Температура всё поднималась, и ты, так давно не болевшая, вдруг ощутила давно забытое желание, - как в детстве, когда объятия заболевания сулили не только прием горьких и противных лекарств, но и избавляли от тяжкой повинности посещать школу, - не сопротивляться недугу, позволив ему войти и расположиться в тебе с максимально допустимым комфортом, тем самым, отчасти его обезоружив.
Тебе захотелось отдаться этой теплоте и этой слабости, словно возлюбленному.
А болезнь, разливавшаяся по твоему крепкому и цветущему телу, смешиваясь с твоей кровью, почти опьяняла, вползала в тебя, впрыскивая в тебя яд своей змеиной нежности, делая податливой и вялой, словно бутон розы слишком долго подставлявшей свои пахучие лепестки безжалостным поцелуям солнца.
И этот снизошедший на тебя покой, отсылал твою мысль то далеко от твоего дома, то забрасывал ее, будто резиновый мяч, - которым ты, не снимая школьной формы, играла во дворе, - за забор прошлого, где она, блуждая и путаясь в представлениях, словно в зарослях малины, нехотя затем возвращалась в настоящее, чтобы найти тебя лежащей на кровати с пылающими жаром щеками в обществе разноцветной россыпи таблеток на услужливо придвинувшейся поближе тумбочке, а также твоего любимого кота, опередившего тебя немного и, заснувшего чуть раньше тебя, прямо в твоих ногах.
Беспощадные ласки лихорадки высасывали твои силы быстрее, чем любовный пыл, и, ее иссушающие губы поцелуи, лишали тебя воли стремительнее, нежели ласки любимого, лицо которого тускнело на дне твоего медленно погружающегося в сон сознания.
Увидеть себя во сне двенадцатилетней девочкой, не расставаясь, при этом, с образом мыслей тридцатидвухлетней женщины, - краем своего "Я" отдающей себе отчет в том, что происходящее лишь сон, - в этом не было ничего из ряда вон выходящего в этом царстве грез.
Ты только обрадовалась, что можешь здесь так же свободно двигаться и прыгать, как любила это делать в детстве, играя в "классики" с подружками, и даже коленки твои снова были в зеленке, а передние зубы вновь казались излишне крупными для не успевшего полностью сформироваться детского рта.
Однако, это тебя нисколько не огорчило, так как, спустя двадцать лет, этот детский недостаток растворился сам собой и твоя улыбка с годами приобрела опасные и таинственные свойства, - столь присущие подлинной красоте, - словно заклинание в магическом арсенале опытного чернокнижника.
Правда, подружек нигде видно не было и, вообще, небо было отчего-то дегтярно-черным, словно его специально занавесили темной материей, как зеркала в день похорон.
Вдалеке бурели расплывчатые спины каких-то домов и ты уже была близка к тому, чтобы почувствовать щипки тревоги и беспокойства, как вдруг, буквально из ниоткуда, к твоим ногам подбежал твой Стёпка:
- Привет, Варенька! Болеешь?
- Стёпик, ты что?! Почему ты меня так назвал? Ты забыл как меня зовут?
- Вот ты такая непредсказуемая, что прямо жуть! Нет чтобы спросить меня: "Этьенн, а почему ты говоришь по-человечески?", так ты задаешь мне такие глупые вопросы! Ты разве не знаешь, что есть имена, которые дает всем живым существам Бог, а есть имена, которые дарят люди?
- А что удивительного в том, что ты, Штефан, говоришь по-человечески? Удивительно, что ты, например, зовешь себя на французский манер. Это смешно. Ты очень смешной кот, Стёпик.
- Не дразнись, Варвара. Я Этьенн. Мне так хочется.
- Ну, ладно, Стивен, выкладывай, что ты хотел мне сказать?
- Ты когда-то спасла мне жизнь. Да и люблю я тебя, потому, собственно, и хочу подсказать тебе кое-что. Ты думаешь, что сейчас спишь, наверное?
- А разве это не так?
- Попробуй посмотреть на свои руки. Ты их видишь?
