- Ух, ты! – Вэд плюхнулся на ковер, вытаращив глаза. Так подробно и красочно рассказывать не умел даже он. – Здорово!
Призрак все еще сидел на прежнем месте; кажется, он улыбался – его развлекло восхищение чужаков.
Пред и Зед как-то сами отошли на второй план; Пред и не скрывал своей радости оттого, что пугающий его призрак не обращает на него внимания, и, кажется, сделал свой выбор. Зед же вел себя так, словно сидел в партере театра – он просто наблюдал за разворачивающимися событиями, открыв рот. То, что призрак выбрал Вэда, его не смущало, хотя… наверное, глубоко, на самом дне сердца, была легкая досада оттого, что ко всем его регалиям и именным печатям не прибавится еще и Посох Сильфа, столь заманчивое и почетное.
- Древнейший Сильф – это Сильф Солнечного Ветра, тот, что приносил и собирал планету по крупинкам. Почти такой же древний – а возможно, и древнейший – Сильф Огня, Света Одина. Они - братья, нечто целое, понимаешь? Великое Нечто сотворило их вместе, одновременно.
Затем Вода и Жизнь, более молодые близнецы. Ну, и еще Торн – Брат Эрны – и Зед, Собранный из Хаоса… О чем ты задумался, пришелец? Я вижу в глазах твоих понимание. Ты знаешь кого-нибудь из них, Человек, Имеющий Два лица (или много лиц – ты же можешь взять себе любое лицо, не так ли?)?
Ты узнаешь кого-нибудь, Человек, собранный по крупинкам, драгоценным и верным, выбранным из целого миллиарда неверных и сломанных ДНК? Знаешь, Человек, отвергнутый своей планетой и все же живущий рядом с ней?
Вэд покраснел, словно что-то душило его; сердце его колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди.
- Нет, я никого из них не знаю, - пропыхтел он, задыхаясь. – Призови Торна и отпусти меня, мне трудно с тобой говорить.
- Чтобы призвать Торна, надо разбудить и Зеда, - она пожала плечами. – Я уже призвала, разве ты не слышишь? Ты ведь даже откликнулся, Сын Вселенной, мой Зед.
Мак Кензи покачал головой:
- Я не могу стать Зедом. Я родился не на Эрне.
- Ну и что же? Ты родился среди звезд и скитался, отыскивая свою мать, планету, которая бы приняла тебя. Я – первая, кто сделал это. Почему ты не хочешь стать Сильфом? Почему ты не хочешь стать моим сыном? Позволь мне подарить тебе кольцо Стража и Посох.
Зед, сидя по-турецки, усиленно жевал печенье, черпая его из стоящей на полу вазы всей пятерней.
- Но зачем?! Не нужно меня приковывать к себе, я согласен защищать тебя и так.
- Это кольцо дает тебе большую возможность сделать это, - возразила на его негодование Эрна. – И потом… Зед и Торн – величины непостоянные, особенно Зед. Ты сможешь отлучаться куда угодно и когда угодно.
- Ты не поняла меня, Эрна! Я – дитя Вселенной, я – бродяга. Я не могу и не хочу быть прикованным к какой-либо планете! И моя свобода должна быть полной.
- И ты не понял меня, человек. Защищать меня ты сможешь лишь будучи прикованным ко мне, а затем ты передашь кольцо и Посох другому. Кому сочтешь нужным, кого выберешь сам; затем ты сможешь быть свободным. Взамен твоей свободы я могу подарить тебе Лицо – одно настоящее лицо; ты скрываешь ото всех, но ты хочешь хотя бы внешне быть одним из обычных людей. Я могу дать тебе это. Ты будешь самым красивым из моих сыновей, как и подобает Сильфу Зеду! Ну, ты согласен?
*********************************************
- …а такие вещи, милочка, нужно прятать подальше, чтобы люди не видели!
Солнце, просушившее траву и асфальт после утреннего дождя, ярко блестело на темных волосах девушки, переминающейся с ноги на ногу у дверей подъезда. За спиной она прятала оранжевое яркое ведерко – надо полагать, мусорное, - и больше всего на свете ей хотелось шмыгнуть в подъезд, но дорогу ей преграждала язвительная старая карга. Её сморщенное лицо просто лучилось счастьем от возможности устроить выволочку, тонкие брезгливые губы издевательски ухмылялись, а серые мышиные глаза, утонувшие в складках набрякших век, просто буравили жертву насквозь.
