1997 год. За год до этого перешел к химикам. Радиофицированным. Радиохимикам, одним словом.
Долго не мог разобраться с так называемыми “тарелочными моделями”, поскольку до этого занимался численным моделированием кипящего реактора. Наконец, увидел какие-то аналогии и, в результате, написалось у меня нечто. Вот это нечто Ростик (начальник нашей лаборатории) и заставил меня оформить в виде статьи и доложить на секции по радиохимии. Ну, мы народ подневольный… Велено - оформил. Докладываю.
Народу на заседание секции что-то тогда непривычно много собралось. То ли на меня, нового сотрудника, пришли посмотреть, то ли кто-то из корифеев собирался доложиться. Не знаю. Но твердо помню, что выступал я первым.
Честно скажу, вот не люблю я на публике выступать. Ну, вот нет у меня тяги к публичности. Иные, да тот же вон Ростик, обожают на людях “светиться”. Вот, прям, тащатся они от этого процесса. Не знаю уж, что это их так заводит. Может это склонность к эксгибиционизму?
Да. А тут надо заметить, еще одна оказия где-то накануне приключилась. В те времена у нас в городе некий товарный голод наблюдался. Короче, нужен мне был ремень. Обычный такой, без затей, штаны поддерживать. Чтобы штаны не сваливались, значит. А их, ремней то есть, что-то не было. В результате я приобрел такой странный “конструктор” из двух пряжек и четырех ремней, но без пряжек. Как-то так они там между собой соединялись хитрым образом. Да и ремни имели разный цвет поверхности. Одной стороной надел один ремень имеешь, другой стороной - естественным образом другой. Вроде удобно и разнообразно: “Легким движением руки брюки превращаются…”. Набор “сделай - сам”, одним словом. Ну, я и сделал. На свою голову. Вернее на свои штаны.
Ну, вот. Докладываю про свои тарелки теоретические. До середины уже дошел.
И тут в самый патетический момент моего выступления происходит отстыковка пряжки от ремня. Или ремня от пряжки. Короче говоря, отстыковалась пряжка от ремня как космический корабль от ракеты-носителя c легким таким характерным щелчком. А штаны мне малость великоваты были в талии. Ну, как-то в те времена я был постройнее слегка. Да. И вот, неотвратимо подчиняясь закону всемирного тяготения, поползли по мне штаны вниз. Очень смешно. Ага. Всю жизнь я этот юмор от Чарли Чаплина не любил и терпеть ненавидел. Когда с кого-то штаны сваливаются. По-моему это несмешно. А даже вовсе глупо. И, соответственно, совершенно не горел я желанием выступить в амплуа комика. Да еще на заседании научной секции.
Да. А докладывал я, стоя на таком возвышении перед доской. Единственно, что меня спасло тогда от успеха в роли чарли-с-упавшими-штанами, это наличие длинного стола передо мной. Он меня прикрывал где-то до пояса. Чуть может быть выше. А успех бы был бешенный. Можете не сомневаться. Чарли Чаплину такой и не снился.
Вцепился я мертвой хваткой в уползающие штаны и как-то сумел скороговоркой дорассказать все, что у меня там, собственно, наболело про эти самые теоретические тарелки.
А заседание вел покойный ныне Карелин Евгений Александрович. Доктор технических наук, профессор, директор нашего отделения. Ну вот. Карелин интересуется у публики, есть ли вопросы к докладчику? Тут вскакивает В.М. Ему главное дело выступить. Понял, не понял – важно кукарекнуть. Уж как оно там рассветать потом будет…
Слегка заикаясь, спросил В.М. что-то у меня. Что-то я ему ответил. Может и невпопад. Мне как-то не до него в тот момент жизни было. Не до его расспросов. Я за штаны цеплялся, как за жизнь.
Да и то. Представьте сами. Поставьте себя на мое место. Первое выступление. В новом коллективе. И такой конфуз. Это ж потом по гроб жизни будут вспоминать “Этот? А… Это у которого штаны на заседании секции свалились?” Позор на всю оставшуюся жизнь.
Ладно. Между тем интересуется Евгений Александрович мнением секции. Мол, как секция считает, будем публиковать данную работу, или нет?
Народ, как ему и положено, безмолвствует.
В.М. опять ручонку тянет, хочет выступить. Карелин дает ему слово. В.М. встает и начинает говорить прямо с места. Не буду утомлять долгим пересказом. Кратко речь сводилась к следующему. На хрена оно вообще нада? Вся эта откровенная фигня, которую нам тут сейчас доложили. Жили мы без этого и еще триста лет проживем совершенно спокойно.
Выслушал Карелин. Поблагодарил. И опять спрашивает, есть ли еще мнения?
Народ опять по сценарию безмолвствует.
Я стою одной рукой штаны придерживаю. И глубоко мне плевать, что работа моя совсем мимо кассы пошла. Мне бы,главное, штаны удержать, как последний плацдарм. Нам отступать некуда, позади – Москва.
А в зале тишина… Такая… Жаль мухи не было. Не сезон. Ранняя весна была. Мухи не проснулись еще.
Тут как-то так задумчиво глядя в окно, Карелин произносит вроде бы про себя, ни к кому не обращаясь “А мне понравилось... Оригинальный подход… Такого еще, кажется, не было”. И повернувшись к аудитории, спрашивает, а еще мнения есть? И заметив одинокую руку –“Аааа, В.М.? Вы еще выступить хотите? С трибуны? Пожалуйста, проходите”.
Поднялся В.М. на трибуну. Оглядел публику. Выдержал паузу со значением. И провозгласил речь. Опять же не буду утомлять долгим пересказом. Краткое содержание. Сбылись-таки их вековые чаянья. Наконец-то дождались они того светлого момента, когда радиохимия и математика сольются в сладостном экстазе. Ведь это же еще в 60-е годы была здесь лаборатория, в которой пытались автоматизировать измерения. “Теперь же мы можем для всех радиохимических процессов создать математические модели и полностью их автоматизировать“. Ура, дорогие коллеги-радиохимики!
Это был успех. Явный успех.
А мне что? Мне не до него, не до успеха. Я штаны держу и мечтаю, чтобы это все, наконец, как-то уж кончилось. Хоть так, хоть эдак. Один хрен. Главное чтобы не стоять тут вот у всех на глазах с падающими штанами.
В общем, все закончилось вполне благополучно. И штанов моих уползающих никто не заметил, и работу мою секция рекомендовала к опубликованию. Хэппи, как говорится, энд. Занавес.
Но главное, что я вынес из этой поучительной истории - как важно иметь твердую научную позицию.
А вообще, редким образом, я на той работе обогатился. Карелин тогда же распорядился мне премию за нее выписать. Потом на конкурсе молодых ученых (ага молодой я тогда был это слово… хотя и не очень по моим представлениям) какую-то денежку дали. Да еще и гонорар как за статью я за нее получил. А! Еще и на Вторую Конференцию по Радиохимии я ее представлял. Такие вот дела.
Сейчас подумал. А может это мне потом была ниспослана материальная компенсация за тот моральный позор на секции? Хм… Неисповедимы пути твои…