Анатолий Максимов. ТАК БЫЛО... 53. Книга вторая. Франция–СССР. Часть VI.
Маркет
Рядом с нашей гостиницей находился небольшой продовольственный магазин, который по замыслу должен выполнять функции западного универмага.
Но…
В центре магазина расположена касса, а вокруг – прилавки: за одними продают рыбу, за другими – колбасные изделия, за третьими – сыры и т.д. Несуразность системы заключалась в том, что, например, я хочу купить рыбу или рыбные консервы. Я должен стать в очередь к рыбному прилавку. Когда очередь доходит до меня, я спрашиваю: «что есть сегодня и по какой цене?». Получив удовлетворительный ответ, я становлюсь в очередь к кассе, покупаю талон на соответствующее количество продукта и возвращаюсь в очередь к рыбному прилавку. Недовеса не бывает – он возмещается леденцами. Иногда их разрезают «рыбным ножом».
Если я хочу купить колбасные изделия или сыры, то я должен стать в очередь к соответствующему прилавку, затем в очередь к кассе и т.д. С остальными продуктами дело обстояло проще: положил в корзинку банки, пакеты, бутылки и расплатился в кассе.
Было исключение: за молочную тару надо было оставлять залог. Но когда этих бутылок набиралось некое количество, то «маркет» их не принимал: для сдачи бутылок существовал специальный пункт. Хорошо, если он не закрыт «по причине инвентаря»!
Сложнее не придумать!
Была суббота. Артем пошел в «маркет» пополнить наши запасы. Вернулся через час с мешком, набитым продуктами: там и сыры, и колбасы, и шпроты и еще что-то.
– Артем, как ты смог все это купить и так быстро? Ты же по-русски не говоришь!
– Я подошел к кассе, не проходя через прилавки, и показал кассирше на пальцах, что хочу талон на десять рублей. Она мне что-то объясняла, я же, не понимая ее, продолжал показывать на пальцах цену талона. Наконец я получил талон и начал ходить по прилавкам. Продавцы мне что-то говорят, а я не понимаю! У них паника!! Как мне отпустить товар, если у меня нет соответствующего талона? Я им показываю пальцами, что разрежьте, мол, мой талон и поделите его между собой. Они меня поняли!
Помимо продуктов питания, Артем купил бутылку румынского шоколадного ликера. Мы его попробовали и забраковали. «Зачем ты его купил? Его же пить нельзя»!
– Смотри, какие красивые ярлыки – золотые буквы на серебряном фоне! Они меня и соблазнили, – оправдывался Артем.
Наша колония увеличивалась за счет приезда новых специалистов – с женами и детьми. По совету Артема они совершали покупки в «маркете» без очереди.
«Кристалл»
Иногда мы ужинали в ресторане «Кристалл». Директриса встречала нас с казенной улыбкой, подчеркнуто вежливо, но «холодно». Кроме «здравствуйте и проходите» ни одного «постороннего» слова. Иногда, когда не было свободного столика, она просила советских посетителей ресторана пересесть за соседний столик, не спрашивая согласия тех, кто уже сидел за ним.
Я никогда не слышал никакого протеста ни с одной стороны, ни с другой! К такой покорности к какому-то неписаному закону мы относились с внутренним протестом. Нам было бы гораздо приятней посидеть и поговорить с жителями столицы, но…
Метро
Приемщики мне говорили: «Будете в Москве, обязательно спуститесь в метро, оно не пара вашему, парижскому»!
Я спустился.
Действительно, оно не чета французскому: глубокое, просторное, чистое – настоящая картинная галерея! Кроме того, оно может служить прекрасным бомбоубежищем. Парижское метро было построено в начале двадцатого века, московское же – в середине тридцатых годов. Если парижское метро было построено для того, чтобы обслуживать как можно лучше пешеходов (короткие расстояния между станциями), то московское, как мне представляется, было спланировано таким образом, чтобы приблизить окраину к центру. Но, в общем, оно вполне оправдывает законную гордость москвичей.
Рассматривать достопримечательности каждой станции метро, сидя на скамейке – это одно. А быть его пассажиром – это другое. В метро нет отдельного пассажира, а есть толпа. Жесткая, безымянная, молчаливая, угрюмая, беспардонная! Она, как лавина, тебя куда-то влечет, вталкивает в вагон или выталкивает из него, как пробку! Никто не спрашивает: «Вы выходите на следующей?»
К такому поведению безличной толпы я не был подготовлен, несмотря на то, что я не был слабосильным. Одним словом, я знакомился с повседневной жизнью людей, старался понять, «почему это так, а не наоборот?»
