Главный козырь

     Вы можете подумать, что это история обычной дружбы между двумя обычными мужиками. Да, наверное, так оно и есть, хотя на все можно смотреть по-разному. И, потом, хочу оговориться сразу, Валет никогда не был обычным в том понимании слова, которое лежит где-то на границе с тривиальностью и стереотипом. Валет. Валерка Томин. Валерий Леонтьевич Томин, если на то пошло. Мой самый лучший друг. Теперь уже бывший. Черт. Почему мне на ум пришла вся эта история? Почему она пришла мне на ум именно сейчас? Уж конечно не потому, что мы разошлись с Еленой. Нет, не развелись, поскольку оба считаем себя несколько староватыми для таких жестов. Наверное, я просто устал. Чертовски устал, не прожив еще половины. Жизнь ли потрепала, сам ли надломился и начал прогибаться, как знать? Просто попал в какой-то клинч и все.
     Конечно, недостойно здоровому, сильному и более-менее стабильному мужику разводить такие сопли, но почему-то сейчас мне стало на все наплевать. Именно поэтому я сижу сейчас как сыч в своей однокомнатной квартирке на Фрунзенской набережной, пью коньяк и вспоминаю... вспоминаю...
     Новенький диктофон, поблескивая металлической полировкой, ждет меня, но я еще не готов включить его. Не готов.
     Воспоминания нечетки и обрывочны. Так, всплывают какие-то рваные эпизоды. Да и не мастак я рассказывать. Ну и ладно. Когда же я впервые увидел Вальта? (Валета, вообще-то, ну уж позвольте склонять его кличку в разговорном стиле). А, да. Мы с родителями получили новую квартиру в районе Таганки. Я был жутко расстроен, поскольку менялся круг общения - школьные друзья, дворовые приятели. Мне было 13 лет, поэтому, что и говорить, я уже был кое-каким авторитетом, что в школе, что на улице, а тут... Вообще-то родители у меня хорошие, особенно отец. Он тогда был одним из тех первых предпринимателей-пионеров, которые довольно успешно организовывали свой бизнес, умело лавируя в море налогов, рэкета, курса доллара. Это сейчас все просто, а тогда... Вообще, мой отец - молодец. Правда, он всегда любил выпить, да нет, не то чтобы надирался, а так, снимал стресс. Но без запоев и всякой такой похмельной чернухи. Ну и насчет женщин, конечно. Тогда в 13 лет я только-только начал понимать кое-что. Но все равно, он молодец, и я его люблю. Сейчас он старый совсем. Мама... Моя мама была врачом. Настоящим врачом-хирургом в городской больнице. Со всякими там научными степенями и ночными дежурствами. Умная женщина и очень сильная. Папина зарплата давала ей возможность заниматься любимым делом. Может быть поэтому на кое-какие вещи она смотрела сквозь пальцы. Может просто любила отца, хотя всегда была несколько холодновата. Но в целом они были довольно благополучной парой, нашедшей компромисс и вполне довольной друг другом. На меня давили не сильно, то есть не пихали во всякие музыкальные школы и спортивные секции. Так вот, когда мы переехали, две из четырех квартир на лестничной клетке были заняты. В одной жила какая-то многодетная семья, главой которой была вздорнейшая старуха, баба Сима. Я сразу ее невзлюбил, от нее вечно пахло луком и просто разило приближающейся склокой. Во второй квартире жила молодая пара физиков-ядерщиков, рассеянных и полуинтеллигентных.
     И вот потянулись недели бесконечного ремонта, перестановок, перебранок с рабочими, которые драли с отца три шкуры. Все эти разговоры - поставить кровать вдоль или поперек, как постелить ковролин, да какие поклеить обои достали меня очень быстро. К тому же я был зол, что меня не отправили в пионерский лагерь. Поэтому в один из таких развеселых денечков отправился во двор прогуляться. Настроение было паршивое. На лестничной клетке я наткнулся на мальчишку моего возраста. Дядька в военной форме, очевидно его отец, негромко, но как-то четко и очень властно разговаривал с грузчиками. Ага, новые соседи. В общем, пробегая мимо мальчишки, мне показалось, что он меня толкнул. Хотя, наверное, это я его толкнул, поскольку довольно быстро пробегал по темному коридорчику, мечтая скорее попасть на улицу. Короче, мы подрались. Разнял нас дядька военный. «Иди домой», - сказал он сыну, и тот беспокойно на меня взглянул, но подчинился. Дядька наклонился ко мне:
     - Это кто же у нас такой боевой? Ну, чего молчишь? Как тебя зовут-то?
     - Егор, - промямлил я.
     - А, Георгием, значит. А я - Леонтий Иванович.
     Тут я немножко фыркнул - подумаешь, Леонтий. Но все-таки его военная форма вызывала мое уважение. Этот Леонтий Иванович был такой высокий, сильный, подпоясанный кожаным ремнем. А у моего отца была лысина и пузо, и не было никакой формы. Но все равно мой папка лучше и зовут его не каким-нибудь Леонтием.
     - Тебе сколько лет, Егор? - продолжал Леонтий Иванович.
     Я колупнул нос:
     - Тринадцать.
