы узнать, почему вы выбрали именно Землю? – продолжил разговор Миу. – Вас не удивляет, что земная цивилизация, несмотря на достигнутый уровень сознания, до сих пор не принята в Совет? Что на небольшой планете обитает великое множество разрозненных народов и почему, наконец, Земля находится под нашим неусыпным наблюдением?
Юрол понуро молчал.
– Спасите мой народ! – воскликнул Гийя.
– Не волнуйтесь, ваши подданные вовремя получат новый дом. Жаль только вы и ваш начальник безопасности, – короткий взгляд на Юрола, – этого не увидите.
– Нас казнят? – не выдержал Юрол.
– Ну что вы! Совет уничтожает заговорщиков только в крайнем случае. Мы учтём искреннее желание спасти ваших сограждан и неверно истолкованный опыт Центуриан. Могу сказать, они планировали вооружённый захват одной из цивилизаций Кольца, потому и лишились права на эвакуацию. – Он многозначительно взглянул на Юрола.
– Тогда что нас ждёт?
– Вы будете проходить коррекцию среди землян, которых так стремились уничтожить. Теперь вы понимаете, почему они никогда не будут приняты в Совет?
– Значит Земля …
– Некогда там действительно существовала могущественная цивилизация Ариев, они разожгли войну, в которой чуть не погибла галактика, но были вовремя уничтожены и с тех самых пор…
– Вы используете планету вместо чистилища, – продолжил за него Гийя.
– Абсолютно точно, – кивнул советник. – Теперь нам пора. Ваши семьи будут извещены, а ваши имена запомнят потомки, с лучшей стороны. Я уже отдал соответствующие распоряжения.
С этими словами Миу раскрыл ладони. Два огненных шарика мучительно медленно, для наблюдавших за этим горе-завоевателей, вспучились над бледно-голубоватой кожей рук советника, подлетели к пленникам, нырнули в их заблаговременно раскрывшиеся рты и через несколько мгновений появились наружу тем же самым путём. Цвет свечения шариков изменился, стал голубовато-белым. Эргул и Миу окутали безжизненные тела осуждённых светящимся коконом. Вспышка, и комната опустела. Лишь зуммер вызова внутренней связи ещё долго звенел в тишине замкнутого пространства.


***

Мухаммед Гийя бен Халид, бросив вопросительный взгляд на собеседника, задумчиво прикурил сигару:
– Ты уверен, что у нас получится?
– Конечно, – на перерезанном наискосок уродливым шрамом лице Умара Юрола появилась напоминающая звериный оскал улыбка. – Эти самодовольные свиньи настолько уверовали в собственную неприкосновенность, что не затрудняют себя проверкой пассажиров на внутренних рейсах, а самолёт с тоннами горючего на борту сам по себе является бомбой. Управляемой бомбой. Захват не  составит труда – наши пилоты учились в их лётных школах. Останется лишь навести их машины  на нужные нам цели. Думаю, Всемирный торговый центр, которым они так гордятся, Пентагон и ещё с десяток стратегических объектов. – Он сделал паузу, давая визави осознать сказанное. – Так соберём же во имя Аллаха богатую жатву. Прежде, чем они успеют хоть что-то понять, мы и только мы будем распоряжаться их неверными душами.
– Не зарывайся, Юрол! – резко перебил его Гийя. – Никто кроме Аллаха не может распоряжаться душами. – Он просверлил побледневшего Юрола гневным взглядом. Затем смягчился, одобряюще кивнул и  добавил:
– Самолёты?  Гениальный план, что нам потребуется для его осуществления?