- Вижу. И очень даже хорошо.
- Вот и скверно. Это дурной знак. В нормальном сне ты ни за что не сможешь посмотреть на свои руки. Если не веришь мне, попробуй как-нибудь проделать это в следующий раз.
- А что в этом плохого?
- Ты болеешь и ты в опасности. Поэтому ты и снишься себе маленькой. Пока у тебя Старик отнял 20 лет жизни, но может отнять и больше. Понимаешь? Отнимет еще 12 - и ты не проснешься. Ты должна его найти и потребовать свои года обратно.
- Так я не поняла....поэтому всё тут в трауре и вместо неба какая-то сапожная вакса?
- Да нет же....Старик Цедзип любит черный цвет. У него прямо мания такая.....чтоб всё черным черно было, как в шахте.
- Он что...из бывших шахтеров?
- Сомневаюсь. Он ведь не пьет совсем. А ты с толку меня сбила своими вопросами. Мы время теряем с тобой, понимаешь?
- Так ведь на то и сон, чтобы сбивать с толку. Ладно, показывай дорогу.
И верный Стёпка, мужественно вздернув хвост, затрусил впереди тебя, семеня своими рыжими лапками.
Периодически он исчезал куда-то, затем снова появлялся, но это выглядело совершенно естественным в этом мире и ты не удивлялась, когда из пустоты до тебя долетали его обращенные к тебе фразы:
- Если увидишь что-то необычное - не пугайся. Просто иди за мной и не дай этому затянуть тебя в себя. Ты сейчас столь же беззащитна здесь, как девочка на улицах большого города.
Ты обратила внимание, что все дома этой местности имели не только ярко выраженную индивидуальность и весьма отличались по внешнему виду один от другого, но, казалось, содержали и нечто человеческое в своей природе.
Одни - улыбались тебе глазами своих окон, другие - сухо кивали, а иные - оглядывались на тебя, неуклюже вывернув свои грузные, кирпичные тела, едва при этом не роняя головные уборы крыш.
Темнота, слегка разбавленная жирным маслянистым светом, представлялась наполненной какой-то скрытой и непонятной жизнью.
Если присмотреться к ней, то становилось немного жутковато от легко различимого, суетливого движения, отчетливо в ней читавшегося.
Но, раскрывать эту загадку совершенно не было никакого желания.
Мощеная гладким, поблескивающим словно панцирь жука, булыжником, петлявшая между зданиями мостовая, зловеще лоснилась под твоими детскими ногами.
Ты захотела рассмотреть свою обувь, но у тебя ничего не получилось.
Ты наклоняла голову вниз, однако, кроме собственных коленок в крупных изумрудах зеленки и тоненьких детских икр, тебе не позволялось увидеть что-либо еще.
Страха не было, лишь некое беспокойство, причину какового ты не сразу осознала.
Смутная тревога отбрасывала матовую тень на твое сознание: за тобой кто-то наблюдал. Вначале ты подумала, что тебе это кажется и ты даже оглянулась назад - настолько, едва ли всей кожей спины, ты почувствовала пристальный, направленный на тебя сзади, взгляд.
Чувство, что тебя разглядывают, будто в лупу, долго и напряженно, не только не покидало тебя, а становилось всё явственнее.
Ты буквально осязала этот взор, но, ни этого существа, так ревностно тебя изучавшего, ни его скрытых во тьме глаз, ты никак не могла нигде различить.
И тут случилось нечто непонятное: из-за спеленутых во мрак домов стали выбегать коты. Небольшими группами, разных окрасов и пород, они появлялись отовсюду и быстро заполняли собой всё пространство улицы, так что через несколько минут ты и шагу не могла ступить, потому что эти ласковые, сыто и монотонно мурлыкающие кошачьи, не давали тебе пройти, не переставая тереться своими спинами о твои ноги.
В растерянности ты остановилась и громко позвала абсолютно неразличимого в этом хаосе Стёпку.
Ответа не последовало и ты уже начала подозревать, что твой котик потерялся, как вдруг, всё это бесчисленное, окружившее тебя пушистое зверье, с жалобным мяуканьем, начало, подобно воздушным шарам, подниматься в воздух.
