Солдаты уходили молча, не глядя по сторонам…
Да и смотреть не очень - то хотелось - не на что было смотреть. Разбомбленные дома? Ещё чадящие окна сгоревших квартир?? Дым и копоть от пожарищ?? Невесёлое зрелище…
Те, кто ещё остались живы после первых боёв и окружений, давно приучили себя не смотреть в глаза людей, стоявших по обочинам прифронтовых дорог, в эти напряжённые глаза людей, которых они своим уходом оставляли без надежды на будущее, без защиты.
С их уходом, они, эти люди, уже не были советскими людьми. Они становились ничьими, на ничейной земле, просто русскими, а значит для ТЕХ - врагами. И понимание всего происходящего заставляло солдат, и без того еле плетущихся, оборванных, обросших, ссутуливаться ещё больше и отводить глаза, оставляя без ответа немые вопросы - « а как же мы? а нам куда?»
Бомбёжки становились всё чаще, гул боёв всё нарастал. Из отдалённого глуховатого уханья, этот звук перерос в рокочущий,. с отдельными, явственно слышимыми фрагментами взрывов. Это заставляло людей на пыльных дорогах испуганно оглядываться на Запад, и придавало беженцам новые силы, неизвестно, откуда берущиеся. Через Семилуки шли и шли войска и беженцы, армия переправлялась через Дон, оставляя после каждого авиа налета врага свежие холмики могил, да догорающую исковерканную технику вдоль дорог.
Взмокший от быстрого бега, Алёшка влетел в приятную, прохладную мглу их подъезда и
становился в нерешительности - « уж это - новость, так новость!!»
« Ну, когда придет машина?»- был первый вопрос матери.
Алёшка что - то пролепетал невнятно. Губы его дрожали, глаза растерянно бегали.
«Мама, ты только не волнуйся…Мама…но, ...по-моему, там никого нет. По-моему,…а машина уже ушла….!
Мгновенно наступила тишина. Все замерли и посмотрели на вошедшего Алёшку, ожидая, что, вот он сейчас улыбнётся и скажет, что это, конечно же, была шутка. Но Алёшка молча смотрел в глаза матери и видел, как глаза её становятся злыми и решительными.
« Ждите, я сейчас…» - только и сказала она.
Швырнув в сторону недовязанный баул с вещами, мать решительно вышла из квартиры и только было слышно, как стучат её каблуки по деревянным ступеням лестницы.
« Вот суки! Они что - не понимают!? Ведь отец - коммунист, командир Красной Армии. Всех перестреляют!!…» - брат Женька бессильно опустился на голые пружины кровати, закрыв лицо руками.
Бабка Саша с воем потянулась за иконой, обхватила её, как последнюю надежду и тихонько заплакала - запричитала, упав на узлы с вещами.
« Слушай!» - неожиданно заговорил Женька, подбегая к своему портфелю и извлекая всамделишный наган - « А, может, махнем через Дон, а? Паром ещё не разбомбили. Сами договоримся с перевозчиками, заберем маму, бабку - и в Воронеж! Только быстро…!!»
« Айда!»- сразу согласился Алёшка.
Братья понеслись к берегу Дона, живо обсуждая набегу последние события дня.
И то, как машина с «особистами» предательски бросила их, хотя за день до этого было объявлено, что семьи комсостава и коммунистов будут эвакуировать в первую очередь; и то, что зав. столовой Липкин, бросив квартиру и вещи, пытался пролезть в воинский эшелон с ранеными, был арестован и, говорят, там же расстрелян, как паникёр; и то, сколько рубах можно нашить из одного немецкого парашюта, который был найден их соседом Алькой Смыковым в подвале их дома.
По дороге им повстречался дядя Коля, сосед. После двух ранений и госпиталя под Минском, он был комиссован и отправлен домой - отвоевался, значит. Вернувшись, он запил и пил, пропивая всё - хлебные карточки, личные вещи, вещи бежавших соседей.
