Письмо

               
   

     Я сижу в общежитии в своей комнате на улице Лобашова в городе Касли, что в Челябинской области,  и читаю книгу, изредка бросая взгляд в окно. Вечернее закатное солнце и клубящиеся грозовые тучи – словно декорации в опере. Я работаю следователем всего лишь один месяц, и поэтому  очень осторожен и неуверен в себе.

     Институт я закончил месяц назад, а после школьного выпускного вечера прошло пока всего четыре года.  Я боюсь отлучиться из комнаты даже на пять минут. Ведь меня могут вызвать на место происшествия. Так оно и получилось. Только в коридоре послышались размеренные шаги, как  я уже понял – это за мной.

     – Поехали, – говорит мне седой подполковник из дежурной части. Кажется Евсеев. Высокий и худой. Вместе с ним в мою комнату ворвался запах крепкого, дешёвого табака. Подполковник снисходительно оглядывает моё жилище и добавляет: – У нас убийство. Я внизу, в машине. Пять минут тебе на сборы.

     И так же, размеренно и не спеша,  он удалился.

     Как ни ждал я этого вызова, а без лихорадочной нервной спешки не обошлось. Я вдруг вспомнил, что не мешало бы мне с собой взять вместе с протоколами и справочник следователя. Если что, можно будет и заглянуть в него при осмотре места происшествия.
 
     Уже в машине я спрашиваю подполковника: – Едем за прокурором?

     Евсеев, отвернувшись, нехотя отвечает: – Нет. Он в Челябинске.
   
     Кажется, он раздражён, что приходится работать с таким молодым следователем.

     – А где судмедэксперт?

     – А зачем он нам, – вяло говорит подполковник.  – Врачи уже были. Констатировали смерть. Убийство очевидное. Один парнишка застрелил другого из отцовского ружья. Все сейчас на улице, дожидаются тебя.

     Моя тревога превратилась в панику.

     Как только мы въехали на улицу Толстого, я сразу увидел толпу людей у ближнего к озеру дома. Человек тридцать.  Солнце уже практически село и озеро, простирающееся до самого горизонта, было окрашено в красный цвет.

     Толпившиеся на месте происшествия люди были на фоне заката просто тёмными силуэтами, словно тени. Поднявшийся к грозе ветер, колыхал у собравшихся одежду и казалось, что все люди беспорядочно машут руками.

     Там уже стоял один милицейский уазик. Участковый опрашивал свидетелей. Другие два милиционера оттесняли людей от лежавшего на дороге подростка. Рвущим душу криком билась в истерике растрёпанная  мать мальчишки. Её удерживали соседи.

     Отец сидел прямо на дороге, вытянув ноги, как будто его сбили в драке на землю, и беззвучно плакал. Кто-то подал ему стакан с водой и нашатырным спиртом. Две другие немолодые женщины громко отчитывали  родителей  мальчишки -убийцы. Эти родители  понуро дожидались нас за оградой, в палисаднике своего дома.
     Подполковник Евсеев, быстро оценил ситуацию, посмотрев вверх на тёмные грозовые тучи и сказал:

     –Тут всё ясно. Фотографируй. Протокол осмотра места происшествия оформишь позднее. Сейчас я запишу понятых и надо увозить труп отсюда быстрее.

     Только я, щёлкая вспышкой фотоаппарата, успел сделать несколько снимков, как Евсеев, удерживая в руке изъятое охотничье ружьё,  уже командует погрузкой трупа в дожидавшийся неподалеку микроавтобус.

     –Ты куда? – говорит он мне, увидев, как я сажусь в кабину микроавтобуса.

     – В морг, – отвечаю я неуверенно. 

     Задержав на минуту свой взгляд на мне, подполковник махнул рукой.

     После того, как труп мальчишки  двое административно арестованных, выполнявших сегодня роль грузчиков, выгрузили в приёмное отделение морга,  захожу туда и я.

     Санитар, замерший на какое-то время в дверях,  говорит мне:

     – Ну, ты это, как напишешь направление, захлопни просто дверь. А я пошёл.

     И он исчез.  Я остался один.

     Обойдя с опаской каталку, на которую выгрузили мальчишку, я сел в углу на стул и достал из папки протокол осмотра места происшествия.  Это будет мой первый протокол осмотра по убийству.

     Так… понятых записал подполковник Евсеев, оставим место для них… сделаем привязку к местности: труп лежит головой к дому номер 18 по улице Л.Толстого, ногами к дому номер 9,  руки раскинуты в стороны… На щеке кровь в виде помарки, размером два на один сантиметр…Трупное окоченение…

     Я встал и легонько ткнул пальцем  мальчишку в подбородок. Громко хлопает дверь. Я вздрагиваю и резко отдёргиваю руку. Ветер! Я снова прикасаюсь к подбородку мальчика. Какое тут трупное окоченение – он тёплый! Я пытаюсь нащупать пульс на шее. Нет. Мёртв.

