5.Путь Преда.
Ушли; ну что за гады!
Пред из окна видел, как этот сопляк Зед вертелся вокруг какой-то девицы. Она убежала, и он помчался за ней… конечно! Сами - по девкам, а его, Преда, оставили одного..
Точнее, с ней – ненавистная баба, та, из-за которой он оказался здесь, сидела теперь на диване, лупая своими бесстыжими глазами. Надо же быть такой стервой, чтобы упечь человека Бог знает куда – и за что! За дело столетней давности! Ну, была любовь – и не стало, ну, ладно – кинул он её, так что же теперь, убить его надо?! Ведь пережила же она это, вон сидит, жива-здорова; впрочем, то, что сидит – это, наверное, не совсем она…
- Ну?! – её взгляд бесил его; она сидела молча и неподвижно, следя за его нервными передвижениями, словно ожидала момента, когда он взбесится, не выдержит, взорвется… - Зачем ты здесь? Ты мне не нужна ни под каким видом, ясно? Прошло много лет! Все кончено! Убирайся домой. Уходи. Я не хочу тебя видеть. Я ненавижу тебя. Ты – гадкая приставучая дрянь, ты мне никогда не была нужна, я притворялся всегда; я врал тебе. Я просто хотел потрахаться со смазливой девчонкой, и все. Вот такой я подлец. И ты с этим ничего не сделаешь, я не изменюсь к твоей вечной радости.
Она выслушала эту тираду, полную яда и язвительности, молча. В её глазах не отразилось ничего. Абсолютно. Тишина.
- Я знаю, - сказала она, наконец. – Я знаю. И мне всего этого не надо.
- А какого же хрена тебе тогда нужно?! – заорал он. Она снова некоторое время спокойно и невозмутимо молчала, все так же глядя на него жуткими прозрачными и задумчивыми глазами, перебирая в уме всевозможные варианты ответов – кто знает, хотела ли она пощадить его чувства, или наоборот, желала уязвить посильнее.
- Я была счастлива с тобой недолго, - ответила она, наконец. – Затем ты связал меня на долгих полтора года, не уходя, но и не оставаясь со мной. Не давая мне забыть тебя и просто жить. Полтора – нет, два года, что я провела в ожидании тебя, но не с тобой… практически одна. Два года упущенных возможностей. Два года одиночества. Сколько бы ни было – верни мне два года моей жизни, которые я подарила тебе, и мы в расчете.
Он истерично усмехнулся.
- Ах, значит вот как? Даже сейчас, после стольких лет, ты ничуть не поумнела? То есть, ты не собираешься от меня отвязываться?
Она и бровью не повела:
- А ты не собираешься возвращать мне моих лет, потраченных на тебя?
- Каким… образом я это сделаю? – взорвался он. – Отстань! Я итак уже здесь, в этом дурдоме! Неужели тебе мало этого, неужели ты не удовлетворена своей дуратской местью?! Тебе что надо, чтобы я встал на колени и вымаливал у тебя прощения? – он бухнулся на колени и комично распростер руки.- Ну, вот я на коленях. Умоляю о прощении. Довольна?
- Прекрати выгибаться, - спокойно, словно думая о чем-то своем, ответила она. – Мне до фени все твои эмоции. Я тебе серьезно говорю: все в твоих силах. Тебя все водят за ручку и складывают желаемое тебе в ротик, а ты все еще ничерта не понял. Даже Слепого Пророка тебе предоставили… Короче, для особо одаренных, объясняю: тебе нужна Действительная Сильфиада. Там описано все – и наша встреча тоже, и все, что последовало позже. Тебе нужно лишь найти страницу и переписать её – всего одну строчку: вместо «познакомились» - «разошлись, и более никогда не встречались». И все. И ты забудешь и это место, и все-все, как страшный сон. Да этого и не будет. Нечего будет забывать. Понимаешь?
- А Сильф Торн? Он-то мне зачем?
