56.
Вернувшись с кладбища, помянули покойную Раису Моисеевну, не чокаясь, по русскому обычаю. Роза сострадательно и долго смотрела на Димку, а потом обронила жалостливо:
-И семьи у тебя, конечно, нет!? Один, как перст!
Димка поперхнулся от неожиданности, покраснел, как мальчишка, и ответил низким мужицким голосом, почти басом:
-Женщина у меня – Маша. Не расписаны. И сын Ванька. На Севере, в заполярье. Ждут.
Больше Роза не расспрашивала племянника о личной жизни, но через два дня он сам рассказал, как его "взяли на калган фуфлыжники, сдёрнули лопатник. Думали, глушняк."
Маша в сугробе нашла уже замерзающего, на себе вытащила, как в войну раненых с поля битвы выносили.
- Настоящая она, - подытожил Димка. Только обузой ей не хочу быть! Учиться пойду! Раз руками не могу, придётся головой работать!
- Да уж! Руками-то ты много себе наработал! Слава богу, не совсем без них остался,- причитала Роза, понимая, какой тяжёлой ценой заплатил Димка за привычку к лёгкому заработку.- Пора и головой начать пользоваться! Она у тебя в детстве не дурная была! Потом уж всё наперекосяк пошло! Быстро в люди захотел выйти! Всех обогнать! Жалко, Раиса не видит, что остепенился! Не дожила.
Димка терпеливо сносил ворчание тётки, даже понимал её правоту. И хотелось ему изо всех сил доказать то ли ей, то ли покойной матери, то ли самому себе, что третий сорт – это ещё не брак!
В институт, на заочное отделение, он поступил. В сентябре прослушал установочные лекции и засобирался на Север. Роза провожала по-матерински: говорила мало, но смотрела на Димку с просветлённой надеждой и непоколебимой верой. Уже в аэропорту, перед самой посадкой в самолёт, она потянула Димку за рукав, развернула лицом к себе и, глядя ему прямо в душу, наказала:
- Другой раз приезжай с Машей! Забирай её оттуда! И ребёнку негоже на Севере расти! Я ещё комнату присмотрела и денег собрала.
57.
Изучая скудные материалы дела об опекунстве над несовершеннолетней Татьяной Зайчик, адвокат Дан Перес обнаружил следы поспешности, с которой дело было "сфабриковано".
Наличие на спине Таньки следов побоев ещё не подтверждало, что эти побои нанёс отец. Экспертиза не проводилась. След многократно сложенной скакалки на спине девочки сфотографировали. Удар был нанесён по голому телу сверху. Димка попробовал представить, как легла бы скакалка, если бы он, держа её в руке, ударил кого-то. Так, как запечатлела фотография, не получалось. Он понимал, что время упущено, и по отпечатку сложнее,чем по живому телу, но всё же возможно сделать экспертное заключение. Если его догадка найдёт подтверждение, получится, что обвинение против земляков построено только на показаниях девочки. Доказательная база отсутствует. Заявление написано социальной работницей. Девочка его только подписала.
Встреча с Татьяной перед судебным заседанием должна всё прояснить, но при условии, что девочка пойдёт на контакт. Для этого она должна поверить, что он защищает не только интересы её родителей, но и её собственные. Возможно, между ней и родителями отношения не складывались так гладко, как описывают Аркадий и Наталья.
Димка понял, что оба они – люди простые и наивные. Их попытка искать защиту от произвола государственных служащих в русской партии вызвала у него саркастическую усмешку. Он знал статистику. Из всех исков против социальных служб, поддержанных этой русской партией, выиграно три. Во всех случаях решающую роль сыграли сильные адвокаты, которых наняли и оплатили сами пострадавшие.
- Дело Татьяны Зайчик должно стать четвёртым, - сформулировал собственную стратегическую задачу адвокат. - В партии они искали опоры и покровительства! Ха-ха-ха!
Дан Перес смеялся, а Димка Прусаков почему-то вспомнил, что сделала Маша, когда он перестал бороться за себя и даже жить совсем не хотел. Это было перед самым его вылетом из Феяхи в родной город. Димка задумался. Мысли его неслись, набирая силу, как позёмка перед бураном, но облекались не в слова, а в странные картинки из далёкой и почти первобытной жизни. Эти картинки оживали, обжигали ледяным дыханием тундры лицо и горячими волнами воспоминаний сердце. Что-то тогда произошло с ним, а вот, что, он не мог объяснить и теперь.
58.
Четыре оленя топтали снег перед домом: хор и три важенки. Днище нарты Маша выстлала грубыми шкурами старых оленей. Впервые в жизни Димка облачился в малицу с пришитыми к рукавам рукавицами, меховые штаны и высокую мягкую обувь из камуса – короткого, но тёплого меха оленьих ног. Маша в ягушке, с головой, повязанной цветастым платком, была за каюра. Она то бежала рядом с упряжкой, то запрыгивала в нарту. Иногда она вскидывала руку с длинной и тонкой палкой – хореем – и что-то кричала на непонятном ему языке замедлившим бег оленям. Они понимали её слова, вскидывали рога и с новой энергией устремлялись вперёд, прочь от посёлка, в бескрайний простор тундры.
Димка подчинился Маше: ему было всё равно. Он не верил в колдовство и чародейство, но не сопротивлялся – на это не осталось сил. Она решила отвезти его в чум к шаману, который исцелит душу, найдёт заплутавшую удачу.
Куклой лежал Димка на дне нарты. Он не следил за дорогой, да и уследить за ней было невозможно: всюду равнина, снег, богульник, - никаких особых примет. Даже небо застыло, как белёсый дым, повисший над слепящей белизной весенней тундрой. Димка закрывал глаза, чтобы не чувствовать режущей боли, и погружался в дрёму. Сколько времени они находились в пути, он не знал. Проснулся от окрика Маши:
- Приехали! Вылезай!
