Мне и здесь хорошо!

Сергей Аршинов
- Лейтенант, ты в турбинном отсеке при работающей турбине как себя чувствуешь? – Обращается командир к молодому офицеру.

- Ничего, конечно, но уж очень жарко, товарищ командир! – отвечает тот.

- И как долго можешь там находиться?

- Ну-у, вахту отстаиваю, - как-то неопределенно разводит руками лейтенант.

- Ну, так это ж всего четыре часа, - укоризненно заключает командир. – А если дольше?

- Так потому ж и вахта только четыре часа, а не больше, что дольше уж совсем невмоготу будет, - начинает оправдываться офицер, не понимая, какие к нему претензии.

- А потеешь при этом сильно? – Не унимается командир.

- Есть такое дело, - склонив голову, честно признается лейтенант. – После вахты – хоть выжимай!

- А водку теплую любишь? - Продолжает свой допрос командир.

- Никак нет, товарищ командир! – Четко рапортует тот, опасаясь, что командир сейчас заставит его составить себе компанию.

- А баб потных?

- И баб потных не люблю, - с некоторой растерянностью продолжает отвечать лейтенант. Такого вопроса он от командира никак не ожидал, поэтому как-то даже опешил.

- Все с тобой ясно, - пойдешь в отпуск зимой! – резюмирует командир и делает соответствующую пометку в графике отпусков на очередной год.

Хоть и стара эта притча, но взята она из жизни и содержит огромную долю истинной правды, поскольку молодому офицеру, если только в отпуск в летнее время не уходил весь экипаж, получить отпуск летом было, да и сейчас, наверное, ничего не изменилось, практически невозможно. А уж если ты непосредственно с экипажем не связан и нет в твоей службе никаких других жестких условий, могущих сработать в твою пользу, то идти тебе в отпуск по снежку, по морозцу!

К каким только хитростям не прибегали молодые офицеры, чего только не придумывали, но мудрое начальство, как правило, видело все их ухищрения насквозь (ведь и сами когда-то были в лейтенантской шкуре) и большинство попыток оставались безуспешными. А чтобы младшему офицеру вообще, а не то чтобы в теплый или бархатный сезон, получить путевку в санаторий, а, тем более, парную - об этом можно было и не мечтать!
 
Поэтому, когда Сергею, молодому старшему лейтенанту, помощнику начальника политотдела одной из дивизий атомных подводных лодок Северного флота по комсомольской работе в августе предложили горящую (да еще и все-таки парную!!!) путевку на Иссык-Куль в санаторий Министерства Обороны, он был на седьмом небе от счастья. Вот только была одна незадача. Дело в том, что Лена – его жена, - как это было заведено на Севере, на лето выехала с ребенком на «большую землю», к родным в Ленинград. А оттуда вместе со своими родителями поехала подпитать и себя, и малыша витамином «Д» - южным солнышком – на Черное море, в Армянское Ущелье близ Нового Афона. А чтобы оформить эту чертову путевку, нужно было и самому Сергею, и Лене получить медицинское заключение, то есть пройти медицинскую комиссию.

За себя-то Сергей пройти эту комиссию мог без проблем, а вот как быть с Лениной справкой? В общем-то, заключения обычных врачей он мог сделать и для нее. Благо, знакомых ребят-врачей в спецполиклинике хватало. Но что делать с гинекологом? В этом «ведомстве» у него никаких знакомых не было, а сам, как ни рядись, за женщину в гинекологическом кресле не сойдешь – как только снимешь штаны, вся твоя мужская сущность сразу вылезет наружу. Да и просить кого-нибудь постороннего и неловко, и боязно: вдруг чего не так – потом греха не оберешься(!)

Поэтому Сергей срочно побежал на почту и отстучал жене телеграмму: «Дают отпуск. Срочно приезжай оформления путевки».