- Ну, неужели ты, нормальный здравомыслящий человек, веришь в эту бредятину, которую я тебе тут плету? А вот Торн – он не только поверит, но и воплотит в жизнь. Он всемогущий. Он доверчив и чист, как ребенок, и потому может вдохнуть жизнь в любую красивую сказку.
.
Пред, нахмурив лоб, задумался.
- А почему ты называешься тут Слепым Пророком?
Она снова неуверенно пожала плечами.
- Ну, видишь ли, я могу тебе напророчить все то, что нужно сделать, и что будет правильно. Но я не вижу твоего выбора. Я не знаю, как ты поступишь.
- А у меня есть выбор?
- Выбор есть всегда.
- И если я сделаю другой выбор..?
- Зачем спрашивать? Сделай – и увидишь, - уже нетерпеливо ответила она. Его острое лицо исказилось нехорошей, злой улыбкой:
- Ну так вот, - произнес он. – Я выбираю вовсе не то, что ты тут мне … напророчила. Я хочу застрять здесь навсегда. Я, может, и сделал бы то, о чем ты меня просишь; но лишь для того, чтобы сделать тебе побольнее, я останусь. Я буду рядовым человеком, как все тут, я поселюсь где-нибудь в дешевом районе, буду жить тихо, ходить на работу, привыкну к дуратским улыбкам аборигенов, когда-нибудь женюсь, и всю свою жизнь даже думать о тебе не буду!
Он очень хотел, чтобы она испугалась, заплакала, закричала, ответила голосом, полным язвительности, горечи или яда.
Он хотел сделать ей больно.
Но не смог.
Она так и осталась невозмутимо спокойна. Может, чуточку удивлена – но спокойна.
- Чудак человек, - произнесла она легко, - я же предлагаю тебе безболезненный вариант. Так будет лучше всем.
Секунда, две, три… нет. Её лицо не дрогнуло, не изменилось. Не заплакала и не взмолилась. Нет.
- Я решил, - упрямо и зло ответил он. Если бы она заплакала!
Он бы согласился на все, чтобы поскорее избавиться ото всего этого и хранить в памяти еще одну свою гадкую победу.
Словно читая его мысли, она улыбнулась.
- На этот раз, - четко произнесла она, - ты победить не сможешь. Никак.
- Посмотрим, - бросил он коротко и зло, развернулся и пулей выскочил вон.
Хлопнула входная дверь.
Тихо.
*********************************
- Ах, твою мать! – выругался Зед. – Сбежал! Черт! Ну, блин! Этот лох наделает делов!
Вэд спокойно покачал головой:
- Не думаю. Все уже решено. Он выбрал путь наказания – и он его получит.
**********************************
Пред хотел убежать далеко; зачем? Обида гнала и гнала его вперед. Обида и желание отомстить. За что отомстить? За попытку заставить его сделать… заставить сделать хорошо и правильно для неё. Заставить. Пусть это хорошо, но нужно было, чтобы он сам захотел. Сам дал. Не отнимать и не заставлять. Ага, сейчас прям! Разлетелась! Шиш!
Он мчался по улице; больше всего ему не хотелось бы сейчас столкнуться с Зедом – его Пред боялся. Зед имел над ним какую-то странную власть. Учуяв, что Пред опять собрался кинуть его сестрицу, Зед просто ухватил бы его за шиворот и приволок бы обратно. Он бы смог.
Красивый город; светлый. Город будущего и высоких технологий.
Пред откуда-то знал, как нужно себя вести и что делать. Какая-то часть сознания говорила, что все необходимые ему знания на прощание подарила ему она, но он тщательно отгонял эту мысль подальше и дерзко возражал – нет, я сам знаю. Она мне ничего не говорила и ничему не учила.
На первом же перекрестке он нашел паспортный стол – узкую высокую тумбу, глядящую на все четыре стороны мониторами компьютеров. Он не задумываясь набрал свое имя – настоящее имя, а не эту собачью кличку, которой наградил его мерзавец-Зед! – и получил паспорт. Быстро и почти без заминки – компьютер всего пять минут проверял, не является ли Пред бандитом.
На вокзал, скорее на вокзал!
