Устные рассказы, записанные со слов моего мужа…
Пан Киселюс.
Эта история связана с обитанием в заповеднике Литовского Национального Парка некого пана Киселюса, личности яркой, выразительной и даже устрашающей. Пан Витас Киселюс родился еще до войны, в Польской Республике, в начале 30-х годов. Биография его была бурной, он даже умудрился побывать в Сталинских лагерях. После возвращения из тех отдаленных от Польши мест поселился в Вильнюсе, и некоторое время, после войны, довольно успешно занимался там спекуляцией продуктами, а также какими-то еще неведомыми, но явно не благостными делами. Частенько наведывался он в маленькое литовское местечко под названием Палуше, свою «малую родину», которое раньше, до войны, принадлежало Польше. В этом-то райском уголке мы с мужем отдыхали в конце 70-х, начале 80-х годов со своими маленькими детьми. Нам было тогда лет по 30. У нашей хозяйки, Оляны, был сын Стасик, который имел с этим самым паном какие-то коммерческие проекты. Вроде они печатали на фабричных футболках разные модные надписи и картинки в местном «Доме Быта» и продавали их потом туристам. Деловые командировки пан совмещал с бурными алкогольными эскападами, наведываясь после успешного завершения коммерческих дел к своим старинным друзьям – пану Вацеку – пьянице-интеллигенту и его жене Яньке – жуткого вида пьянчуге, тощей, горластой и очень привлекательной для всех окрестных мужчин, неравнодушных в первую очередь к чарам зеленого змия, и только во вторую – к женским чарам. Муж ее, Вацек , несмотря на свое алкогольное бытие, был галантен, скромен, носил какие-то грязные тряпки вместо одежды, , но все же производил, несмотря на это, впечатление типичного аристократа, временно терпящего бытовое фиаско. Он, надо сказать, довольно быстро умер от цирроза печени, в то время как Янька, похоронив его, нашла себе нового сожителя и еще долго проживала с ним в соседней деревушке. К этой живописной парочке и наведывался регулярно шустрый пан Киселюс.
Сам по себе пан был местной достопримечательностью деревеньки Палуше, Игналинского райна. Представлял он из себя довольно жуткое зрелище. Невысокого роста, зато очень пузатый и волосатый, он весил никак не менее120 кг. Ноги его были коротенькие и кривые, обычно их облекали какие-то потрепанные полурасстегнутые брючки. Зато ручищи были внушительные, в громадных кулаках легко пряталась поллитровка – любимый продукт живописного пана. Периодические набеги на раздольные угодья «малой родины» обычно сопровождались употреблением неимоверного количества этих поллитровок, потом в ход шли яблочные вина типа «Оболью» (см. *Устные рассказы* - 1) и завершались всем алкоголеподобным, что попадало под руку. Друзья и соратники трудных будней отрубались довольно быстро, а звероподобный пан Киселюс выходил из их домика в поселочек, и, ощутив живительное влияние свежего воздуха, издавал дикий громоподобный вопль. Это был сигнал. Старушки-дачницы, подхватив мирно играющих на полянке детишек, опрометью кидались в дома и запирались изнутри на защелки и крючки.
Напившись, пан хулиганил. Он гонял не успевших спрятаться дачниц, оглашал окрестности нецензурными тирадами, мог запросто обоссать беседку с засевшими там культурыми туристами – представителями Московской и Ленинградской интеллигенции.
Слава о его «подвигах» распространялась по отдаленным хуторам и деревенькам. О них слагались легенды… Вот одна из них.
Пан Киселюс, ночевавший после безмерных возлияний у своих друзей - Вацека и Яньки на старом драном матрасе в комнатенке, так изгадил им матрас и весь угол, в котором он ночевал, что даже такие нетребовательные к нормам санитарии и гигиены хозяева выселили его в сени.
Отказать ему в приюте они не могли по причине имеющихся у него денег и тех возможностей, которые открывались при наличии этих самых денег в смысле приобретения спиртосодержащих продуктов. Выселенный пан вероятно почувствовал себя в чем-то ущемленным и, в знак протеста, нагадил в ведро с солеными грибами, стоявшее в сенях. Надо сказать, что Янька, хоть и была законченной «синюхой», к закуске относилась добросовестно, выращивала укроп и лук, солила грибы. Вот такое ведро и попалось мстительному пану в одно непрекрасное утро. Содеяв сие страшное злодеяние, он прикрыл ведро своим пиджачком и отправился досыпать. Утром хозяйка обнаружила диверсию и подняла страшный крик. Все население – как дачники, так и хозяева дач с трепетом внимало виртуозным пассажам русско-литовского сленга. Там попадались, право, просто жемчужины лингвистики! После произнесения обвинительной речи последовали прокурорские санкции, и пан Киселюс с позором был выселен в рваную палатку, стоящую на границе лесополосы. Для пана это событие было не слишком тяжелым наказанием, ему абсолютно все равно было, где спать. А вот его подельник на ниве разрисовки футболок – сын нашей хозяйки Оляны Стасик – очень расстроился. Дело в том, что это он притащил списанную на турбазе, где работала его мать, палатку, любовно установил ее в укромном уголке, и каждый вечер водил туда после турбазовских танцев различных девушек и дам, приехавших отдохнуть и набраться впечатлений. После вселения туда вонючего пана впечатления были бы не совсем те, что нужно.