Под нежным и ласковым солнцем Абхазии, в мандариновом саду, в самом центре которого под вековым раскидистым инжиром стоял вкопанный в землю стол, за которым каждый вечер собирались вместе все отдыхающие, а задняя калитка вела прямо на чудесный песчаный пляж, на котором практически не было никого постороннего, поскольку, по заведенной здесь традиции, пляж тоже считался собственностью хозяина дома, Лена долго ломала голову, причем здесь какая-то путевка, и почему она должна срываться и срочно нестись на Север, если Сергею дают отпуск?! Зачем ей какой-то санаторий с его врачами, процедурами, режимом и прочей ерундой? Уж если дают отпуск, то пусть лучше он приезжает сюда, и они вместе прекрасно отдохнут, а потом все вместе и поедут обратно. Тем более что на Юг она поехала не просто так. У нее было обострение нейродермита, и врачи ей рекомендовали именно Абхазию, и у нее только-только началось заметное улучшение.

Поэтому, ничтоже сумняшеся, она отправила мужу ответную телеграмму: « Мне и здесь хорошо. Приезжай лучше ты».

Жили в Западной Лице Сергей с Леной в так называемом молодежном доме – стодвадцатиквартирной пятиэтажке на два подъезда, где от каждой лестничной площадки в обе стороны отходили довольно длинные коридоры, насчитывающие по двенадцать дверей – входы в однокомнатные квартиры. Нет, это было не общежитие, а самые настоящие и вполне благоустроенные квартиры со всеми удобствами, но было их в каждой «кучке» так много, и жили в них одни молодые семьи, что жили они практически как в общежитии – дружно, весело, постоянно общаясь друг с другом и зная друг о друге практически все.

Ленину телеграмму принесли днем, когда Сергей был на службе. Поэтому, когда вечером он пришел домой, соседки встретили его прямо в коридоре всем составом с какими-то непонятными и таинственными ухмылочками на лицах. А самая бойкая из них, держа руки за спиной, грациозно покачивала головой и бедрами, требуя, чтобы Сергей по традиции еще и станцевал перед получением почты.

Исполнив несколько неуклюжих па, Сергей все-таки выхватил у нее телеграмму. Но когда он прочитал ее содержимое, и лицо его непроизвольно вытянулось чуть не до земли, вся компания разразилась дружным смехом, подначивая его, – ты, мол, служи, а ей и там хорошо! Они-то прекрасно знали, почему Сергей срочно звал Лену на Север, и даже обсуждали и советовали ему, как ей лучше все это сообщить в короткой телеграмме.

Пока шла эта переписка, время тоже не стояло на месте. До начала срока путевки оставалось дней пять. А если Сергей не оформляет санаторные карты (именно на двоих!), то и путевки ему не видать, да и отпуска тоже. А еще и добираться нужно к черту на рога – на Иссык-Куль! По указанному в путевке порядку, опаздывать можно было не более чем на пять дней, и нужно было сначала добраться до Фрунзе, там явиться в местное представительство санатория и только после этого автобусом (еще километров триста!) добираться до поселка Тамга, где и располагался санаторий.

Поэтому Сергей, извернувшись ужом, все-таки оформил санаторные карты и на себя, и на Лену(!) Правда, хоть в гинекологическое кресло, слава Богу, забираться не пришлось, зато пришлось заваливать подарками всю местную женскую консультацию. Но это было уже неважно. Главное – он все-таки решил вопрос, получил вожделенный отпускной билет и дал Лене новую телеграмму, чтобы она, не тратя ни времени, ни денег на встречные перелеты и переезды, ждала его на месте (ее родители, поскольку это была уже вторая половина августа, и у тестя заканчивался отпуск, собирались уезжать обратно в Ленинград). Следуя указанию зятя, они забрали с собой Лениного с Сергеем сынишку (в путевке почему-то отдельно было оговорено, что детей с собой брать нельзя), а дочку с сестрой – еще одной их дочерью, тоже женой молодого офицера-подводника - оставили дожидаться мужа, и уехали.

Когда Сергей, наконец, садился в самолет в Мурманске, до начала срока путевки уже оставалось дня два или три. Радость была безграничной, хотя и терзала подленькая мыслишка, подогретая добрыми соседками: почему же Лене так хорошо в Абхазии без Сергея?! Но Сергей был абсолютно уверен в своей жене, так что эту мысль гнал от себя, как шальную. Не сильно портило настроение даже то, что никаких «гладких» маршрутов из Мурманска через Сухуми на Фрунзе не было. Во всяком случае, билетов на них не оказалось. Поэтому Сергей, оформив проездные документы на себя и на жену с разрывом в Ленинграде*, решил, что в Питере сможет решить все проблемы.

