общие размышления о творчестве на фоне частной автобиографии. с многочисленными многоточиями, скобками, кавычками и знаками вопроса.
Начало.
День 24 сентября 1990 года выдался бедным. Да что там бедным –просто провальным для мировой истории. Ни фига в этот день не случилось. Я так, с легонца, пошарил по инету… какой-то чел завершил одиночное плавание на байдарке. Через чего-то он там переплыл «один как перст». Кабинет министров Белоруссии принял какое-то постановление. «Спартак» с «Динамо» по нолям сгоняли… Короче хрень всякая. Вообще у этого дня единственный шанс войти в мировую историю особняком: токо вместе со мной)
В этот день всё и началось. Откуда такая точность? Всё просто: началось с дневника. Именно в этот день я его начал вести, проставив, как и требует закон жанра, число. Написал следующее: «Для чего мне этот дневник я и сам толком не знаю, но знаю, что необходимость в нём у меня есть. Время от времени появляется желание записать понравившуюся мысль или рассуждения по поводу прочитанного, которые бывают весьма занимательными, но, не будучи записанными, улетучиваются в пространство. Видимо этот дневник может послужить и самообразованию, ведь записанное на бумагу должно быть изложено связно и в то же время лаконично. Что, безусловно, потребует работы ума. Постараюсь писать грамотно и избегать банальностей. Что из этого выйдет? Поглядим». Вот такая буквально запись появилась. Разве что в оригинале нет запятых. У меня и теперь с ними проблемы.
Причина (но это только теперь!) очевидна: видимо накопилась некая критическая масса размышлений и потребовала соответственно выхода «на письме».
Первые опыты.
Вообще-то я всегда был склонен к творчеству. Правда, больше к изобразительному. Чего-то я вечно рисовал, выпиливал, выжигал.. В детстве мечтал стать художником. Помню, лет в десять нарисовал слона гуляющего по Африке. Африка была яркой, жёлто-оранжевой, а слон цвета морской волны. Я много рисовал, но только та акварельная картинка врезалась в память. Акварель была хорошая, «медовая» – ленинградской фабрики. Вот что значит «качество продукции». Ещё одну картинку припоминаю. Однажды я отправил в газету «Правда» политическую карикатуру. Очень удачную на мой взгляд. Там в карандаше был изображён канадский премьер-министр, что бы никто не перепутал, что это именно он я прямо на нём об этом и написал. А то! Я ж сперва изучил политическую карикатуру советских мэтров жанра. Вырезок из газет целую пачку насобирал. Так вот премьер-министр, (Трюдо если не ошибаюсь, его фамилия была), выступал стоя на трибуне, а позади расположился коварный старикан с длинным орлиным носом, бородкой на манер Хоттабыча, в цилиндре разрисованном в звёздно-полосатый флаг и надписью на нём «U.S.A». Старикан тыкал в затылок министру указательным пальцем. Карикатура называлась «Под диктовку Вашингтона».
Господин оформитель.
Последние два года у нас в школе был проф.центр. где я обучался по специальности «художник-оформитель». А по окончании школы благополучно проигнорировав поступление в вузы, отправился на тракторный завод работать по этой самой специальности. Благо у отца оказался знакомый этим же самым там промышлявший. Вот он меня и взял под свою опеку. Звали моего коллегу дядя Гена. Довольно потасканный старый холостяк с висячими «запорожскими» усами. Дядя Гена старым был не только холостяком, но и художником-оформителем. Числился одновременно в трёх цехах и работу свою с полным основанием мог называть «не пыльной, но денежной».
Раз в месяц он появлялся в вагончике-мастерской, которую мы с ним на пару занимали, на весь день. Выкладывал перед собой пачку ватмана, кисти и плакатные перья, тушь, гуашь и начинал творить. Делал заготовки поздравительных, порицательных, юбилейных и праздничных стенгазет и объявлений (сразу для всех трёх подшефных цехов). Рисовал он их виртуозно. В его голове, как в каком-нибудь нынешнем фото-шопе, хранились тысячи всяких заготовок. Розочки, розеточки, рамочки, линии, шрифты и стандартные фразы. Он на мгновение задумывался и потом в течении трёх, максимум пяти минут собирал из своих запасов отличный красочный бланк.
Во все остальные дни месяца он с утра обходил, начальников цехов, профкомы, парткомы выяснял чего требуется вывесить сегодня, на часок забегал в вагончик и скоренько вписав в свои заготовки полученные у руководства фамилии, разносил готовую продукцию по адресатам. Пока адресаты поражались его оперативности, дядя Гена исчезал в известном направлении.
А было у дяди Гены две страсти: пиво и лотерея.
В пивбаре, большом советском пивбаре с автоматами по розливу пива, официантками в грязно белых кружевных фартучках с карманами набитыми воблой и солёными урючными косточками, столами-стойками и пол-литровыми банками, заменяющими недостающие кружки, необременённый семьёй и не слишком отягощённый работой дядя Гена проводил всё своё свободное время. То есть буквально с 12 дня и до самого закрытия (семь вечера) он находился там безвылазно. Такой преданности и скрупулёзности в этом деле я больше никогда не встречал.