Однажды утром, с жуткого похмелья, жаждущий то ли «добавить», то ли просто попить воды, пан Киселюс, в одних «семейных» трусах и майке, направился в сторону турбазы, что находилась за лесочком. Турбаза была центром, альфой и омегой Палушанской цивилизации, ее началом и концом. Здесь работали все… Кто плотником, кто электриком, кто – посудомойкой. Из столовой выносились ценные пищевые отходы, пригодные для откармливания свинок, на турбазе продавали туристам сувениры в виде вязаных изо льна изделий, янтарные украшения, шерстяные нитки … На турбазе крутили кино и танцевали, крутили любовь и выпивали в баре на чистых салфеточках, непривычных для глаза российского гостя.
Вот как раз выпить чего-нибудь, чего Бог пошлет, и направился похмельный пан на турбазу. Однако неверные ноги привели его прямиком в Божью вотчину, то есть, к костелу.
Костел был знаменит! Памятник архитектуры 17 столетия, шедевр деревянного зодчества, сложенный без единого гвоздя, он был действующим. Костел являлся местной достопримечательностью, был внесен во все справочники и путеводители, там велись богослужения даже в советское время, когда были закрыты и более знаменитые храмы. Скромный Палушанский костел продолжал созывать прихожан красивым колокольным звоном.
Как раз и было воскресенье, служба начиналась в 10 часов утра, а пока что храм был пуст, но двери его были открыты. В сомнамбулическом состоянии нечестивый грешник зашел вовнутрь и залез в исповедальню, где и заснул. Когда началось богослужение, он также продолжал спать, а потом, проснувшись, зашевелился, что вызвало некое колебание занавесочки в окошке исповедальной, и набожные старушки, решив, что там – ксендз, протянулись к нему на исповедь. Сообразив, что к чему, пан Киселюс затих, и стал слушать исповедывающихся старушек. То ли грехи их были ему не интересны, то ли просто ноги затекли, но он, не дождавшись окончания процедуры, прорычал что-то неопределенное и, как был, в трусах и майке, вылез из будочки. Что с ним сделали старушки, неизвестно, но шум был большой! Нечистого гнали из костела по всем правилам, плевали вслед и проклинали весь род его до седьмого колена. После этого костел святили заново, даже богослужения пришлось приостановить.
Тут нужно сказать – мой муж посмотрел на меня – что моя жена (то есть я) также однажды столкнулась с веселым паном, так сказать, лицом к лицу. Как-то, приехав в очередной раз в Палуше, пан принял, по своему обыкновению, изрядную дозу спиртного, и, издав боевой клич, оправился искать приключений. Все попрятались, поселочек как будто вымер. Я жарила на кухне блины и не успела ничего предпринять. Решив ни на что не обращать внимания, я спокойно продолжала свое занятие, благо дети были с моей матерью в доме. Муж был где-то за пределами нашего населенного пункта, но, услышав вопли, поспешил к нам. Кухня была расположена довольно странно – на крыше большого погреба. К двери кухни вела крутая лесенка. Я, внезапно обернувшись, увидела перед собой бесшумно проникшего в помещение пана: более ста килограммов волосатого и пузатого чудища, широко растопырив длинные руки, согнув короткие кривые ножки и покачиваясь из стороны в сторону, двинулось ко мне. При этом он произнес нечто явно нецензурное, но к счастью, не очень отчетливое… у меня не было выбора, я разозлилась. Молча скинула со сковороды очередной блин и, размахнувшись, припечатала охальника раскаленной сковородой по лбу. Надо сказать, что, он видимо, все же успел отскочить, но мне помнится, что я его все же задела. Отпрянув назад, он скатился со ступенек вниз, и упал на землю, как раз к ногам моего подоспевшего мужа. Ошарашенный муж посмотрел на грешника, изгнанного из кухни с помощью раскаленной сковороды, на меня, стоящую с этой сковородой на верхней ступени, ( у тебя глаза в тот момент были как у рыси – вспоминая этот эпизод постоянно говорил мой муж), и сел на скамеечку. Пан поднялся, подошел с мрачным видом к моему супругу и, заикаясь, спросил : «Твоя баба?» муж, не менее потрясенный, сказал: «Моя!». Тогда пан Киселюс произнес историческую фразу: «Разводись, пока не поздно!»
В дальнейшем, приезжая в Палуше, он всегда обходил наш дом стороной.
Спустя 15 лет мы снова побывали в тех краях. Как-то, сидя в том самом баре среди своих литовских друзей, мы вспомнили ту старую историю про Киселюса и сковородку. Когда посетители бара услышали наши воспоминания, они замолкли, потом подошли ко мне и спросили: «Скажите, Вы и есть та самая Марина, которая напугала Киселюса?» Я сказала что да, я та самая…
Вспоминая тот случай я думаю… Не так страшен черт! И боится он одной вещи: Раскаленной сковороды!