Поставив в Ленинграде в буквальном смысле слова на уши всех родственников, друзей и знакомых, Сергей нашел выход на авиакассы. Но оказалось, что нужный кассир будет работать только на следующий день, да и то только после обеда. То есть время таяло и таяло, как песок в песочных часах. Тем не менее, надежда в скором будущем встретиться с любимой женой и впервые в жизни беззаботно отдохнуть вместе с ней в настоящем санатории грела душу гораздо больше, чем могли ее омрачить обстоятельства и навеянные нехорошие мысли.

Поскольку проездные были выписаны единые и на него, и на жену (одной бумажкой), он, преподнеся кассиру очень хороший презент, равный по стоимости практически самим этим билетам, взял два билета до Фрунзе транзитом через Сухуми с разрывом между прибытием и вылетом из Сухуми в два или три дня. Дело в том, что Армянское Ущелье расположено примерно посередине между Сухуми и Сочи, но все-таки немного ближе к Сухуми. Родители Лены отдыхали в этом месте уже не впервой. Добирались они туда именно через Сухуми, так как им это казалось гораздо удобнее, и так же порекомендовала сделать и Сергею, когда он встретился с ними в Ленинграде, поскольку сам он в этом месте еще никогда не бывал. И когда Сергей попросил в кассе оформить ему билеты через Сухуми, услужливая кассирша сделала это без лишних вопросов. Правда, самолет, на который он взял билет, должен был улетать только на следующий день. То есть время все продолжало неумолимо таять.

Когда Сергей приехал в аэропорт, то оказалось, что указанный у него в билете рейс на Сухуми давно отменен(!) Тем не менее, благодаря неимоверным усилиям, он все-таки добился, что его посадили в самолет, летящий в Сухуми ночным рейсом. То есть в пункт промежуточного назначения он попал лишь утром того дня, когда уже начинался срок действия путевок. Поэтому, учитывая, что билеты у него были не с открытой датой, а с конкретно указанными рейсом и местами, ни на мгновение не задерживаясь в аэропорту, он помчался к жене.

Место, где она находилась, оказалось действительно райским. И Сергей воочию убедился, что ей там было действительно хорошо безо всяких задних мыслей. Если бы не эта путевка, по которой, теперь уже, хочешь – не хочешь, а нужно было ехать в эту Богом забытую Тамгу, он бы тоже с удовольствием остался в Армянском Ущелье. И условия, и обстановка, и море, и солнце, и красота вокруг были такими, что больше ничего в жизни даже желать не хотелось. Не даром всего в паре километров отсюда находился Новоафонский монастырь.  Умели древние выбирать места!
____________________
* воинские требования, служащие безналичным средством оплаты стоимости билетов военнослужащим из средств Министерства Обороны (в ту пору они выдавались в зависимости от того, что имелось на данном маршруте, только на железнодорожный или автомобильный транспорт, а разницу в стоимости авиабилетов нужно было доплачивать самому военнослужащему). По парной путевке такие требования выписывались и на жену. Приобретать по ним билеты можно было только в конечных пунктах, обозначенных в требованиях. Поэтому, чтобы иметь возможность приобретения билетов в каком-либо промежуточном пункте, нужно было оформлять «разрыв».


Но маховик уже был запущен, и остановить его было невозможно. Поэтому к назначенному сроку Сергей с Леной отправились в аэропорт. А там выяснилось, что и здесь обозначенного в их билетах рейса не существует(!) Да и вообще прямого рейса из Сухуми во Фрунзе никогда в природе не бывало!!! Но из трех отрывных талонов, наличествовавших ранее на транзитных билетах, у них было всего два (поскольку у них планировалась только одна пересадка, лишний талон был отрезан еще при оформлении), да и из них остался только один, так как один перелет уже был осуществлен. Но еще хуже, что билеты были приобретены по воинским требованиям, поэтому переоформить их в аэропорту предполагаемой пересадки не представлялось возможным.