- Есть же такие жабы на свете! – Зед яростно плюнул на асфальт. Раздувшийся зад бабки и её согнувшиеся колесом под этой тяжестью ножонки что-то напомнили ему из его прошлой жизни. – Девчонку жалко…
Бабка, оттеснив свою жертву от двери, увереннее заняла позицию и продолжала чехвостить девушку, вкладывая в ругань всю свою душу. Скорее мыслеобраз, чем законченная идея, промелькнула в голове Зеда, и он ринулся к бабке. Вэд (мысль Зеда не укрылась от него), тонко улыбнувшись, последовал за ним.
- Вы, молодые, совсем от рук отбились, ни кого не уважаете, - смакуя каждое слово, выговаривала старушенция, когда Зед ухватил её за руку и заорал на весь двор:
- А мы продолжаем серию репортажей «Шпионы среди нас»!
- Кого?! – бабка, настырно выдернутая из своей стихии – скандала, - непонимающе оглядывалась вокруг; её локоть, намертво зажатый длинными пальцами дылды в кепке, повис высоко в воздухе, все тело покосилось, как у шкодливого пацана, пойманного с поличным сторожем на плакате «он воровал яблоки». – Кого?!
- Среди обычных граждан иногда все еще встречаются такие, которые, не стесняясь, заглядывают в чужие почтовые ящики, окна и мусорные ведра – вот, например, эта женщина!
- Да не заглядывала я! – остервенело крутя пойманной рукой, забулькала бабка.
Привлеченные сценой насилия, остановились две женщины. Вэд, припав на одно колено, наставил на перепуганную бабку сумку, изображая оператора; Зед, преувеличенно радостно улыбаясь, страшными глазами смотрел в узелок волос на макушке крутящейся у его ног бабки.
- Мы слышали, - громко заорал он, - что вы что-то неприятное увидели в ведре у этой девушки. Расскажите – как это было? И что вы хотели увидеть, с какой целью вы разглядывали мусор? Ведь в помойных ведрах носят мусор, если я не ошибаюсь?
- Ишь ты, - яростно завопила старуха, бледнея всем своим желчным лицом, - я разглядывала?! Да не разглядывала я, а вместе мы высыпали, а эта бесстыдница этикетки от трусов своих, вишь ли, выкидывала – даже в бумажечку не завернула! Почему эти люди должны любоваться на её срам?! Вообще всякий стыд потеряли!
- А что стыдно – носить трусы или выбрасывать этикетки? – уточнил Зед. Зрителей вокруг прибавилось. Бабка остервенилась и уже не пыталась вырваться.
- А мне не нравится! – орала она. – Молодежь нынче распущенная! Где же это видано – девочка, а не стесняется! Почему я, вынося мусор, должна видеть, как из ведра её сыплется всякая стыдная пакость?
- А вы, вынося мусор, ожидаете потока цветов и конфет? – насмешливо поинтересовался Зед. – Вообще-то, если я не ошибаюсь, в мусорное ведро кладут всякую дрянь: гнилую морковь, испорченную рыбу, а я еще складываю туда бумагу, которой задницу подтирал.
- Ну и что, я должна на все это смотреть? Ишь ты, развели свинарник дома, а я виноватая!
- Так вот чтобы всего этого не видеть – ведь вы же подозревали хотя бы, что в мусорном ведре не только увядшие розы? – не надо совать свой нос в чужие ведра, ясно? Если еще раз, старая карга, ты будешь наблюдать за тем, что твои соседи выносят на помойку и орать об этом на весь двор, я развешу твои подштанники по всей детской площадке. Стыдно совать свой нос в чужой мусор, ясно? Не выкидывать что попало, а подглядывать.
- Да-да, - задорно крикнул какой-то мальчишка в первом ряду нахмурившихся зрителей. – Она всегда подглядывает, и в замочные скважины тоже, и кто что выкидывает – даже очки надевает, когда ведро выносит. А потом поймает и стоит, отчитывает!
- Еще и подсматривает? – переспросил слегка потрясенный Зед.