     За минут двадцать я заполнил протокол осмотра и поспешно спрятал бумаги в папку. Направление, аккуратно сложив пополам, я оставил на груди покойника. Ну вот, кажется, и всё!

     Щёлкнув выключателем, я погасил свет и толкнул дверь. Она не открывалась. Я толкнул сильнее. Поднажал плечом. Бесполезно! Я снова включил свет и оглядел дверь. Крепкая. Когда ветер хлопнул дверью, сработала защелка, и вот я под замком.

     Я вежливо, но настойчиво постучал в дверь. Но кто тут в поздний час будет ходить! Морг расположен в самом углу  медицинского городка. До ближайшего здания метров 300, не меньше. Это как мне надо орать и колотиться, чтобы меня услышали? Не пойдет! Так и в легенду войдешь и никогда тебя уже серьезно воспринимать не будут.

     Такие мысли проносились у меня в голове в те минуты.

     Я осторожно из «приёмного отделения», если можно так назвать закуток, в котором стояла каталка с трупом, прошёл в секционную, оставив дверь широко открытой. В косо падающем свете обнаружил на стене выключатель, зажёг свет. Ага! Вон дверь в кабинет судмедэксперта, там есть телефон. Стараюсь не вдыхать в себя воздух, насыщенный формалином и не смотрю на стоящие вдоль стены каталки с бугрящимися на них белыми простынями.

     Подхожу к кабинету судмедэксперта. Закрыта. Ещё не зная, что буду делать дальше, я тут же вернулся  в «приёмник». Плотно закрыв за собой дверь, я подпер её лопатой. Так спокойнее. Мало ли что. Вдруг злоумышленники какие проберутся в морг через главный вход, в поисках спирта, например. Врасплох меня уже не застанут.  После этого я ещё часа два возился с разболтанным замком на входной двери, но он так  мне и не поддался.

     Я вернулся в свой угол и присев на табурет, стал читать справочник следователя. Тут уж до рассвета часа четыре – чего суетиться! Однако, не читалось. Глаза не различали строчек. Мне казалось, что стоит только мне опустить глаза на страницу, как на каталке происходит какое-то движение.

     От такой догадки разом нахлынул холод и моя спина просто деревенела. Время замерло... Вдруг на улице загрохотало – гроза! Я теперь уже не сводил глаз с лица мальчишки. Мне казалось, что так я контролирую ситуацию. Ему было четырнадцать. Младше меня на семь лет.  Лицо, не считая маленькой кровавой помарки, чистое, белое. Я уже не мог оторвать от него своего взгляда, от этого страшного своей непонятностью зрелища.   

     Не может быть, говорил я себе, что от него остался только вот этот труп. Не может быть! Я вспомнил его родителей,  ослепших, не видящих белого света от горя, соседей, родственников, других людей, ставших свидетелями исчезновения из нашего мира этого мальчика. У них были растерянные, испуганные лица. Они помнят, он бегал, играл с другими детьми. Случалось, ему доставалось от отца с матерью. Он был как все. Он был... Но теперь он стал выше всех нас, живых. Я смотрел на него, не отрывая глаз, будто припал к источнику тока высокого напряжения – ужас наполнил всё моё существование, но оторваться и что-то сделать я не мог. Этот ужас я ощутил как другую реальность, как мир-антипод нашего мира. Эти миры  соприкоснулись сейчас здесь через меня. 

     На улице начался ливень, потоки воды падали на железную крышу морга. Казалось, кто-то бегает суматошно по крыше взад-вперёд и бьёт время от времени со всей силы палкой по железу. И мне казалось, мальчик улыбался!

     Судорожно достав пачку бумаги, я подложил под них кожаную папку у себя на коленях, стал быстро-быстро писать. Я исписал один лист, затем второй, третий, стараясь ни о чём не думать, словно следовал чужой воле...

     …Проснулся я от того, что лопата, подпиравшая дверь в секционную, стала прыгать, пытаясь высвободиться из-под дверной ручки.  Это работники морга пришли на работу.  Слабый электрический свет от лампочки терялся в утренних солнечных лучах.

     Не помню уж,  как я объяснился перед работниками морга, как добрался до своей кровати в общежитии. Когда через несколько часов я пришёл в прокуратуру и стал регистрировать убийство, я обнаружил в своей папке десять исписанных листов. Они были исписаны с обеих сторон мелким незнакомым почерком и, как мне показалось, на каком-то непонятном языке...

     Прошли годы с того дня. Я даже не заметил, как вышел на пенсию, как вырос у меня сын. И все это время исписанные тогда в морге десять листов находятся у меня под рукой. Я долго  гляжу загипнотизировано на странные строчки, пока необходимость не возвращает меня к жизни.