Давно это было, но нет – нет, да и всплывет невольно в памяти забавная история,
которая произошла на пыльной железнодорожной станции небольшого городка…
После работы собрав со стола необходимые документы, аккуратно уложил их в черную папку, от времени потерявшую первозданную форму и, накинув куртку, выбежал на улицу. Сентябрьское солнце за день так разогрело воздух, что становилось несколько душновато. До станции от работы было рукой подать, а там двадцать минут на электричке и дома, самое главное заключалось в том, чтобы встретить интересного попутчика тогда время в пути пролетит совсем не заметно. Вот и станция. Как всегда много народу: кто-то встречает, кто-то провожает, но больше всех таких же, как и я, которым надо ехать. Живо осмотрел всю публику, а вот и попутчик, мой давний знакомый Михаил. Только что, купив в буфете четыре свежих, еще горячих пирожка он внимательно выбирал местность, где можно было бы их спокойно уничтожить. Самым подходящим пристанищем оказалась широкая деревянная скамейка, выкрашенная в синий цвет, в который так же были выкрашены все остальные станционные сооружения. На скамейке уже сидела молодая девица в бежевой куртке и повязанной на шее эффектной косынке. Вытянув на сколько можно вперед шею, она подставляла свое лицо, лучам заходящего солнца, опираясь на широко расставленные руки по заднему краю скамейки. Присев с противоположного края, Михаил приступил к трапезе, пытаясь о чем то заговорить с соседкой. Пирожки буквально таяли у него во рту и к тому моменту, когда я подошел он уже успел надкусить последний.
- Привет, Миш.
- О, привет. Где пропадаешь? Уже не помню, когда в последний раз виделись, - пробормотал Михаил, очередной раз, откусывая пирожок.
- Работа…
- И не говори все работа, да работа, - перебив меня, выпалил Михаил, - сам вот за целый месяц первый раз вырвался отца проведать. Старик мой уже всех нас замучил - ко мне жить не едет, к сестре не едет, а сам уже с трудом обходится. Ума не приложу, как эту проблему решить?
- Да ситуация, - сочувственно произнес я.
- Конечно ситуация, - продолжал тараторить собеседник, доедая сою добычу.
Вытерев руками рот, а затем, потерев и сами руки, Михаил перевел свой взор на таинственную соседку.
- Как зовут красавица ик, - сказал он, икая прямо ей в лицо, и запах съеденных пирожков окутал все прилегающее пространство.
-Да пошел ты,- многозначительно с неким даже отвращением и пренебрежением ответила соседка, уставившись на Михаила пронзающим взглядом.
- Не ты видал, какие нынче бабы пошли, спросить ни чего нельзя, - недовольно промолвил Михаил, - слушай, а может мы того, пойдем в буфет пропустим по соточке и заторчим тут с девчатами, - лукаво подмигнув, он кивнул головой в сторону соседки.
- Фи, тоже мне торчек нашелся - с не меньшим отвращением и пренебрежением отреагировала соседка.
Я незатейливо улыбнулся и в этот самый момент к нашей «собеседнице» подошла, по всей видимости, подруга.
- Хорошо торчишь, подруга, - сказала она, - твои самцы что - ли?
- Какие самцы? Ты че, рехнулась? – сказала наша «собеседница».
- Прикинь, - продолжала она, кивая в Мишкину сторону, - сижу, первым подошел мордатый, и заточил в одну харю, четыре пирожка, а потом подошел «почтальон», - теперь она кивнула уже в мою сторону и имея в виду мою потрепанную сумку.
Не сговариваясь, мы с Мишкой взорвались закатистым смехом от подобных характеристик и сравнений.
Прохрипел станционный громкоговоритель, объявляя о прибытии электрички, мы, хохоча, сорвались с места и побежали на платформу, а наши собеседницы провожали нас недоумевающим взглядом и не совсем приличными словами.
На протяжении всего пути мы, с Мишкой истерически хохоча, вспоминали и на перебой пытались воспроизвести:
- За-за-точил в од-ну-у ха-а-рю-ю, - пытался вымолвить я.
- А-а ты-ы поч-ч-таль-о-он, - хохоча лепетал Мишка.
Вспомнили мы и за «богатый русский язык, и за Эллочку Людоедку, и за самцов»…
А что касается кличек « точило» и «почтальон» - так до сих пор с ними ходим.