Линолеум

Если бы тот обрезок не нашелся на складе, все было бы по-старому: дневальные сдавали бы наряд, произведя обычную «влажную» уборку казармы, в том числе помыв деревянный крашеный пол в коридоре между кабинетом начальника и штабом. И все. Но линолеум нашли, и хозяйственный сержант доложил об этом командиру роты. Тот, не размышляя долго, «чтобы легче было содержать пол в чистоте и порядке», приказал застелить им  коридор перед своим кабинетом. Что и было сделано в тот же вечер. Коридор этот был самым «ходовым» местом казармы. Попасть в нее было невозможно, не пройдя мимо дневального по розовому линолеуму. Естественно, к моменту сдачи наряда солдатские и офицерские сапоги здорово меняли его внешний вид. В связи с нововведением  нагрузка на дневальных, сдающих наряд, удвоилась, если не утроилась. Черные следы, отчетливо видимые на розовом, теперь каждый день приходилось смывать, стирать или соскребать – каждый делал то, что умел, «содержать пол в чистоте и порядке» стало предельно трудно.
Капитан воспитывал сержанта, дослуживающего последние недели срочной службы, сержант естественным образом воспитывал своих «нерадивых» подчиненных, поэтому Глеб в ту памятную субботу (для тех, кто не знает, объясняю популярно: суббота в армии это ПХД, то есть парко-хозяйственный день) затертый линолеум оттирал уже в третий раз. После ночного патрулирования и последовавшего за ним наряда, не спавший две ночи, он шатался, как пьяный. Сержант видел это, но воспитание не прекращал. Глеб в очередной раз поменял в ведре воду,  выплеснул ее в ненавистный коридор и встал на колени. Сержант, закручивая и раскручивая на указательном пальце длинную цепочку с ключами, прошелся по мокрому линолеуму и коротко бросил:
– Развел тут болото.
– Разрешите сдать? – Глеб  медленно встал.
– Разрешаю. Что это? – сержант тыкал в грязно-серую мыльную пену на коленях солдатского галифе. – Что за расстройство кишечника? Привести себя в порядок.!
– Есть, товарищ сержант, – козырнул Глеб, после чего быстро высушил коридор, пошел стираться, но до бытовой комнаты не дошел.
Неожиданно весь личный состав был собран на общее построение. За десять минут до этого злой, как черт, командир роты, которого в этот день не ждали, прошел КПП. Дежуривший там ефрейтор, застигнутый врасплох, вскочил, отдавая честь, и с силой пнул под стол трамвайную электропечку. Банка, гревшаяся на ней, опрокинулась, а ее содержимое – гречневая каша с тушенкой – рассыпалось на полу под ногами. Капитан, уже вышедший на плац, резко остановился и вернулся на КПП. Он осмотрел «дежурку» и, не говоря ни слова, снова вышел. Дежурный рванул телефонную трубку – предупредить. Капитан вернулся еще раз. Открыв дверь ногой, он сказал только одно слово: «Отставить!».
Когда капитан оказался в казарме, дневальный, из старослужащих, болтал по телефону. В первые мгновения, продолжая разговаривать, он вглядывался в лицо начальника, не соображая, кто перед ним. Наконец, узнав капитана, он бросил трубку и, приложив руку к козырьку, заорал, как положено: «Рота, смир-рно! Дежурный на выход!». Когда, через отведенное уставом время, дежурный не появился, капитан коротко приказал: «Сержанта ко мне» и скрылся в своем кабинете. Еще около минуты, невыносимо долго, он ждал доклада о дежурстве. Это взбесило командира окончательно.
Он открыл дверцу шкафа, рванул оттуда початую бутылку водки и прямо из горлышка сделал несколько больших глотков. В кабинет, постучавшись, вошел сержант: «Товарищ капитан! За время моего дежурства происшествий не случилось. Личный состав закончил ПХД, проводит свободное время. Дежурный по роте сержант…» Не дав сержанту закончить рапорт, щелкнув пальцем по его, не застегнутому воротничку и вскользь по шее, капитан приказал: «Всех на плац. Построить».
Сержант быстро вышел, а командир роты приложился к горлышку еще несколько раз. Когда по казарме прогремела последняя пара сапог, дневальный заглянул в кабинет: «Все на плацу, товарищ капитан».
– Закрой дверь! – рявкнул капитан и подошел к большому зеркалу.
Алкоголь сделал его движения плавными и слегка смягчил злость. Он оправился, причесался, одернул китель и твердой походкой, иногда в шутку печатая шаг, вышел на улицу, к строю. 
– Равняйсь, смирно, равнение на середину! – хрипло командовал сержант, разворачиваясь к начальнику. – Товарищ капитан, личный состав роты по вашему приказанию построен!
– Хорошо, – капитан развернулся лицом к подчиненным. – Здравствуйте, товарищи солдаты! – он браво, с иронией, приветствовал строй.
 – Здрав… я желаем, тов… щ, кап… тан! – довольно дружно ответила рота.
– Сегодня, несмотря на субботний день, мы проведем дополнительное занятие по строевой и физической подготовке! Я буду сам его вести. Сержант, встаньте в строй.
– Есть… – прохрипел пораженный командой сержант, двигаясь в начало строя. 
Прокрутив роту с десяток кругов по периметру плаца, капитан остановил ее у высокой кирпичной трибуны. Играя шарнирами коленей и продолжая временами печатать свой шаг, он прошел вдоль строя. Напротив Глеба остановился.
– Выйти из строя!
– Есть! – Глеб, начав с правой ноги, исполнил команду.
