На следующий день после событий, происшедших в воскресенье на зимней рыбалке, вызвал меня Николай Михайлович к себе. Захожу, у него сидит уже начальник КЭЧ Михаил Малкин с большим талмудом в руках.
-Садись, будем разбираться вместе, что тебе подобрать, с чего выбирать. Я рассказал о твоих жилищных условиях Михаилу и он выбрал два, три варианта. - генерал кивнул головой в сторону присутствующего. - повтори, что ты там подобрал ему?
Малкин назвал три адреса: на Моховой однокомнатная квартира, 25 кв. м; на Зеленина –двухкомнатная, 42; и на проспекте К. Маркса, 63 - это в здании института - в коммунальной квартире, комната в 35 кв. м. уже свободная. Ранее проживавший в ней полковник Жебряков – заслуженный мастер спорта по фехтованию, уволился и получил жильё в Весёлом посёлке.
Я выбрал последний вариант. Генерал одобрил моё решение и велел тут же идти и осмотреть, где и с кем придётся мне жить. И, когда мы собрались уходить, добавил:
-Там все свои живут. Рядом будет Боря - скобарь и вооруженец Шайкевич, по другую сторону коридора - полковник Андреев, из кафедры борьбы и тяжёлой атлетики; Тестов, подполковник из кафедры теории и одинокая старушка, мать умершего майора Рушадзе. Целая казарма людей всех возрастов и званий. Занимай, знакомься, обживайся, Главное - всё рядом.
Пришли на второй этаж основного корпус. Справа от входа вторая дверь. Зашли. И у меня дух захватило. Высота потолков чуть ли не пять метров, окна двухметровой высоты. Света и простора - как в ясный день на улице. Дощатой стенкой отгорожена прихожая и спальня. Единственный дефект - старые выцветшие обои, порванные понизу во многих местах.
Начальник КЭЧ меня тут же успокоил: «Завтра тебе сделаем косметический ремонт. Это должен был сделать Жебряков, но рассудив, мы решили, что ты по своему вкусу купишь обои; скажешь в какой колер покрасить потолок, перегородки двери. Стоимость ремонта он оплатит. Советую также сделать дезинфекцию, клопов здесь предостаточно». – резюмировал он.
Так, дня через четыре стал я обладателем большой и светлой комнаты прямо на месте, где служил. Стадион, спортивный зал, бассейн - под боком; рабочее место в соседнем корпусе.
Школа для сыновей - через два дома и улиц переходить не надо. Жене в школу у Поклонной горы тоже ездить недалеко. Соседи оказались дружными, компанейскими и все праздники мы потом отмечали сообща, как одна семья.
Когда в 1969 году при укрупнении института пришлось жильцов всего корпуса переселять в новые дома Ульянки, мы и здесь соблюдали старые традиции, хотя жили теперь в отдельных квартирах, но в одном доме.
Годы, прожитые в коммуналке и сейчас вспоминаются, как самые весёлые, счастливые. Мы были молоды, жизнерадостны, материальное положение у каждого было стабильное. Дети приобщались к спорту, учились хорошо, были здоровы.
Офицерский коллектив института в большинстве своём увлекался не только профессиональным спортом, но и охотой, рыбной ловлей. По учебному плану ежегодно проводились состязания между кафедрами и отделами даже по рыбной ловле зимой и летом.
Мне часто приходилось бывать на кафедрах после занятий и показывать офицерам, не очень сведущим в рыбалке, как оборудовать зимнюю или летнюю удочку, как ловить рыбу на мормышку, какие приманки и насадки более результативны. И видеть их живой интерес, внимание, отвечать на их недоумённые вопросы. А сидели и слушали не просто офицеры - преподаватели - известные мастера и заслуженные мастера спорта, Олимпийские чемпионы и призёры: Винокуров, Рощин, Жданович, Тихонов, Брыков, Барсуков, Егоров - всех и не перечесть на целой странице.
Часто, выезжая коллективом, либо небольшими группами на охоту или рыбалку попадали и в сложные, трудные ситуации, и в смешные истории. Но всегда спортивна закалка, взаимовыручка помогала нам. Несчастных случаев, ранений, увечий не было за всё время моей службы в этом учебном заведении.