- Ну! Я раз… да что уж там! Выкидывал я как-то папкины сигаретные обертки, старые, им лет сто в обед, таких уже не выпускают. Нашли их вместе с отцом в столе, раньше он их коллекционировал, чтоли. А эта хаккаранша впилась в меня: « Ага, подлец, куришь?!» И пошла матери наябедничала – мол, видела, как я в кустах курил! Хорошо, отец вступился, а то бы мне мать показала. А сама подсматривала, как соседская девчонка купальник примеряла – рассказывала потом во дворе и плевалась, тоже срам, говорила…
Толпа осуждающе загудела; бабка, прикрывшись ведром, как щитом, отбрехивалась как могла. Тем временем жертва нездорового бабкиного любопытства, оставшись без внимания, потихоньку ускользнула, шмыгая носом. Вэд еще остался слушать перипетии соседей, а Зед бросился вдогонку девушке.
- Девушка! Подождите! Да ладно вам! Ну, постойте! Хотите, я и вправду развешу все её трусы по городу, заплатками наружу, хотите? Только не плачьте!
Темные тонкие пряди почти закрывали склоненное лицо девчонки, но Зеду она понравилась сразу, несмотря на то, что толком разглядеть он её не успел.
Она была тонкой и хрупкой какой-то, и на удивление чистенькой, аккуратной, приглаженной – словно не мусор ходила выносить, а возвращалась с какого-нибудь торжества.
- Противная, противная бабка! – всхлипывала девушка, утирая слезы. Зед поймал её за руку, держащую ведро, и она остановилась, не стала убегать. – Как только она сюда попала?! Это же молодежный квартал.
- Эй, - мягко и чуточку весело сказал Зед, утирая заплаканную мордашку платком в клетку (он выудил его из кармана своих потрепанных джинсов, и, кажется, сам был удивлен его наличию). - Зачем же было убегать-то? Тем более – тебе же надо домой, в тот самый подъезд?
- Ой, как стыдно, - хлюпала девушка, безропотно подчиняясь руке с платком. – Только ты с ней был очень безжалостным. Не надо было так…Все-таки, она пожилой человек…
- Авторитет! – издевательски подсказал Зед, кивнув. – Возраст! Почет!
Девушка подняла изумленные темные глаза.
- Разве это смешно или глупо? – Зеду показалось, что она его упрекает за излишнюю резкость. Со своим уставом, в чужой монастырь…Так-то!
- Конечно, нет, - смягчаясь, ответил он. – Я же не говорю, что пожилой человек не заслуживает всего этого. Но в данном конкретном случае это не просто пожилой человек, а очень бессовестный пожилой человек. Ей нельзя позволять распоясываться, а тем более – нельзя прощать ей, даже пожилой, её безобразную привычку ябедничать и совать свой нос в чужие дела именно потому, что для кого-то она может стать авторитетом и примером. Если ей, такой почетной, всеми уважаемой, авторитетной, можно себя так вести, то почему «подрастающему поколению» - нельзя? Да сам Бог велел! Границу провести очень трудно. Тем более – она все это смакует, рассказывает… приятно выходить во двор и слышать за спиной шепотки? И думать – а что это сегодня обсуждают, меня или еще не дошла до меня очередь? Трусы или уже саму задницу?
- Она старенькая, - вздохнула девушка, - уже соображает не так, как молодые… она же думает, что нас воспитывает.
- Если ты намекаешь на старческий маразм, - жестоко сказал Зед, - то это нужно лечить. Но этой бабке далеко до маразма, ей просто делать нечего, и она так развлекается. Вот лучше бы в парк пенсионеров сходила – в домино бы сыграла или там загорала, в бассейне купалась… Есть же чем себя занять! А если нечем было бы, все равно придумать можно… крестиком вышивала бы, или цветы под окном выращивала – почему бы и нет?
- Может, она не умеет в домино…
- Пусть учится! А доставать людей все равно нельзя, тем более – никто её советов не спрашивает… ну что за закостеневшая мораль! Почему мне, молодому лоботрясу, нельзя бегать по улице и задирать всем юбки, а ей рыться в чужом мусоре, да еще и громко признаваться в этом – мало того, еще и бесстыдно обсуждать, что она там увидела, не стесняясь своего постыдного поступка, - можно?! Результат-то одинаков: оба мы портили бы жизнь людям.