     - И моему Валерке тринадцать, - обрадовался Леонтий. - Ладно, беги, сосед, - он хлопнул меня по плечу.
     Приближалось 1 сентября. Я ждал и боялся этого. Ждал, потому что мне уже хотелось в школу - надоел бесконечный ремонт, хотелось пообщаться со сверстниками, такими же мальчишками, как я. И боялся того, как меня эти мальчишки примут. Соседского Валерку видел пару раз, но мы с ним не разговаривали. То 1 сентября запомнилось мне какой-то неестественной торжественностью. Я очень стеснялся в глупом синем костюмчике и с идиотским букетом метровых гладиолусов. Было так стыдно. Мать хотела пойти меня провожать, но я разорался - мне тринадцать лет, а не пять, и все такое. Разорался, но трусил ужасно. В лифте столкнулся с соседским Валеркой. Он был одет чистенько, но я презрительно покосился на его уже совершенно не модные, прямо-таки лоховские джинсы. Но впрочем, я ничего против не имел - двое все-таки не один. К тому же выяснилось, что учиться мы будем в одном классе. Не восторг, конечно, но с другой стороны, на его прямо-таки провинциальном фоне я выглядел суперменом. Даже свои гладиолусы, которые выглядели по-королевски против его чахленьких астр, нес гордо.
     Нам с Валеркой досталась одна парта, чуть ли не первая, поскольку элитные места на галерке давно уже заняли старожилы. Правда, новичков было довольно много - из тех же новостроек. В общем, все прошло довольно сносно. Но в последующие недели стало твориться что-то невообразимое. Валерка в своих старых джинсах и стоптанных кроссовках постепенно завоевывал авторитет среди ребят. Он не только мог за себя постоять, поскольку дрался не просто хорошо, а как-то бесшабашно-отчаянно, он был прекрасным рассказчиком. Его мать умерла, и Валерка с отцом-военным объездил полстраны. Впечатлениями он делился охотно, приукрашивая рассказы неожиданными подробностями. А чувство юмора? Господи, Валерка мог рассказать любой сто раз слышанный бородатый анекдот так, что все просто лежали и писали кипятком. И при этом делал такое наивное лицо - мол, чего это вы ржете, я даже не понимаю. Именно тогда, в школе, чуть ли не с первого дня, когда учителя записывали в классные журналы не только имена, но и отчества с фамилиями, к Валерке намертво приклеилось прозвище - Валет .
     Валерка учился хорошо, даже с каким-то рвением и прилежанием. Мне, да и не только мне, было непонятно почему. Тринадцать лет. Чего там, такие крутые парни. Мы уже говорили не только о том, у кого какая будет тачка, у кого сколько зарабатывает отец, да какой мобильник или там компьютер круче. Уже тогда мы, мальчишки, начали с интересом поглядывать на девочек, многие из которых ходили в школу в коротеньких юбочках из модного вельвета и блузках, под которыми угадывались очертания бюстгальтеров. Какие там оценки, тройки-пятерки. Да и вообще, в нашей мальчишеской среде считалось чуть ли неприлично быть отличником, что сразу переводило тебя из разряда крутых парней в слюнтяи-ботаники. Но Валет был исключением из правил. Он заставил себя уважать, заставил признать свои пятерки. Если что, мог и врезать. Впрочем, он никогда не отказывался поучаствовать в полулегальных забавах - подраться с этими наглыми пижонами из 7«Б», полистать порнографический журнальчик в раздевалке перед физкультурой, выкурить сигаретку из украденной мной у отца пачки. И все-таки что-то было с Вальтом не так. Конечно, парень он был что надо - отчаянный и все такое. Но слишком часто приходил он в школу с синяками, фингалами, а однажды даже в гипсе - сломал левую руку. На все вопросы Валерка хмурился, отмалчивался или так - упал, мол и подрался. Упал, ха-ха. Учителя грозились поговорить с его отцом, но тянули, поскольку учился он хорошо, а для них ведь что главное, а ... да что там. И только я один знал в чем дело.
     Его отец, тот самый Леонтий Иванович, крепко пил. Ну вроде пил и пил - мой батяня тоже пил, и что из того. Но мой батяня был успешен, а Леонтий, приехав в Москву, ушел на гражданку. Однако, на этой самой гражданке тепленького местечка ему никто не приготовил. Да и кто позовет к столу, если все посадочные места уже заняты. И вот Леонтий, привыкший все вопросы решать с позиции силы, облажался. Ну, типа, против лома нет приема. Против лома-то, конечно, нет приема, если нет в кармане танка. То есть нашлась другая сила, где грубая работа героя-военного с большими звездами на погонах просто не прокатила. Вот такой вот полный звездец. Обломался Леонтий и сломался. Ну и вымещал свою мужскую несостоятельность в финансовых, конечно, вопросах, на сыне. Может Леонтий и был солдафон, но он был далеко не дурак, и видел, во что одеты другие дети, на каких машинах ездят их отцы, в каких шубах матери ходят на родительские собрания. А у Валерки даже паршивого компьютера не было.
