"Темнота впереди – подожди!
Там – стеною закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди
И дороги неровные.
Там проверка на прочность – бои,
И закаты, и ветры с прибоями –
Сердце путает ритмы свои
И стучит с перебоями".
Владимир Высоцкий
Из комнаты экипажа, в которой заседала комиссия по расписанию (распределению) юнг по кораблям, вышел офицер, зачитал фамилии: Дудоров, Батурин, Шаганов, Чучкалов, Григорьев, Числов – и попросил зайти в комнату. Зашли.
За столом сидят командиры в золотых погонах, со звёздами, шитыми золотой куделью. «Иконостас» впечатляет… погоны были введены в 1943 году, и на Соловках они ещё были редки, да и звёзды на погоны наклеивали морские, то есть выловленные в Белом море и высушенные, определённого размера.
Капитан первого ранга взял свидетельство об окончании школы юнг и обратился:
– Юнга Дудоров.
Я отвечаю:
– Есть, – и подхожу к столу.
– Свидетельство с отличными оценками по всем предметам. На каких кораблях хотите служить?
Очевидно, и здесь сработала флотская традиция – отличникам дают право выбора… Хотел сказать: на крейсере «Максим Горький», на нём служил мой родной брат Миша, – а ответил:
– На кораблях, которые воюют.
– Как это? Вы считаете, что у нас есть корабли, которые не воюют?! У нас в блокадном городе нет ни фронта, ни тыла. Каждый труженик Ленинграда является его бойцом! – лицо командира побагровело. – В ОВР! В истребительный отряд! К Капралову! – раздражённо распорядился капитан первого ранга. Посмотрел на шеренгу юнг, стоящих за моей спиной, спросил:
– Вы тоже хотите на корабли, которые воюют?
Вадим Батурин тихо съязвил:
– Поступать наоборот – это же предательство.
– Всех в истребительный отряд! К Капралову! Кругом! – скомандовал капитан первого ранга. – Марш!..
Для нас подобное распределение было подобно взрыву мины. Особенно негодовали мы, корабельные электрики: Батурин, Шаганов и я, досконально изучившие конструкцию новейшего эсминца типа «Гневный» и его всевозможные электроприводы. Однако, немного остыв, успокоились.
Из флотского экипажа небольшую группу юнг переправили в Кронштадт и ещё одну, поменьше, разместили на катере «КМ». Главный старшина, очевидно командир катера, подозрительно посмотрел на наши бескозырки, бескозырки без лент и только с надписью золотом: «Школа юнгов».
Мы начали задавать ему вопросы: куда нас расписали? Что это за истребительный отряд? Кто такой Капралов? Куда нас везёте?
Главный старшина ответил:
– Капралов Михаил Васильевич – капитан 2-го ранга. Он командир Истребительного отряда “морских охотников” («МО»). Это корабли самого низшего ранга – четвёртого – катера. Я вас должен доставить в Кроншлот, где базируются некоторые катера «МО».
Катера «МО-413», на который я должен был прибыть, в гавани Кроншлота не оказалось, он находился в море, и нам с юнгой-рулевым Мишей Негазиным представилась возможность познакомиться с этим небольшим искусственно возведённым ещё при Петре Первом островом. Ни в Кронштадт, ни в Ленинград с запада пройти нельзя, минуя Кроншлот – первый Балтийский форт. Подошли к кромке острова. Он обнесён высокой стеной из гранитных блоков, о которую разбивались штормовые волны, обдавая нас брызгами.
413-й вернулся с моря на следующий день. Мы с Негазиным представились командиру катера старшему лейтенанту Федину. Командир посмотрел не столько на нас, сколько на бескозырки с бантиком вместо лент и на погоны с буквой «Ю».
– Вы откуда? – спросил он.
– Мы с Соловков…
– Вы рулевой? – уточнил, обращаясь к Негазину. – Представьтесь командиру отделения рулевых Помелову. А вы электрик? – спросил он меня.
– Электрик.
– Представьтесь командиру электромеханической группы главстаршине Лапину. Вахтенный! Проводите новичков!..
Командир открыл люк и «провалился» вниз.
Главный старшина Лапин, он именовался механиком катера, встретил меня приветливо, познакомил с носовым и кормовым машинными отделениями. Три двигателя, каждый – по 1000 л.с., каждый работает на свой гребной винт.
– На наших катерах, – объяснил главстаршина, – по штату положен один электрик. Он должен обеспечить безотказную работу вспомогательных механизмов, то есть обеспечить корабль электроэнергией, сжатым воздухом, водой в противопожарной системе и откачку воды в случае затопления отсека.
Электрик относится к БЧ-5 (боевая часть 5), значит, вы должны управлять главными двигателями не хуже штатных мотористов. Завтра Диденко отдаст вам боевой номер.
Жора Диденко на флоте с 1938 года, старослужащий, куда-то списывался, передал мне боевой номер 2-24-1 (боевой номер – свод обязанностей и действий матроса, старшины, изложенный в виде инструкций: в бою, в аварийных ситуациях и при авральных работах на корабле).
Я в недоумении расшифровываю 2-24-1:
2 – артиллерийская боевая часть – комендоры;
2 – 2-ая боевая смена;
4 – 4-ый по списку;
1 – на первом боевом посту.