Второй страстью дяди Гены, как уже упоминалось, была лотерея. Предпочитал он «ДОСААФ». Добровольного общества содействия армии авиации и флоту. Всем им троим дядя Гена содействовал ежемесячно на кругленькую сумму. Меньше чем на сто рублей (не худшая по тем временам зарплата) дядя Гена билетов не покупал. Часть брал с номерами «подряд», часть «вразнобой». Была там у него какая-то своя особая система.
А проверять билеты приходил ко мне в вагончик. Под мышкой газета с результатами лотереи, в кармане пачка билетов, в глазах предвкушение и азарт. Располагался за нашим огромным, на пол-вагончика рабочим столом тщательно, со вкусом. Он, пожалуй, ради этого стола и приходил именно сюда билеты проверять. Включал настольную лампу, вынимал пачку своих билетов и… шоу начиналось. Я сидел напротив и время от времени отпускал короткие односложные реплики. В тот момент я был для дяди Гены частью декорации, массовкой…
А шоу происходило так: дядя Гена смачно со вкусом брал верхний билет, водружал на нос очки и уложив билет на развёрнутую газету начинал свой неспешный бег по столбцам с цифрами. Пару минут стояла гробовая тишина. Сверив билет с последней строчкой, дядя Гена молча снимал очки сминал проигравший билет и обрушивался с виртуозной руганью на ДОСААФ, редакцию газеты, партию, правительство и т.д. и т.п. Нервно прохаживался по вагончику, воздевал руки к его потолку и …
Я ведь упоминал уже, что меньше сотни билетов дядя Гена не брал. Так что весь этот спектакль не меньше сотни раз и повторялся.
Репортёр.
Было дело, выступал я и в роли тележурналиста. А случилось так: пришла мне в голову идея оригинальной, как мне тогда казалось спортивной телепередачи. «Ничтоже сумняшеся» предложил её местному телевидению. Уж не знаю, чем я тамошней теледеятельнице приглянулся, но она не послала меня сразу, а наоборот предложила снять публицистический сюжет. А с моей идеей пока погодить. Ну, сюжет так сюжет.
Тема, в общем-то, довольно занимательная мне досталась. Весь сыр-бор случился вокруг недавно построенного спорт центра. Центр получился хороший, со спортзалами, тренажёрами, фитобарами и пр. но вот со временем местный райком комсомола, который центр и курировал, стал всё это почти бесплатное дело свёртывать и передавать коммерческим структурам. Граждане возмутились и накатали письмо в редакцию. Вот мне и предложили с этим разобраться. Я в целом и теперь ещё в значительной степени идеалист-максималист, а уж тогда-то был им в самом полном объёме. Теперь-то чего не понять: на дворе стоял девяносто первый год, и вся эта шатия-братия уже делила партейную собственность, поскольку усекла, что в скорости их партии кирдык.
А непосредственно я общался с самим председателем райкома комсомола. Солидный такой дядька лет тридцати пяти, высокого росту, костюмчик с иголочки. Договорился с ним об интервью. Решили его в спорт центре и снять.
Пока суть да дело, я беседую с возмущёнными гражданами. Те ясен перец несут руководство последними словами. Потом снимаем чего-то типа перебивочки, я там в кадре засвечиваюсь – как же такой момент упускать, и тоже чего-то нелицеприятное леплю. А этот предрайкома, оказывается, разведку вперёд выслал. Вот ведь суки какие коварные эти власти! И теперь подъезжает на своей чёрной «Волге» исключительно для того что бы отказаться от интервью. Мол я его подвёл, обещал доброжелательно и с пониманием, а сам пасквиль сочиняю. В общем надо сказать я был поражён произведённому мной же фурору. Он буквально испугался. А у меня же сюжет к чертям летит. И тут я надо признать выдал блестящий образец ораторского искусства. Чего-то я горячо лепил, про перестройку, гласность, объективность, пересмотр, новое мышление и т.д. и т. п. В общем, всё читанное в тогдашних периодических изданиях на эту тему выдал. Завершение моей пламенной речи сопровождалось восторженным шепотком публики («Как Невзоров!» –суперпопулярный и такой же скандальный тогда репортёр) и согласием начальства на интервью. Но весь свой запал я уже исчерпал, и на острые вопросы меня не хватило, да и вряд ли думаю стал бы он на них отвечать. Тем не менее, сюжет прошел в программе, и я получил первый в своей жизни творческий гонорар – 18 рублей. Уже не очень большие по тем временам деньги, но впрочем, и не слишком маленькие, чего-то на них можно было тогда купить ещё.
Мои взаимоотношения с ТиВи кстати на этом не закончились. В 1994 году русскоязычное население бурно повалило из Узбекистана. На фоне роста национального самосознания, выражавшегося в основном повальным переименованием и оголтелым отрицанием последних семидесяти лет истории, некоренным стало довольно неуютно. Едва ли не единственной темой разговоров очередей, пассажиров общественного транспорта, да просто прохожих стала тема продажи квартир с целью скорейшего отъезда. А у меня на этот счёт своё мнение: раз уж так получилось, что я здесь живу, то полагаю паническое бегство даже не совсем приличным. Погоди – пугали меня – тебя ещё и немножко резать станут. Хренушки , пытаясь заглушить тревогу, бодро отвечал я, - а ежели уж до того дойдёт так знайте: последним русским отстреливающимся здесь из окна буду именно я. Да я, ежели угодно, здешний российский форпост. Я тут не токо сам по себе, я тут интересы России на Востоке представляю! Такими вот комическо-патетическими тирадами отбивался я от истерических воплей отъезжающих. Слава Богу всё не так трагически сложилось. Пока во всяком случае. Ну а тогда я решил сделать передачу «Мы здесь живём». Накропал предварительный сценарий, отнёс на местный молодёжный канал. Давайте мол про историю, географию, язык, кулинарию там что ли… Ну в смысле: « Ребята! Не надо нервничать!»