     Видел, все видел Леонтий, да только сделать ничего не мог. Уровень не тот или воспитание другое, черт знает. Устроился охранником - выперли из-за пьянки, пошел чего-то там сторожить - ввязался в драку да кому-то не тому врезал - еле отмазался. Но все-таки на самое дно не опускался - из-за Валерки, хотя бил его смертным боем. Конечно, мы, соседи, все видели, да что сделаешь. Физики-ядерщики вообще ничего не замечали кроме своих протонов, мои родители предпочитали не вмешиваться, типа, «в каждом дому по кому». Только баба Сима, у которой тот же Валерка, вместе со мной, конечно, воровал газеты из почтового ящика, да отключал лифт, когда она поднималась со своими кошелками в руках, встала на его защиту. Пару раз даже вызывала милицию. Да только ничего не вышло.
     Валерка стоял намертво - упал, мол, и ничего не знаю, а отца и близко не было. Мы тогда с ним здорово сдружились, и я спросил, чего он так за своего отца стоит, если тот его до смерти лупит? Валерка покраснел тогда и сказал, что любит отца, да и в приют неохота, родственников-то нет. Я не понял тогда ничего - его бьют, а он любит, вон как. Валерка и меня просил молчать в школе про эти дела, ну я и молчал.  Все равно не понимал его. Мои предки меня никогда не били, считали, что это непедагогично. Орали, конечно, но не били.
     Но один эпизод меня прямо-таки убил. Шел дождь, и я сидел дома за компьютером. Дома была только мать. Я уже почти раскидал всех терминаторов на четвертом уровне - какой там Пушкин, на фиг, с Достоевским к завтрашней литературе, и тут меня позвали к телефону. Валет.
     - Привет, Егор, не зайдешь ко мне? - голос у него был как из могилы.
     - Да ну... - я не любил ходить к нему, в их убогую, прямо-таки казарменную квартиру с минимумом мебели. -... Давай ко мне.
     - Есть дело, - сказал он и повесил трубку.
     - Куда? - спросила мать, выглядывая из кухни.
     - К Валерке.
     - Недолго, - мать настороженно относилась к таким визитам, зная о выходках валеркиного отца, хотя со всеми соседями тот был очень вежлив. Холодно и подчеркнуто вежлив. Дверь долго не открывали. Когда же Валерка открыл, я обалдел. Он был белый-белый и пошатывался, как-то не мог сфокусировать на мне взгляд, из носа и ушей у него шла кровь. Он слабо кивнул мне, чтобы я прошел, а когда я это сделал, закрыл дверь и привалился к ней спиной, а потом медленно сполз на пол. Я испуганно позвал:
     - Валер, Валерка, ты чего?
     Он медленно поднял голову.
     - Отец?
     Он кивнул:
     - Слушай, Егор, пойди в ванную и разбей там лампочку.
     Я офигел:
     - Чего сделать?
     - Меня баба Сима видела, сейчас менты приедут.
     - Ну?
     - Не врубаешься? - он посмотрел мутно и отер капающую из носа кровь. - ... Я же вроде как опять упал. Ну, и чтоб для достоверности - в ванной темно, скользко...
     - Не поверят, - засомневался я.
     - Поверят, не поверят! - хрипло выкрикнул Валет. - Поди раскокай чертову лампочку и выброси осколки. Я сам не могу - здорово он меня отделал, - он опять уронил голову на грудь, а потом добавил тихо-тихо, - ... а то его посадят.
     Я сделал, как он сказал, а потом позвал маму. Она почти не изменилась в лице, когда увидела Валерку. Почти.
     - Егор, помоги, - резко сказала она и побежала к нам. Вернулась очень быстро со своим медицинским чемоданчиком. Мы вдвоем перетащили Валерку на кровать. Мама сделала Валерке укол в вену, я не мог на это смотреть и вышел в коридор, однако слышал, как мама говорила своим резким, хрипловатым от курения голосом:
     - Сотрясение мозга. Все равно рентген надо делать. Милиция приедет? Я все расскажу.
     И тут заговорил Валерка:
     - Нет.
     - Что нет?
     - Я упал. У нас в ванной лампочка разбита. Вот я и упал. На кусок мыла наступил.
     - Чего? Да любой врач подтвердит факт побоев. И я как врач подтвержу .
     - Лариса Васильевна, - Валерка впервые назвал мою маму по имени отчеству, - ну, пожалуйста, я просто упал. Упал и ударился головой. Я все равно так скажу. И милиции, и всем...
     - Нет, это черт знает что! - воскликнула моя мама, и тут в дверь позвонили.
     Я открыл дверь и впустил двоих ментов.
     - Что здесь происходит? - поинтересовался один.
     - Я не знаю, - честно ответил я.
     - А ты кто?
     - Сосед.
     - А кто милицию вызвал?
     - Другие соседи.
     Тут в прихожую вышла моя мама. Она тихонько о чем-то поговорила с ментами. Потом мы все гурьбой прошли в комнату, где лежал Валерка с уже перевязанной головой.
     - Что случилось? - опять спросил один из ментов. Валерка переглянулся с моей мамой, длинно-длинно так на нее посмотрел, а потом начал рассказывать про то, как собирался помыться, а в ванной не было света, и как он упал, и ударился головой о кафель, как его увидела соседка по лестничной клетке и вызвала милицию. Валерка рассказывал спокойно, складно и правдиво. И моя мама не сказала ни слова, ни единого слова.
