Базукин бегал из угла в угол по всем комнатам, то мелко перебирая ногами, то делая изящные прыжки, как по болотным кочкам, и задавался одним и тем же вопросом: “Как? Как?”
Тут что-то произошло. Раздался хлопок, потом послышался вздох, и тонкий чистый голос сказал:
– Привет.
– О, черт! – воскликнул Базукин, – опять эти тени! – И схватился за голову. Он думал сказать “голоса”, но вопрос “Как?” отнимал столько энергии у рассудка, что было не до точности.
– Успокойся, пожалуйста. Я Марвин, – сказал голос. – Ну, успокоился?
– Какой еще Марвин? – всполошился Базукин. – Марвин Гей?
– Нет, просто Марвин. Фамилии есть только у вас, людей. Это мне как раз интересно.
– А ты не человек?
– Нет. Я дух.
– Тогда что тебе надо и зачем ты пришел?
– Пришел? – спросил голос. – Ах, да. Ты сказал “пришел”. Но я все равно не верю. Я появился. Видишь ли, мы, духи, не очень-то в вас верим. Нам много про вас рассказывают всякой всячины, но нам вы не видны, а поэтому вся наша вера остается под большим вопросом. Не у всех, правда…
– Кто рассказывает? Какая вера?
– Вера в то, что вы существуете. Может, вы такие же духи, как и мы, просто отделенные от нас некой ширмой? Да, иногда мы слышим голоса, как вот я сейчас, но никаких гарантий, что я не обманываюсь, у меня нет.
– Господи! – воскликнул нервный Базукин. – Мне бы такие проблемы!
– У тебя, я вижу, не все в порядке? – участливо спросил голос.
– Это слабо сказано. Я не знаю, как идти на работу, врач, который дает… продает бюллетени, заболел, а если я приду без бюллетеня, то меня уволят! Вот и думай: либо ждать, пока он вылечится, либо прийти покаяться, и работать дальше с наказанием. Но могут и уволить, не наказать! А если ждать врача, пока он выздоровеет… а если он помрет, а меня уволят, то что я буду делать?..
– Какое забавное название – бюллетень, – сказали сверху. – Что это?
Базукин махнул рукой:
– Долго объяснять.
– Из ваших атрибутов такого я не помню. В ваших храмах есть много чего, но бюллетень – это, наверное, что-то особенное…
– В каких храмах?
– В ваших, человеческих. Да, ты ведь не знаешь о нас, если ты человек. Слушай: некоторые отчаявшиеся души, которых утомил вопрос, есть вы или нет, стали создавать храмы вашего имени. Вообще, наши более высокие отцы этого не рекомендуют, ну, право, чем дитя не тешится… У нас ведь нет вещей, вашей материи, и все такие аналоги, как у вас, создаются мысленно. На восходе можно храм поставить, а на закате, если никому неинтересно, его можно убрать. Но ваши храмы держатся. И многие их посещают. Правда, не молятся, нам это запрещено. Там содержат все, что относится к вам, разнообразную информацию. И то, что мы о вас знаем, нам очень нравится. Ведь, – как нас уверяют, – мы тоже бывшие люди, наши души – человеческие. И в будущем, возможно, мы опять обратимся в вас. Легко это слушать! Но мы как были здесь, так и остаемся, никаких перемен нет, случается, кто-нибудь пропадает, но, скорее, его просто перемещают в другое место, повыше. То есть он остается как был. А о прошлой человеческой жизни, или даже нескольких, память у нас закрыта. Так нам по крайней мере говорят, и прибавляют – “чтоб не горевали”. Это значит, что вас наше начальство не очень-то жалует, представляет в довольно мрачном свете. А по-моему, человек – это замечательно. Две ноги, две руки… голова. У тебя есть голова?
– Есть, – сказал мрачный Базукин. – Но мне от нее не слаще.
– Она держится на плечах при помощи шеи?
– Да.
– Потом идет тело, по бокам руки, а снизу крепятся ноги?
– Да.
– При их помощи вы передвигаете тело?
– Да, когда голова покоя не дает… Ну как, как он мог заболеть?! – снова взялся Базукин за свое. – Вот что мне непонятно. Это все равно что гробовщику дать выиграть в лотерею. Почему он не передал кому-нибудь свое дело, где его теперь искать? Слушай, дух… Марвин, я не знаю, что ты там несешь, но у меня сейчас очень трудный период. Если у тебя есть вопросы, спроси меня побыстрей, я отвечу, а потом опять буду думать. Надо звонить, бежать… Куда мне звонить?!
– Мне неприятно, что я тебя не заинтересовал, – не сразу отозвался тот. – Но скажи, вы в нас-то хоть немного верите? Или вся наша надежда на вас – пустой звук?
– Не знаю, верим – не верим, – сказал Базукин и насторожился: – Какая надежда?