Заявку мою одобрили. Валяй – говорят. НО! На свой страх и риск. В смысле никакой официальной бумагой моих полномочий подтверждать не стали. А мне ж беседовать надо! С профессорами вплоть до академиков! Тут я, как выяснилось впоследствии, сделал точный ход: приобрёл диктофон. Фурор, производимый нехитрым карманным «Панасоником» превзошёл все мои ожидания. Профессора начинали заикаться, академики нервничать, а младшие научные просто никли при появлении в моих руках этого чуда техники. При том что, разумеется, никаких сомнений в моей принадлежности к журналистскому цеху уже у интервьюируемых не возникало.
Масса интересных моментов! Географ, например, шёпотом сообщал мне: Саша-акя! В Каракальпакия такой вещи есЪть: десять километров едищь (вот так и читайте!!) – людей нет!!! А другой как мащину видить убегают.
Но более всего меня поразила наука историческая. Единственный момент устойчиво-временнОй государственности в здешних краях- время правления Амира-Темура. Тамерлана по-европейски. Не мудрено потому, что этого братка выбрали на роль национального лидера. Даже не глядя на то, что в своей декларации известной как «Уложение Тимура»
( подвергаемой правду сказать сомнению с точки зрения серьёзных историков) есть, скажем, такие выражения: «уничтожить узбеков, этих ненавистных притеснителей, которые простёрли свои жадные руки не только на движимость, на имущества и владения, но даже на честь и законы мусульман.» Дальше-больше.
А тут понимаешь самый разгар его возвеличивания. И местные историки ясен хрен острых вопросов тщательно избегают. За весьма пожилой женщиной (я к тому что – ей-то чего пугаться?!!!) гонялся чуть не неделю. Вычислил её дома, и она наотрез отказалась беседовать со мной при включённом диктофоне!!!! Вот она волшебная сила
« Панасоника»! Ну, короче, сгородил я сценарий заведомо невозможный к воплощению)))
Об этом мне, кстати, очень чётко сообщил Эбидар Дмитриевич Панасенко. Самый младший научный сотрудник Института Культуры. Великолепно образованный человек, владеющий четырьмя языками (узбекским в совершенстве) и соответственно крайне убедительно поведавший мне, что вся моя затея полный бред. Четыре часа, которые я его донимал, для меня пролетели как минут десять. Я право не много таких людей в своей жизни встречал. При словосочетании «блестящий эрудит» я моментально вспоминаю именно его.
Якобы поэзия)
Да ладно! Ну, кто не писал стихов в осьмнадцать лет? Всякий кто пытался думать. Виноват и я. И теперь ещё грешу периодически. Параллельно изничтожая львиную долю накарябанного ранее. Что нынче оцениваю сугубо положительно.
В качестве оправдания выдумал даже свою личную теорию: это, мол, не то что бы поэзия, а скорее рифмованный выплеск эмоций. Оно собственно так и есть. Свои стихотексты я преимущественно пропеваю. Вот именно! Не «пропиваю», а именно пою.
Что кстати всё же, при некотором напряжении фантазии, наверное, заметно. Во всяком случае, один мой хороший знакомый, Миша Михелев, написал на мои незамысловатые текстики целый диск. Несколько очень приличных песенок получилось. При чём - это не только моё личное мнение))
Теперь литература.
Ну а время написания первого литературного сочинения я (опять же благодаря дневнику) могу датировать точно: 3 мая 1991года.
Поздновато прямо скажем. Мне 27-ой годок пошёл. Шолохов в эти годы «Тихий Дон» уже написал, Пушкин «Руслана и Людмилу», Гоголь «Вечера на хутре…» А Махнёв три странички текста жестоко «закашивающего» под Жванецкого, которым я тогда был очень увлечён. «Ну, вот, наконец! Демократизация общества, о которой так долго говорили, окончательно его охватило. Широким фронтом, навылет через всю страну. Сквозь этот замечательный, в тяжёлых боях завоёванный социалистический разнобой уже невозможно пролезть со своим отдельным мнением. Вы за или против? Горбачёв или Ельцин? Армения или Азербайджан? Центр или Прибалтика?, за «наших» или «не наших»? Военные или гражданские, продавцы или покупатели? Выбирайте и вставайте на чью-нибудь сторону. Что значит: не можете? В это тяжёлое время нельзя оставаться в стороне!!! Выберете себе баррикаду и будьте добры! Вы гляньте: все же уже кругом разделились. Я глянул – действительно! Вся страна разделилась на противоборствующие группировки. Но что характерно, (всё же «мы мирные люди, хотя наш бронепоезд и стоит…» так вот: что характерно? Все декларируют оборону, все якобы защищаются. Окопались и сидят! Куда ни сунься – окоп. Левая нога – бруствер, правая – окоп, правая - бруствер, левая – окоп. И спор идёт: « у кого окоп глыбже». Ежели фортификационное сооружение оппонента недостаточно глубоко, его тут же обвиняют в великодержавности, шовинизме, экспансионизме, диктате и марксизме-ленинизме. Последнее обвинение особенно тяжкое. Все призывают к терпимости и тут же дружно обрушиваются на противную сторону всей тяжестью лежачих камней.»