     - Опять ложный вызов - бросил один из ментов.
     - Нет, погоди, Саня, - другой глянул остро. - В эту квартиру уже вызывали по подобному поводу. Что-то ты, парень, часто падаешь? Ты с отцом живешь?
     - Да, но он на сутках.
     - Я позвоню ему.
     - Не надо. Лариса Васильевна уже звонила, - он опять длинно посмотрел на маму, и та опять промолчала, говоря всем своим видом: «Это черт знает что».
     - Ничего не хочешь добавить? - опять задал вопрос въедливый мент.
     - Нет.
     Потом Валерку увезли в больницу, где он провалялся две недели. Переживал ли об этом его отец? Пожалуй. Все эти две недели, пока Валерка отдыхал в больнице, он не пил. Ну, то есть это я так думаю, во всяком случае, я не видел его пьяным. Хватило его, впрочем, ненадолго.
     После этого случая Валерка изменился. Нет, изменилось не его отношение к отцу, просто сработали некие инстинкты самосохранения. Валет записался в секцию дзюдо. Вернее, сначала мы ходили туда вместе. Да какое вместе - Валерка заразил этой секцией полкласса. Но бесконечные тренировки, ненужные синяки и расквашенные носы, непонятная философия - это извините. Вокруг кипит жизнь, столько соблазнов, прогресс несется вперед бешенными скачками, короче, спорт не актуален. Но Валерка заболел дзюдо всерьез. И я знал, что для него это - вопрос жизни и смерти.
     - В следующий раз батяня не ограничится мордобоем, - сказал мне Валерка на резонный вопрос, какого черта он так бездарно тратит свободное время, - ... засунет перо мне под ребро, - криво усмехнулся он. - Да нет, он неплохой мужик, не повезло.
     - По-моему, это тебе не повезло, Валет.
     Валерка присвистнул:
     - Дурак ты, Жора.
     Да, я понимал и не понимал его, но это было неважно. Неважно, потому что я хотел находиться рядом с ним, слушать его бесконечные рассказы о Севере и Дальнем Востоке, где он жил вместе с отцом. И я никогда - ни тогда , ни позднее, не задумывался о том, хороший человек Валерка или нет. Это тоже было неважно. Он был мне интересен, притягивал как магнит. Я заразился им, как заражались после многие, но у меня, похоже, не было иммунитета против этой болезни. Впрочем, существовала и обратная связь. Валерка привязался ко мне. Я стал его другом, пожалуй, что единственным другом. Валерка-Валет - человек-фейерверк - был одинок. Все эти годы, всегда, он был отчаянно, я бы сказал клинически одинок. Но знал об этом только я.
     Все лето Валерка с отцом работали - что-то разгружали на железке. Конечно, нельзя эксплуатировать детский труд, но широкоплечий Валерка со своими метр девяносто запросто сошел за шестнадцатилетнего, а паспорта там не спрашивали.
     Меня предки увезли в Сочи, где я маялся от безделья. Под конец каникул просто выть хотелось, и опротивело мне это море да пляжные развлечения в виде глупых аттракционов. Я скучал по Валерке, мне не хватало его. Тогда я не очень-то сознавал это, но теперь... Да, теперь я знаю точно, я скучал. Именно тогда я начал писать стихи. Под этим южным солнцем я как-то осоловел. Мыслей в голове не было абсолютно, поэтому я развлекался тем, что рифмовал слова, просто любые слова, пришедшие на ум от балды. Слова выстраивались в некие фразы - рифмовать становилось интереснее. Короче, в Москву я привез толстую тетрадку со своими, блин, произведениями - отстой полный: «...море голубое ... и все такое родное...», и прочий бред. К тому же я жутко стеснялся - четырнадцатилетний парень, весь такой из себя царь горы, со стальными нервами, крепкими кулаками да компьютерным мозгом пишет стихи - смешно... Однако, где-то в глубине души, я страшно собой гордился. Все-таки я не утерпел и поделился своими успехами с Вальтом. Боялся его насмешек, но он не засмеялся, а попросил почитать.
     - Да ты читать-то не умеешь.
     - На себя посмотри - давно с пальмы слез?
     - Хочешь в глаз?
     - Я тут собираюсь пойти в одно место - на х..., не составишь мне компанию?
     После лета Валерка здорово изменился - возмужал, осунулся, много курил и матерился. Он уже давно жил какой-то другой, взрослой жизнью, но сейчас это стало заметнее. И все-таки я видел, что курит и матерится он как-то через силу, пытаясь за коконом грубости скрыть свои обычные комплексы четырнадцатилетнего мальчишки. Валет вернул тетрадку через день. Я с нетерпением ждал его приговора: обсмеет? будет презирать? перестанет общаться?
     - Ну, что отметим? - ошарашил он.
     - Ага.
     Мы взяли пива и каких-то там чипсов.
     Вообще, Валерка не любил пить - режим спортсмена, но, думаю, дело было не только в этом. Он боялся, боялся наследственности, как бы глупо это не звучало.
     Мы протопали на детскую площадку и уселись на качели. До сих пор помню - конец августа, сумерки, вечер и эти скрипучие качели. И мы на них пьем пиво.