Белое здание, пронизанное солнечными лучами, тепло и почему-то птичьи трели. Чистая светлая лестница ведет на платформу, синий бланк билета в руке – скорее, скорее! Купе, прозрачное стекло окна, небо с позолоченными облаками и убегающая стена вокзала – прощай, прощай! Все. Навсегда.
Нереальность, невероятность происходящего действовали как анестезия – и ему снова показалось, что чья-то властная рука, опять превратив его в куклу, ворочая из стороны в сторону его головой, увлекает его куда-то (он даже не знает, куда), как и в начале этого странного путешествия, и уже ничего не зависит от него. Эта же рука безжалостно выдирает из его памяти, жизни, прожитые страницы, теперь ему не нужные – тот, другой мир, другую жизнь, и втыкает на их место новую, хоть и очень чужую реальность. Вон те пейзажики, чистенькие и нарядные, за окно – это настоящее, а ночной грязный город в огнях, гудящие вонючие дымные машины – неправда, не было их, никогда и не будет. Словно бы серая пелена опускалась на видения из прошлого, и затирался мелкой старой монеткой родной город, мутные весенние лужи на грязном асфальте… Да, такое может только сниться.
Понемногу Пред задремал; мягко колыхался вагон, в окно били золотые лучи теплого ласкового солнца, зеленые поля за окном радовали глаз сочной, блестящей, как лакированной, травой…
Проснулся Пред другим человеком.
Он, наверное, даже не успел напугаться крутого поворота своей жизни, как уже стал кем-то другим. Кем-то, кто приехал в маленький город неподалеку от столицы, называющийся Торго; билет его был куплен в кредит, в счет будущей зарплаты, которую он будет получать на одном из каких-нибудь заводиков (в Торго их пять). Как все провинциальные маленькие города, Торго был зеленым – дома утопали в пышной весенней листве, и мостовые были щедро усыпаны ароматной блестящей пыльцой… Никогда в жизни еще Пред не видел такого рая на земле. Отошли далеко в прошлое на его родине мосты над прозрачными речками, полускрытые тонкими нежными ивами, полощущими концы своих светлых кос в неспешных переливающихся струях, скамеечки в тихих парках и скверах – так уютно и спокойно! Ребятишки, играющие в мягкой траве, которую, кажется, невозможно ни вырвать, ни вытоптать – так стойко она топорщит яркий свой ёжик… Даже дождик, начавшийся внезапно, и распугавший детвору, не возмутил тихой радости, царившей в городке. Да, это был рай земной. Но Пред, пережидавший минутное ненастье в увитой плюющем беседке, равнодушно и безучастно наблюдал за веселым переполохом на улице и за игрой веселых капель.
Он почти позабыл свою родину, и кем он был раньше – не помнил; стерся из памяти и зловредный Зед, но не уходила Она. Она, и то, что с ней связано. То, что он не любил её. И из-за неё, чтобы никогда её не видеть, уехал из Юдина.
*****************************************
Сколько прошло времени? Пред не знал. День был похож на день. Один на другой. Светлый Торго умел лечить раны.
Скоро Пред полюбил один из мостиков над мелкой прозрачной речкой, и прогулки по парку, и ощущение свободы – с ним не было никого, о ком нужно было бы заботиться и думать, старые связи – он знал, - были прерваны и не было возможности их ни вернуть, ни восстановить… Он получил от завода, на котором теперь работал, дом – стандартное, комфортабельное, но безликое жилище. Из окна был виден сад и особенно цветы «золотой дождь», яркие желтые шарики.
Можно было что-нибудь изменить, но не хотелось. Пусть будет паркет и голубые шторы.
Появились друзья – одного даже звали Зед, но это имя уже ничего не значило, да и человек, его носивший, был бледной пародией на задиристого злопыхателя – Зеда.
«Мне хорошо тут, - думал умиротворенный Пред. – Мне очень хорошо».
И он уверовал в свою победу.
И в свою безнаказанность.
В памяти еще жила она, и все, что с ней связано, и побег из Юдина, но совесть не терзала его, и чувства все погасли.