Со вставшей дыбом шерстью, нелепо растопыренными лапами и застывшим в глазам испугом, они вертикально и очень медленно взлетали, поднимаясь над домами и исчезая в антрацитовой вышине.
Зрелище настолько завораживало, что только голос оказавшегося рядом любимца, вывел тебя из транса:
- Ну что ты, Варенька? Экая невидаль - летающие кошки! Ты же уже взрослая девочка, чтобы заглядываться на всякую ерунду. Пойдем быстрее, иначе опоздаем!
Ты с облегчением приняла это предложение, продолжая, тем не менее, оглядываться на парящих в этом душном и спертом воздухе разношерстых котов, издалека напоминавших тебе бумажных змеев, отличающихся от них динамикой полета, идентичной запущенным в небо воздушным шарам.
- Стёпа! Мне кажется....нет, я даже уверена, что за мной кто-то следит. Как ты думашь, кто бы это мог быть?
- Это может быть кто угодно. Даже ты сама, видящая себя во сне. Или кто-то, кому ты дорога.
- Стёпик, а это не можешь быть ты, смотрящий на меня спящую?
- Ты что?! Я же занят сейчас - я сплю. Вместе с тобой, кстати. На кровати. И кажется, лапами во сне подергиваю.
- Ну, ладно. А как ты просочился в мой сон? Тебе что, разве мало своего?
- Я помочь тебе захотел. А так...мне и своих снов хватает, конечно. Но как я попал сюда, я сказать тебе не могу. Я попросился и меня впустили, взяв с меня обещание, что я ничего не разболтаю. Что же касается искусства видеть одни сны на двоих, то этим мало кто владеет из смертных, хотя все к этому стремятся. - Стёпа, а кто такой этот Цедзип и в чем я перед ним провинилась?
- Чтобы провиниться - достаточно родиться. А кто он....я же простой кот, откуда мне знать? Думаю, он олицетворяет то, что вы, люди, называете "богом" или "судьбой". Вечно вы любите всё усложнять, понапридумывали себе всякой всячины и сами в это же поверили.
- Что ты имеешь в виду под этими словами? Ты распространяешься по поводу религии?
- В какой-то степени - да. Вот взять хотя бы этот ваш нелепый миф о Иегове и Люцифере......
- Что же в нем не так по твоему?
- Многое. Не так всё было.
- Например?
- Люцифер на самом деле был женщиной. И звали ее Люси, а фамилия у нее была Фер. Она работала у Иеговы секретарем одно время, и он ей буквально не давал прохода, как-будто за окном стоял вечный месяц март. Несмотря на то, что Иегова был боссом, да и вообще выглядел импозантно, она всё же отвергла его ухаживания и уволилась. В ответ наш громовержец ее проклял, обозвав Люцифером, то есть "несущим огонь", так как ему, видимо, было проще думать теперь о ней как о мужчине, потому что тот огонь, который она в нем зажгла, он теперь никак не мог потушить.
- Я в шоке. Неужели это правда?
- Ну....мы, коты, так считаем....
Ты хотела возразить своему любимцу, но в этом самый миг перед вами внезапно выросли два небольших одноэтажных здания, неоновые вывески которых вызывающе ярко горели в жирной, насыщенной темноте, спрятавшей все остальную улицу себе за спину.
Постройки своим видом напоминали небольшие магазины, а странные названия, - "Санта-Барбара" и "Сент-Этьенн", - сверкавшие над металло-пластиковыми дверьми, только усугубляли это сходство.
- Вот, Варвара, мы и пришли, - улыбнулся Степан, - Тебе налево, а мне - направо.
- Что это за странные дома? Мне нужно будет войти в эту "Санта-Барбару"?
- Да. А что тебя смущает? Название? Это имя твоей святой покровительницы. Так оно звучит на английский манер. Там собрано практически всё твое прошлое. Тебе необходимо навести там кое-какой порядок. Что и должно стать залогом твоего выздоровления. Речь идет не столько о лихорадке, сколько об избавлении от тягостных воспоминаний.
