И так говорила каждая из нас. По улице было много книг; интеллектуальное общение между частями моего тела, расписанного в стиле мертвой лани; другие новости врывались в сознание юных резервуаров. Урбанизация уступила шансы красоте молодых женщин, стоявших прошлыми веснами в очереди за детьми, кормившими хряблостями обособленного шарфика из их груди. Все это прекрасно втиснуто в вырванную из Рембрандта картину утопии пейзажа. Что я еще здесь вижу? Ровным глазом скользи – не скользи, а чище гнойность судейской совести не станет. Это аксиома.
Был вчера у алхимиков со двора: они так же милы, как и прежде – продолжают чесать друг другу бороды и потрясают серебряными от старости и осознания эйфории головами-кубами.
Это ли сложность понятия творчества Джойса с его дружищем Улиссом? Нет, я еще не ознакомился с их дружбой! Поздновато рыться в коробках из-под печенья – английская братия точит зуб на этот знак насыщенности цвета, и он поворачивает время вспять.
Во что покрасить руку? В капусте она бы смотрелась не как раньше батарейка элексира молодости под желудочным соком янтаря.
Как вам эта рама надежды на противозачаточные средства? Не пугает ли вас ее преждевременная запоздалость? Что-то мне подсказывает о своевременном появлении катафалка. Розы заждались студня. Часы потеряли для нас всякий смысл. Смысл потерял смысл. Средства оправдывают цель. Я талантливый стилист Времени, но мои клиенты – лишь собаки да монашки. Шнурок висит на животе, а штука внутри машинки для промывания мозгов выглядит мертвее мертвого. Мне для этого потребуется гигиена мыслей. Очистительное сооружение выправило бы все положение. Женщина в положении безмятежности во время полуденного сна вызывает условный рефлекс у быка, стоящего на башне; он в шутовской одежде и с колокольчиками на шапке. Порезать можно и шею, важнее вылить эту кровь в сосуд, опустить очки в этот шаманский бульон и произнести заклинание. Все это для того, чтобы просто быть соучастником наблюдения смены фаз луны. Просто не всегда просто. Это не мысли, записанные на бумаге, это пустота, заполненная чернилами, что, впрочем, одно и то же.
Включить воду и пускать пузыри. Выйти во двор и зайти в дом. Лечь на коврик и уснуть плохим сном. Заболеть хорошей «поздней» болезнью и, выспавшись, вернуться к маме. Вот и весь план на сегодня. Жаль, что посторонние мысли с самого начала мешали четко очертить границы моего вмешательства в мой рацион питания.
И вот тут-то нужно влетать птицам в разбитые стекла, царапая пощечину дождя. Они прорывают живость перьев об острые пики осколков безучастности стекла, стараясь затем выпачкаться в песке прибрежной ночи.
Кровь собирается в капли и остается в зародышах до зимы.
Вычурный образ поэмы спит с ангелом ваших снов в подвале бесконечно мокрых крыс. Прости, я больше не вернусь. Отойдите от гроба, не мешайте вставать и распрямлять спину. Ах, 117-ый полк вернулся в стойло с полной победой погрешности Аристотеля. Волки лягут узором на твою рубашку и будут скалить выпавшие зубы на твой крест. Из твоих закрытых красивых глаз спадают одна за другой слезы. О чем ты плачешь? Что не дает тебе счастливо жить? Ты молча ходишь из комнаты в комнату, резко подходишь к зеркалу и хочешь в банке увидеть меня. Но я и там не появляюсь. Дуешь ли в телефонную трубку, стоишь ли над буквами, молча кричишь ли в темноту ночи, соскакиваешь ли в ужасе с постели – помни, что сидя за партой, мучаясь бессонницей, говоря во сне самое интимное, я думаю о тебе, люблю тебя и все усилия направляю на мысленное единение с тобой.
27-28.02.2001 г.