Время и добрый Торго залечили эту рану надежно и добротно. Свежий ветер и прозрачный воздух словно бы смыли с его души всю грязь, и лицо его посветлело, мысли очистились…
Пред исчез с лица земли. Вместо него жил и дышал совсем другой человек.
*********************************
…Он внезапно проснулся; сел на постели, дико озираясь. В окно стучал дождь, блестящие тонкие прозрачные струйки, змеясь, пришивали к стеклу свежесорванный зеленый листок. По комнате бродило сонное тепло, укутывая, убаюкивая… Что могло разбудить его в такой час?
Вчера у него была вечеринка, очередные посиделки. В раковине на кухне осталось блюдо,
выпачканное кремом, бокалы, блюдца…
Роман женился; уже давно – месяц он скрывал от любопытных свою молоденькую супругу и лишь вчера соизволил представить её друзьям.
Ничего особенного; молоденькая, хорошенькая пустышка, подумал Пред, спуская ноги с постели. Подошвы ощутили нежную прохладу паркета, идеально чистого, идеально гладкого, из выбеленного дерева. Наверное, он еще не до конца проснулся, и мозг как-то странно воспринимал реальность – может поэтому обычное (и вообще-то, приятное) ощущение от соприкосновения с полом показалось ему вдруг неожиданно мерзким.
Он поспешно отыскал тапки, спасая свои ноги от непонятного неудобства, и с удивлением заглянул под кровать.
Пол как пол; чистый, белый, сухо поблескивающий… ни единой крошки, ни песчинки, которая могла бы впиться в пятку, колоться, зудеть, напоминать ему, что он еще жив! Мерзкий пол решил он, торопливо натягивая халат, пристально разглядывая ровную лакированную поверхность. Мерзкий и мертвый пол! Застелить его какой-нибудь дорожкой, тряпкой, все равно чем, лишь бы не видеть его!
Завтракать он уселся на кровать и словно нарочно крошил хлеб, роняя крошки, мусоря… Вообще-то, конечно, она, эта молоденькая жена Романа, ничего. Ну, в меру умненькая, в меру веселая...Одевается ничего вкус есть… Но какая-то она… одинаковая. Они тут все на одно лицо – припомнились все хорошенькие молоденькие девочки, с которыми пытались его познакомить его новые друзья. Он намазывал сосредоточенно бутерброд маслом – белая пористая булка, жирное желтое масло пачкает блестящую сталь столового ножа, - и вспоминал их, одну за другой.
Первая была… Лора? Да, вроде бы… нож брякнул о белое фарфоровое блюдце с маслом, словно соглашаясь. Лора, Лора… Темные волосы, собранные в жгут на макушке, улыбка, нарядное платьице, изящные босоножки… Она щебетала, как птичка, смеялась, заваривая ароматный умопомрачительный чай… Нож еще раз нырнул в жирную мякоть масла, блеснув в утреннем свете неназойливым огоньком. Ей очень понравилось у него; она сказала, что её дом почти такой же – пять комнат, белый паркет (раз в неделю его натирают уборщики, наводящие порядок), выложенные белой кафельной плиткой туалет и ванная комната, гостиная с камином и кухня (в подарок прилагается чайный белый сервиз, ну, этот, с гофрированными у блюдец, если фарфор можно гофрировать, на новоселье) с угловым диванчиком. По понедельникам она заказывала на дом пирожные к чаю, по вторникам ходила в модные кафе, по средам – в гости к подругам, в четверг был гороховый суп…
Вторая была Нелли. Кажется, её привел сочувствующий Зед – он оказался парнем понимающим и деликатным; может, сам Пред не понимал, что одинок, и оттого мучился, а вот Зед понял. Понял он и то, что обычная хорошая девушка Преду не нужна – слишком пресно и скучно. И Нелли была не как все.