- Разве это возможно?
- Поговори с Цедзипом. Мне кажется, ты должна ему понравиться и он тебе поможет. С лихорадкой, уж во всяком случае - точно.
- Я попробую. А ты, Стёпик, меня бросишь? Отправишься в свой "Сент-Этьенн"?
- Ага. Свою задачу я уже выполнил - проводил тебя. Беспокоиться тебе особо не о чем, так как, судя по всему, Цедзип настроен благожелательно: мы добрались практически беспрепятственно, никаких эксцессов не произошло. Значит, я с легким сердцем могу тебя оставить...оставить, чтобы встретиться с тобою утром, - и моргнув тебе на прощанье, твой проводник скрылся из виду за дверьми помидорного цвета.
Войдя в помещение освещенное мягким, непонятно откуда исходившим светом, - так как лампы и светильники перманентно отсутствовали, - твое внимание, в первую очередь, привлекли необычные настенные, округлой формы, часы, в центре которых находился пуп, выполненный настолько реалистично, что возникало желание надавить на него пальцем, а поверхность циферблата имитировала человеческий живот, причем, вероятно, мужской, поскольку вся его поверхность была покрыта короткими темными волосками; роль часовых стрелок исполняли две пьявки: одна, более упитанная и жирная, и, другая, длинная и тощая, похожая на почерневшего дождевого червя, выполнявшая функции минутной стрелки.
Ты не удержалась от соблазна подойти ближе и, к своему удивлению, заметила, что бледный живот с вытатуированными на нем по кругу римскими цифрами, периодически едва заметно вздымается, совершенно естественно и реалистично, как при обычном дыхании.
Переборов брезгливость, ты осторожно коснулась пальцами этого странного циферблата и поразилась тому, что он, мало того, что оказался теплым, так еще и вздрогнул от твоего прикосновения, заставив тебя в изумлении отступить на шаг.
Сомнений не было - часы были живыми.
Ты прошла чуть дальше и увидела огромный прилавок весь заполненный рассаженными в чрезвычайной тесноте пестрыми куклами, выполненными с необычайным мастерством и наряженными в самые разнообразные одежды.
Кропотливая работа проделанная безымянным маэстро и неслыханная детализация, каковой, прямо-таки бравировал этот искусный художник, - все эти бесчисленные родинки, морщинки, веснушки, бородавки, шрамы и даже царапины выглядели сверхреалистично,- поражала воображение.
Приглядевшись внимательнее к одной особенно удачной поделке, ты ощутила некий толчок изнутри: это лицо было тебе настолько хорошо знакомо, что и речи не могло идти о какой-либо ошибке - марионетка полностью копировала не только облик твоей подруги, но даже в точности дублировала и наряд, в котором она была дружкой на твоей свадьбе.
Прошептав ее имя, ты, легко перешагнув через низкий прилавок, взяла куклу в руки, а из глубин твоей памяти поднялся на поверхность и заиграл забытыми, казалось, навсегда уже стертыми гранями, тот далекий и светлый день.
Обратно тебя возвратил звук шагов раздавшихся за твоей спиной. Непроизвольно посмотрев в этом направлении, ты увидела невысокого, но крепко сложенного мужчину, с улыбкой приближающегося к тебе.
Лысая голова его только подчеркивала мощную, словно у борца, сливавшуюся с плечами, шею, а серые, глубоко посаженные глаза, смотрели с приветливой улыбкой:
- Отыскала подругу Машу? - услышала она, неожиданно высокий и мягкий для столь могучего тела, голос, который совершенно не гармонировал с внешностью этого человека, фигурой напоминавшего скорее пауэрлифтера.
- Да, - несколько растерянно обронила ты, недоумевая откуда этот тип мог знать имя твоей лучшей подруги, но, скрыв свое смущение, быстро добавила : - А вы, наверное, и есть..... Старик Цедзип?
- Ха-ха-ха-ха! - громко и беззлобно рассмеялся твой собеседник, - Как ты меня назвала? Это кто тебе так меня окрестил?
