Весенний день. Яркое солнце весело стучится в окна, приглашая на праздник цветения жизни. Есть на что посмотреть! Тут и липкая свежесть пахучих листочков, и густой аромат трав на полях, и журчанье ручьёв, напоённых звенящей прохладой. Всюду весна!
Вот и Сашка, захваченный бурным потоком солнечных лучей и звонкими ребячьими голосами, ныряет под кушетку и, хватая старый футбольный мяч, вприпрыжку выскакивает во двор, погружаясь в задорную стихию наступающего лета, беззаботных дней, наконец-то хлынувших в его жизнь после долгих месяцев высиживания знаний за школьной партой.
Родители, оба инженеры, подлинные энтузиасты своего дела, уехали на очередные испытания до конца июня. А мальчик остался с тёткой, ещё не старой женщиной, приходившей на выручку брату. И делала она это всегда, хотя и знала, что техника для него куда ближе домашних, даже родного сына.
Впрочем, последнее обстоятельство не слишком волновало его, ведь сын всегда гордился отцом и видел его трудовые будни в самом радужном свете, не подозревая о реалиях непростых человеческих отношений.
А отец, кстати, совсем и не прочь был прихватить неделю-другую от отпуска, при этом частенько напевая знакомую сыну песню: «Пока всё на мази, останавливаться нельзя, молодой я ещё». И в этом была доля правды, но только не единственная. Другая же, о которой Сашка не догадывался, заключалась в том, что отец тем самым отговаривался от поездок к своей матери. Она же, тем временем, одиноко влачила в деревне свои дряхлые годы, но, по словам отца выходило, что бабушка отдыхала на воздухе, сбросив, наконец, тяжкий груз профессиональных забот. Да и дочка вечно ссылалась то на свои болячки, хотя была ещё полна жизненных сил, то на всяческую занятость самыми разными делами. А дел-то в мире так много, что, при желании, можно всегда найти ещё какое-нибудь, только руку протяни.
И в этот майский день Сашка, подхваченный всеобщим бурлением природы и брызжущей энергией молодости, вряд ли мог и думать о своей единственной бабушке, которую не видел более года. Вот он уже в самой гуще дворовой жизни, бойко гоняя мяч между наскоро поставленными воротами в виде картофельных ящиков, и к нему, как обладателю настоящего футбольного мяча, пусть и потрёпанного в многочисленных спортивных баталиях, но ещё достаточно крепкого для серьёзной мужской игры, уже ринулась ватага парней, отталкивающих друг друга на пути к заветной цели.
Он бросает взгляд на шумную кампанию и его лицо принимает крайне удивлённое выражение. Друга, самого близкого друга, Леньки, нет среди них.Ещё мгновение, и он уже готов бросить мяч на произвол судьбы, только бы найти друга. Однако этот порыв оказался излишним, потому что в ту же секунду из-за угла замаячила знакомая фигура. Но что это? Что-то странное во всём его облике, совсем непонятное, тут же насторожило его. Неужели всё-таки вздули за двойку? Ведь отец его обещал дать последний шанс исправиться летом, и только после этого, если потребуется, произвести расправу. Нет, тут что-то не то ...
И пока он в замешательстве, кто-то сильно выталкивает мяч из его рук, а все остальные ребята споро начинают делиться на команды, не обращая ни малейшего на него внимания. И вот, увы! он уже очутился за пределами назревающей игры. Всё быстро переменилось. И подкатывающееся лето уже где-то далеко. И даже футбольный матч будто бы за бортом судна, на котором он подходит к другу, ждущему его на пирсе.
Краткое рукопожатие несколько успокоило его. Вот, он тут, живой, настоящий Лёнька, а не призрак в подворотне.
— Ты чего? Мы же вчера ещё сговорились сделать этих салаг!
— Да постой ты! Баба Нюра у меня ... Вот хоронить будут ...
— Что? Баба Нюра? — эхом отозвался Сашкин голос.
Он решительно не понимал, о чём там бубнил себе под нос Ленька. Нет, он, конечно, разобрал каждое его слово, но у него никак не могло поместиться в то место его души, где жила весёлая баба Нюра, ещё и это …
— Как? Смерть? — выдохнул он, будто из колодца.
— А ты и не знал, что люди умирают? — съехидничал Лёнька, всматриваясь в его лицо,
словно видя его впервые.
— Баба Нюра ... — задумчиво протянул Сашка, — она же в деревне, там воздух свежий и овощи с грядки.
— Были овощи, пока здоровенькая была, ты же её не видел последнее время, да ты и родную бабу Дусю, сдаётся мне, давненько не жаловал своим присутствием, — заметил Лёнька не без жёсткости в голосе.
Сашку мгновенно передёрнуло. Лицо его вспыхнуло пунцовым цветом, губы задрожали. Он тотчас бросился бежать, домой, без оглядки, от друга и всей этой футбольной братии вместе с трудягой-мячом, исправно летавшим от одного конца поля к другому.
Вот и комната со светлыми обоями, потёртой мебелью и фотографиями знаменитых футболистов на стенах.
Вроде всё так привычно, но вдруг нагрянуло чувство, будто ему не хватает воздуха, того самого воздуха детства, которым он дышал в деревне у бабы Дуси, когда был ещё совсем-совсем маленьким, когда бегал на речку, в поле и, даже, в рощу неподалёку от бабушкиного дома. И когда эти воспоминания поднялись в его душе, он отчётливо увидел бабу Дусю, ту самую бабу Дусю, которая «отдыхала на воздухе, сбросив, наконец, тяжкий груз профессиональных забот».
И когда эти родительские слова пропечатались в его сознании, ему стало тошно и горько от того, что вот они с тёткой здесь, родители где-то на севере, а баба Дуся в деревне, и кто его знает, что с ней сейчас такое. Какая-та тонкая, незримая, но очень прочная нить, потянулось от его мальчишеского сердца туда, в деревню, где была бабушка.
Впоследствии он так и не смог, как ни пытался, вспомнить, как денег достал на поезд, как прощался с тёткой, как добрался до места. Всё это было будто не с ним, и память тогда не смогла удержать впечатления, оказавшиеся совершенно не к месту в воспалённом мозгу.
Деревня была совсем близко от станции. Вот и платформа, всё та же, старая, разбитая, ждущая ремонта. И домик станционный всё тот же, только покосившийся от времени. Как же давно он здесь не был, будто тысяча лет пролетела!
Внезапный порыв ветра донёс непривычный запах.
— Гарью тянет, не к добру это, — отчётливо прозвучало где-то рядом.
Сашка, в крайнем замешательстве, прибавил шаг. Вот и деревня, если можно было назвать то, что он увидел, этим словом — вместо домов с цветущими садами и огородами чернело пепелище, только закопчённые трубы и отдельные обуглившиеся брёвна торчали там и тут, будто часовые в траурном карауле.
Мальчик остолбенел, став подобием одного из скорбных свидетелей разыгравшейся трагедии.
— Сашуля, да ты ли это? — очень знакомый голос донёсся до его слуха.
Тётя Клава, соседка бабы Дуси, подбежала к нему, бросилась на шею, чуть не задушила в объятиях.
— Ой, миленький, что тут было, - запричитала она, обдавая его горько-солёной влагой.
— Слава Богу! Вытащили её, роднуленьку твою, там она, в шатрах, пойдём, пойдём, родимый!
Он не мог двинуться с места. Она подтолкнула его — он с трудом поддался и тихо-тихо потянулся за нею, неуклюже выбрасывая в стороны вдруг ставшие ватными ноги.