Когда Пред открыл дверь, ему показалось, что в его дом кто-то выстрелил фейерверком – так шумно и ярко стало от её присутствия. Она была… кажется, рыжей. Болтала без умолку и была не такой рассудительной, как другие - от неё за милю разило легкомыслием. В отличие от Лоры в её розовеньком пышненьком платьице с красненьким пояском, в голубенькой вязанной кофточке, в лакированных туфельках, словно сошедшей с глянцевой страницы модного журнала шестидесятых, Нелли была одета в коротенькое черное платьице, узенькое, как змеиная кожа. Рыжие кудряшки были коротко острижены, вместо аккуратных благопристойных лодочек на маленьких ножках были надеты кокетливые туфельки на длинных тонких шпильках.
- Миленько тут у тебя, - произнесла она тоном отнюдь не восторженным – вот ведь еще одна беда всех здешних девиц! Абсолютно все хорошо воспитаны, и абсолютно все восторгаются, широко раскрыв хорошенькие глазки и округляя ротики: « Боже мой, какая прелесть!»
Пред не верил им.
Нет, он знал – им всем действительно нравится, и они искренни, но…
Неужели они все думают одинаково?! Вот в чем фикус-пикус - ни одна не сказала: « Мило, но вот тут не хватает…» «Хорошо, конечно, но я бы сделала…» Все одинаковые. Как запрограммированные.
Как роботы или куклы.
Это кто-то один так задумал; и свои мысли он умудрился запихать им всем в головы, как пластинку в говорящую куклу на конвейере.
И все бы хорошо – да вот только этот самый один не устраивал Преда. Как женщина.
Нелли не стала спрашивать, можно ли разуться, а просто прошла в дом. Глядя ей вслед, Пред тихонько засмеялся, и это был первый раз, когда он засмеялся так искренне и весело. И Зед, умудрившийся порадовать его, тоже был рад – поспешно снимая туфли, прыгая на одной ноге, он многозначительно подмигнул и скорчил этакую понимающе-озабоченную рожу: о как! Видал, какая плюшечка?
- Чистенько, - произнесла Нелли откуда-то из комнат. – Но чего-то не хватает… как-то скучненько у тебя. Ты бы картинку какую повесил, чтоли, или просто наплевал на обои – все веселее.
Пред расхохотался и шлепнул Зеда по спине, отчего тот едва не воткнулся носом в пол, и поспешил за гостьей.
Впервые ему понравилось в девушке все – и как она ходит, заложив руки за спину и крутя маленьким носиком из стороны в сторону, и как она корчит недовольные рожицы, и как она смеется… Поедая блинчики с вареньем, она капнула яркой начинкой на скатерть – и не заохала в ужасе, как сделали бы все прочие девушки, а просто стерла пятнышко салфеткой. Это был веселый вечер.
Камин, освещая комнату ярким пламенем, грел, угощение было вкусным, как никогда – они ели и болтали, рассказывали какие-то глупости, и Зед даже осмелился пересказать какой-то анекдот, который приличную девушку вогнал бы в краску. От анекдота они смеялись – Нелли поперхнулась и закашлялась, и испачкала губы вареньем, и отерла их прямо пальцем (да еще и облизала этот палец). И это было… как-то по-настоящему, живо, естественно и вовсе не противно. На короткое время Пред почувствовал себя не таким одиноким и не таким чужим. Ему было хорошо.
А потом она все испортила.
Она разбила чашку – одну из его сервиза; дребезг и осколки вызвали у него новый взрыв хохота («к счастью!»), но…
- Господи, - улыбка моментально испарилась с её лица, и исчезла легкомысленность; а глаза округлились и в них заблестели слезы, лицо переменилось, словно с него стащили маску или же старую кожу – теперь это была стандартная мордашка хорошо воспитанной девочки, расстроенной не на шутку разбитой чашкой и устыдившейся своей ужасной неловкости. Вся её разбитная бравада теперь, в свете этих растерянных, умоляющих глаз, казалась показной и ненастоящей, хорошо отрепетированной, а крикливое платьице – она словно стащила его из маминого шкафа, и теперь ей было очень стыдно и неловко, и она зябко обнимала худенькие плечики, словно бы хотела закутаться в привычную голубенькую кофточку…
- Ну, что ты, - дрогнувшим голосом произнес Пред, чувствуя, как жизнь замирает внутри него, и все то, что вдруг ожило сегодня, рассыпается в прах, оставляя в пустоту. – Из-за чашки…
- Ой, мне так стыдно, - всхлипнула она. – Но я обязательно… у меня есть такой сервиз, и я завтра же принесу…
***************************
- Н-да, - протянул задумчиво Зед, пуская кольца дыма. – Слушай, на тебя не угодишь!