- Да так.....один мой знакомый, - решила ты, на всякий случай, не выдавать Стёпку.
- Один знакомый? - продолжал сиять улыбкой загадочный человек, не сводя с тебя пристального, но доброжелательного взора, - Уж не рыжий ли твой котяра Степан так меня именует?
- А как на самом деле вас зовут? - ты настойчиво пыталась завуалировать личность своего любимого котика при обсуждении данной темы, хотя и начинала догадываться, что скрыть что-либо от этого типа, по-видимому, просто не представляется возможным.
- На самом деле...., - он вдруг разом посерьезнел, и, подойдя к тебе вплотную, сверкнув глазами, грустно произнес, - На самом деле тебе лучше не знать этого, девочка.
- Хотите меня напугать? - спросила ты, и, заметив, что над прилавком темнела едва заметная табличка с размашистой, сделанной краской от руки надписью : "Прошлое", прибавила: - Все эти куклы-люди из моего прошлого, да?
- Ты здесь не для того, чтобы я тебя пугал, скорее наоборот. Тебе нужно будет навести порядок кое-где, - мужчина многозначительно кивнул в сторону кукол, - Рассадить всех этих бестолочей. Сначала нужно поместить тех людей, которые отметились как-то в твоей жизни в ту пору, когда ты была совсем маленькой, потом - школа, времена твоего студенчества и так далее...Понимаешь? Задача простая и, я думаю, ты с ней справишься.
- А что вон там? - спросила ты, указывая на занавешенный синей материей отдел, так похожего на детский магазин, дома.
- Там? Люди, которых ты встретишь в будущем.
- Можно на них посмотреть?
- Ни в коем случае. Это может тебе повредить, - заметив твое огорчение, человек, словно вспомнив что-то внезапно, улыбнулся тебе: Если ты управишься быстро и у нас останется время, то я тебе покажу нечто весьма любопытное. Хочешь?
- Откуда мне знать хочу ли я? Вдруг это окажется какой-нибудь гадостью? - улыбнулась ты.
- Пойдем со мной. Я кое-что тебе покажу, - и он жестом пригласил тебя следовать за ним.
Идти пришлось совсем недалеко и, соседняя комната была хотя и небольшой, но больше половины ее занимали детские книжки, аккуратно и педантично сложенные в стопки.
Яркие и красочные обложки манили красотой сделанных оформителями привлекательных иллюстраций.
- Что это такое?
- Это твои сны. Но сначала мы должны разобраться с нашим основным делом. А затем, если получится, вернемся сюда. Согласна?
- Согласна. А что там, внутри этих книг?
- Содержание твоих снов в виде картин, а так же, конечно, немного текста. Есть и черно-белые, разумеется. Кошмары же - в отдельной комнате.
Вы вернулись назад и ты принялась увлеченно разбирать эти форменные завалы из кукол, узнавая всё новые и новые лица, сортируя и усаживая их в зависимости от времени, когда состоялась ваше знакомство.
По мере этого занятия ты всё глубже погружалась в мир своего минувшего и, случалось, какая-то кукла, черты которой были тобой сличены с призраком из твоего прошлого, вызывала такой мощный прилив воспоминаний, что тебя уносило куда-то далеко-далеко и ты заново переживала те эмоции, каковые некогда испытала.
Однако, не все впечатления и не все пережитые тобой воспоминания являлись радужными.
Ты сразу узнала три марионетки, которых тебе было противно даже брать в руки.
Заметив твое замешательство, молчаливо до этих пор наблюдавший за происходящим, таинственный человек, подошел к тебе и сгреб их всех вместе в одну охапку:
- Стереть нечто полностью, безусловно, нельзя. Но можно это отпустить, оторвать от себя, - с этими словами, он, потратив на каждую куклу по одному движению, оторвал им головы и, усадив на то место, куда это должна была сделать ты, добавил, - Тем более, что одного подонка уже нет в живых, а двое других, фактически, на дне.