Что-то в этом роде было))) Но впрочем, я тогда своему первому литературному опыту особого значения не придал. Потому продолжение случилось, опять же сверяясь с дневником только 15 апреля 1992 года. А регулярным появление чего-то литературного только после 1995-ого.
До этих пор всё это периодически откуда то бралось и туда же исчезало, появляясь снова в тот момент когда я уже подзабывал о наличии у себя неких литературных устремлений. Вот так у меня накопились некоторые сценки зарисовки. Каковые я по проторённой дорожке опять предложил телевидению. На этот раз в юмористическую передачу. И их инсценировали. Больше того в одной из сцен меня даже как актёра задействовали. Кто-то там куда-то не приехал и взяли то, что было. Выглядел я ужасно. Зато узнал, что такое слава. Экранного времени у меня было не больше полуминуты, зато узнавали меня потом на улицах Ташкента месяца два. Даже раз обедом «на шару» угостили. Ужасно мощная эта штука – телевидение.
«Шёл по дороге. Не спеша так в развалку. Торопиться некуда. Всё равно не ждут, так что не опоздаю. Гляжу лежит штуковина. Гладкая, блестящая. С четырьмя дырочками. Одна побольше, а остальные маленькие. Осмотрелся, поднял, повертел. Для чего не понял, но всё ж – оставить жалко. Может вещь хорошая просто я не в курсе. Взял несу. И не так тяжело, как хлопотно. Неловкая какая-то штуковина. Умаялся. Бросить хотел, да досадно. Вдруг кто поднимет? А вещь, может, хорошая, просто я не в курсе. Так, что решил, нет, врешь, мой неведомый друг не будет тебе такой удачи. Так и несу, потею. И тащить, понимаешь тяжело, и бросить – жалко. Вдруг кто поднимет. А вещь может хорошая… Просто я не в курсе».
Такая вот довольно абстрактная миниатюра была написана мной практически с натуры. Железяка, фигурирующая здесь, и по сей день висит у меня на балконе, на гвоздике. Но памятна мне эта вещица и ещё одним.
Березовский
Я направляюсь в редакцию журнала. Пожалуй, это самый популярный журнал в нашем городе. И хотя его популярность обусловлена в основном наличием подробной телепрограммы, я всё равно польщён.
Я отправил в журнал несколько своих штуковин и к моему удивлению, одну из них напечатали. Она так и называлась «Штуковина».
Название вполне символическое. Я и теперь не знаю, как назвать то, что я сочиняю. Скорее всего, это графомания. Во всяком случае, чем больше я пишу, тем меньше у меня оснований считать себя писателем.
Тем не менее, позвонили из редакции, просили заехать. Я заезжаю. Меня встречает Александр Михайлович Березовский (далее А.М.). Человек, который собственно и обратил на меня внимание.
Мужчина лет шестидесяти. Эстет, то и дело вставляющий в свою речь французские слова. Шеф редактор (как он сам себя называет) юмористической рубрики. Временами очень мрачная, почти невыносимая личность, что естественно, как я потом пойму, для профессионального юмориста. А в общем остроумнейший и в самом деле талантливый человек. В хорошем настроении замечательный собеседник. Но это всё потом, сначала была первая встреча.
-Здравствуйте Саша, очень приятно познакомиться.
Я смущён и мычу что-то вежливо-невнятное.
А.М. внимательно смотрит на меня и говорит:
- Сейчас Саша я задам Вам вопрос, на который прошу ответить честно и откровенно.
Я напрягаюсь. Думаю, сейчас скажет что-нибудь типа: призвание, литература.
И вдруг слышу:
- Саша Вы водку пьёте?
Вот так собственно всё и началось. Я возомнил себя литератором и стал наблюдательней. А главное я начал записывать свои наблюдения.
Стараниями А. М. оформили меня в этот самый журнал в экзотической должности: «заместитель начальника лаборатории рекламы». В результате я некоторое время получал небольшую, но регулярную зарплату. Единственный случай в моей биографии, когда я регулярно получал деньги именно за литературный труд.
Делал в журнале одно время свой юмористический разворот. Опыт конечно чрезвычайно ценный и интересный. Впервые столкнулся с редакторским произволом))) Приношу миниатюрку.
- Не пойдёт - говорит мне редактор, приятная, но отчего-то всё время несколько усталая женщина средних лет.
- Почему?
- Вот у вас тут слова есть: «социализм», «капитализм» - не надо их.
- Почему?
- Не надо. – вздыхает и отводит глаза. Ну, вот поэтому, наверное, и усталая. Её же видимо тоже кто-то инструктировал, не иначе. А это аккурат годы буйного расцвета национального самосознания и отрицания всей предыдущей истории.