Вот один из смешных и в то же время опасных случаев, всплывших из глубины моей памяти. Конец марта, солнечного, ядрёного по утрам и днём, тёплого по- весеннему. Николаю Михайловичу поступил сигнал от егеря Кочкина, что в бухте Окунёвой, на знакомом нам месте, хорошо клюёт крупная плотва. Только лёд со стороны базы, куда днём припекает солнце, сильно подтаял. А со стороны Дубочков ещё держится - там теневая сторона. Лунки обжитые, льда за зиму у лунок намёрзло порядком, да он притащил туда несколько длинных досок, так что рыбачить ещё можно. И это уже последние пару, тройку дней зимнего сезона.
Неразлучной четвёркой приехали ранним утром. Ядрёный морозец крепко сковал протаявший лёд. Лунки нашли без проблем. Здесь вокруг действительно намерзла приличная толща льда. Доски тоже оказались в наличии. Клёв был просто – таки неистовым, передохнуть не давала жадная плотва. Вытащили снасти на лёд и наспех закусили привезенной снедью.
Часам к двум солнце так рьяно припекло, что пришлось снимать верхнее. Рыбы уже по полному ящику было у каждого. Борис первым высказал мысль, что пора сматываться пока «трамваи ходют». Попробовал пройти по льду от лунок, но лёд прогнулся, зашипел, наполняясь водой. Он вернулся, прихватив с собой разбросанные доски.
Володя Севрук, перекинув ящик с рыбой за спину, говорит: «Что ты, Боря, лёд щупаешь! Это тебе не баба и не курица с яйцом! Быстрым шагом, не отрывая подошв ото льда, я пройду сейчас до самого берега.» - и быстро, почти бегом помчался. Уже у самого берега, пробегая между камней, провалился до пояса и, как лось, ломая лёд перед собой, вышел на сушу. Мы восхищённо и озадаченно следили за ним.
Генерал тоже взял ящик за спину, но мы посоветовали ему не прибавлять к своим ста пятнадцати ещё десяток килограмм. Он послушался и, взяв две доски подмышку, потащил ящик по льду. Потом, перекидывая поочерёдно доски перед собой, пошёл по ним. Мы стали кричать ему, чтобы свернул вправо или в лево, не шёл по уже промятому следу. Но он отмахнулся, мол где один прошёл, там и другой сможет.
Только он это произнёс, как нога его соскользнула с края доски, лёд расползся и он по грудь оказался в воде. Повис на руках, повернул голову к нам и смотрит. А мы остолбенело застыли от неожиданности. И тут спокойный голос вывел нас из оцепенения:
-Чего ждёте? Руку хоть подайте! Решили, верно: если генерал говно, а не человек, то сам выплывет. Если же золотой - всё равно камнем ко дну пойдёт. - Только теперь мы с Борисом бросились на лёд, ползком добрались до него с двух сторон, помогли выбраться из купели, притащили ещё одну доску, забрали себе его ящик с рыбой и показали примерный путь к берегу. Пока он не дошел до суши мы неотрывно смотрели вослед.
Оставшись вдвоём у лунок прикинули, как теперь нам выбираться отсюда. Борис сломал надвое оставшуюся доску, брючным ремнём и куском верёвки привязал к ногам оба куска доски и, как на лыжах, потащил два ящика по льду, забирая правее.
Не оставаться же мне здесь одному! Положив свой объёмистый ящик на лёд, опираясь на него руками, побежал почти на четвереньках, правее Бориного следа. Слышал, как местами за мной кряхтел и проламывался лёд, хлюпала вода, но я не сбавлял скорости и мчался вперед, к берегу.
А там Володя уже разжёг большой костёр между разлапистой сосной и валунами. Развесил на ветвях свои и генеральские мокрые шмотки, а сам в каких-то допотопных домашниках сидел на корточках у костра. Генерал раскладывал на куске брезента еду и ворчал:
-Мы, простофили, попёрли напрямую, а эти - скобарь и бульбяник - на лыжах да на ящике верхом, как черти, пронеслись и выскочили из воды сухими. В этот момент Володя, дико вскрикнув, отскочил от костра. Между ног у него с треском и кипением гуляло пламя. Он хлопал по нему руками, но оно ещё пуще разгоралось. Тогда он бросился к валунам, где ещё лежало немного снега, шлёпнулся туда задом и давай руками загребать снег промеж ног.