     - Прочел? - начал я, внутренне содрогаясь.
     - Прочел.
     - Ну?
     Валерка отхлебнул пива и посмотрел странно:
     - Что думаешь делать?
     Я не понял ни вопроса, ни этого странного взгляда, поэтому ждал продолжения, но Валерка молчал.
     - А что делать?
     - Ну... не знаю... это здорово.
     Я ошалело на него уставился:
     - Ты шутишь?
     - Эх, Жора. Ты куда поступать собираешься? - неожиданно залепил он.
     - Озверел что ли? Три года еще учиться.
     - Ну, это кому как, - усмехнулся Валет.
     - Не понял.
     - Отучусь восьмой, и баста.
     - Сдурел?
     - Да нет, Жора. Работать надо. Ну то есть хочу учиться и работать. Тут медицинское училище рядом, работы в городе навалом.
     - Врачом намылился, Валет? - прищурился я.
     - Ну, это вряд ли. Этим, фельдшером. Мать моя хотела.
     - Ты же гордость нашего класса.
     - А... - махнул рукой Валет, - ...ты лучше мне скажи, будешь еще писать?
     Я пожал плечами.
     - Придурок ты, Егор. У тебя так здорово получается. Неужели бросишь? Есть же институты, ну, где этому учат, на какого-нибудь писателя. Тебе отец поможет поступить... - Валет вздохнул.
     - Точно, вот только фамилия у меня не Толстой.
     - Это, Жора, не важно
     Мы долго еще сидели тогда в этот августовский вечер - качели скрипели, пиво горчило, сгущались сумерки, а мы сидели и болтали. Болтали про все и ни о чем.  И это было здорово.
     Писателем я, конечно, не стал, но разговор этот врезался мне в душу и, в конце концов, профессия моя завязалась-таки с писаниной, но об этом позже.
     Последний год мы учились вместе с Вальтом, и, опять же, только я знал о его планах. Все наши ребята и учителя были уверены, что Валет с его способностями прямиком попадет в МГУ. Однако, по иронии судьбы, в МГУ попал я. Впрочем, quit pro quo (одно вместо другого), только Валет был в курсе моего рифмоплетства. Этот год я помню очень хорошо - вроде бы прошло всего ничего, а как поменялись приоритеты. Компьютеры, модные хиты, диски, шмотки, учеба - все как бы отходило на второй план под легким, но таким ощутимым напором сексуальности, а попросту говоря, подростковой гормональной бури. Разговоры, намеки, мысли - все было только об этом. Девочки наливались соком юности, у мальчишек ломались голоса. Мои стихи стали полны какой-то наивной похоти, а простыня по утрам частенько бывала в подтеках. Наши девчонки были влюблены в Вальта поголовно и повально. И совсем не потому, что он был самым красивым, хотя он был интересен. Но сила обаяния, да и не в этом суть. Он повзрослел гораздо  раньше всех нас, и эта ранняя взрослость чувствовалась во всем. И все-таки возникла одна закономерность, которая прослеживалась потом на протяжении всего нашего общения. По сравнению со мной, Валет был красивее, обаятельнее, умнее, точнее, остроумнее. Он был увереннее в себе и от него исходила такая сильная энергетика, в том числе и сексуальная, что просто голова шла кругом. Но в любой компании девчонки, девушки, женщины выбирали меня. Да, именно так. Западали на него, но выбирали меня. И черт его знает почему. Да, женщины выбирали меня, но потом уходили к нему. Всегда уходили. Наверное, мы оба были в чем-то ущербны. Да, наверное так.
     Не знаю, отчего так получалось, может экстремальные условия формировали характер Вальта, может от рождения он был таким - пробивным и упертым, да только он всегда получал то, что хотел. Я лишь следовал за ним, как ниточка за иголочкой, но ничего не имел против такого расклада. Да, в общем, и понятно. Ему нечего было терять, потому что он ничего не имел. У меня же всегда была некая защищенность - благополучная семья, родители и все такое, ну, вы понимаете.
     После восьмого класса Валет поступил, как и хотел, в медицинскую путягу - на фельдшера. Все учителя были, конечно, в шоке, но он сделал свой выбор. Отец его, Леонтий, был зол как черт, поскольку видел Вальта, естественно, в погонах... Так или иначе, но вразумить Вальта проверенными методами уже не мог. Ну и пошел на попятную... Валерка и работу нашел - сторожем в детском саду. Но все это было после. А сначала было лето. Пожалуй, лучшее в моей жизни.. Леонтий договорился с родственницей какого-то своего бывшего сослуживца, и мы поехали в деревню. В Тверскую область. Самое  интересное, что мои родители, которые тряслись  надо мной как над тепличным растением, с Валеркой отпустили без звука. Он внушал им доверие. Что ж, резон. Это было так здорово. Мне так нравилось все: и природа - плакучие березки, и ворчливая бабка Рая, и мутноватая речка. Какое там на фиг море? Но главное, мы были вместе с Валеркой. Тогда для меня, четырнадцатилетнего мальчишки, Валет стал просто кумиром. Да, я хотел походить на него. Не на Юрия Гагарина или там Била Гейтса, а на такого же мальчишку. Ему льстил мой телячий восторг, но иногда он болезненно передергивался:
     - Зря ты, Жорка, напрягаешься. Разные у нас дорожки.