Первый боевой пост на катере МО – это носовая пушка и я, подающий снаряды заряжающему.
Жора отвечает:
– Правильно, грамотный, но ты ещё должен выучить флажный семафор и научиться стрелять из ДШКа. Специфика! Салага, это тебе не эскадра! – и, дружески обняв, добавил: – Справишься.
Эти немудрёные кораблики длинной 27 и шириной 4,2 метра по миделю (мидель – самая широкая часть корабля) развивали скорость до 30 узлов. Катера обладали исключительно высокой мореходностью, а непотопляемость обеспечивалась делением корпуса восемью водонепроницаемыми переборками на 9 отсеков. Было немало случаев, когда катерам «МО» отрывало 4 отсека по рубку взрывом мины или авиабомбы, и они не только оставались на плаву, но и приходили в базу своим ходом.
Для обнаружения подводных лодок противника они имели гидроакустическую аппаратуру, а для нанесения ударов по ним – глубинные бомбы. Для ведения морского боя с вражескими надводными кораблями и отражения атак самолетов катера были вооружены двумя полуавтоматическими пушками калибром 45 мм и двумя крупнокалиберными (12,7 мм) пулемётами ДШКа.
Дальность плавания экономичным ходом 17 узлов достигает 1200 морских миль. Над гладкой палубой в средней части возвышалась рубка, в которой размещались штурман и радист. За рубкой – ходовой мостик, обнесённый парусиновым обвесом. На мостике машинный телеграф, магнитный компас, прожектор, переговорные трубы для связи с боевыми постами, «соты» с сигнальными флагами и командирский пульт с контрольными лампочками и замыкателями артиллерийских ревунов, навигационных огней и сирены.
Ведь по этой скорлупке неизбежно гуляют свирепые волны, а палуба что стол: ни штормового леера, ни фальшборта. Благо, что по ватервейсу расставлены стойки, в которых протянуты стальные леера.
С наступлением темноты командир поднялся на ходовой мостик, скомандовал:
– Боцман! Корабль к бою и походу приготовить!
Колокола громкого боя известили «Аврал»: длинный, короткий, длинный, короткий, длинный, короткий. Все боевые посты доложили о готовности к бою и походу. Катер без единого огонька, словно призрак, выскользнул из Кроншлота и, растворившись во мраке, взял курс на Вест.
Оказывается, несколько дней назад наш катер высадил разведчиков в тылу противника и сегодня должен появиться в условленном месте, чтобы принять их обратно. Командир довел катер до места встречи, отдал распоряжение сигнальщику работать только фонарём Ратьера. Командир отделения сигнальщиков Сергей Моисеев – резервист, в 30-х годах служил на линкоре «Марат» ; и без напоминания знал, что фонарь Ратьера служит для скрытой сигнализации ночью в боевой обстановке.
Все наблюдатели на верхней палубе с повышенным вниманием следили за кромкой берега, но попытки заметить условный сигнал оказались тщетными. Вся команда не скрывала грусти и душевной горести. Что случилось? Оказывается, эта попытка связаться с разведчиками была не первой…
За время непродолжительного похода я ознакомился с эксплуатацией вспомогательных механизмов, которые установлены вдоль бортов кормового машинного отсека. Они тождественны, что обеспечивает живучесть корабля, то есть способность противостоять боевым и аварийным повреждениям, восстанавливать и поддерживать свою боеспособность. В полночь заступил на 4-хчасовую вахту на верхней палубе с определённым сектором наблюдения.
Постепенно я начал понимать, что стал членом небольшой команды и что этот маленький кораблик с экипажем в 22 человека не такой уж простой. Условия спартанские, и служба на нём требовала от людей особых качеств – инициативности, находчивости, быстрых и решительных действий, отличного знания своей и ещё нескольких специальностей. А судьбы всех членов экипажа, от матроса до командира, тесно связаны взаимозависимостью и взаимопомощью.
В Кроншлоте находился штаб Истребительного отряда «МО», и в небольшой гавани стояли катера, находящиеся в оперативном подчинении командованию отряда, корабли и катера Охраны водного района (ОВРа) Кронштадтского морского оборонительного района (КМОР) КБФ, куда входили Истребительный отряд «МО», сторожевые корабли и тральщики. Совместно с торпедными катерами они вели боевые действия на коммуникациях между Кронштадтом и островами восточной части Финского залива.
Немцы стремились сорвать наши морские перевозки, снабжавшие Островную Военно-морскую базу (ОВМБ) на острове Лавенсари, откуда подводные лодки выводились в Балтийское море. Остров Лавенсари расположен примерно в 80 милях западнее Кронштадта, и он был самой западной советской землёй на всем советско-германском фронте.
Побережье Финского залива к северу и к югу от острова находилось у противника, там немцы создали свои базы кораблей и авиации, что позволило им оказывать постоянное воздействие на наши коммуникации – минировать фарватеры и наносить удары по конвоям с воздуха и кораблями. На катера «МО» легла основная тяжесть морских дозоров. На них было возложено обеспечение безопасного перехода подводных лодок в точку погружения, встреча и сопровождение при возвращении их с моря.