Наземный транспорт
Мое внимание привлек наземный транспорт: попасть в автобус, набитый до отказа, можно только чудом. В чем дело? Нехватка автобусов или много пассажиров? Рейсы не соответствуют расклеенным расписаниям? Невольно возникают вопросы: как справляются москвичи с таким неудобством? Кто ответствен за такой беспорядок? Исправимо ли это явление или нет? Наконец, для чего он существует, если не оправдывает своего прямого назначения: перевозить граждан в наилучших условиях!?
Вопрос наземного транспорта – не мелочь! Это ежедневная мука, ежедневное напряжение и постоянная трепка нервов.
Около станции «Университет» я наблюдал такую картину: автобус набит до такой степени, что пассажиры стоят на подножках, причем только на одной ноге, и едва держатся за поручни. Автобус медленно поднимается в гору. По пути стоят «ловкачи», которые сухим ударом по руке сбивают пассажира с подножки и занимают его место! Я не слышал никакого протеста со стороны тех, кто был в автобусе. Но познакомился «с жирным трехэтажным» пострадавших.
Когда я рассказывал моим парижским знакомым о том, что я видел в Москве, то мне говорили, что я «разменялся на мелочи».
Имею право!
Прихожу с кипой газет и журналов в ресторан «Метрополь». Сажусь за обычный столик и начинаю их перелистывать.
– Послушай, – сказала Валя, – ты пришел слишком рано, ресторан откроется только через полчаса. Хочешь, я тебя проведу в «голубой зал» и там тебя обслужу?
В «голубом зале» было несколько длинных и широких столов, каждый из них рассчитан примерно человек на шесть . Я устроился около окна и продолжал перелистывать прессу. Не успела Валя поставить тарелку на стол, как ко мне обратился молодой человек и попросил разрешения сесть «за мой» стол. На вид ему было лет 30-35, в костюме заграничного покроя. Мои журналы и газеты явно его заинтриговали.
– Извините, вы все эти языки знаете? – спросил молодой человек.
– Да, а что? .
– Тут и по-французски, и по-немецки и еще, кажется, на каком-то языке?
– Вы угадали. Все названные вами языки лежат в этой кипе. Это моя работа.
– Понимаю, понимаю, – сказал молодой человек.
«Голубой зал» был заполнен. Люди не задерживались, ели быстро и уходили. Задерживались за чаем или за кофе только те, которые позволяли себе выкурить сигарету. Я не торопился уходить. Делая вид, что читаю, я наблюдал за этим человеческим роем. Первое, что бросилось в глаза, – это отсутствие громкого разговора: люди скорее перешептывались, чем переговаривались. Затем – изнуренность лиц, какое-то напряжение, какая-то нервозность в жестах и в разговоре, будто каждый говорил: «Отстань, мне сейчас не до тебя»!
Только тогда я понял, что в большом зале ресторана люди сидели, немного нагнувшись, и перешептывались, не поднимая головы.
В тот же день я ужинал со своими французскими коллегами. Немного поодаль сидела компания, в которой сидел молодой человек из «голубого зала». Он, видимо, рассказывал что-то забавное, судя по общему громкому смеху.
Когда мы встали из-за стола, молодой человек подошел незаметно ко мне и сказал:
– Как вы здорово работаете, да еще с французами!
– Сами понимаете – работа есть работа! – ответил я.
– Понимаю, понимаю, – сказал молодой человек и отошел в сторону. На этом мы расстались, и я больше никогда его не встречал.
Выбрав удобный момент, я спросил у Вали: «Скажи, пожалуйста, почему тот зал, в котором я обедал на прошлой неделе, называется «голубым»? – «Ты посмотри на фуражки военных и тогда поймешь», – сказала она. Я выяснил: в этом зале обедают только сотрудники госбезопасности – гласные и негласные!
Теперь я понимаю, почему молодой человек был так внимателен ко мне: он не знал, кто я, и, видя, что я открыто просматриваю иностранную прессу, да еще в «голубом зале», решил, что я «на это имею право», что я «кто-то»!
Все нормально…
Знакомство с нашими коллегами на строительной площадке было делом не простым. Спросишь, как прошло ночное дежурство, тебе отвечают: «все нормально». Однако узнаешь, что этой ночью «неизвестные личности» забрались в машинный зал и выбили подшипник компрессора весом в 80 кг и унесли! Это что – происшествие или сбор цветного металла?!
Невольно задаешь себе вопрос: каково значение слова «нормально»? Почему «все нормально»? Разве не бывает такого, что у кого-то заболел зуб или что он простудился? Чувствовалось, что люди чем-то скованы, что они постоянно держат руку на невидимом для меня тормозе.