     - А чего это разные? Мы же друзья. Разве дружба, если она настоящая, не на всю жизнь?
     - Ну, это конечно. А... пошли купаться.
     Да, все это лето было пропитано тем мальчишеским задором, который, с годами угасая, переходит в некую солидную степенность. Эта жизнь, деревенская суета будоражили меня необыкновенно. Голые по пояс, мы с Валеркой пилили дрова или чего-то там копали до прозрачных пузырей на заскорузлых ладонях. У меня мозоли! Ходили на рыбалку, шлепая по ледяной росе, окутанные предрассветными сумерками. Разжигали дымные красные костры и, покуривая местные вонючие сигареты, смотрели на звезды. Слушали блатные песни на старом валеркином кассетнике. Мы лазили за огурцами в чужие огороды. Хотели огурцов? Своих навалом. Нет, сам процесс, поймают - не поймают, а огурцы - трофеи. Однажды отлили у бабки Раи самогона. Гадость жуткая. Валерка так и сказал, но слукавил, потому что это тоже был некий ритуал, преодоление запретов. Ходили на дискотеки в соседнее село, за четыре километра от нашего. Пару раз дрались с местными ребятами - кто в доме хозяин. А потом подружились с ними, и в этом тоже была заслуга Валерки. Воспоминания о том лете сохранились у меня очень яркими, и я берегу их как некую драгоценность. Тем летом закончилось мое детство. Было очень грустно - наши пути с Валеркой расходились, хотя еще какое-то время шли в параллель. Теперь за партой я сидел один. Вальта я видел все реже. Он учился, работал, ходил на дзюдо. Да, Валет теперь не жил с нами на лестничной клетке. Ушел в общагу. Вы спросите почему? Его отец нашел себе спутницу жизни - молоденькую барменшу Риту, и в однокомнатной квартирке стало тесновато. После ухода Вальта все мы были уверены, что Леонтий сопьется, поскольку на краю его удерживал все тот же Валет. Но вышло по-другому - Валет своим уходом как бы развязал Леонтию руки. И дело тут совсем не в Рите. Валет снял со своего отца груз ответственности. И понимал он это лучше всех. Однажды мы опять вернулись к этому разговору - бьет, но я люблю. Мы сидели у меня после школы, путались в геометрии. Я опять спросил:
     - Валет, ну какого черта ты прощаешь отцу?
     Валет смял конспекты:
     - Я не знаю, я просто не знаю. Когда мать моя умерла, были похороны и все такое. Мне было шесть лет. шесть лет, понимаешь? Тогда я впервые видел отца пьяным. Я плакал, сильно плакал. А ее засыпали. Мою мать. Ну, конечно, он был пьян, сильно пьян. Он поглядел на меня и пропел, типа того : «... Тебе я не желаю зла, но смерть бывает не права». Я тогда не понял. Теперь понимаю.
     Я глядел на него почти с ужасом:
     - Брось, Валер...
     - Да, хоть брось, хоть подними...
     До сих пор я помню его лицо - заострившееся, с темными прядями, упавшими на лоб.
     Почему сейчас я думаю об этом?.. Не хотелось бы впадать в чернуху, но голова гудит, я выпил таблетку аспирина и думаю об этом. В моем детстве, юности не было надрыва, я катился по жизни по инерции, и вся эта чернуха вызывала у меня отвращение. Да, я боялся испачкаться и все же стремился к этой грязи. Зачем? Шут его знает.
     Ладно. Потом я редко видел Вальта. Разговоров о нем ходило много, но я как-то отошел от него. Учеба, раздолбайский досуг, первая любовь. А он был где-то в другом мире. Мы виделись, конечно, виделись. Но урывками. Валет выглядел голодным, тощим и замотанным. Но не сломленным. Да, меня, мальчика, воспитанного под лозунгом: «Как бы чего не вышло», предостерегали от таких сомнительных знакомств. Но я хотел видеться с Вальтом. Он рассказывал о своей учебе - уколы в вену на макетах, препарирование трупов, кровь из пробирки на анализ.
     Я фигел - как можно жить в общаге, как можно ночами работать? Мне все это казалось диким, нереальным. Но это было так. Для Вальта. Мы отдалились. Про него ходили жуткие слухи. Из них следовало, что, по крайней мере, четверо девчонок из общаги беременны от Вальта. Но это была неправда. Кодекс чести военного в отношении женщин Леонтий передал и своему сыну. Чтобы там ни говорили про солдафонов-военных, но в отношении женщин, несмотря на гарнизонное ****ство, кодекс был четок и неумолим. Это шло откуда-то из гусар и прочей муры.