- Старым людям хочется быть просто полезными и значимыми, - девушка еще раз вздохнула, усаживаясь на скамейку. – А это очень трудно, когда уже не работаешь и не можешь не строить дома ни водить автобус…
- Ничуть не трудно, - упрямо возразил Зед, усаживаясь рядом. - Я же говорю – можно цветы у дома выращивать, или там кусты поливать, детскую площадку подкрашивать… Да мало ли дел! Другое дело – все мыслят в масштабах Вселенной: вот в Космос лететь – это нужное, а качельки повесить – ну уж нет, у меня внуков нет, я не обязан, вот еще!
Девушка рассмеялась, темные заплаканные глаза стали лукавыми:
- У тебя на все ответ готов! Ты, наверное, учишься на юриста, да?
- А что? – приосанился Зед. – Неплохую бы я сделал карьеру… Нет, не учусь.
Девушка снова засмеялась; она не была красавицей, нет – но Зеду она нравилась все больше. Она была… обаятельной, да – и остренький носик, и лукавые милые глаза, и улыбчивый рот – все черты её лица говорили о том, что сердиться она почти не умеет, и характер у неё покладистый. Простенькую белую блузку с белым кружевным воротником и черную юбочку она, наверное, сшила сама, но в этом незамысловатом наряде она казалась светлее и красивее окружающих; солнце сияло на её гладких темных волосах, золотило их концы, касающиеся плеч, и словно отсветы, словно солнечные зайчики желтели на белом личике славные веснушки…
- Ты интересный, - щуря глаза от солнца, сияющего жирными ослепительными бликами на глади пруда, произнесла она. – Ты приезжий? Я раньше никогда не видела тебя.
- Я-то? – почему-то вспомнив булгаковского Воланда, переспросил Зед. – Да, пожалуй.
- А откуда ты?
- О, это стр-рашная тайна!
- И зачем – тоже?
- Я ищу Сильфа Торна, чтобы испить его чистой Силы, - сделав страшные глаза, ответил Зед жутким голосом. – Но только никому об этом! А зовут меня Зед.
Девушка расхохоталась.
- Ясно; ну, тайна так тайна, дело твое. Куда ты сейчас – ведь не будешь же ты целый день сидеть со мной и моим ведром, защищая меня от бабок?
- Иду шить костюм к Новогоднему Балу, - ответил Зед.
- А, так ты танцевальник! Вот здорово! А куда ты приглашен?
- Эй-эй, девушка! Не слишком ли много вопросов?! Я, между прочим, представился, а вы – еще нет. Невежливо!
- Тебя, правда, зовут Зед? Ух ты! Редкое и древнее имя… Я Анита, учусь в школе Высшего Проектирования.
- А-а, это за прудами? – обрадовался Зед. – Я как раз туда иду на бал.
- Правда? – обрадовалась Анита – но тут же сникла. – Я все равно не узнаю тебя, ведь все в масках.
- Еще как узнаешь! – Зед многозначительно помахал перед её лицом своими руками, унизанными кольцами. – Второго такого пижона, как я, не сыщешь!
- И правда! Вот здорово! Я бы сказала тебе, конечно, кем буду я, но Правила… понимаешь?
- Конечно, - кивнул Зед. – Все равно – встретимся.
- Встретимся!
Она ушла; Зед, развалившись на скамейке, улыбался как дурак – до ушей, влюблено уставившись ей вслед, щурясь от солнца, пока её яркое оранжевое ведро совсем не растворилось в бликах лучей, играющих на асфальте и траве.
- Хорошая девушка!
- Понравилась?– голос Мак Кензи раздался над ухом Зеда, словно Вэд все это время стоял у него за спиной.
- Нет, ну правда – обалденная девчонка…
- Еще бы! Это Сильфида Жизни, ей сам Бог велел быть привлекательной, - Зед взглянул на Мак Кензи удивленно. – Думаешь, зря на неё старуха накинулась? Ей же осталось всего-ничего жить, и она, наверное, хотела выклянчить продлить ей жизнь. Неосознанно, конечно. Ну, идем? Я разузнал все, что мне нужно было. Пора его Звать. Поразвлеклись - и будет.