Он поднялся на скалу. Сел, отдышался, напряжённо вглядываясь в окружавшую местность, насколько мог. Но как он ни всматривался в это безжизненное пространство, как ни ощупывал своим цепким взором эти унылые камни на выжженной солнцем земле, ни деревца, ни куста, ни, даже, сухой травинки не обнаружил он. Всё было мёртво, будто лунный пейзаж вдруг предстал пред глазами утомлённого долгим движением путника.
Нет, он не искал ни воды, ни пищи. Хватало всего, что он взял в дорогу, да и до места, куда он направлялся, было уже не так далеко. Устала его душа от этих тягучих часов пустынной равнины, почти плоской, с редкими возвышениями, скоплениями камней, будто наброшенных кем-то, непонятно для чего.
Его не покидало какое-то смутное чувство, какое-то томление, которое трудно было отнести на счёт пустынного пейзажа или плотного воздуха, застывшего в полдневном зное. Оно, это необъяснимое чувство, одолевало его вот уже, наверное, час или более, когда он подходил к этой скале. Он пытался избавиться от него, но мысли путались в горячих лучах, раскалённые камни источали тоску, но всё же не они были причиной столь неизъяснимого волнения всего его существа.
Что это? Откуда это? Вопросы были — ответов не было. И вот именно это и угнетало его, именно это, а не какое-то физиологическое состояние организма, не давало проясниться горячему уму и мятущемуся сердцу.
Он медленно встал, вновь оглядывая порядком наскучивший пейзаж, почти безнадежно, скорее машинально, чем осознанно. Но что-то всё-таки подтолкнуло его к этому, какая-то сила, какая-то пружина выпрямила спину, подняла на ноги, из полудрёмы, в вертикальное положение. Он смутно поддался этому чувству, сделав едва заметный шаг в сторону, повернул голову и ...
Чтобы вы думали? В камне, на котором он сидел, обнаружилось небольшое углубление, впадинка, которую он сразу и не заметил, находясь, видимо, в сумеречном состоянии от большой физической усталости. А теперь ...
Что-то ярко сверкнуло на солнце в самом центре впадинки. Что это?
Цветок, дивный цветок, как по волшебству, возник пред его очами. Он протёр глаза, тряхнул головой, как бы сбрасывая наваждение, вполне понятное в этом мареве летнего дня. Но видение не исчезло. Тогда он осторожно нагнулся и, затаив дыхание, приблизил своё лицо к этому внезапному чуду. Он уловил тончайший аромат, какого ещё никогда не ощущал, даже в самых красивых садах своей юности.
— Боже, да как это может быть? — только и воскликнул он, опускаясь на землю.