В древности ближайшими соседями кентавров нередко оказывались вовсе не люди, а особые сущности – нимфы.
Про нимф, наверное, следовало бы написать отдельную книгу, но я бы за это вряд ли взялась, поскольку не имею к ним прямого отношения и довольно мало о них знаю: может быть, больше, чем обычные люди, но заведомо меньше, чем сами нимфы, нимфиды и кентавронимфоиды.
Тут, наверное, следует всё-таки пояснить, чем они друг от друга отличаются, хотя, по-моему, это вытекает из самих названий.
Нимфы – сущности природно-божественного происхождения; нимфиды – их порождения от сочетания с людьми или сатирами (а иногда и с богами); кентавронимфоиды – потомки нимф и кентавров. Последние с виду похожи на людей, поскольку обычно двуноги, однако по сути, да и по крови, являются скорее всё-таки кентаврами. От матерей-нимф они часто наследуют способность менять свою форму, но превратиться способны только в кентавра или в коня, и ни во что другое.
Как ни странно, все три ветви дожили до наших дней, но либо скрываются от людей, либо, обитая среди них, предпочитают утаивать свою сущность (а некоторые и сами о ней ничего не знают).
Нимфы бывают только женского рода, поскольку в подавляющем своём большинстве они – порождения Матери-Земли, а такое размножение возможно исключительно путём партеногенеза (это, кстати, доказано современной наукой: из женской клетки получается только женский эмбрион). Но, если нимфа вступает в связь с существом мужского пола, то младенец может быть как девочкой, так и мальчиком, и наследует особенности либо обоих родителей, либо одного из них. Это, собственно, и есть нимфиды и нимфоиды. Если уж быть совсем дотошными, то нимфиды – дети нимф, а нимфоиды – потомки нимфид. Те и другие могут происходить по другой линии и от людей, и от силенов, и от сатиров, но внешне чаще всего подобны людям.
Нимфиды и нимфоиды, рождённые от смертных отцов, смертны, однако обычно наделены какими-нибудь чудесными талантами. Да и вообще отличить нимфиду от обычной женщины хоть и непросто, но можно: потомки нимф обладают невероятной чувственной привлекательностью, которая не тождественна идеальной красоте, однако действует порой гораздо неотразимее, поскольку сопряжена с ощущением таинственности и неуловимой инакости. К сожалению, в Средние века и даже намного позднее нимфид часто принимали за ведьм (они, конечно, могут быть ведьмами, но вообще-то ведьмы – люди, а не двусущностные), и изрядное их число было попросту уничтожено.
Кстати, придуманное Владимиром Набоковым для своей героини словечко «нимфетка» -- совершенно точное и правильное. Возможно, его Лолита действительно была нимфидой, пусть и не в первом и даже не во втором поколении (судя по описанию в романе, мать девочки нимфой уж точно не являлась).
После длительной эпохи гонений на кентавров, нимф, сатиров и прочих наших братьев и сестёр человечество несколько поумерило свой раж и стало относиться к двусущностным с опасливым интересом.
Больше всего при этом повезло нимфам, поскольку они обладали прелестной наружностью и казались совершенно безобидными. Уже в 16 веке в Западной Европе возник настоящий культ этих прекрасных созданий – культ, вроде бы носивший характер изящной игры, литературной или театральной, но отправлявшийся на полном серьёзе и сопровождавшийся сооружением храмов, статуй, алтарей, а также необходимого обрядового оформления: пения, танцев, сценического действа.
Уже доказано, что ранняя музыкальная драма, получившая в 17 веке название «опера», являлась реинкарнацией вовсе не греческой трагедии, а скорее мистерий, остаточная память о которых, вопреки всем усилиям воинствующих христиан, уцелела в самом сердце европейской культуры. Героинями ранних опер являлись обычно именно нимфы – Дафна, Эвридика, Каллисто и прочие. Эта традиция дожила до конца 18 века, однако окончательно не умерла, и временами вновь возникала на сцене уже в 19 веке – правда, чаще в балете, нежели в опере.
В романтическую эпоху человечество вдруг воспылало невиданной страстью к водяным нимфам. Будем для краткости называть их русалками, хотя это могли быть и океаниды, и нереиды, и наяды, и никсы-водяницы – это всё разные виды морских, речных и источниковых божеств. Отличались они прежде всего силой своего могущества. Океаниды принадлежали к очень древним и очень влиятельным божествам, а какая-нибудь наяда заведовала всего лишь своим источником, и жизнь её кончалась, если он иссякал, пересыхал либо уничтожался людьми.