Николай Михайлович уронил на землю открытую бутылку, из которой только начал разливать по стопкам и корчась от смеха, дрыгал голыми волосатыми ногами. Боря катался пол сосной, икал и повизгивал. Я, заметив, что на землю льётся так необходимая в данной ситуации, живительная влага, бросился через полуодетого генерала и, подхватив бутылку, тоже сел мимо валуна в снежную кашу.
Когда Володя подошел к нам, мы только еле - еле успели отдышаться. Он жалобно смотрел на нас и тихо выдавил из себя: «Пропали мои «штанюшки»! - Борис и вякни, не задумываясь: «А яйца-то, яйца как? Всмятку?» - и новый взрыв неудержимого ржанья до слёз, до изнеможения. Только успокоившись немного, выяснили, что Вова, страдая от радикулита, приладил детскую кофточку грубой вязки из собачьей шерсти, вместо трусов, обрезав у неё рукава, а небольшой воротничок он не зашил, используя его вместо ширинки.
Пока мы вытаскивали генерала, да сами потом пробирались на берег, он успел немного подсушить свои «штанюшки» и напялить их на свои замерзающие чресла. Присев у костра, он сам по неосторожности или же искра, попавшая на сухую шерсть отвисшего воротника, подожгла их. Спортивные трусы его, как и остальная одежда, еще висели на ветках и колышках, сушились Ожоги он, конечно, получил, но в тот момент молчал, видя, как мы восприняли этот каверзный для него, случай.
Зимняя рыбалка закончилась, к летнему сезону всё помаленьку забылось, раны зажили. А когда, изредка напоминал кто-либо о прошлом, Вова хранил полное молчание и стоически терпел наши подшучивания. Однажды только мы огорчили его в присутствии дам.
Случилось это через пару лет после происшествия. По инициативе Николая Михайловича собрались мы с жёнами в один из летних дней всё у того же Серёжи Кочкина. Погода стояла чудная. Мы успешно порыбачили. Наши благоверные наслаждались солнцем и водными процедурами. Отдыхали по полной программе от домашних забот. И вечером за общим столом собралось нас ровно десять человек.
Жена егеря, Валентина, постаралась на славу. Чего только не было на длинном столе. Да и мы приехали не с пустыми руками. Выпили по маленькой и, неторопливо закусывая, начали травить анекдоты. Дамы вначале смущались, но после второй, осмелели и тоже внесли свою лепту в общее веселье.
И тут генерал заметил, что жена Володи Севрука принялась за второе яйцо. А в широкой тарелке их лежало не менее двух десятков. И он, видимо, вспомнил о той беде, что приключилась с Вовой, решил узнать о реакции на это его жены.
-Верунчик, ты, вижу, яйца обожаешь? - начал он издалека. Та угукнула с полным ртом и продолжала есть. - А какие тебе больше нравятся ? Жареные на сковородке, варёные или печёные на костре ? - продолжал он допытываться.
Все сидящие за столом насторожились. Вера заинтригованная вопросами, отлично зная Николая Михайловича и, понимая, что неспроста он их задаёт, спросила:
-А причём тут яйца, печёные на костре ? - Мы сдержанно прыснули, но от дикого смеха удержались. Генерал же, догадавшись, что она ничего не знает о случае с Володей, решил её разыграть, благо всё само шло в руки.
-Что, Володя разве ни разу не угощал тебя печёными на костре яйцами ? –продолжал он. Вера отрицательно покачала головой. И тут мы взорвались. Боря упал со стула и хрипел на полу. Ирина, жена генерала, подлила масла на сковороду, спросив: « А «штанюшки» ты Вове новые связала или те обгоревшие заштопала ? - Мы не могли усидеть за столом, хватаясь за животы, забились по углам в истерике. Только бедная Вера, не понимая, что к чему тихо и несмело похихикивала, прикрывая рот рукой. А Вова, грозный, как туча вышел на улицу.
Потом уже, устав и успокоившись, рассказали ей, что случилось с Вовой и его штанюшками после купания в ледяной воде. Оказалось, что до самого этого момента он хранил гробовое молчание и ни словом не обмолвился дома.
Апрель 2008 г.