Бетонные извилины дорожного серпантина спускались в долину, чтобы выпрямиться и упереться серой лентой в нить горизонта.
Позади горный перевал с налёдью и снежной крупой, что налипала на лобовое стекло, заставляя "дворники" скрипеть от усердия.
Выставка его работ произвела фурор у публики, знатоков и даже у критиков, чего меньше всего ожидал. Все только и хотели переброситься с ним словцом или пожать руку. Даже несколько картин купили, и это когда некоторые поспешили сказать, что он уже выдохся. Нет, два года затворничества в горах пошли ему на пользу.
Первые месяцы он пил и спал, а потом на него снизошло нечто, которое заставило его пробудиться, встать у мольберта и вновь взяться за кисть. Он снова ощутил то неповторимое упоительное наркотическое наслаждение, когда растворяется время и окружающий мир перестаёт существовать. Только ты - холст и больше ничего.
Он возвращается из города после недельной презентации в художественной галерее. Уютный домик на окраине альпийской деревушки ждёт его, чтобы согреть жарким гудением камина, возле которого, как всегда, расположится большой сибирский кот и будет мурлыкать свою завораживающую песенку.
Вячеслав притормозил и прикурил. Как всё же хорошо вернуться обратно из небытия и почувствовать, что ещё имеется порох в пороховнице.
Неповторимый горный пейзаж с его умиротворяющим и неспешным отношением ко всему – вернул ему желание творить и, самое главное веру в себя. И ещё совершенно правильное решение было, это он только сейчас понял, когда сбежал из города, постепенно растлевающий его. Все эти светские тусовки опустошили его душу и в ней образовалась холодная бездушная дыра.
Его мысли прервал автокатафалк. Черные, некогда покрытые лаком, борта потускнели и приобрели серый матовый оттенок. Тонированные плёнкой стекла покрылись паутиной трещинок. Лишь хромированный бампер и колёсные диски отражали в себе выглянувшее из-за мохнатых облаков солнце. Его двигатель явно перегревался, так как из капота временами вырывался белой струёй пар. Но водитель этого будто и не замечал, он продолжал набирать скорость, несмотря на то, что шёл на спуск и вот-вот в очередности горных изгибов должен был появиться резкий последний поворот.
Вячеслав решил его пропустить, посигналив несколько раз, пытаясь привлечь внимание безрассудного водителя, но тот, наоборот, обрадовавшись путевому простору, рванулся вперёд, сжигая покрышки на пробуксовке.
Вот и крутой последний поворот, дальше только прямая тусклая лента шоссе. По обе стороны альпийские скалы, они то нависали верхнепротерозойским девятым валом, то подступали вплотную, выставив напоказ всю свою неприступную каменную мощь, то отступали, оставив после себя валуны и кустики, что выстраивались вдоль обочины робкой зелёной линейкой.
Вячеслав торопился попасть домой, творческий родничок нетерпеливо просился вылиться на полотно.
И в этот момент он увидел обогнавший его автокатафалк. Тот стоял, и не было никакого движения вокруг него, будто водитель отправился дальше пешком, бросив машину и выпавший гроб, обитый выцветшей, синей парчой, из открывшейся задней двери салона, Вячеслав опешил. Ничего подобного в своей жизни он не встречал. Он растерянно оглядывался по сторонам, словно искал подсказки, что ему делать дальше. Но вокруг лишь подсвеченные солнечным золотом хмурые немые горы.
И тут появился водитель в длинном плаще, широкополой шляпе надвинутой на глаза, строгие брюки и тупоносые начищенные до блеска ботинки. Сняв перчатку, позвал к себе.
Его рука имела обезображенный отталкивающий вид. Почему-то сразу подумалось о проказе. Жуткие изъявляющиеся узлы на кисти сочились бледно-жёлтым соком, а меж пальцев, будто плеши кроваво-коричневые коросты.
Ледяной испариной страх вылился на Вячеслава и буквально вдавил в кресло. Но повторный повелительный жест приглашения вытащил из машины.
Вячеслав автоматически посмотрел на часы, и электронные цифры 14.50 оставили вечный след в мозгу как отпечаток древнего ящера на известняке.
Подойдя к похоронному агенту, который продолжал прятать свои глаза под шляпой, Вячеслав сразу догадался, что от него требуется. Он буднично, точно всю свою жизнь этим только и занимался, взялся за гроб и попытался впихнуть того обратно в салон. Но гроб оказался тяжёлым и во второй раз гулко упал на дорогу. Ржавые петли развалились, и крышку отбросило в сторону.
На шёлковой белой мягкой обивке лежала девушка в лёгком розовом платье. Её лицо было спокойным и подрумяненным, распущенные волосы лежали на атласной подушке, казалось, что она просто уснула и вот-вот проснётся.
Вячеслав отшатнулся и невольно перекрестился. Его разум мгновенно наполнился парализующим ужасом. Широко раскрытыми глазами он уставился на водителя катафалка, который был похож на изваяние – никаких эмоций.
Безумный страх взялся его пожирать, оставляя после себя тоскливую неизвестность, за которой возможно пряталась смерть, его смерть. В глотке колючим комком застрял крик.
И тут безмолвие растерзал нарастающий гул. Земля содрогнулась, и воздушная волна сбила с ног.
Пыль плотным саваном накрыла местность, оставив в вышине бледный размытый солнечный кругляш. Каменная крошка шрапнелью посекла лицо и руки.
"Наверное, так начинается конец света", - подумал Вячеслав, надрывно кашляя.
Пылевое облако медленно осело на шоссе мягким серым слоем. Приподнявшись, он не увидел автокатафалка, будто его и не было вовсе. Быть такого не может. Ведь он стоял только что здесь с распахнутой задней дверцей, возле которой лежал открытый гроб.
Вячеслав даже прислушался, стараясь услышать урчание удаляющейся машины, но услышал лишь звенящую тишину.
Им овладело невероятное чувство дезориентации, будто всё, что произошло, было не с ним. Всё казалось таким нереальным, что когда его ботинок задел что-то металлическое, вздрогнул.
Поднял и обожжёно подпрыгнул, словно ступнями наступил на раскалённые угли. На ладони ржавая петля от крышки гроба. Боязливо насторожено оглянулся – никого.
Тот автокатафалк не был жутким бредом, он существовал, но где он, где!
Спешно завёл двигатель. Ему очень хотелось поскорее убраться и стереть из памяти все, что с ним случилось сегодня.
Но исполинский скальный обломок распорол шершавую ткань асфальта на глубокие радиальные змеевидные трещины.
Непроизвольно опять посмотрел на часы, на жидкокристаллическом дисплее 14.53.
3 минуты. 3 минуты, что растянулись в страшную безмерность, сгущая завесу тьмы, за которой рассудок перестаёт существовать как личность. Всего на 3 минуты он опоздал на свою смерть.
Вместе с выдохом из Владислава, наконец-то, вырвался тягучий крик, что всё это время точил горло. И это был крик жизни, жизни, которой вернули свет.
29.07.09