Осколки злополучной чашки так и валялись на полу; в камине догорали дрова, и красные огоньки
бегали по черным поленьям. В комнате было темно и жарко, красноватые сполохи еле отражались на стенах.
- Ну, эта-то чем была плоха? – спросил Зед, оглянувшись на Преда. Тот пожал плечами, глядя на
огонь.
- Да ничем. Наоборот – слишком хороша… Для меня.
Зед лишь всплеснул руками и мученически закатил глаза.
- Ну, знаешь! Она – самое легкомысленное, самое беззаботное создание из всех, кого я знаю! Ну и самое… порочное… кхе…
Пред ухмыльнулся:
- Да брось ты! Такая же милая и хорошая девочка, как и все; может, даже лучше других, в ней индивидуальность хоть какая-то есть.
Зед смолчал.
- Я бы хотел, - Зед ни о чем не спрашивал, но Преду хотелось выговориться, - чтобы горел огонь, и мы сидели бы вдвоем; у неё разрумянились бы щеки и губы; мы бы слегка выпили вина – хорошего вина… Мы валялись бы у камина на ковре, ели бы какую-нибудь дрянь из кафешки на углу, болтали бы о ерунде… И было бы хорошо. Но ни одна – ни одна из них не согласится растянуться на животе перед камином в своем розовом платьице…
Зед присвистнул.
- Ну, ты даешь! Это слишком интимно – в конце концов, на лбу у тебя не написано, что ты сочтешь такое поведение красивым, а ни одной девушке не улыбается перспектива прослыть невоспитанной.
- Да что такого?! Это просто мечта, красивая мечта, и все! Неужели нет никого, кто разделил бы её со мной?!
- Наверняка есть, - очень спокойно ответил Зед. – Я даже больше тебе скажу – может, какая – нибудь из них мечтает выпрыгнуть из своего чистенького платьица, распустить волосы и лопать тут вишневый пирог в твоей рубашке. Но это - её мечта, её сокровенное. И она не обязана вовсе раскрывать свою душу всякому встречному.
- Ну, началось! Хватит читать мне морали – я же не в постель её тащу с первого же свидания!
- А это почти одно и то же, - пропустив мимо ушей раздраженный рык Преда, ответил настырный Зед.- Женщина не ляжет с тобой в постель, покуда не сочтет тебя достойным её любви, достойным прикасаться к её телу, покуда не поймет, что ты воспримешь её именно так, как нужно - не будешь, например, гоготать, если она будет стучать пяткой в стену от восторга, и умилишься, глядя, как она пускает пузыри во сне… секс так же интимен и индивидуален, как записи в дневнике – так? Ну так вот, если спать с тобой согласится не всякая, то почему ты думаешь, что свой дневник тебе доверит любая?
- Ерунда! – резко ответил Пред. – Трахнуться можно уговорить любую.
- Любую?
- Любую.
- И что, многих уговорил? Много у тебя было женщин? – Зед хитро прищурился.
- Много! Уж куда больше десяти! Я спал с ними и даже не подозревал, о чем они там пишут в своих дневниках!
- И что, они были с тобой счастливы?
Этот вопрос и холодный взгляд Зеда подействовали как ледяной душ. Разгоряченный, злопыхающий Пред хватанул губами воздух – и замолчал.
- Они были дуры, - зло и грубо продолжил Зед. – И идиотки, раз не ценили самое дорогое, что у них есть и что они могут подарить – свою любовь. И дарили её кому попало, в надежде, что авось
попадется удачный парень. Поэтому они были несчастливы. Не могли.