Капитан сплюнул воздух.
– Что это? – он указывал на мыльные колени.
– Не успел почистить.
– А мозги успел почистить? –  начальник острил.
– Никак нет, товарищ капитан.
– Почему? Два наряда вне очереди… Кру-у-гом! Встать в строй.
Капитан, пристально проверяя внешний вид бойцов, прошелся вдоль строя еще раз. Скомандовал: «Кругом!»
Строй развернулся, капитан осмотрел затылки.
– Сержант, воротничок не по уставу.
– Так точно!
– Почему?
– По сроку службы, товарищ капитан.
– Отставить разговоры. Кру-у-гом… Равняйсь, смирно, вольно.
Капитан долго прохаживался перед строем, наконец, начал:
– Солдат современной армии должен являть собой пример подтянутости, физического здоровья и здравого смысла. Срочная служба, которую вы имеете честь проходить в нашей дивизии, предназначена для того, чтобы воспитать в вас все необходимые для жизни и обороны нашей страны мужские качества. А именно: выносливость, упорство, смелость, мужество и, если хотите, героизм. Армия – это лучшая школа жизни, делающая из сопливых мальчишек настоящих мужчин. 
Вдохновение подступало к командиру, меняя его настроение с минуса на плюс. Он чувствовал это и еще более входил в раж.
– Кем вы были на гражданке? Студентами, художниками от слова «худо», юристами, экономистами… – он запнулся, формулируя окончание своей мысли, –  я об этом и говорю, на гражданке вы все были кем-то. А здесь в армии вы – никто, куски говна, из которого мы, ваши командиры, должны сделать настоящих защитников.
Что есть солдат? Солдат не должен ни о чем, кроме службы, думать. Это его главный долг. Что вам внушали родители? Ищи свое призвание, развивай талант и так далее. Верно? А?.. Что молчите? Значит, верно. Но они не учили вас служить, исполнять свой долг, а это для настоящего мужчины самое главное. Этот пробел в вашем воспитании и ликвидирует солдатская служба. То есть наша с вами работа.
Еще с полчаса капитан разъяснял строю задачи и обязанности солдата. Говорил о значении срочной службы и геополитической задаче настоящего момента.   
 – А сейчас, – он умолк, пересчитывая скамейки справа и слева от трибуны, – мы проверим вашу физическую готовность, – капитан сосчитал скамейки и произвел в голове необходимое математическое действие. – Строй, разойдись, занять места вдоль кромки плаца. По двое на скамью.
Команда была выполнена.
– Упор лежа принять. Ноги на скамейку. 
Солдаты повисли над асфальтом, капитан медленно прохаживался рядом.
– Морской пехотинец американской армии отжимается в полном снаряжении, а это, между прочим, сорок пять килограммов, восемьдесят раз. А вы? Сынок, ты висишь как гамак, выпрями спину и держи ее колом – ровно. На мой счет начинаем отжимание, – капитан взошел на трибуну и начал считать. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть… – он считал медленно, стремясь к тому, чтобы  все работали синхронно, – шестнадцать, семнадцать… – белым носовым платком капитан собрал капли пота со лба. –  Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь… – он остановился на сорока четырех.
Отжимался только один мускулистый татарин. Остальные пали, Глеб в их числе. Сержант, тоже весь в поту, сидел на скамье. Капитан спустился с трибуны и присел на корточки напротив него.
– Так, значит с физической подготовкой у нас нелады. Сержант, это камень в твою голову. Недоработка. Сколько тебе до дембеля?
– Тридцать два дня, товарищ капитан.
– Целый вагон времени… Что ж, будем заниматься. Встать, раздеться до пояса! – громко скомандовал он, вставая и выуживая из глубокого кармана секундомер. – Пробежим три километра.
– Товарищ капитан, после ужина… – попытался возразить сержант. 
– В боевой обстановке противник не будет ждать и разбираться у кого когда ужин. Или обед! Он ударит первым. Есть еще вопросы? Нет и быть не может. Внимание, марш!
Рота нехотя стартовала. После забега капитан распорядился о новом построении. Раскрасневшиеся и еще не отдышавшиеся люди построились.
 – Теперь все по очереди – на турник.
После того, как этот главный в армии гимнастический снаряд прошли все, он опять дал команду построиться. Солдаты, застегивая пуговицы, вытянулись в линию.
– Сержант, ко мне. Сейчас двадцать один ноль-ноль, – капитан постучал пальцем по циферблату, – до двадцати двух заниматься строевой подготовкой. – Он развернулся и оставил строй на плацу.
Временами прикладываясь к горлышку, командир роты из кабинета наблюдал, как путают ноги и в разнобой печатают шаг его подчиненные. Как  тюфяки. Что за молодежь пошла?
А причиной появления капитана в части в таком расстроенном состоянии было следующее. Как обычно, по субботам он мылся в городской бане. В один из заходов в парилку капитан оказался наедине с каким-то «скользким», неприятным и физически неразвитым человеком. Тот глазами ощупал капитана с ног до головы, подошел совсем близко и приторно улыбаясь, провел холодной рукой по его бедру. По бедру офицера. Капитана  передернуло. С нескрываемым отвращением он вышел вон, быстро оделся, и ноги сами понесли его к КПП.

После экзекуции, когда Глеб тащил как будто не свои ноги по розовому линолеуму к отбою, его подмывало чиркнуть сапогом так, чтобы, в отместку всем за всё, перечеркнуть свою же, недавно с таким трудом проделанную работу.
Сил на это движение не осталось.