Эта история случилась довольно давно. Мне тогда было шесть лет и это было мое последнее лето перед тем, как пойти в школу…
Мы с моим дедушкой ездили в его родную деревню Ежи в Кировской области, чтобы навестить его маму – мою прабабушку. Это была моя первая в жизни поездка в деревню, полная приключений, трагических происшествий и самых неожиданных впечатлений для любознательного городского ребенка. Но сегодня я хочу рассказать не об этом…
В тот день мы уезжали домой в Москву. Родственники привезли нас с дедушкой на вокзал города Кирова. Поезда ещё не было, а до отправления оставалось не меньше сорока минут. Вещей у нас было не много: большой клетчатый чемодан и рыжий пузатый портфель. Дедуля прикинул, где примерно должен остановиться наш вагон и поставил вещи на платформу. Это даже была не платформа, а асфальтовая дорожка вдоль железнодорожных путей, ограниченная с противоположной стороны невысоким побеленным заборчиком. Дедушка посмотрел на часы и сказал: «Леночка, времени до поезда ещё много. Посиди тут с вещами, а я схожу в вокзал куплю папиросы». «А мне мороженое», - согласилась я. Тогда, в начале восьмидесятых, ещё можно было оставлять детей без присмотра на улице, посылать в магазин за хлебом или просто отпускать гулять одних …
Дедушка ушел, я присела на край чемодана, одной рукой взялась за ручку портфеля – меня же оставили охранять багаж, а другой принялась махать, разгоняя двух бабочек-капустниц, которые кружили над зарослями пастушьей сумки, щедро пробивавшейся сквозь щели в асфальте возле забора. Бабочки, увлеченные друг другом и мелкими белыми цветочками, меня не замечали, зато с другой стороны забора за мной внимательно наблюдали две пары глаз…
Это были цыганки – молодая женщина и девочка. До сих пор не понимаю, как я могла не заметить их появления. Среди буйной зелени невысоких кустов они появились внезапно, словно ниоткуда, и в своих ярких цветных одеждах выглядели необычно и оттого привлекательно. У женщины на голове был повязан ярко-зеленый тонкий, прозрачный платок с люрексом, ее волосы были невероятно черными и блестящими, на руках звенели друг об друга многочисленные браслеты, шею обвивали цепочки и мониста. Она показалась мне невероятно красивой! Девочка же, напротив, была не особенно привлекательной: маленькая, худенькая, чумазенькая… Наверное, она была примерно одного со мной возраста, только помельче, попроще, построже; ее черные глаза были большими и грустными, а волосы – путанными, нечесаными и совсем не черными, а какими-то серыми. А на шее девочки – о, чудо! – были красненькие бусики – мечта всей моей жизни.
Эти бусики были невозможно хороши! Я не могла оторвать от них взгляда. Я остро желала их, так сильно, что готова была отдать всё, что угодно, за одну только возможность потрогать их и подержать в руках, а может быть даже примерить. Цыганка приподняла девочку и опустила ее с моей стороны забора, а потом перелезла сама. Они подошли и стали молча рассматривать меня. В другое время я, наверное, смутилась бы или испугалась бы и стала звать дедушку, но не теперь… Красненькие бусики завладели моим сознанием, ничего другого я не видела и не слышала. Неожиданно девочка сняла с шеи бусы и протянула мне. Я взяла их и дыхание мое остановилось от восторга и переполняющего душу счастья, а сердце забилось так сильно, как будто собиралось выпрыгнуть из груди…
Молодая цыганка взяла меня за свободную руку и повела вдоль забора в сторону здания вокзала, а девочка шла за нами следом. За всё время никто из нас не произнес ни одного слова. Я безропотно шла за цыганкой не в силах остановиться и вернуться назад, ведь теперь у меня были красненькие бусики, которые занимали меня целиком. Я не замечала ни людей, ни времени, ни машин, ничего! Всё вокруг было ненужным, бессмысленным и ненастоящим, только я и мои бусики сейчас были реальностью.
Разум вернулся ко мне на автобусной остановке, в тот момент, когда мы уже садились в подошедший автобус. Он вернулся ко мне одновременно со страшным криком: «Ленааа-а-а!» Я обернулась на крик и увидела бегущего к нам дедушку с перекошенным лицом неестественно серого цвета… «Дедуля!» – я пыталась вырвать свою руку из руки цыганки, которая уже стояла на подножке автобуса. В этот момент девочка, стоявшая сзади, молча подошла и забрала у меня мои красненькие бусики. Вместе с ними она забрала часть моего сердца… Обе цыганки заскочили в автобус, двери его закрылись и автобус поехал. Дедушка подбежал ко мне и схватил меня на руки. Он прижимал меня к себе так крепко, что мне трудно было дышать. Он и сам не мог отдышаться и всё повторял незнакомым глухим голосом: «Лена, Леночка, детка…» Когда дедушка отпустил меня, мы заметили, что он держит мороженое, которое давно растаяло и течет по его рукам, и мы с ним все измазаны этим мороженым. Прохожие с удивлением оборачивались на непонятно от чего хохочущих мужчину средних лет и девочку со следами недавних слез на лице…
Мы вернулись на платформу. Вещи наши были на месте, а посадка объявлена… Когда поезд тронулся, дедушка спросил меня: «Ну как же ты могла уйти с цыганами? Почему ты не вырывалась, не кричала, не звала на помощь?» Я не знала, что ответить. Мне было очень стыдно, горько и страшно подумать, что я могла бы никогда больше не увидеть своих родных. Я и вправду не понимала, как я могла променять дедушку на какие-то дурацкие бусы. Мне не оставалось ничего другого, как придумать оправдывающую мой поступок версию: «Дедушка, я не могла кричать. Они сказали, что если я закричу, то они зарежут меня. У них был нож!» Не знаю, поверил ли мне дедушка, но он обнял меня и сказал: «Прости меня, я не должен был оставлять тебя одну».
Потом дедушка рассказал мне, что когда он вернулся и не нашел меня возле вещей, то стал метаться по платформе и спрашивать, не видел ли кто маленькую красивую девочку с черными кудрями и красным бантом. И одна женщина сказала, что видела, как похожую девочку цыганка вела к автобусной остановке…
Ночью я долго не могла уснуть и плакала от жалости к дедушке, к себе и оттого ещё, что у меня никогда больше не будет, а могли бы быть такие красивые красненькие бусики.
По возвращении в Москву мы договорились с дедушкой никогда и никому об этом не рассказывать. Эта история стала нашей тайной на долгие годы.
Уже восемь лет, как нет со мной рядом моего дедушки… А мне отчего-то вспомнилось это давнее приключение, и щемящее чувство досады и вины заставили меня нарушить тайну и впервые рассказать об этом случае.
И ещё: дедушка, прости меня!