     Мы отдалились. Нет, не то, чтобы нам было не о чем поговорить. Иногда мы встречались, и я по-прежнему, смеялся анекдотам, рассказанным Вальтом, мы по-прежнему, строили планы на будущее и обсуждали соседских девчонок. Но это было не то, не то... Отдалились мы по другой причине. Мы вращались как бы в разных слоях. Как ни крути, а путяга, хоть и с престижным названием -колледж - все равно оставалась путягой. И, по сравнению с десятым-одиннадцатым классами школы, стояла на ступень ниже, просто по определению. Мой мир был другим - сотканным из компьютерных игр и дисков, модных шмоток, института в перспективе. В этом мире не было места всяким Вальтам. Но меня тянуло к нему. И где-то в глубине своего еще детского сознания, я понимал всю чудовищную несправедливость положения, в котором оказался Валет. Я - тут, а он - там. Понимал это и сам Валет, и сказал как-то в юношеском запале:
     - Знаешь, Егор, а у меня все равно все получится. Может я дурак и теплого места мне в институте никто не пригрел, а я все равно поступлю и заработаю много денег, куплю тачку как у Вовкиного отца, и дачу и.... не знаю что...
     Все это звучало пафосно и по-детски, но вы не знали Вальта. А я вот ни минуты не сомневался, что все будет именно так, как он сказал. Я тогда страшно обиделся, ну, про теплое местечко в институте. Потому что учился я не ахти, но очень надеялся на своего папашу. Он, конечно, орал на меня, обзывая ленивым раздолбаем, но я-то знал, что в случае чего на него можно положиться. Мать морщилась и не понимала, как это я путаю Чехова с Тургеневым, а я зависал в Интернете, воровал кассеты с легкой порнухой из отцовского ящика стола и балдел под какие-нибудь клевые диски. Да нет, я не был испорченным, но мне хотелось им казаться хоть чуть-чуть. Достало это мнимое благополучие. Отношения между родителями тогда стали несколько холодноватыми, однако внешне поддерживалась иллюзия некой сусальной сказки. Поддерживалась ради меня. Ну, что б не травмировать ребенка, и все такое... Смешно и глупо.
     Жизнь неслась с бешенной скоростью. У меня появились новые друзья, новая подружка. И все-таки моим единственным другом был Валет. Виделись мы урывками. Выглядел Валет плохо - похудел и даже как-то почернел. Без обычного налета спокойной самоуверенности он выглядел довольно жалко. Отстраненно я понимал, что живет Валет в общаге, плохо ест, учится, подрабатывает. Но я не хотел понимать и принимать этого, не хотел видеть Вальта таким. Да, виделись мы редко, но Валет незримо присутствовал рядом со мной. Я часто ловил себя на мысли, что в той или иной ситуации Валет поступил бы совсем не так. И эти мысли были неприятны мне. Хотя, если уж быть честным до конца, в те дни я мало задумывался о жизни, о себе, да и вообще.
     Десятый класс подходил к концу, а в голове у меня гулял ветер. Однажды я пришел к Вальту в общагу. Всклокоченный Валет сидел на кровати, заваленной учебниками. Он выглядел невыспавшимся и помятым, Тогда он уже не работал сторожем, а устроился на подстанцию скорой помощи и ездил по вызовам как медбрат.
     - А, Егорка, проходи. Кефир будешь? - И сказал он это с таким задором, как будто не сидел в потертых джинсах в обшарпанной общаге, как будто не слипались его глаза после бессонной ночи.
     Может быть тогда, именно тогда я сказал себе: «Хочу быть таким как Валет. Почему у него получается, а у меня нет?» Хотя, чего уж там крутить душой, хватило моего запала ненадолго. Вот вам и нате - член в томате... Просто мне не нужно было рвать когти, а если бы и нужно было, я бы все равно не смог. Лень и разболтанность сидели во мне намертво. Но мне совершенно не хотелось от них избавляться. Ну то есть абсолютно. Зачем? Ведь так приятно жить под теплым крылышком. Но была гордость за Вальта и была зависть. Ох, как я ему завидовал. Но поменяться с ним местами? Нет, уж увольте. Что б я недосыпал и питался булками с кефиром или там жарил «Pedigree Pal», вот еще. Не царское это дело. Пожалуй, и завидовал я некой, на мой взгляд, независимости Вальта. Ни тебе родителей под боком, которые вечно суют нос не в свое дело - что это за девочка, да покажи дневник. Ни учителей. Заработанные деньги, которые можно потратить как хочешь. Мне и в голову не приходило, что как хочешь деньги тратить Валет не мог. Я не понимал, что никакая это, на фиг, не независимость. Это был даже не стиль жизни, а стиль выживания. Валет, пятнадцатилетний мальчишка, никому не был нужен. Леонтий устраивал свою личную жизнь, и надо сказать довольно успешно, а других родственников у него не было. Должно быть, я выглядел полным идиотом, когда приходил к Вальту и рассказывал о новых дисках к новому компьютеру, о модных джинсах, которые мне купили предки, а я носить не стал - не понравились, о девочке, с которой ходил в кино. Валет слушал, казалось, с интересом, но иногда поглядывал недоуменно. Однако, никогда не указал  на мою, мягко говоря, нетактичность. Похлопывал по плечу:
     - Молодец, Егорка.
