Мы гуляем по вечернему парку, засыпанному уже не первым, но хрупким и неуверенным снегом. На моих губах – привкус сигарет, снежинок и его поцелуя. Говорим ни о чём, смеёмся, строим бессмысленные, фантастические планы. «Зимой мы построим большой-пребольшой сугроб, и заберёмся в него, как лайки. Как лайки, которые живут в тундре.»
Мы не зависим друг от друга, мы чуть больше, чем просто друзья, но не больше, чем это «чуть больше». Приятно его видеть примерно раз в неделю-две, гулять, заниматься сексом. А потом возвращаться домой, и спокойно жить дальше.
Я стала хорошей девочкой. Больше не гуляю допоздна, не пью спиртного, и после еды мою за собой посуду. Читаю книжки. Впрочем, я всегда любила читать, но в последнее время мозг захвачен больше Интернетом. Я полюбила финики и клубничное варенье. Но хожу в тренажёрный зал три раза в неделю, чтобы влезть в новые джинсы.
Если подумать, мы все ведём бессмысленное существование. В конечном счёте, каждый стремится к счастью. Но что оно значит, наше мизерное человеческое счастье, по сравнению с величественным сиянием вселенной. Ха-ха. Один мой друг спросил бы сейчас: «Что за наркоманские бредни?»
Каждый хочет построить свой собственный большой сугроб, и спрятаться в нём, как в материнской утробе. Каждый человек – это лайка, которая живёт в тундре, и, подгоняемая холодом, зябко поджав хвост, строит и строит сугроб, нагребает всё больше и больше снега. И так будет продолжаться бесконечно, ведь лайке всё время кажется, что сугроб ещё недостаточно большой…
…Мы идём по опустевшей улице, ветер дует в лицо, снежинки прилипают к ресницам и тают на щеках. Мы – обленившиеся лайки, которые уже залезли в сугроб и гордо поглядывают оттуда на бедных трудяг вокруг. Они подохнут от холода, так и не сделав сугроб таким большим, как им хочется. А мы будем лежать, довольные и расслабленные.
Пока смерть не разлучит нас.