Упряжка остановилась возле чума, Димка встал и осмотрелся. Сколько хватало глаз – вольно паслись олени. Рядом дымили в небо несколько чумов, вокруг суетились люди, одетые в малицы. Маша с ними здоровалась, о чём-то говорила с каждым, а он наблюдал за происходящим, будто совершил странное путешествие во времени и попал в другой мир.
59.
Их позвали внутрь жилища и напоили горячим голубичным чаем, от которого тепло разлилось по телу и приятно закружилась голова. Старый шаман, седой, как полярная сова, одет был, как все, - в малицу с красными суконными прошивками. Тряпичная повязка стягивала волосы, на лоб из-под неё свисала бахрома, почти закрывающая глаза, а сзади повязка переходила в накладные косы, к которым крепились в беспорядке медные бляшки, колокольчики, трубочки. Пояс шамана поразил Димку обилием подвешенных к нему омерзительных, вызывающих суеверный страх и брезгливость предметов: череп крупной птицы с хищным клювом, перепончатая гусиная лапа, рыбий скелетик с хвостом, высушенные чулком шкурки горностая и когда-то белых песцов, колокольчики и ножи.
Чародей расположился на шкуре белого оленя, взял пензнер* и стал греть его кожу над очагом, поворачивая бубен к пламени то одной, то другой стороной. Маша, Димка и ещё несколько сородичей молча сидели вокруг и ждали начала камлания*. Старый шаман не торопился, несколько раз проверял упругость натянутой на обруч кожи, поглаживал её рукой, легко ударял по ней костяшками пальцев и прислушивался к звуку.
Наконец пензнер ожил, шаман обвёл присутствующих взглядом и, удерживая бубен левой рукой, правой ударил по нему резной колотушкой. Поплыл долгий и заунывный звук. Ритм боя менялся, а колдун в такт ему пел короткие и непонятные Димке слова: " А-в-в-в! А-в-в-в! Хов! Хов! Хов!
-Он своего духа зовёт, - шепнула Димке Маша, пытаясь сделать понятным происходящее таинство.
Удушливый воздух чума, монотонный звук бубна, пение шамана и, возможно, ягодный чай сделали своё. Димка перестал рассматривать происходящее глазами стороннего наблюдателя. Не понимая слов чужого языка, он слился с реальностью, стал её частью, погрузился в её ритм. Шаман тихо, но уверенно постукивал колотушкой и раскачивался из стороны в сторону. Голос его набирал силу. Ударяя в бубен, колдун тянул песню. Слова лились плавно и будто уводили присутствующих из душного полумрака чума в светлый простор тундры:
- Бессмертные духи Неба, Земли и Воды, придите по моему зову! Кэма-кэма-хов! Кэма-кэма-хов!
Димка впал в транс, раскачивался вместе со всеми и видел, как его душа отделилась от тела и, ведомая непонятно кем, путешествовала в незнакомом мире, разыскивая затерявшуюся удачу.
Шаман оборачивался донной рыбой налимом, но не находил её в холодном подводном мире. Тогда душа шамана взмывала высоко в небо, обернувшись полярной сойкой, но и оттуда возвращалась, не найдя заплутавшее Димкино счастье. Лесным горностаем металась она по веткам кедрача, но и там не было того, что искали.
- Кэма-кэма-хо-хо-хов! – пел шаман, - мать Земля! Помоги мне вернуть душу ослабевшего человека! Скажи мне, где заблудилось счастье больного, куда спряталась его удача? Кэма-хов!
Голос шамана шелестел сухостойными травами, лился живительной струёй родниковой воды, грозным медвежьим рыком сотрясал крытые оленьими шкурами стены чума. Димка шёл за этим голосом тропой странных видений и невнятных звуков.
- Вот, мотыльком опалённым трепещет в руках злобного властелина болезней душа ослабшего путника, - указал шаману его помощник - бурундук. Шаман бросился в схватку с грозным божеством, выхватил из его лап трепещущего мотылька Димкиной удачи и вложил его в протянутую руку гостя. Димка крепко сжал кулак и держал его, пока душа шамана и его собственная не вернулись в чум. Снова послышались ритмичные удары колотушки об мембрану пензнера, пение шамана, похожее на плач одинокой болотной птицы или вой голодных песцов в зимней тундре.
Колдун велел своим помощникам принести в жертву белого оленя. Его поймали, задушили, горячей кровью наполнили несколько ковшей. Сначала шаман помазал безвинно пролитой кровью животного изображения духов и божков, потом ковш пошёл по кругу. Тёплую оленью кровь пили все, не вытирая испачканных губ. Димка тоже пил, но по-прежнему крепко сжимал кулак, пытаясь сохранить и защитить опаленного пламенем судьбы мотылька своей удачи.
Камлание закончилось. Маша и Димка попрощались и завалились в нарту. Олени знали обратную дорогу без погонщиков. Отъехав достаточно далеко от стоянки, Димка раскрыл кулак. Там ничего не было. В недоумении он поднял свой взгляд вверх, к небу. Клочьями дыма стелились низкие облака, закрывая тусклое солнце; было светло и непонятно: день это или ночь. В тундру вернулся свет - пришла весна.
Уже через неделю Димка твёрдо знал, чего хочет достичь, и, с какой стороны к этой цели надо подбираться. За своей мечтой он и вылетел из Феяхи в родной город.
*камлание - северный колдовской обряд.
*пензнер - бубен шамана.
( окончание следует)