– Я тебе скажу, только не передавай этого никому. Мы ведь, Базукин, бесполые, бестелесные, свобода наша ничем не ограничена. Только подумал – и вот тебе уже движение хоть за миллионы лет света. Убыток энергии восполняем за счет Солнца, не взойдет оно, пропадем и мы, а этого никогда не случится. Нет среди нас ни женщин, ни мужчин, никаких конфликтов мы не имеем и тяги особой друг к другу не испытываем. Да, мы любим, конечно, друг друга, по-братски; нам и заниматься особенно нечем, как любить, каждый день, от зари до зари…Ну… а ваша жизнь, то, как нам ее преподносят, что вот можно все потрогать, снести, испытать, ощутить по-настоящему… это ведь так чудесно! Некоторых из нас сильно тянет к вам, они взаправду верят во все, что говорится во храмах, и даже готовы пойти на нарушение нашего распорядка, только бы вновь стать людьми… Да, они готовы на бунт, по их просьбе я и явился к тебе. Их цель – вновь вернуться в лоно человечества, и пребывать там всю оставшуюся вечность. Ходить, трогать, нюхать… и многое другое, что нам не дано, поселяет в их душах дерзновенные планы насильного возвращения себе Земли, с перерождением в человеков. Не мог бы ты им, Базукин, поспособствовать?
– Что? – поразился несчастный Базукин. – Ну, нет! Ни за что! И очень вам не рекомендую! Без ваших душ у нас тут сплошное переселение народов, терроризм и бытовые пьянства. Да что там, любая сволочь готова ограбить дочиста!
– Но у вас есть машины, свиньи в космосе, плодожорки, интегралы и этот… еще бюллетени…
– Бюллетени как раз есть не всегда! – запальчиво возразил Базукин. – И я очень советую вам оставить эту затею! Мыслимое ли дело – ввозить в страну такое огромное число безработных… Слушай, дух… Марвин, я скажу тебе правду: человеческая жизнь не мед и не сахар… в общем, не рай. То, что мы ходим ногами и с женщинами конфликтов не испытываем, это все показное, на самом деле это все ненадолго. С годами тело стареет… ноги, знаешь, отваливаются, а от интегралов голова начинает болеть. И женщины мужчин как-то перестают радовать. Лежишь себе без ног, ждешь, пока отвалятся руки, потом голова скатится на пол… и все, крышка! У нас говорят – отмучился человек. Так чего же у нас хорошего, зачем завоевывать? Неужели не лучше так, запанибрата, в любви, все чистые и аккуратные, без половых вопросов…
– Голова, ты говоришь, отвалится? – встревожился голос. – Мне об этом ничего неизвестно.
– Да-да, и еще много чего худого, – торопился Базукин. – Болезни, роды, несчастные сироты, микробы… да ты слетай в поликлинику, сам все увидишь. Нечего у нас делать, говорю тебе правду. У меня самого, видишь, вопрос пустячный, а каков я сам не свой! Того и гляди, голова отвалится.
– У тебя вопрос не пустячный, – возразил голос, – Если ты останешься без работы, то ведь прекратишь принимать пищу?
– А я останусь без работы?
– Не знаю. Но я могу спросить тех, кто видит судьбы.
– Не мог бы ты… Спроси, пожалуйста, а?
– Хорошо.
Спустя минуту голос растерянно произнес:
– Ты уже остался без работы.
– Что? – у Базукина стукнуло сердце и упали руки. – Как… Откуда ты знаешь?
– Начальство интересовалось, как ты проходишь излечение, и тебя не нашли. У вас, выходит, оно тоже есть. Что с тобой? – заслышав бессодержательный выкрик, поинтересовался голос: – От этого ведь голова не отвалится?
– Нет, – ответил Базукин немного погодя, – нет.
Он прошел в комнату и сел на стул.
– А ты не мог бы подсказать мне номер врача, который… – заговорил он. – Впрочем, это уже не важно. Значит, надо дать начальнику, чтоб он снова принял меня. А если он не берет? Меня он точно не возьмет. Он может поднять все эти липы… Тогда доктору крышка, придется платить судье и адвокату. Меня никто не пощадит, у меня нет денег всех уговорить… Дух, ты еще здесь?
– Ага.
– Послушай, Марвин, ступай к своим, скажи, революция отменяется. Скажи, такая жизнь им и не снилась. Пускай порушат все наши храмы и забудут все, что знали о людях. Тут их заставят делать то, что делать ни в коем случае не надо. Всю жизнь будут складывать в уме и удивляться, почему так мало получается. А если повезет, то будет еще хуже, потому что придется отвечать за все. Это нам нужно перебираться в вашу страну, а вы забудьте. Пока мы тут существуем таким распорядком, дороги наши никогда не перекрестятся. Только хуже сделаете. Ступай, дух… Марвин. Теперь у меня точно нет времени. Мне опять нужно бежать, звонить… Опять, дух, нужно…
Базукин вновь засеменил по комнатам, отбиваясь от жгущего голову вопроса: “Ну как они додумались? Как?..”