К этому же периоду относится моё знакомство- не знакомство… скорее мимолётный контакт с главным режиссёром знаменитого ташкентского театра «Ильхом» Марком Вайлем. Поскольку должность моя именовалась «заместитель начальника лаборотории рекламы» вполне логичным было поручение: написать сценарий рекламного аудиоролика для бизнес-журнала «Менеджер». С целью дальнейшего размещения на радио. Сочинил. Озвучку запланировали как раз в «Ильхоме». У них тогда была едва ли не единственная в Ташкенте студия. Пришли с Березовским. Ждём. Врывается, другого слова и не подберёшь, Вайль. Здоровается коротко и тут же сообщает: читал сценарий, всё не так, будем делать вот эдак. Уработали наш сценарий, так что я с трудом узнал его в конечном продукте. Обиделся ужасно. Теперь – то понимаю: ну не интересно было такому режиссёру как Вайль даже нашу незамысловатую «халтурку» делать прямо – «в лоб».
Ещё истории из моего «журнального» периода:
В 1999 году весь бывший Союз готовился к 200-летию Пушкина. Российское телевидение регулярно сообщало: До дня рожденья Пушкина осталось … дней. Тут следует пояснить – зарплату в редакции выдавали как раз шестого числа. В данном случае шестого июня.
Встречаю Александра Михайловича: не знаю как у Вас Саша - говорит - а у меня до дня рожденья Пушкина осталось девяносто сумов.
Компания NESCAFE в своей рекламной компании использовала нехитрый трюк. Купивший определённое количество банок кофе получает в подарок фирменную кружку NESCAFE. Александр Михайлович для своей юмористической странички сделал симпатичную пародию. Под фотографией этой самой кружки написал:
Хотя удобны для руки
И выглядят довольно мило
Они для водки велики
И - видит Бог!- малы для пива…
Но не кори посуду, брат
Она практична – вот те слово!-
Так как подходит в аккурат
К похмельным порциям рассола!
Был жуткий скандал. Местный представитель NESCAFE прислал протест в редакцию. Дискредитация торговой марки. А.М. лишили премии и обязали написать опровержение.
Что делать с идиотами? Может дихлофосом… Хотя… граждане с полным отсутствием чувства юмора уже сами по себе довольно забавны.
А. М. в моей жизни, той её части, во всяком случае, что смыкается с литературой, сыграл большую роль. Плохо ли это или хорошо, но писать серьёзно и регулярно я стал благодаря ему. Он мой литературный крёстный отец.
Человек в жизни то и дело выступавший в роли клоуна, массовика-затейника, закончил ее, увы, трагически. В большой степени я думаю по причине невозможности реализации своих многочисленных, в том числе литературных талантов.
Светлая память ему и всем павшим за идеалы искусства.
Барды
Однажды работал я с дружком на горной турбазе. Знакомый предложил. Мне, - говорит, - в кемпинге надо бар соорудить. Ну, там барную стойку построить, стены задрапировать. Оформить короче как-то это дело. Много платить не смогу, но зато отдохнёте на свежем воздухе и полном пансионе. Водки можете пить сколько сможете.
С последним предложением он конечно промахнулся. Он и предположить не мог «сколько» мы сможем))
Дело было в феврале. В Чимгане полно снегу. Мороз и солнце день чудесный! Потихоньку возимся со стойкой, а вечером отрываемся по- полной: дискотека, бильярд, лыжи и пей- не хочу.
Вот там я в один из вечеров познакомился с «бардессой». Сидит в уголке тренькает на гитаре. Умеешь? – говорю. А как же – отвечает. Я вообще песни под гитару уважаю. Особенно когда выпимши. С этого момента и вплоть до своего отъезда она давала ежевечерние концерты. А перед отбытием пригласила: вернётесь в Ташкент заходите в ДК Железнодорожников – у нас там бард-клуб. Так вот я на эту публику и вышел.
По настоящему талантливых мы сразу вынесем за скобки. Он и весь жанр-то, по вполне объективным причинам постепенно выносится за скобки. Слишком уж камерен для нынешней ритмически-силовой жизни. Тут надо куда-то в щель забиться или хоть в бочку. Но в серой своей массе он живуч. А и то: три аккорда на гитаре, элементарные навыки стихосложения (недостатки музыкальный ритм отчасти нивелирует) и вот мы имеем барда (терпеть не могу этого слова), то бишь автора и исполнителя собственных песен. Одна беда: из всех составляющих реально творческой личности он лучше всего усвоил некую богемность,, отвлечённость, а хуже всего мучительную, напряжённую работу души каковой истинное творчество как раз и кормится. В итоге вырисовывается некое люмпенпролетариАРТовское сообщество. Печальное сборище жалких подобий художников. И что самое печальное: почти в каждом зачатки таланта, увязшие в зыбучих песках бессмысленных амбиций, лицемерия, зависти, лести (причём немотивированной даже, самой мерзопакостной из тех что я знаю).
Барды - это, конечно же, личности. Беда в том, что личности деформированные. Гипертрофированное, больное самолюбие, путём достаточно лицемерной культивации окружения, трансформируемоё в чудовищное самомнение, инфантилизм.
