Во времена оны, когда за работой журналистов бдительно следил многоглазый Обллит (кто не знает, поясняю – так изящно называлось учреждение цензуры), в каждой типографии сидел его представитель. И вычитывал материалы газеты (которая, как правило, в провинциальном городе была единственной) и радио – перед выходом в печать и проводной эфир. И не дай Бог, чтобы переврать хотя бы одно слово в священном названии Пленума ЦК КПСС или речи Леонида Ильича Брежнева, которая в обязательном порядке цитировалась в начале любой статьи, будь то репортаж с осеменения коров или передовая статья. Были слова, которые категорически нельзя было писать в тексте, как то: «подразделение» - а вдруг это о войсковых формированиях? Да и само слово «формирование» тоже было запрещённым, как и всё, что мало-мальски было похоже на военный лексикон. Это, впрочем, заставляло пишущих людей, находить новые, вполне образные выражения, что обогащало их язык.
К цензорам привыкли, их воспринимали как неизбежное зло, хотя процесс прочтения уже практически готовой газеты надолго затягивал её выпуск в свет.
Цензором мог быть не всякий. У этого человека, кроме фанатичного представления о том, что его работа наиболее важная, гораздо важнее, чем выпуск самой газеты, была, как правило, великолепная память и чрезвычайно ограниченный кругозор вкупе с пробелами в образовании. И жестокие журналисты частенько позволяли себе шутки, от которых другой человек бы плакал от обиды. Только не цензор.
Однажды главный редактор и дежурный по номеру, совершенно одуревшие от долгого ожидания, переглянулись и… обратили внимание цензора на словосочетание «Военно-Грузинская дорога», озабоченно задав вопрос, а не будет ли?... И приготовились все вместе смеяться. Да уж… Оказалось – не до смеха. Цензор (дама) восприняла вопрос всерьёз и начала обзванивать своё начальство. Поскольку был глубокий вечер (газета выходила в ночь), никого она не нашла и… запретила выход газеты вообще! Как ни доказывали главный и выпускающий, что они пошутили, что это историческое название и никакая не военная тайна, дама была неумолима. Газета вышла с существенным опозданием.
Столкнулась с непробиваемостью цензуры и я, работавшая тогда на радио. В тексте упоминался Андрей Дементьев, бывший тогда главным редактором журнала «Юность». «Кто это? – недоуменно спросила цензор. – Он где-нибудь публиковался, что вы на него ссылаетесь?» Я потеряла дар речи. «Так…это… ну… Дементьев… который Полевого… который «Юность», который стихи…» Внятно я ничего сказать не могла. «Принесите мне его публикации – тогда посмотрим, печатался он или нет». И ведь я же принесла!!!
Но одна вещь, оставшаяся от времён цензуры, меня радует. Именно в те времена я научилась и не отступаю всю свою жизнь от одного: сверяю до последней точки цитаты, имена, фамилии, должности, факты и события. Переврать что-то нет никакой возможности – сразу внутренний цензор начинает шипеть: «А где источник? А это правильно? А ты проверила достоверность?» А вот более позднее поколение журналистов позволяет себе небрежно относиться к именам, названиям, я уже не говорю фактам. Поневоле вспомнишь нашу Нину Никитичну из Обллита добрым словом...