Снег… Его так долго не было в этом году. Крупные хлопья медленно кружились в воздухе. Закрывали все прогалины. Очищали эту грешную землю. Они падали и падали… Ты так ждал этот снег. Он тебе так нужен был. И вот, снег пошел. Такой, как тебе нравится. Ты всегда, смеясь, спрашивал меня, чем пахнет снег? Как он звучит? Что он дарит миру? Я прижался лбом к холодному стеклу окна. За ним был снег. Первая метель в этом году.
Снежные хлопья кружили в воздухе. Они создавали свой неповторимый танец. Сталкивались, слипались и падали. Тихо. Даже ветра почти нет. Только снежная пелена. Какая-то умиротворенность. Жемчужный день восемнадцатого декабря принес твой любимый снег. Тихий, искрящийся белым, звук возник во мне и оставил в гнетущей тьме серебристый запах первого снега. Настоящего снега. Зимнего, почти новогоднего снега. Мир застыл в своей непорочной белизне. Кто-то укрыл землю от грубого, рвущего взгляда. Спрятал за белым покрывалом. Снежная музыка струилась с неба. Ноты-снежинки рисовали звуки колыбельной. Она рассыпалась узором в воздухе, аккордами лилась сверху и переливами накрывала деревья, дома, дороги. Музыка завораживала.
Внутри меня недавно поселились тьма и холод. Они изъели меня. И вот пришел снег. Никогда не понимал, почему тебе так нравилась метель? А теперь вот сам не могу оторвать взгляд от этих странных, запутанных узоров за окном. Там пела свою песню метель. Мне показалось, что она хочет подарить мне надежду. «Надежда - глупое чувство» - вспомнился твой голос. Улыбка. Синий взгляд.
Что-то солоноватое на языке. Судорожно сглотнул. Облизал губы. Надо же, прокусил губу и не заметил. Вздохнул. Вспомнил, как злился на тебя, когда ты, смеясь, отвешивал мне подзатыльники и выговаривал – «Кончай мечтать, ребенок. За окном лишь то, что всегда. Тебе чай или кофе?» Ты всегда куда-то спешил, что-то делал, с кем-то говорил и лишь поздним вечером, когда все успокаивались, ты садился перед окном в кухне, доставал сигареты и заваривал чай. Я знал, что если она тебя вечером разозлит, ты будешь много курить и молча смотреть в окно. А чай, так и останется нетронутым. Она часто заставляла тебя быть на грани. И тогда мы с тобой шли ночью в бар. Но и там ты молчал. Но если у нее было хорошее настроение – ты улыбался и вновь становился прежним. Ты знал, что эти «американские горки» настроений могут плохо закончиться для тебя. Я видел, что с каждым днем тебе все трудней удержать себя в состоянии спокойствия. Ну почему ты не накричал на нее? Почему не сказал, что тебе больно? Приступы, которые мучили тебя много лет, неожиданно стихли на какое-то время, а потом вдруг вернулись с новой силой. Стали чаще и возникали уже даже днем. Твое тело отказывалось дышать, а ты вновь и вновь заводил его. Как ты не сломал себе ребра, когда бился грудью о подоконник или капот машины? Ты никогда не терял сознания от боли. Никогда. До того страшного утра. Утро, которое я не могу вспомнить. Я помню, что ты сидел долго ночью. Ты улыбался. Тебе было хорошо и ты был спокоен. А потом… Что случилось потом? Обрывки. Чьи-то слова. Владимир, непонятно откуда взявшийся. Запах лекарств. Жуткая, черная трясина, в которой я тону. Все смешалось. Стало черной воронкой, которая тянула меня.
Стукнула ась. Родители.
- Тебе нужна помощь?
- Да. Я хочу остаться с ним в палате, а мне не разрешают.
- Хорошо, мы подумаем, как тебе помочь. Ты только не молчи. Говори.
- Не могу. Я не хочу говорить.
- Как он?
- Врачи говорят, что кризис миновал.
- Это обнадеживает. Мы нашли лекарство. Его уже передали.
- Спасибо. У нас пошел снег. Метель. Он так ждал ее.
- Это хорошо. Это значит, что мир дарит ему жизнь. Он выживет. Он всегда был сильным.
- Я хочу помолчать.
- Найди ее. Может быть, она сможет помочь.
- Хорошо. Я знаю, где ее искать. Попробую. Но мне запрещают ее искать.
- Придумай что-нибудь. Ты умеешь. Ты ведь помнишь, как можно говорить лишь для двоих.
- Не уверен, что она поймет.
- Ты попробуй. Ты умеешь. Спокойной ночи, сын.
- Мама, у нас день. Это вам – спокойной ночи.
Легко было им говорить – попробуй. А за окном была метель. Настоящая, зимняя. Почти новогодняя. Твоя метель, которую ты ждал. Выживи, только выживи. Помоги мне, метель. Пусть он выживет. Пусть он вернется. Если для этого надо найти ее – я найду. Если для этого надо будет говорить так, чтоб было понятно лишь двум – значит, скажу. Я найду ее, слышишь, метель? Найду.
Я повторял и повторял это как молитву. Молитву метели. Вспомнил, что можно дать так называемый зарок. И тогда, если Боги существуют, и им будет по нраву мой зарок – он выживет. Вздохнул. Посмотрел в окно и предложил метели – я найду ее, и пусть он выживет. А взамен я получу возврат своей боли. Той, что лишила меня памяти.
Метель неожиданно усилилась. Нет, ветра не появилось. Просто снег стал гуще. Наверное, Богам по нраву мое предложение, ведь он так ждал эту метель… Осталось лишь одно. Я стукнул в ась.
- Мама, кто будет свободен, выполните мою просьбу. Сходите в Хэйанский храм.
- Я поняла, сын. Пусть защитит вас Аматэрасу.
Снег. Он пришел. Я взглянул вновь в окно. Снег все падал и падал. Мне стало светло. Что-то прозрачное, чистое стало появляться в этой тьме. Возник хрустальный звук маленьких колокольчиков на ветру. Он рассек тьму на части и стал обживаться там. Появилось ощущение, что вокруг вертикальной оси стала вращаться серебряная двойная спираль. Модель Жизни.
Я поймал последнюю мысль – найти его девушку и дать понять, что я знаю о нем… Открыл текстовик и стал набирать воспоминание. Ведь ты рассказывал мне свои истории, как будто знал, что они пригодятся…
***
Он – выжил. Я – заплатил. Теперь мы свободны. И на улице вновь идет снег. Ты пьешь чай в кухне и улыбаешься. Ты весь вечер сегодня улыбался, хотя в твоих глазах и мелькало иногда эхо боли. Аматэрасу послала тебе зеленоглазого ангела, который вечерами расправляется с твоей грустью с завидной методичностью. И я уже не боюсь твоих вечерних разговоров. Зеленые глаза уберегут тебя.