Всё это находится в настолько несопоставимых по сравнению с некой «реальной ценностью» индивида количествах, что время от времени, в их обществе чувствуешь себя как в сумасшедшем доме …
Люди способные жить только в своей ими же сконструированной замкнутой системе. Заболоченная лужа, представляющаяся им самим как минимум озером. Воображение, а этого конечно не отнять, всё же великая вещь.
Вообще прелестная карикатура на творческое сообщество в принципе.
Файнберг
- Алло!
- Алло. Инна Глебовна?
- Да.
- Добрый вечер, Махнёв беспокоит.
- Здравствуйте Сашенька. (именно так- «с точкой», но не с восклицательным знаком)).
- Здравствуйте Инна Глебовна, как Ваше здоровье?
- Да по разному. Нынче нас радикулит прихватил (почки, печень, селезёнка и т.д.) Лечимся.
«Нас» - это Александра Аркадьевича. На вопрос: Как Ваше здоровье? Инна Глебовна обыкновенно довольно подробно рассказывает о здоровье своего супруга. Узнать что либо о её собственном здоровье решительно невозможно. Та может оно и слава Богу! Пусть будет здорова. А реакция, в общем понятна. Инна Глебовна ангел-хранитель, оберег и охранник поэта. Эта роль, к которой она уже привыкла за многие годы.
Был очередной бардовский концерт.
Вышел очень пожилой, худощавый, невысокий, чуть сутуловатый мужчина. Одетый крайне небрежно. В спортивных штанах «с пузырями» и какую-то бесформенную майку. Кажется не вполне трезвый. И хриплым голосом стал читать стихи. И сразу стало ясно: кто здесь поэт, а кто так «погулять вышел».
Мы вновь с тобой желанию подвластны.
Вновь древней жаждой мучится душа.
Но за душой, как прежде, ни гроша.
А красть, увы, и пошло, и опасно.
А вот в шинке шампанское прекрасно.
И водка тоже очень хороша.
Да и портвейн, скажу я, не греша,
он тоже в масть, хоть это и ужасно.
Что? Пиво? Не подкладывай свинью.
Ведь я его и в праздники не пью.
Оно, дружок, твоя прерогатива.
От виски у меня в башке раздрай.
Под огурец коньяк?.. Ну что ж... Красиво.
Спирт? Где? Ну наконец-то. Наливай.
Пришёл я однажды к Файнбергу, ну достал я его как-то, он разжалобился и таки принял. То да сё… он принадлежит к тому нечастому типу людей с которыми можно говорить часами о чём угодно не замечая времени. Я только одного такого ещё знал. (Эбидар Дмитриевич Панасенко о котором выше)
Оставил я у него по весне зонтик (случайно без умысла всякого). А ближе к осени напросился на визит, используя зонтик уже как повод.
Хорошо поговорили. Инна Глебовна напоследок вежливо, но настоятельно напоминает: «Не забудьте Саша зонтик».
А я ****ь в правом ботинке готов от них уйти чтобы в другой раз иметь повод вернуться за левым! Дефицит общения… Их тоже можно понять – таких как я десятки, а возраст уже не тот и здоровье соответственно не железное. Но! Ведь вымрут же «мастодонты», так и не передав свой секрет непроизвольного назидания следующему поколению. Ну и кого станет слушать следующее поколение? Диму Билана с Тимотёй, дай бог здоровья ихим мамам…
Союз писателей
Звонит мне как-то неугомонный Александр Аркадьевич.
- Махнёв, ты чем сейчас занят?
- Да как обычно - ничем.
- В пятницу в Заамине, это в Джизаке где-то, слёт молодых писателей Узбекистана, я отвечаю за русскоязычных. Тебя записал и ещё одного парня – поэта.
- Так я это, вроде как не сильно молодой…
- Нормально. По сравнению со мной просто юноша.
- Ну, оно конечно. Ежели так-то рассудить молодость писателя понятие довольно размытое…
Заамин это горная местность в джизакской области Узбекистана. Пейзаж - цимус! Воздух… хоть на хлеб мажь!
Ну и вот в этом райском уголке проводится ежегодный семинар молодых писателей Узбекистана. Идея несложная: как всякая власть, «наша» пытается наставить свою интеллигенцию на путь праведный.
На слёте тучи узбекской писательской молодёжи в районе двадцати. Ну а мы (с моим коллегой поэтом, тоже прямо скажем не юношей) две старых перечницы во главе с аксакалом Файнбергом, должны видимо, по замыслу, символизировать дружбу народов и равноправность культур в независимом государстве. Речи там всякие, торжественные заседания. Ахинея короче официозная, которую мы с «молодым» поэтом (Файнберг -лицо официальное воздержался) как самые опытные успешно разбавили алкоголем. При этом моего коллегу приняли в Целый Союз Всех Узбекских Писателей. А мне пристегнули какое-то лауреатство и даже выдали материальное вознаграждение в виде китайского магнитофончика и небольшой суммы в национальной валюте. Последнее немедленно было пущено «в дело». Несмотря на выданную теперь иронию всё это было несомненно приятно. Тщеславен, каюсь.
