Исповедь одинокой души. Часть восемнадцатая

Нина Орлова 2
 В 1960 году Татьяна Антоновна решила уступить нам с Лёней свою комнату на улице Марата, уехав в Магадан на заработки для получения хорошей пенсии. Ей тогда было 48 лет. Так что мы с мамой решили, что ей будет гораздо легче, если она с Ниной будет жить вдвоём на Усачёве переулке, а мы переберёмся на улицу Марата. Нина начала ходить поздно: в 1год и 3 месяца, так как у неё был рахит, ноги кривые, животик большой, не хватало хорошего питания. И вот Татьяна Антоновна(светлая ей память!) перед отъездом в Магадан в сентябре повезла меня с Ниной впервые на юг, в Сухуми. Все студенты, как студенты - уехали на картошку, а я второкурсница и молодая мама - в Сухуми. Там в Сухуми мы ходили на пляж с утра и до вечера с тазом, зонтиком, одеялом. Наша Нина почти целый день купалась в тазике с морской водой, потом спала. Мы ей закапывали в горячий песок ножки для выпрямления. Откармливались фруктами. Когда через месяц мы вернулись в Ленинград, то мама заплакала от радости, что ножки её внучки стали прямые. Так, прожив 2,5 года вместе с мамой, мы стали жить самостоятельно, оставив дочку ей.

Моя милая мамочка, только ты могла жить на такие скудные деньги(32рублей пенсия да 30 рублей мы могли с Лёней отдавать маме). Конечно, ты понимала, что нам нужно не только есть и одеваться, платить за комнату, свет, газ, телефон, покупать книги...

Зато мама отдыхала от нашей молодёжной компании. Обычно ребята у нас сидели до четырёх часов утра за бутылкой сухого вина или чая и спорили обо всём: о Гитлере, Троцком, евреях, Хрущёве, даже о теории относительности. Все ребята, Лёнины друзья были студентами разных вузов, а мои - подружки из моего института. И танцевали и спорили, всем было интересно.
 Мне приходилось разрываться между двумя домами. После института я ехала  к маме, чтобы помочь ей: постирать бельё, погулять с дочерью, сходить в магазин. А по воскресеньям я привозила Нину к нам на Марата, чтоб дать маме от неё отдохнуть.
 Татьяна Антоновна решила нам помогать материально. Лёня от помощи отказывался. А я понимала, почему она хочет помогать: одиночество и оторванность немолодой женщины от своего города, друзей, родных. А Лёня всё никак не хотел мать прощать за ту случайную реплику  в его детстве и не писал ей писем. На лекциях в институте я часто писала ей сама, описывая нашу жизнь и большие успехи её внучки. Но ей не хватало писем сына. К сожалению она была человеком подозрительным и потом в ссорах часто меня упрекала, что я не посылала писем её сына или просто не давала ему писать. Несмотря на неприязненное отношение к своей матери помощь Лёня стал принимать и в виде посылок с одеждой для Нины и в виде денежных переводов. С деньгами стало получше, но тратились они на его книги и на вечеринки у нас. Студентов мы подкармливали, особенно студенток, да так хорошо, что у моей сокурсницы Марины возникло желание выйти замуж за моего Лёню и прописаться в Ленинграде. За моей спиной они с Лёней вступили в переписку, а потом и встречи. Глаза мне открыла моя подруга Людмила, когда рассказала о чем шепчутся девушки в общежитии ЛЭФИ. Этой Марине я как-то оказала помощь, отдав свою стипендию для поездки её на похороны своего отца. Лёня тогда одобрил мой поступок. И вот такое предательство! С этим горем я побежала к маме, потому что ближе и роднее, чем она у меня не было и нет никого.
Мама меня утешила и дала один мудрый совет:"Не допусти того, чтобы муж тебя ударил хоть один раз, ибо он потом позволит себе не раз ударять". Я ей говорила, что разведусь, раз муж разлюбил. Но я всё-таки решила бороться за сохранение семьи. Вначале я поговорила с Лёней и узнала, что у него к Марине было простое влечение и что он устал от всех забот и не знает, как ему теперь поступить с Мариной. Решила я с Мариной поговорить сама, обратилась к её совести и использовала даже шантаж: я пригрозила, что она института не закончит никогда, так как я её вытяну на общее институтское комсомольское собрание и добьюсь формулировки "за аморальное поведение и развал советской семьи исключить не только из комсомола, но и из института". В этом разговоре мы с ней были одни. Она стала бледнее смерти и думаю, что урок не прошёл ей даром. Она поняла, что за предательство она может получить и такую расплату.