Сначала моя мама долго оставалась молодой. Молодой и красивой. Так всегда говорил мой отец. Мама выглядела молодой и в пятьдесят. Я помню тот ее юбилей в деревне. Съехались и мой брат, и сестренка, привезли детей. Впрочем, если подумать, из детей мог быть только мой сын. В три годика. Собралось много гостей – полна изба. В большинстве своем родственники мамы. Отца моего там не было. Так у них получилось. Вряд ли он хорошо помнил день ее рождения. Тем более, тогда они жили врозь.
Мама обитала в бабушкином доме, со своей мамой. А батя, после семейной ссоры, предпочитал обретаться на стороне – уехал на заработки и там поселился на время один.
Маминых родственников я плохо знаю. Вот мой брат с ними общается. И они его любят. Я же только запомнил дядю Колю, маминого брата. Двоюродного. И то потому, что вышел с ним за компанию в сени. Покурить. Симпатичный дядька оказался. Кудрявый.
Но не поэтому мне он понравился. А потому что встрял за меня, когда какой-то важный гость попросил меня принести пепельницу. Мамин начальник. Пепельницу я не стал искать. Послал его подальше. Какая пепельница в деревне! В доме, где никто не курит.
Вернее, отец-то курил, но его не было на том юбилее. Он бы точно разбил пепельницу о голову того директора. Он считал зазорным прислуживать... И никогда не просил меня что-либо ему подать. Только в последний год жизни рад был очень, когда я приезжал и предлагал его побрить.
А я едва успел познакомиться с дядей Колей, как вскоре его не стало. Так получилось печально. Потом я случайно познакомился с его дочкой. В поезде из Москвы. Вместе приехали. В одном купе. Красивая девчонка. Но не кудрявая. Я и познакомился с ней, потому что она такая симпатичная оказалась. Как моя мама в молодости, пожалуй.
Я тогда спросил, откуда она родом. Оказалась, из маминой деревни. А потом выяснилось, что мы с ней родственники. Она окончила то ли педколледж, то ли пединститут. Как когда-то моя мама.
На то мамино пятидесятилетие в деревне мой трехлетний сын мало что еще понимал. Крещенье было холодное, и его посадили греться на печь. Он сидел там, смотрел, глядел, а потом слез и сплясал. Как мужики пляшут. С топотом, да прихлопами, да вприсядку...
…А на семьдесят лет мы устроили маме юбилей в ресторане. В райцентре, где она полжизни проработала. Пригласили всех учителей, ее коллег. Почти все они пришли, кроме моего классного руководителя. Приехала даже мамина одноклассница из Екатеринбурга. Они до третьего класса за одной партой сидели. И всю жизнь писали друг другу письма. К нам всегда приходили ее открытки на праздники: «Дорогая Таня...»
Так начиналась каждая ее весточка. Они предупреждали любой праздник: Новый год, Восьмое Марта, Первое Мая. Все ее сообщения лежали у нас в ящике письменного стола. С самыми важными документами. Я долго не обращал внимания на эти почтовые карточки. Пока однажды не понял, как много они значат для мамы. Когда они вдруг пропали, и не было ответа на мамины письма. Потом их связь все же восстановилась.
И она приехала к маме на семидесятилетие. Но от торжественного слова за столом почему-то отказалась. Да и что говорить через столько лет переписки. Когда все сказано: и про непутевых мужей, и про незадачливых детей. И потом столько было пережито - по поводу их жен, и из-за появившихся внуков.
Она и приехала к нам с внучкой-первокурсницей. Беленькой, кругленькой и забавной как белочка. В том январе было морозно, она укуталась во что-то теплое и смешно танцевала. Как-то иначе.
На этот раз вообще много танцевали.
Только вот опять отец не присутствовал – он отлеживался дома в деревне, плохо себя чувствовал. А за год до этого был его юбилей. И как удивительно спели они тогда с мамой песню своей молодости. Ту, которую они пели, когда едва не потонули в Волге. Это когда они запоздало возвращались на санях с заготовленным мхом, чтобы наш новый сруб набить. А лед едва не тронулся! И они, чтобы не было страшно, запели тогда песню. Громко, на всю Волгу...
А на мамин юбилей больше танцевали. Даже как-то странно. Особенно удивлял мой подросший сын. Он так лихо отплясывал в центре общего круга! Пока туда не вышел мой друг детства. Король наших дискотек. И тут такое состязание пошло. Держись! И я не знал, кого поддержать: то ли сына, то ли друга. Только свистел в четыре пальца.
Ладно, отец не видел...