Познакомился я покороче с писателями. И отныне меня, довольно условно, но все, же включили в это странное сообщество. Однажды я чуть не поехал в Москву на слёт русскоязычных писателей ближнего зарубежья, однажды чуть не попал в Питер, на собрание переводчиков национальных литератур. В обоих случаях нашлись более достойные кандидаты видимо. Оно и понятно: я там человек залётный, а подобные поездки не часто обламываются.
Вообще за узбекских литераторов сказать ничего не могу, не так плотно общался, а русскоязычные в УЗСОПИСе представляют печальное зрелище. Кучка пенсионеров, озабоченная в основном собственными персонами, ни к чему кроме посильного урывания скромно выделяемых благ уже не стремящаяся, и даже не скрывающая этого факта.
Файнберг и отличался как раз от всей этой публики своей направленностью вовне. Те всё больше внутрь тащат и окружающим не слишком-то интересуются. А в собственном соку это ставрида хороша, художник в таком рассоле распадается.
Перевод туда и обратно
Но, между прочим, был и практический результат выезда в Заамин на природу. Моё сочинение «Апология Ташкента» перевели на узбекский и опубликовали в местном аналоге «Юности» журнале «Ёшлик». И стал я не просто писателем, но переведённым на один язык мира! Во как.
Ну и как я уже упоминал, включили меня в обойму. Ну, так: редко-редко вспоминают. Даже где-то там у них дело лежит на «писателя Махнёва А. Н. … года рождения и т.д.»
На Востоке не принято говорить «нет». Поэтому когда в Союзе Писателей появился самодеятельный автор: солидный дяденька, коренной национальности занимающий весьма серьёзную государственную должность, с просьбой перевести на русский язык его рассказы – вспомнили обо мне.
Подозреваю, что его просто сбагрили первому подвернувшемуся под руку. Подвернулся я. Собственно это была скорее литературная обработка, нежели перевод. Потому рассказы были написаны на русском. На том русском, на котором может написать человек не вполне свободно им владеющий. Так что я даже поначалу не сильно понял - о чём речь. Но вот – встретился с автором, поговорил, вчитался, обложился русско-узбекскими и узбекско-русскими словарями и дело пошло. Больше того я даже увлёкся.
А автор оказался весьма любопытным. Во всяком случае, я ни капли не сожалею о работе с ним. Перевод или литературная обработка оказались довольно занятными вещами. Много нового о национальных традициях я узнал в процессе работы. Ну и, кстати, отделанные мной совместно с автором рассказы, были таки доведены до печати. Вышла небольшая книжка.
Теперь мой след в мировой литературе, если понимать под таковым книжку как материализованный конечный продукт выглядит так: две строчки мелким шрифтом на страничке следующей сразу за форзацем. «Перевод с узбекского в литературной обработке Александра МахнЁва.» Буква «Ё» набрана заглавной. Не нашлось видать прописной)))
Интернет. Деньги из ящика.
Близко, в смысле интимно, я познакомился с компьютером на самом-самом излёте уже ушедшего века. А дело было так: случилось мне работать в транспортно-экспедиторской компании. Компания была швейцарская, но руководитель, прибывший к нам с целью организации местного офиса, оказался русским, питерцем.
Сперва меня, как специалиста-строителя, подтянули в качестве консультанта при подборе подходящего помещения. Потом я это помещение перестраивал и ремонтировал. Ну а по окончании ремстройработ уже остался в офисе в качестве сотрудника и даже соучредителя вновь открытой фирмы. Всё это случилось в самом конце 1999 года и тогда же наши швейцарские патроны прислали всю необходимую офисную технику. Каковую мы и начали робко осваивать.
Скажем, печатание официального письма выглядело так: один человек сидел за клавиатурой и тыкал буковки, которые трое его коллег нависая над ним, долго разыскивали. Пробел, снос строки или ориентация текста были отдельными, по большей части неразрешимыми проблемами. Десяток строчек печатались порою около часа. Представьте теперь текст, вылетавший из уст участников этого предприятия, когда на самом финише вдруг гас свет? Или там, в результате нажатия некой кнопочки всё с такими мучениями набитое исчезало?
Впрочем спустя полгода мы об этом вспоминали с улыбкой, потому все, к тому времени, азы обращения с компьютером уже освоили. Ну а я получил возможность увидеть написанное мной, набранное типографским шрифтом и даже распечатанное в виде книжки.
Мне представилась возможность, за которую я искренне благодарен моей компании и её шефу лично (не знаю нуждаются ли они в подобной рекламе, так что воздержусь пока от персонификации) – наконец- то упорядочить свои тексты. Разобрать уже поднакопившиеся тетрадки, записные книжки, листики. Опять же напечатанный текст, на мой взгляд, выглядит совсем иначе, чем рукописный. В печатном ошибки и слабости очевидней, яснее.
Ну а далее пришёл черёд Интернета.
Впервые я услышал о существовании литературных сайтов году наверное в 2002-ом …нет, думаю не раньше.
Теперь, спустя некоторое количество лет проведённых в Рулинете я могу мне кажется пунктирно прописать крестный путь сетератора.
1. Первичная эйфория. Восторг вызванный долгожданной вдруг полученной возможностью свободной публикации своих творений.
2. Неясное ожидание некоего доброго гения, который несомненно заметит ваш недюжинный талант.