Происхождение водяных нимф тоже было разным: некоторые из них существовали испокон веков, другие приобретали свой облик, самочинно перейдя границу между мирами (русалки-утопленницы). Нимфы первого рода для человека гораздо менее опасны, чем второго, поскольку их память не обременена никакими трагическими воспоминаниями о пережитых на земле страданиях и унижениях. Правда, шалости нереид могут увлечь смертного на дно, однако не стоит видеть в этом злого умысла: водяницы просто не понимают, что люди неспособны задерживать дыхание более чем на несколько секунд (самые тренированные – на пару минут), и уже тем более не могут дышать кислородом, извлекаемым непосредственно из воды. Некоторым океанидам и нереидам свойственна мудрость, но в целом племя водяниц, обладая известной душевной тонкостью, не обладает высоко развитым интеллектом – или же их разум устроен иначе, нежели людской, и сродни дельфиньему.
Облик водяниц, кстати, тоже всегда был неоднородным. Далеко не все русалки имели рыбий или змеиный хвост; некоторые жили, собственно, не в воде, а рядом с нею, так что им было удобнее принимать антропоморфные очертания.
Хвосты, в свою очередь, могли быть одинарными или раздвоенными. Для них в латинской терминологии существуют даже особые обозначения: sirena monocaudata и, соответственно, bicaudata.
Я не очень понимаю смысла подобной вариативности. Могу лишь предположить, что божествам или русалкам с раздвоенным хвостом чаще приходилось бывать на суше, и такое устройство нижних конечностей позволяло им увереннее стоять и безопаснее передвигаться.
http://www.ortizremacha.net/galeria1a.html
(Альфонсо Ортис Ремача. Сирена)
Генеалогия и класификация водяных нимф – материя чрезвычайно увлекательная, но к истории моего собственного рода она не имеет прямого отношения. Я могу лишь кратко сказать, что океаниды и нереиды охотнее сочетались с морскими кентаврами, чем с земными.
Наверное, случались и романы гиппокентавров с рыбохвостыми или змеехвостыми русалками, однако вряд ли они могли завершиться созданием настоящей семьи и появлением жизнеспособного потомства. Художников, а вернее, художниц нашего времени подобные сюжеты, однако, весьма интригуют, и мне известны как минимум несколько произведений на эту тему.
В древности кентавры чаще всего сочетались не с морскими, а с земными нимфами, попечительницами деревьев, лесов, гор, птиц и зверей. Эти союзы складывались довольно легко, поскольку природа нимф – тоже изначально двойная, богочеловеческая, или богоприродная, и многие из них, как уже упоминалось, наделены даром почти мгновенной трансформации – иногда, правда, однократной и необратимой, как показывают истории Сиринги и Дафны. Это и понятно: вернуться от человеческой сущности к истинной легче и естественнее, нежели наоборот. Именно человеческий облик нимф является эфемерным (а может быть, и вообще мнимым), и на самом деле тут речь должна была бы идти не о превращении девушки в тростник или в лавр, а в разрушении иллюзии человекоподобия.
Нимфы, которые настолько очеловечились, что забыли свою истинную сущность и утеряли пути возвращения к ней, обречены на гибель. Собственно, в этом заключается ответ на вопрос о том, богини они или нет, а если богини, почему иногда умирают. Здесь тот же случай, что с андерсеновской Русалочкой: если станешь человеком, то непременно умрёшь. С душою, правда, христиане несколько напутали. У нимф (а значит, и русалок) она безусловно есть; нет души только у стихиалей, вроде воздуха или огня, но им она и не нужна, поскольку у них отсутствует индивидуальное сознание.
Те нимфы, которые предпочли остаться самими собой и вернуться к истинной сущности, прекрасно живы до сих пор. Я сама с некоторым из них общалась. Одна из этих нимф стала скалой у моря, некоторые другие – деревьями, а самая задушевная моя приятельница – духом маленького лесного болотца. Но, конечно, за всё приходится платить, и человеческим обликом они уже никогда не обладать не смогут. Да им этого больше и не хочется. Быть сгустком белковой материи, обреченной на деформацию и протухание – что за радость?..
Подозреваю, что некогда подобный выбор сделала и божественная Филира, навсегда оставшаяся Ясенем.