Сутки Лена с Сергеем промаялись на аэровокзале, ни на мгновение не сомкнув глаза, совершая непрерывные циркуляции между стойкой регистрации, кассами, начальником смены и начальником аэропорта. Потом, применив все свое обаяние в виде нескольких бутылок коньяка и прочей ходовой валюты, Сергею все-таки удалось решить вопрос: им поставили какие-то штампы, сделали какие-то пометки, прикрепили к билетам какие-то справки, чеки и ярлыки и посадили в самолет до Баку с тем, чтобы там пересесть на другой самолет, летящий во Фрунзе из… Сочи(!) Но, скорее, это сделали лишь для того, чтобы от них избавиться, поскольку в Баку на их билеты смотрели ничуть не с меньшим изумлением, чем таможенники и пограничники в известном стихотворении Маяковского на польский паспорт.

Поскольку транзит через Баку у них оказался открытым (без указания конкретной даты, номера рейса и мест в самолете), то Лене с Сергеем пришлось еще трое суток совершать точно такие же циркуляции по Бакинскому аэропорту, как и в Сухуми. Сначала их просто футболили, не желая даже разговаривать с придурками, имеющими на руках непонятно какие билеты, непонятно куда, на что и зачем. Слава Богу, они хоть догадались отправить в санаторий телеграмму, что по независящим от них причинам задерживаются в аэропорту пересадки и не успевают к сроку заезда в санаторий.

На ночь, когда уже не было вообще никаких рейсов никуда, они устраивались в местной аэропортовской гостинице. До десяти часов вечера в нее вообще не селили, даже несмотря на то, что после восемнадцати часов жизнь в аэропорту практически замирала (до утра лишь изредка, с разницей часа в три-четыре, залетали какие-то шальные самолеты, и все).

Сам аэропорт находился где-то на отшибе, весьма на приличном расстоянии от города, так что город этот не наблюдался даже на горизонте. Добраться туда можно было только на такси, которые после восемнадцати часов исчезали точно так же, как и самолеты. Да и Лена с Сергеем не рисковали оставлять поля боя в надежде на какое-нибудь чудо.

Кроме здания аэропорта и приснопамятной гостиницы больше в обозримом окружении ничего не наблюдалось, за исключением голой степи, утыканной нефтяными вышками, как ежик иголками. Поэтому после восемнадцати часов ребята просто нарезали круги по привокзальной площади, иногда, для разнообразия, заходя в местный клуб, где с завидным упорством все эти три дня какой-то самодеятельный ансамбль репетировал одну и ту же песню «Слышишь, время стучит «БАМ», на просторах стучит «БАМ», - это колокол наших сердец молодых!». И никак у них не получалось разойтись на аккорд на этих самых «БАМ». Поэтому они трое суток без передышки (во всяком случае, когда туда заходили Лена с Сергеем) до одури повторяли одну и ту же фразу.

Ресторан, буфеты и прочие заведения общественного питания при остановке жизни в аэропорту тоже закрывались. Поэтому «ужинать» ребятам приходилось, купив днем пару бутылок кефира и по булочке, лишь когда они добирались до своего номера в гостинице.  Гостиница же эта, видимо, была построена еще при царе-батюшке и с тех пор ни разу не ремонтировалась. Точнее, ремонт в ней как раз, по всей видимости, начали, да и не вчера, а лет несколько назад, но лишь, как это обычно у нас водится, все разобрали и на этом остановились. Причем селили Лену с Сергеем с завидным упорством все время в один и тот же номер, в котором на половине площади потолка и стен штукатурка была отбита до дранки, в полу зияли страшные дыры, в которые можно было провалиться на нижний этаж, в окне была всего половина необходимых стекол, да и та была поколота и торчала страшными пиками, так что к окну было лучше не приближаться. В номере было две железных кровати, одна дореволюционная тумбочка с настольной лампой без абажура, какой-то шкафчик вроде пенала для ученических принадлежностей, только поставленного вертикально, и неслыханное достижение прогресса – умывальник с водопроводным краном! Правда, подходить к этому умывальнику, не рискую заразиться чем-нибудь очень нехорошим, не рекомендовалось: в девичестве белая фаянсовая раковина была не только полностью темно-черно-красно-коричневой от ржавчины, но еще и покрыта какими-то наростами, похожими на обросшие водорослями коралловые рифы. Причем в зарослях все время что-то шевелилось. Но этот вопрос был в общем-то решаем, поскольку подходить к раковине было абсолютно бессмысленно, так как воды в кране все равно не было.