3. Анархичность, спровоцированная вышеизложенным. Здесь и вываливание всего подряд, и горячее вмешивание во все споры и дрязги новоявленных коллег, и ревностный подсчёт количественных показателей своего псевдоуспеха и злоупотребление ненормативом, а может напротив установление чрезмерно близких показательно доброжелательных взаимоотношений с коллегами.
4. Естественное охлаждение после мощного прорыва. Выясняется что таких как вы тысячи и даже десятки тысяч)) И в общем, по большому счёту, никто здесь тобой особенно не интересуется. Право неожиданно – думалось то: ты один здесь такой крупный и неординарный.
5. Ну и наконец, спокойное существование в Сети. Трезвая оценка появившихся возможностей. Каковые оказываются не настолько грандиозными как представлялось изначально, но и не такими никчёмными как казалось чуть позже.
Усилия не пропадают даром. Я это вижу, потаскавшись по множеству литературных сайтов. Нашёл в сети и «свой» сайт и своих авторов. С некоторыми даже случилось познакомиться лично. Не так давно получил первый литературный гонорар в сети. Совсем неожиданно на одном из сайтов был премирован в высшей степени в экзотической номинации «Ворчун года». Уже в этом году снова получил небольшую сумочку от другого сайта. За победу в конкурсе каверочков. Два четверостишия на заданную тему. Через интернет меня обнаружила редактор израильского журнала, и я там опубликовался. И хотя журнал в общем самодеятельный, отнюдь не «Ньюйоркер», как факт литературной биографии это всё-таки приятно.
Именно благодаря Сети я приохотился писать статьи и рецензии, чего никогда раньше не делал. Ну и просто ответственней стал относиться к своей писанине.
Заключение.
Что же в результате? Пожалуй, надежды высказанные в той первой дневниковой записи полностью оправдались. Теперь я умею лучше думать. Мало того я, совсем не желая этого изначально, стал литератором и как выяснилось это большое удовольствие.
Составляя эту вот писулечку я право был несколько удивлён отнюдь не идеальной, но всё ж вполне бурной своей литбиографией. Чё-то я всё ж такое насочинял, напубликовал. Авось хоть бы ближайшие потомки оценют))))
Кроме того мужчина что-то сосредоточенно записывающий ручкой в блокнот неизменно привлекает внимание женщин, вплоть до девушек, в трамваях. По опыту знаю. Они на непонятное хорошо клюют. Очень рекомендую.
Сейчас я вышел на уровень называющийся « я без труда могу сформулировать свою мысль». Проблема теперь в другом: мыслей маловато. Как выяснилось всё уже сказано до нас. Да и вообще оригинальность высказываемого автор может приписать себе единственно в силу недостаточной осведомлённости. Мне представляется, что тот, кто желает сделаться писателем должен отдавать себе отчёт - в литературе современной то, что говорит автор скорее второстепенно, на первом плане КАК он это делает. Вот здесь вариативность безгранична. Вот здесь и выявляется степень способностей, мастерства, таланта.
По литераторской теперь уже своей дурацкой привычке я каждого вновь встреченного человека пытаюсь «раскусить», понять, что у него внутри. А люди это чувствуют. Интуитивно. Что я их словно орехи «колю». Или собираюсь «расколоть», или (не дай бог!) уже «расколол». И им это не нравиться. Они ведь предполагают в этом мой корыстный интерес, некий подвох. И только убедившись, что я ради «чистого искусства» они возвращают мне своё доверие.
Не писать я уже теперь не могу. Это стало частью меня. Могу только пообещать ограничить свои публикации. Постараться избежать обнародования откровенно слабых поделок. А со временем мне может быть хватит духу уничтожить все результаты моих литературных трудов. Как знать может это и будет моим главным вкладом в мировую литературу. Хотя конечно заведомо должен признать пошлость подобного действа.
Раньше регулярное длительное отсутствие тяги к сочинительству меня пугало. Теперь я понимаю – как раз оно отчасти оберегает меня от графоманизации. Жаль что отчасти. Потому обострения обычно осеннее-весенние. И это наводит на всякое печальное.
Я стал гораздо больше читать.
Эухенио Д‘Орс – друг и соратник Сальвадора Дали (а имя последнего по существу синоним «оторванной» оригинальности) говорил, и Дали эту мысль совершенно разделял: всякое искусство неукоренённое в традиции – есть плагиат.
То есть человек пытающийся быть художником и не взявший труда подведения под себя фундамента классики неизбежно станет брать за образец нечто сиюминутно остромодное, окружающее его в данный момент. Эталона то у него нету! Станет копировать копировальщиков, заведомо выдавать даже не вторичный, но третичный продукт.
Русский язык великий и могучий – это аксиома, не требует доказательств. Всё уже доказано до нас. Пушкиным и Толстым, Достоевским и Гоголем, Чеховым и … многими другими. Именно поэтому излагать на русском плохо – стыдно, публиковать плохо изложенное – позорно. Всякий вступивший в область русской литературы должен внятно представлять себе взятую на себя ответственность. Мне думается, что я такую ответственность чувствую и представляю.
Ну а в целом, в общем так сказать… Как выяснилось моё основное (хочется надеяться, что не единственное) творческое достоинство – наблюдательность. Пора переходить в фотографию!
Декабрь 2010 г. Ташкент.