ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
ЧАСТЬ II. СВАТОВСТВО МИЧЕ.
ГЛАВА 10. СПОКОЙНЫЕ ДНИ.
Моё счастье было столь огромным и полным, что я, наверное, лучился, как солнце. Пару дней я приходил в себя и набирался сил. Ел, спал и улыбался. Потом начал вставать и заниматься делами. Жажда деятельности просто распирала меня, хотя ещё некоторое время мне было тяжело ходить, говорить и даже думать. Но счастье и Чикикука, увивавшаяся вокруг меня - лучшие лекари. Вот тут–то я поддержал родителей, которые просто опомниться не могли. Я был тихим, ласковым и послушным мальчиком, всё взял в свои руки, нанял строителей, купил материалы для двух новых домов и увяз в строительстве.
Я отдал юным Коркам большую часть пожертвованных мне денег. Сам я выкручусь, а у вышвырнутых из семьи Коркинят нынче нет никого и ничего. Я хотел, чтобы у них был собственный дом, и они ни от кого не зависели. То ли чувствуя потребность в защите, то ли из симпатии они выкупили давно пустующий участок прямо за моим садом и, не зная, к кому ещё обратиться, согласились, чтобы за ремонтом полуразрушенного дома, что к нему прилагался, приглядывал наш знакомый Филька, владелец лавчонки стройматериалов. Я и мои родители, само собой, поддерживали молоденького соседа в его бизнесе, кое-что покупая у него. Сам же Филимон просто осаждал меня и Коркиных детей просьбами доверить ему строительство и ремонт домов, и даже соглашался на самую маленькую оплату. У парнишки не было никакого специального образования по той простой причине, что он только что окончил школу. Год он решил потратить на свой магазинчик, потому что этого хотела его матушка. Но Филька рвался в бой, читал невероятное количество книг по зодчеству, всегда крутился на всех стройках, расспрашивая, вникая и помогая, и, заработав на нас, как раз и хотел поступать в университет. Пришлось Коркам соглашаться. Никто из архитекторов не желал иметь с ними дело даже за весьма неплохое вознаграждение. Весь город ждал, чем закончится история с бегством из дома Коркиных детей.
Ради экономии и из солидарности и я согласился на авантюрное Филькино предложение, взяв с него клятву, что он даст себя придушить, если в моём будущем доме что-нибудь обрушится. С другой стороны, риск был не таким большим, потому что он брался, так сказать, лишь за художественную часть работы, а строители – люди опытные и практичные, не дадут ему допустить технических промахов.
Пока что все мы обитали в гостевом доме на участке моих родителей. Мама, папа и мои тётушки были не в состоянии сейчас работать. Что ж, пусть отдыхают. Пока они приходили в себя, я встал за прилавок в нашем магазине и привлёк к этому Рики, Лалу и всех троих Корков. Кохи я старался не нагружать, но он не желал оставаться в стороне. Наверное, было забавно видеть нас обоих в роли продавцов: одинаково исхудавших и пошатывающихся от усталости. Я подумал, раз детей Кырла никто не возьмёт на службу, пусть пока получают жалование у меня, а там что-нибудь придумаем. В заднем помещении я принимал желающих погадать.
Вы спросите, как же Петрик и Мадина? Поженились ли?
Нет. Никто не взялся совершить обряд бракосочетания. Стоило священникам услышать имена жениха и невесты, те мигом получали отказ. Оба ходили печальные, оба опасались признаться в своей любви Хроту и Кохи. Но я сказал им: подождите и развеселитесь, всё переменится. Они поверили.
А ещё спросите вы, как это я простил родителей за то, что они сдали меня в сумасшедший дом?