На второй день ребята настолько примелькались в аэропорту, что стали уже чуть ли не своими, и даже умывались в аэропортовском туалете, и администрация перестала их гонять, как вшивых по бане, и даже проявила некоторое участие. Но на Фрунзе было всего один или два прямых рейса, которые, как я уже говорил, совершали самолеты, вылетавшие из Сочи, и свободных мест в них, естественно, не было. Но на третий день Лена с Сергеем так сдружились и сроднились с работниками аэропорта, что начальник смены лично отвел их к командиру севшего на дозаправку сочинского самолета и как за самых своих близких попросил того взять их в самолет и «дубликатом бесценного груза» доставить во Фрунзе.

Во Фрунзе Лена с Сергеем, сдав свои вещи в камеру хранения (здесь аэропорт находился почти прямо в городе, и автовокзал располагался тут же на привокзальной площади) и взяв такси, часа три мотались по всему городу в поисках представительства санатория. Оказалось, что в путевках в названии улицы была допущена опечатка. Но, применив всю свою смекалку и перебрав не один десяток вариантов, они все-таки нашли искомое.

Это оказалась обычная мазанка на одной из утопающих в зелени улиц на окраине города, где местный житель ставил на путевки какой-то штамп и рассказывал обладателям этих путевок, что им необходимо вернуться на автовокзал, взять билеты до Тамги на автобус, идущий через Рыбацкое на Пржевальск и ехать в санаторий. Какой был в этом смысл, осталось, как говорится, за кадром, поскольку в путевках и так все это было достаточно внятно написано (единственное, что там не было сказано, так это то, что ехать нужно именно по южному берегу Иссык-Куля, через Рыбацкое).

Когда ребята вернулись на автовокзал, солнце уже клонилось к закату. Как и в Баку, основное движение здесь уже закончилось. В нужном им направлении оставался только один автобус, уходящий примерно часов в десять вечера. Но и тут не все было благополучно: на него был не продан всего лишь один билет. Как ни пытались Лена с Сергеем уговорить кассиршу продать им билет из брони, демонстрируя ей свои путевки и ссылаясь на то, что срок заезда у них истек уже несколько дней назад, она была неприступна, как скала. Поэтому ребятам опять пришлось неотлучно дежурить у кассы, чтобы оказаться первыми к моменту начала продажи брони. Когда же бронь, наконец, сняли, то, невзирая на то, что проездные у Сергея были выписаны на проезд в мягком междугороднем автобусе, с него все равно потребовали доплату за мягкость и еще за какие-то особые условия.

Разбираться и что-либо выяснять не было времени – до отправления автобуса оставались считанные минуты, - поэтому, похватав свои вещи, Лена с Сергеем побежали на посадку. Судя по тому, какие билеты им продали, ребята ожидали увидеть нечто из ряда вон выходящее. Но автобус оказался самым обычным городским стареньким Львовским, с жесткими дерматиновыми сидениями и безо всяких дополнительных коммунальных излишеств. Сергей даже в ускоренном порядке сделал несколько кругов по привокзальной площади и подошел к водителю, стремясь разобраться, не ошиблись ли они. Но все было в порядке – другие автобусы в этом направлении, тем более в это время суток, здесь не ходили.

Мысленно высказав все, что они по этому поводу думают, ребята забрались в автобус. Места им достались на самой галерке, прямо на двигателе. Поэтому в течение первого часа они изнывали от жары и духоты. Хорошо, сидевшие непосредственно в салоне пассажиры догадались раскрыть настежь окна и верхние люки, так что приятный ветерок обдувал находящихся в самой корме лайнера, и жить было более-менее сносно. Но по мере движения на улице становилось все холоднее и холоднее, а дорога поднималась все выше и выше над уровнем моря, что тоже не добавляло тепла, поэтому часа через полтора-два наши горе-путешественники уже согревались дружной барабанной дробью своих зубов, тесно прижавшись друг к другу и нацепив на себя все, что было у них в багаже. Благо багаж этот, поскольку они ехали не до конечной станции, им пришлось брать с собой в салон. Закрыть же «вентиляционные отверстия» не представлялось возможным, поскольку, как только это делали, то, несмотря на холод снаружи, внутри становилось просто нечем дышать.