Всё это менялось на самогон и тут же пропивалось.
« А-а-а! Браты Завалишины!»- нараспев промолвил уже пьяненький дядя Коля, пританцовывая на одном месте - « Бегим сдаваться? Ну, нет, братцы, шалишь! «…гремя огнём, сверкая блеском стали…»- вдруг запел дядя Коля, противно разевая рот и подкатывая глаза, грозя кулаком кому-то в небо.
« Лёлька! - вдруг обратился он к Алёшке, называя его домашним именем - А вы чего не съехали? Немцы уже в Латном, слышь - гремят? - и, видя, что мальчишки испуганно переглянулись, добавил, имея ввиду утреннее ЧП - Что, пренебрегли вами? Побрезговали.…Привыкайте, ещё не то увидите! А это, что у тебя?» - дядя Коля сунул руку в оттопыренный Женькин карман и вытащил наган.
Лицо его исказилось злобой.
Не раздумывая, он с размаху врезал Женьке по лицу. И тут же, не долго думая, размахнулся и зашвырнул пистолет в кусты.
«Поганец! - тяжело дыша и наступая на него, шипел он - Поганец! Да ты знаешь, что они за это делают? Знаешь, гад, сколько я видел виселиц вот с такими дураками, с верёвкой на шее? Патриот занюханный!» - от злости грязная майка на нём стала потной, сжатые кулаки он засунул в карманы линялых галифе, потом вдруг как-то сник, схватился за голову и с мычаньем присел на землю, от боли лицо его исказилось
« Бежим!»- шепнул Алешка, и братья пустились по пустой улице в сторону реки. Но едва они пробежали сотню метров, как из-за верхушек деревьев вылетели самолёты с чёрными крестами на фюзеляжах. Раздались одиночные ружейные выстрелы - очевидно, переправа пыталась отстреливаться от нападавших. Бежать к переправе мальчишкам сразу расхотелось, Прыгнув в ближайшую канаву, они тесно прижались к земле, только слыша разрывы и вой падающих бомб.
Нарастающий вой пикирующего самолёта сменялся пронзительным свистом летящей бомбы, от которого голова сама уходила в плечи, дыхание останавливалось, хотелось врасти, провалиться сквозь землю, лишь бы не слышать его, понимая, что этот кусок металла летит именно в тебя, разорвёт именно твоё тело, что после этого именно твоя мать забьется в истошном крике на руках сердобольных соседок, проклинающих войну,
немцев, Гитлера.
Все эти мысли в долю секунды пронеслись в голове Алёшки, вцепившегося в плачущего от страха брата, который с белым от ужаса лицом смотрел вверх. И по его расширенным от страха глазам Алёшка, не видя неба,. понял, что бомба падает именно на них.
Что-то ударило, сотрясая землю.
Свист прервался. Тишина накрыла два сжавшихся комочка. Но ребята, ещё не веря в спасение, не торопились отцепляться друг от друга.
Первым опомнился старший, Женька. Он осторожно высунул голову за край канавы и огляделся.
В пяти шагах от них из земли торчал кусок стального рельса, которого раньше здесь не было. Ребята слышали от проходящих бойцов о подобных шутках немецких пилотов, нагонявших страх на необстрелянных новобранцев - летящий кусок металла, падая с высоты, визжал и ревел, как десяток бомб.
Когда Алёшка вылез из своего убежища, Женька уже стоял у рельса и ощупывал его с напускным спокойствием на лице, будто и не он пару минут назад прощался с жизнью там, в канаве.
Алёшка не мог себя заставить подойти близко к этому куску металла, даже сейчас, безобидно торчащему из земли.
« Слушай! Что - то домой охота. Ну, её, эту переправу. Да и мама, наверное, волнуется» - вдруг, как бы, между прочим, произнёс Женька - Может, пойдем домой??»
Алёшка с радостью согласился. Они взялись за руки и медленно побрели в сторону дома.
А навстречу им уже бежала мать, испуганная их долгим отсутствием.