Ну, во–первых, не в сумасшедший дом, а в Лечебницу, под наблюдение опекающего меня с детства доктора Шу. Мама и папа были в ужасном состоянии, очень опасались за меня, а доктор обещал уход, наблюдение и лечение, невозможное в домашних условиях. Вышло так, что моим друзьям, постоянно дежурившим возле меня, понадобилось отлучиться ненадолго. У каждого дела потребовали их присутствия. В это–то время доктор Шу уболтал маму и папу, мало что соображающих от горя, и забрал меня, не соображающего вообще. Дядя Шу, несомненно, хотел мне добра. Он, и не только он, а все знали, что я вроде как не в себе. Но Кохи, не желающий знать ничего, и вернувшийся первым, помчался выдирать меня из его рук. Чудила, узнавший об этом пять минут спустя, ринулся следом. Старший из Коркиных детей вбил себе в голову идею, будто бы дядя Шу специально опаивал меня каким–то средством, поэтому мне было так плохо не только душевно, что очень понятно, но и физически. Кохи говорил, я оттого так быстро поправился, что он вышвырнул все найденные им лекарства, а Петрик не подпускал ко мне никого из лекарей.
Вы интересуетесь, почему Кохи вообще такое в голову пришло? Просто к тому, что мои друзья покинули меня, приложил руку дядя Шу. Он их выманил, придумав причины, по которым их присутствие в другом месте оказалось необходимым. Петрик, например, сломя голову и сходя с ума от ужаса, понёсся к раненому Мальку, потому что получил известие, что тому очень плохо. Ну и, конечно, провёл у Лёки некоторое время, хотя тот клялся, что ему ни капельки не хуже. А чуть позже нанятый мальчишка сказал Кохи, что его срочно вызывает в порт Хрот, собирающийся в плавание. Думая о самом ужасном, старший брат ринулся на зов младшего, а за ним увязались Мадинка и Лала. И всё оказалось ложной тревогой. Моей Нате доктор просто подмешал снотворное в воду, потому что посчитал, что она очень устала опекать меня, потерявшего человеческий облик и рассудок. Она проспала почти целые сутки и пропустила возвращение Рики и Чикикуки.
Пока Мадинка, потрясённая тем, что меня нет дома, утешала и обхаживала моих совсем измученных родителей, Кохи заметил мальчишку, принёсшего ложное известие. Он, не смущаясь, играл с приятелями в «убей монетку» прямо напротив наших ворот. Корк подкрался и сцапал пацанёнка за шиворот. Мальчик перепугался и назвал приметы человека, заплатившего ему за то, что он выманит из дома двух парней и девушку. И даже научившего, как. Кохи помчался в Лечебницу, устроил скандал с битьём пробирок и наябедничал на Шу подоспевшему Петрику. Но доктор всё мне объяснил. Ему нужно было без помех организовать мой отъезд в Лечебницу, а настырное молодое поколение обо всём имеет своё мнение, и плевать хотело на медицинскую необходимость помещения меня куда следует. Доктор заботился обо мне, а Кохи усмотрел в его действиях злой умысел. Я не сердился ни на родителей, ни на дядю Шу, ни на Кохи. Наверное, подозрительность – это семейное у Корков. Чикикука, правда, дала мне понять, что она не на моей стороне в этом вопросе.
Думаю, все мы были не в себе тогда – и я постарался всё скорее забыть.
Хрот под чужим именем на захудалом судне ушёл в недолгое плаванье. Он оставил выплаченный ему смешной аванс брату и сестре, а вернулся через полторы недели вообще без капинки. Хитрый капитан объявил Хроту уже на обратном пути, что сильно рискует, приняв в команду Корка, поэтому и заплатит меньше. Видимо, капитан знал его в лицо, но молчал до поры до времени, решив сэкономить и просто поиздеваться над человеком, попавшим в безвыходное положение. Всё плавание Хрот терпеливо сносил придирки, насмешки и откровенное хамство, полагая, что так принято у моряков по отношению к новичкам и неумёхам. Старался и работал не меньше других, помня о бедственном положении своей семьи. Но тут он не выдержал, и на судне вышел замечательный скандал. Корк, как и положено Корку, вспылил, и двинул капитану в ухо. За что остаток пути просидел в трюме и был оштрафован на весь свой заработок. Я сказал, что у меня в лавке он заработает как человек. Хрот согласился и не стал больше искать приключений на море. Дело не в том, что он предпочитает купеческое ремесло, а в том, что он боялся за Кохи и девочек и хотел быть рядом – мало ли что. Мы все опасались злобы Корков и ждали неизбежной развязки.