Часам к трем ночи ребята доехали до пункта назначения. Именно, до пункта, а не до места, поскольку высадили их из автобуса прямо на шоссе, идущем по берегу Иссык-Куля, у развилки. В кромешной темноте среднеазиатской ночи абсолютно ничего было не видно. И если бы не одна местная жительница, вышедшая из автобуса вместе с ними, то пришлось бы Лене с Сергеем куковать на этой развилке до рассвета. Да и после этого они бы вряд ли разобрались, куда им идти, поскольку кроме самого шоссе и голой степи вокруг не было ничего. Оказалось, что по ответвлению от шоссе нужно было пройти еще километра два-три от озера до Тамги и лишь там свернуть в сторону, к санаторию.

Охранника на воротах, которые на ночь запирались на страшных размеров амбарный замок, долго не могли добудиться. Потом он и того дольше не мог понять, чего от него хотят. После этого еще дольше он связывался с приемным покоем, чтобы решить вопрос, пропускать ему незваных гостей, или нет.

Наконец, наши лягушки-путешественницы добрались до приемного покоя. Но и здесь заспанная администраторша, посмотрев их документы и все-таки разрешив им провести остаток ночи прямо тут же в креслах, заявила, что это не факт, что их примут, поскольку срок заезда у них истек еще три дня назад, в связи с чем в девять часов им нужно будет явиться к начальнику санатория, который и примет решение.

Кое-как перекантовавшись остаток ночи, к девяти часам Лена с Сергеем как штыки (правда, несколько помятые, поржавевшие и искривленные), стояли у дверей начальника санатория. Но тот был занят какими-то государственными делами, поэтому принять их смог только ближе к обеду. Прочитав им лекцию о недопустимости такого грубого попрания порядка и правил заезда, но похвалив, что они правильно сделали, что послали в санаторий телеграмму, и, видимо, растроганный их замученным видом, он все-таки дал команду своим службам их оформить и даже засчитал им срок действия путевок с момента фактического заезда.

Поскольку время близилось уже к концу августа, и был так называемый «бархатный сезон», свободных номеров в санатории не было, и Лену с Сергеем поселили отдельно в многоместных (человек на восемь-десять) соответственно мужском и женском номерах.

Двое суток они прожили в таких условиях, а потом вновь пошли к начальнику санатория, который просто задохнулся от наглости какого-то старшего лейтенанта, и так опоздавшего на восемь суток, тем не менее принятому в санаторий, да еще и с продлением срока путевки на ее полную величину, а теперь еще начинающего качать права и требовать отдельных апартаментов. Но дня через два-три им все-таки дали отдельный номер размером примерно с их гостиничный номер в Баку, правда, чуть-чуть менее разгромленный – тут даже вода из крана лилась.

Санаторий был настоящим оазисом. Он весь просто утопал в зелени. На территории были разбиты великолепные розарии, была масса других самых разных и даже весьма экзотических цветов… Был даже свой зоопарк – прямо под открытым небом за металлической сеткой расхаживали олени, косули, масса другой дикой живности и даже гималайские медведи. Организовывались здесь и экскурсии в Пржевальск, на Джеты-Огуз, побродить по горным тропам в гималайской тайге… Были ту и свой, хоть и скромненький, но довольно неплохой песчаный пляж на берегу Иссык-Куля, и лодочная станция. Поскольку по дороге до озера было довольно далеко, для отдыхающих между санаторием и пляжем было организовано автобусное сообщение. Санаторские автобусы совершали несколько рейсов туда и обратно после завтрака, перед обедом, после тихого часа и перед ужином.

