Он вышел на балкон. Пол, покрытый мелкой кафельной плиткой, всегда был безумно холодным, и поэтому он предусмотрительно надел тапки. Балкон отделяла от улицы цельная перегородка, нижняя часть которой была деревянной, а верхняя состояла из 4-х окон. Как всегда, пришлось приложить немало усилий, чтобы открыть щеколду, на которую закрывалось одно из окон.
Открыв окно, он сложил руки на перегородке и высунул голову на улицу. Слева, в темноте, виднелась небольшая железнодорожная станция, справа, почти окна - в окна, стоял другой дом, а прямо перед окном был дворик, за которым открывался вид на какие-то склады, за которыми торчала Останкинская башня.
Его всегда тянул этот балкон на старой квартире. Когда он был еще маленьким, он подносили маленький стульчик к этим окнам, вставал на него и смотрел вдаль, так как росту, чтобы обойтись без стульчика и охватить всю картину, ему еще не хватало.
Захотелось закурить, но он уже полгода, как бросил. Раньше он с радостью курил, стоя на этом балконе и высунувшись в окно. Трудно сказать – что тут было первопричиной: то, что он хотел покурить, или желание постоять задумчиво на этом балкончике. Но теперь он уже не курил, так что пришлось признаться себе, что вывела его сюда ностальгия, перемешанная с меланхолией и одиночеством.
После того, как он с родителями переехал в другую квартиру, а тут осталась жить бабушка, он периодически ночевал здесь. Иногда он водил сюда девушек, иногда заваливался с друзьями, но пару раз он, как сейчас, приезжал неизвестно - зачем. Он просто отрешенно покупал немного еды и вина в «Седьмом континенте», приезжал сюда, парковал машину на стоянке и поднимался в квартиру. Три комнаты, мало мебели и спокойное одиночество.
Он начал быстро замерзать. Снег прекратился полчаса назад. Уходить с балкона безумно не хотелось, поэтому он сходил и взял из прихожей пальто.
По свежевыпавшему, во дворе, снегу прошел человек. Сразу вспомнилось, как он, будучи еще совсем маленьким, ездил с отцом кататься на лыжах в «Волен». Ездили, как правило, вечером, а возвращались, примерно, в час ночи. Покатавшись, он быстро переобувался и прыгал в машину, которая полностью остывала за время их катанья. Сначала всегда было очень холодно, но машина постепенно прогревалась, и становилось даже жарко. Он, уставший от катанья и разморенный теплом, каждый раз засыпал, по пути домой. А когда папа будил его, они уже стояли на стоянке. Тут наступал самый неприятный момент: ему приходилось заново застегиваться, одеваться и выходить на мороз. Безумно хотелось спать, ветер был такой холодный, на улице темно и безлюдно, а тут еще и лыжи с ботинками домой тащить. И они с отцом, молча, собирались и шли к дому. И он, проходя этот дворик, всегда с тоской смотрел на балкон их квартиры и мечтал научиться прямо из дворика запрыгивать в квартиру. Но приходилось обходить дом, заходить в подъезд, ждать лифт…
Эти воспоминания, в очередной раз, навеяли мысли о том, как все скоротечно и изменчиво. Сейчас его в «Волен» палкой не загонишь, а тогда это была такая радость…
Он уперся верхней частью живота в подоконник и в свои руки, сложенные на нем. Сразу вспомнилось, как он выходил на этот балкон со своими девушками. Вспомнились три. Сначала та, с которой он, впервые в жизни, провел целую ночь наедине. Это были такие новые и прекрасные ощущения. Они тогда купили бутылку какого-то мерзостного сладкого шампанского и еще что-то поесть. Жутко боялись, что её родители позвонят девочке, к которой она, якобы, поехала с ночевкой. Сидели, говорили о чем-то, потом занимались любовью, потом курили на этом балконе. Она стояла, прижавшись животом к перегородке и чуть перегнувшись на улицу, и сложив руки так же, как он сейчас. Тогда он подошел к ней сзади, прижался к ее спине, обнял ее одной рукой, а другой прикурил им сигареты. Они стояли на балконе и, молча, курили, задумчиво глядя вдаль. Это была первая любовь, такая неопытная и наивная.
Второй вспомнилась другая девушка, с которой они начали встречаться значительно позже. Отношения у них были спокойные и добрые. Целыми днями сидели в ее квартире, пили чай, курили, занимались любовью. А иногда приезжали в эту квартиру. Так же стояли на этом балконе, он так же обнимал ее, прижавшись к ней сзади, так же, молча, смотрели вдаль.
А третьей вспомнилась девушка, с которой были тут полгода назад. Одна единственная магическая ночь. Приехали часам к двум ночи и до утра ласкали друг друга на кровати в большой комнате, периодически прерываясь и, все так же, куря на этом балконе, где он прижимался к ее спине и они, молча, смотрели в сторону Останкинской башни…
Бывала тут еще пара девушек, но они просто промелькнули в его памяти, в то время, как это трио плотно обосновалось в его мыслях.
«Какой-то печальный и задумчивый вид открывается с этого балкона» - подумал он.
Пришла в голову мысль, что, стоя именно на этом месте, он больше всего раз был счастлив.
Если подумать, то от этих девушек в его жизни почти ничего уже не осталось. Но балконная меланхолия заставила всплыть в его памяти эти моменты, где каждая из них отчетливо сохранена. Эти эпизоды живы, как никогда, и вряд ли когда-нибудь забудутся. В его памяти эти девушки абсолютно материальны и близки, как будто все, что было, после разрывов с каждой из них – это просто минутное видение, а на самом деле, ты сейчас откроешь глаза, моргнешь пару раз и поймешь, что стоишь с одной из них на этом балконе, а в руке у тебя, почти истлевшая, сигарета. Ты непроизвольно немного вздрогнешь от удивления и этим вернешь ее из такого же видения. Вы, в небольшом замешательстве, переглянетесь, а потом, забыв о странном наваждении, выкинете окурки из окна и, поцеловавшись, вернетесь в квартиру.
Он стоял на балконе и…
- Тема, просыпайся! Мы приехали. Давай, собирайся и пошли, а то мама уже волнуется!- папа заглушил двигатель, открыл свою дверь и вышел из машины.
Маленький Тема вскочил на своем пассажирском кресле и, ничего не понимая, огляделся. Он, в горнолыжном костюме, сидел в отцовском старом Мерседесе Е-класса, а на улице папа возился с лыжами и другим обмундированием. Тема потрогал свое заспанное лицо, на котором еще не было и намека на бороду, и понял, что все это был лишь чудной, глупый сон…