Коркины дети, к моему большому изумлению, оказались нормальными людьми. Я этого раньше не замечал. Мадина – та просто прелесть, болтушка и хохотушка. Вулкан эмоций, вырвавшийся из тесноты и темноты. Она пекла пироги, каких мы раньше никогда не ели.
- Вы что? – смеялась она. – Это тесто – секретный анчутский рецепт, а начинка… Нет, не анчутский, мой собственный. Подумаю, сказать вам или нет.
Откуда–то она знала массу анекдотов, хотя я до сих пор был уверен, что женщины не способны запомнить и четырёх. Она просто расцвела у нас дома – и в глазах Петрика я часто видел такой восторг, такую любовь и гордость! В затравленной и затюканной девочке он разглядел такое чудо. Как это ему удалось? Мадинка перестала носить пучки на затылке, её волосы свободно падали на спину. Когда моя мама повела её на базар, чтобы купить одежду, эта умница выбрала нечто светлое, летящее, невесомое, и теперь была просто неотразима. Я с ужасом вспоминал бедняжку в элегантных, но чопорных и тёмных костюмах и с этими омерзительными пучками. Мадина спелась с Натой – да ещё как! Когда они пели, через забор заглядывали соседи и просились послушать. У обоих была большая страсть: садоводство, обе обожали море.
- Чего я с тобой раньше не дружила, Мадинка? – удивлялась Ната.
- А я с тобой? – разводила руками наша Корочка.
Мадина стала частой гостьей у Наты, хоть её родители не были от этого в восторге. Девчонки приняли в свою компанию Аню и весело проводили вечера. Лала Паг пищала от счастья.
Кстати, об Ане и Мальке. Он поправился очень быстро, ведь у него на это время поселилась наша лечебная выхухоль. Выздоровев, Лёка явился к нам и заявил, что намерен жениться. Мы посватали за него Аню раньше, чем Нату за меня, и день их свадьбы был не за горами.
Мы же с Натой решили повременить, пока наши родные полностью не оклемаются от всех этих ужасов, но планировали две свадьбы в один день. Пока же всё у нас было так хорошо, так складно. Мы бегали на свидания, и каждую минуту стремились проводить вместе. Здорово, представляете, здорово быть влюблённым!
Видя, что всё у меня так замечательно, что удаётся справляться со всем, что я на себя взвалил, я задумал вот что: открою–ка я маленький магазинчик в Пониже, районе, где живут не слишком богатые люди. Даже совсем не богатые. Собрался я продавать там серебряные изделия. Дешёвые, доступные многим. Медные и деревянные амулеты, обереги из поделочных камней, браслетики из кожи. Почему бы и нет? Изделия начинающих мастеров недороги, есть подростки, которым я дам заработать, покупая у них каменные и деревянные висюльки и украшенные ремешки. Пройдя через наши с Рики колдовские лапы, они станут настоящими талисманами. Отец, правда, возражал, что нечего такой ерундой позорить имя Аги, но у меня были свои деньги и свои взгляды на то, что позорит моё имя.
Я закупил товар и подарил моей дорогой Чикикуке красивый серебряный кулончик, амулет, сделанный специально для неё. Украшение было нормального размера, не беспокойтесь, и очень понравилось ей. Ещё моя зверушка получила заколочку с блестящими камушками. Безделушка так полюбилась Чикикуке, что она требовала, чтобы каждое утро кто – нибудь прицеплял украшение к её нежной шёрстке. Иногда ей было грустно – грустно. Чикикука прибегала ко мне, забиралась на колени и просила, чтобы я её пожалел. Я гладил зверька, целовал в чуднУю мордочку и, когда меня никто не слышал, приговаривал:
- Бедненькая моя, бедняжка Инара. Потерявшаяся девочка.