Но купаться на этом пляже было небезопасно, поскольку температура воды даже в самые жаркие дни летом не превышала восемнадцати градусов, а в конце августа она была еще ниже. Да и прогревалась вода в глубину сантиметров на тридцать – пятьдесят, а ниже была как из глубокого колодца.

Сказывались и условия высокогорья: на самом пляже на песок было невозможно наступить, так он раскалялся под нещадно палящим солнцем, но стоило снять  верхний слой толщиною сантиметров в пять, - под ним песок был сырым и холоднющим, как из ледника. Лежа на шезлонге, можно было зажариться, как цыпленок табака, и обгореть за считанные минуты, стоило же только зайти в тень, как сразу же начинал пробивать озноб. В самом санатории было вроде бы тепло и уютно, но вечером невозможно было выйти на улицу без чего-нибудь шерстяного, а на ночь приходилось закрывать форточку и сидеть в духоте, поскольку, в противном случае, даже под шерстяным одеялом можно было околеть. По подсказке соседей Лена с Сергеем даже попросили, чтобы им выдали по второму одеялу.

Из «увеселительных заведений» имелись клуб, в котором ежедневно крутили какие-то старые фильмы, и танцплощадка, на которой по средам, субботам и воскресеньям устраивались танцы под патефон.

Вокруг же санатория, с одной стороны было все лысое, как коленка, с редкими порослями перекати-поле и хилыми стеблями цикория, рыже-пепельного цвета с дождевыми промоинами глубиною в хороший овраг, а с другой, там, где были главные ворота, - грязное киргизское село, где в сухую погоду, как на Луне, утопали по щиколотку в рыхлой пыли, а в дождь – по колено в липкой и вязкой грязи. Здесь же в прорытых вдоль дороги арыках вперемешку с утками, гусями, индюшками и прочей живностью кувыркались местные ребятишки трех-семилетнего возраста, почему-то, как один, одетые лишь в одни грязные майки, достававшие им только до пояса. А у каждой калитки сидел аксакал, непременно одетый в теплый цветастый халат, треуголку и кирзовые сапоги, который, опершись на палку и зажмурив глаза, молча думал о вечном, не отвечая ни на какие вопросы прохожих и не реагируя абсолютно ни на что, даже если бы перед ним кого-нибудь убивали.

Единственным очагом культуры в селе был одноэтажный типовой сельмаг из стекла и бетона, в котором, как оказалось, дефицитных товаров (в ту пору в нашей стране дефицит был обычным явлением) было больше, чем в ГУМе. Но самое интересное, что народу в этом сельмаге было еще меньше, чем самолетов в Баку в ночное время. Была, правда, в селе и еще одна достопримечательность: здесь был свой аэропорт!!! И прилетали сюда не просто какие-то там кукурузники, а самые настоящие, хоть и небольшие, но реактивные лайнеры «ЯК-40», которые связывали это уникальное место с самим Фрунзе и даже еще несколькими крупными городами.

Съездив на все, какие здесь только были экскурсии, несколько раз посетив клуб и пару раз сходив на танцы и таким образом за пару недель исчерпав всю культурную программу, ребята как-то загрустили. Решив найти свой способ развеяться, они собрались как-то вечерком сходить в одну из харчевен (или как они там назывались) на берегу Иссык-Куля. Тем более что вокруг санаторского пляжа их было довольно-таки большое количество, и, несмотря на отсутствие поблизости каких-либо других признаков цивилизации или человеческого жилья, работали они ежедневно и довольно поздно, и дурманящие запахи из них разносились на всю округу.

Не знаю, из каких бездомных собак и в каких антисанитарных условиях готовились полуфабрикаты к жарившимся прямо на виду у голодных посетителей шашлыков, но к ночи Лене стало так плохо, так «прихватило» желудок и кишечник, что пришлось вызывать уж если не скорую (все-таки санаторий и сам по себе – медицинское учреждение), то, по меньшей мере, бригаду дежурных врачей. Но ни сделанное промывание, ни куча различных лекарств, вплоть до антибиотиков, скорого избавления от недуга не принесли. Плача, она уговаривала мужа немедленно уехать, утверждая, что она смертельно устала от такого отдыха, что страшно соскучилась по сынишке, что ей вообще все надоело, и она хочет домой. Дня три она не выходила из своего номера и почти не вставала с кровати, даже питаясь прямо в номере, в конце концов, заработав себе колит на всю оставшуюся жизнь.