Отделенные от туловищ головы, сразу же, едва только упали на пол из светлого мрамора, странным образом исчезли, а мужчина, глядя себе под ноги, задумчиво проговорил:
- Наличие шрамов - вовсе не свидетельство реальности произошедшего. Тем более, что сильнее всего болят, обычно, именно те шрамы, которые никто не видит. Ни тебе судить о том, было ли это на самом деле реальностью. Иногда кошмар, обретая плоть, входит в действительность, продолжая оставаться, по сути, обыкновенным кошмаром. И, если сны, такая же часть твоей жизни, - а это несомненно так и есть,- то почему ты так серьезно относишься к своей жизни, отказывая каким-то ее эпизодам в праве быть забытыми, словно ничтожный, кажущийся тебе таким нереальным по пробуждении, но не менее жуткий от этого, кошмар, который ты пережила ночью? Подумай над этим, девочка.
- По вашему, к жизни не стоит относиться серьезно?
- Я такого не говорил. Это к смерти можно отнестись несерьезно. Потому что она забирает почти всё: и тело, - второго такого больше у тебя не будет, - и твои привычки, которыми ты обросла, и весь твой опыт, которым ты успела обзавестись. То, что остается от тебя, так похоже на доску, на которой ничего не написано. Ведь именно смерть и стирает все надписи сделанные на ее поверхности, надписи, из каковых и состоит твое неповторимое, создаваемое один-единственный раз, уникальное "Я". Живи и наслаждайся жизнью, не забивая себе голову такими понятиями, как Рай и Ад - их не существует. А существует лишь безбрежная, вечная пустота одиночества, преодолеть которую возможно лишь с помощью этого хрупкого, ненадежного, но такого прекрасного инструмента, каким является человеческое тело. Пусть это не навсегда, и, порою, это, по краткости своей, напоминает полет, но ради этого и приходят в мир души, надевая подобно скафандрам одежду из плоти, жадно расхватывая взятые ими напрокат тела, чтобы вновь, невзирая на боль и неминуемую смерть, испытать таинство слияния.
- Но из этого следует, что нет ничего серьезнее смерти.
- Скорее, она - это очень серьезный повод не отворачиваться от жизни. Ведь столько мертвого повсюду среди живущих: все эти монахи, фанатики от религии и бесконечное количество, ушедших в какую-то одну глупую иллюзию всем телом своей души, не слишком умных людей. Живущие так, словно у них нет тела - не живут. Поэтому в их рождении нет абсолютно никакого смысла.
- Так как же вас всё-таки зовут?
- По-моему, мы неплохо пообщались и не обращаясь друг к другу по имени? Но, если хочешь, можешь называть меня также, как твой кот. Я только сожалею, что ты не успела полюбоваться роскошной коллекцией своих снов, зато навела порядок в собственном прошлом и тебе пора просыпаться. Кстати, о твоем питомце, он уже лижет твою щеку, а это значит, что наступило утро и ты выздоровела, девочка.
Ты в самом деле почувствовала прикосновение к щеке чего-то влажного, теплого и шершавого, но, прежде, чем ты проснулась и увидела лежащего на твоей подушке Стёпика, огромный розовый язык слизал как твоего таинственного собеседника, так и загадочное помещение в котором ты выполнила такое странное задание, хотя, прилавок, а также некоторые, из столь красиво расставленных тобою кукол, еще некоторое время оставались видимыми, и, твое сознание втащило их за собой, прямо в ослепительно-светлые ворота чистого и тихого утра, где они медленно растаяли в его свете, точно рафинад в чашке горячего чая.
Не было никакой необходимости замерять температуру, поскольку ты чувствовала себя как никогда бодрой и посвежевшей, так, будто и не знобило тебя вчера от внезапно одолевшей твой организм простуды.
Взяв Стёпика на руки, улыбаясь, ты подошла к окну.
Из-за белобрысых голов домов, с наставленными рожками телевизионных антенн, медленно выползал, отвечающий тебе своей апельсиновой улыбкой, теплый диск ласкового, как твой кот, рыжего солнца. 14.12.2009г.