Я знал, что прав, называя её так. Я понял, что она приводила Рики к дорогим ей людям, но, любя нас и стесняясь своего нынешнего облика, не осталась, вернулась сюда. При народе я звал её Чикикукой, думая, что это фамилия Инары.
Маленькая Лала так и крутилась возле серебряных безделушек. Девчоночка полюбила их всей душой. Естественно, я и ей кое-что подарил. Я сказал, что пока лето, по утрам в новой лавке будут торговать они с Рики одни, а осенью – несколько часов после школы. Обалдев от такого доверия и важности новой миссии, Лала лишилась дара речи, и только вечером спросила:
- А как же приют?
- Забудь, - махнул я рукой, и она онемела ещё на сутки.
Я приоделся и пошёл к директрисе «Прибежища» с разговором о Лале Паг.
- Ничего не выйдет, Миче, очень жаль, - сказала она мне. – Это завещание родителей. Они хотели, чтобы, если с ними что случится, девочка находилась здесь до совершеннолетия. Пребывание её оплачено. Никакие другие варианты не рассматривались.
Оплачено! Ну и ну! В приюте!
Я приоделся ещё более тщательно, изловил Чудилу – и мы пошли во дворец. В непринуждённой обстановке, прогуливаясь с их величествами по парку, я изложил свою точку зрения на этот вопрос, на что король с королевой ответили, что подумают, чем тут помочь, и спросили, что я сам думаю по поводу того, что сделают со мной Корки за Лалу Паг. Получалось, что я её просто похитил. Я ответил совершенно искренне:
- Понятия не имею, что я с ними сделаю.
Пока мятежные Корки старались избегать меня, но я понимал, что стычка неизбежна. Тяжело вздохнув, я выдал:
- Были бы вы осторожней, ваши величества. Корки, конечно, притихли, но кто их знает…
Король с королевой вздрогнули и затравленно переглянулись.
- Ты можешь сказать что–то конкретное, Миче?
- Нет, - заявил я.
- Тогда лучше молчи. Мы знаем, что Корки опасны, а полиция не дремлет, да, Петрик?
- Да, - подтвердил он, переменившись в лице и сильно побледнев. И незаметно дал мне пинка.
- Ты спятил? – зло зашипел он на меня, едва мы остались одни. – Слухи о твоём сумасшествии так и гуляют по городу.
- Почему? Ты же говоришь, я нормальный.
- То я говорю, а то – сплетни.
- Ну, пройдёт время…
- Ага. Надейся. Если ты будешь вылезать со своими пророчествами, время тебе не поможет. Кстати, говорят, что и Рики… того.
- Я убью их! – вскричал я, сжав кулаки. – Это из–за его рассказа? Но это правда!
- Ты знаешь это, я знаю, мы знаем, и всё. И достаточно. Молчи, Миче, неужели так трудно?
- Но Корки… И король с королевой… Я тут подумал… - залопотал я.
- Мы же не приставим им свои головы, Миче, - внезапно с отчаянием произнёс Чудила и всплеснул руками. – И вообще, Миче, время волшебства заканчивается. Вас на факультете училось всего шестеро. Наступает время науки и техники, и даже к светлой Эе обращаются всё реже.
- Это так, - кивнул я. – Но это ничего.
- Короче, Миче, ты хороший, ты нормальный, но больше помалкивай, а то доктор Шу…
- Да прекрати! – рассердился я. Они с Кохи и Мальком постоянно ругали дядю Шу.
Ну, Чудила и прекратил. Только высказал предположение, что это именно доктор распускает сплетни.
Продолжение: http://www.proza.ru/2009/12/07/697
Иллюстрация Саши Фургал специально для этой главы: Чикикука с заколочкой.