А как только она более-менее оклемалась, молодые супруги вместе направились к начальнику санатория, только теперь уже с просьбой, чтобы он отпустил их восвояси до окончания срока экзекуции. Дело в том, что без его разрешения «выписаться» из санатория и просто так уехать до окончания срока путевки было невозможно. А поскольку это все-таки был санаторий Министерства Обороны, и все в нем были людьми военными или членами их семей, то дисциплина соблюдалась строжайше (да и документы все равно находились в канцелярии санатория, и выдать их могли только с разрешения начальника, а куда военный человек без документов?!).

У начальника санатория вновь перехватило дыхание при виде этого неуемного старшего лейтенанта. То он опаздывает невесть на сколько и, вместо того, чтобы быть по гроб жизни благодарным, что его в бархатный сезон пускают в санаторий, да еще и срок путевки продлевают до полного, начинает качать права и требовать себе отдельные апартаменты, потом травит свою жену так, что весь санаторий три дня на ушах стоит, а теперь еще и просит, чтобы его раньше времени отпустили из санатория(!) Но, немного поразмыслив, он решил, что это даже хорошо, что старлей сам пришел проситься на выписку из санатория, что ему (начальнику) будет гораздо лучше, если этот бузотер уедет с глаз долой. И подписал документы.

В аэропорту Тамги принимать проездные документы на автобус в оплату авиабилетов отказались, хотя по идее они должны были иметь опыт общения с такими документами, поскольку все отдыхающие в санатории были людьми военными, а кроме самолетов и автобусов другой транспорт сюда не ходил. Значит, по логике, Сергей был не первым с таким воинским требованием. Тем не менее, они с Леной были настолько счастливы, что, наконец, вырвались оттуда, что готовы были не только купить билеты за свой счет, но и вообще уйти пешком.

Но самолет немного задержался, и во Фрунзе на ленинградский рейс они опоздали. Слава Богу, что, поскольку «нормальные» проездные документы у Сергея были выписаны от Фрунзе до Ленинграда, в Тамге он покупать билет сразу до пункта назначения транзитом через Фрунзе не стал (там он просто не мог оформить такой билет: во-первых, начальный пункт маршрута не совпадал, а во-вторых, невозможно было оформить часть билета за наличные, а часть по требованию). Иначе бы, в связи с опозданием, хоть и обслуживал и тамгинскую, и питерскую линию один авиаотряд, снова возникли бы проблемы с переоформлением билетов.

Еще почти сутки пришлось Сергею с Леной провести в столице советской Киргизии, вновь, уже в который раз за этот отпуск(!), ночуя в аэропортовской гостинице. Здесь высота над уровнем моря была раза в два меньше, чем в Тамге, поэтому, несмотря на открытое настежь окно, они всю ночь не находили себе места от жары и духоты. И хоть Лена по жизни, даже несмотря на то, что летать ей приходилось по несколько раз в год, страшно не любила самолеты, на следующий день ее уже не останавливала ни перспектива восьмичасового болтания в воздухе, ни расставание с Югом (ведь уже был сентябрь и в Питере, а тем более на Севере, было совсем не жарко).

Когда ребята вернулись в родную базу, остроязыкие соседки, как и в свое время Сергея, встретили их в коридоре. По их ехидным физиономиям Сергей тут же понял, что сейчас они начнут допытываться, чем же Лена без Сергея было так хорошо. Поэтому он решил упредить их, и сам сходу выпалил:

- В Армянском Ущелье и в самом деле было гораздо лучше! – При этом ему нисколько не пришлось кривить душой, поскольку это было их с Леной обоюдное мнение и даже твердая убежденность.

С тех пор Лена с Сергеем зареклись ездить в отпуск по путевке. Лишь один раз Сергей воспользовался таким вариантом, но только потому, что врачи настояли. Да еще один раз, уже когда Сергей был капитаном первого ранга, они съездили с Леной вместе в санаторий, но только уже на Черное море, поближе к цивилизации и без экстрима.





10.05.07.