     Но вообще, Вальта живо интересовала моя жизнь, как другой аспект его собственной. Какое-то природное любопытство удерживало его от черной зависти. А может просто его легкий характер позволял смотреть на весь расклад по-философски. Я бы так не смог. Поменяй нас тогда местами - ну и что бы я сделал - да захлюпал бы носом или драться полез, и все. А Валет уперся рогом, да и еще меня подначивал смотреть на негатив сквозь призму юмора:
     - Слышь, Жор, вызывают нас в три часа ночи к бабке одной. Ну, мы к ней не раз ездили - давление скачет. Думали, опять криз и все такое. Едем, шприц дежурный наготове. Приезжаем: «Ну, бабуля, что случилось?» А она: «Сыночки, вы мне ногти на ногах не подстрижете?» Прикинь?
     Я валился на его узкую койку, хватаясь за живот от смеха.
     - А вот еще был случай...
     И таких случаев мог рассказывать пачками, вынимая по одному, как карты из колоды.
     - Кончай, Валет, я умираю.
     - Нет, погоди умирать, а вчера что было...
     После этих визитов мое настроение зашкаливало в плюс где-то на неделю. Я подзаряжался от Вальта, как от аккумулятора. И ведь он ничего не просил  взамен, разве что немножечко дружеского участия - бесценок. Вальта продолжало интересовать мое творчество. Свои глупые наивные стихи я мог доверить только ему.
     Эх, какой-то нескладный рассказ получается, вроде как и дружбы-то особой не прослеживается. Но это была дружба, может, не совсем к тому времени оформившаяся понятием. Да, тогда это были лишь эмоции. Нас с Вальтом неосознанно тянуло друг к другу как полюса магнита. Но мы уже не могли без этого общения, пусть редкого, пусть урывками. Да и трудно объяснить все это. Поэтому и рассказ выходит рваный да не круглый. Но не могу я кругло рассказывать о том, что наболело.
     Одиннадцатый класс поставил меня перед дилеммой - куда пойти учиться? Честно говоря, я вообще никуда не хотел поступать. Отучившись одиннадцать лет в школе, я считал себя жутко умным и ученым. Но все уже было распланировано за меня и без меня.
     Институт и точка, альтернативы никакой. «Не хочешь в институт, иди в армию», - резонно заметил мой отец. Но перспектива летать первый год от одной стены казармы к другой меня, разумеется, не прельстила. Тогда я сказал - ладно. Батяня мой располагал возможностями, прямо скажем, не хилыми. Поэтому у меня имелся выбор, да еще какой!  Я не то чтобы прикинул хрен к носу или там проанализировал свои скромные возможности, но все же мозгами пораскинул.
     Большинство, если не сказать все, из школьных предметов вызывали у меня тоскливое отвращение. Но у меня были кипы стихов, которыми восхищался Валет. Я сказал отцу, что хочу быть журналистом. Профессия казалась мне романтичной и гордо-независимой. Мой папка долго смеялся, а мама хваталась за голову - то за свою, то за мою. Но я был тверд как орех. В конце концов, мы все переругались, но потом предки махнули на меня рукой и осенью, не без старания моего отца, я уже был студентом журфака МГУ. Ни минуты я не сомневался, что Валет пойдет в медицинский. Так оно и вышло. Так, да не совсем. Валет поступил не просто в медицинский, а в военно-медицинскую академию. И совсем не в Москве, а в Питере. И тоже не совсем сам - помог Леонтий. Когда он мне об этом сказал, я выпал в осадок:
     - Крыша поехала?
     - Почти, - улыбнулся Валет, собирая вещи.
     - Почему, Валера?
     - Ну, мой отец хотел, чтобы я носил погоны, а мать - белый халат. Вот, пытаюсь угодить обеим.
     - А сам-то ты чего хочешь, Валет?
     - Мне все сгодится.
     - Ага, одеть белый халат и на войну.
     - Ну скажу я тебе, что хотел стать летчиком или там президентом, что изменится? - прищурился он.
     - А... - я рукой махнул, - уезжаешь, жалко.
     - Жалко, Жора, очень жалко. Увидимся. Ну, давай, заплачь еще.
     - Так мне врезать тебе хочется, Валет.
     - Ну, врежь.
     Сказать, что мне не хватало Вальта, будет слишком пафосным. Но за это время он стал неотъемлемой частью моего окружения. И было как-то непривычно - ни позвонить ему, ни притопать в общагу. С другой стороны, наобщавшись с Вальтом, мне казалось, что я понял какой-то секрет его обаяния и смогу легко, используя это знание, стать эдаким рубахой-парнем. Но, черт возьми, разве можно влезть в чужую шкуру? Это поначалу в своей группе я пытался хохмить как Валет - штучки-дрючки, анекдоты и прочее. Ну и выглядел дешевым клоуном.  Не было у меня того природного обаяния, что ли. Учеба давалась тяжело, я чувствовал себя глупым как пробка. Правда, нужно отдать должное моему разгильдяйству, институт - не школа, но так быстро перестраиваться я не умел. И опять я вспоминал, как занимался Валет.
     Однажды я зашел к нему в общагу. Он сидел за столом и штудировал по учебнику какие-то кости в разрезах. Увидев меня, лишь рукой махнул досадливо - погоди, мол, не мешай. Я притулился на колченогом стуле и заскучал. От нечего делать, я принялся разглядывать Вальта. Вся его сгорбленная фигура выражала нетерпеливое напряжение. Он даже слегка постукивал кулаками о край стола. Скоро он кинул книжку мне на колени:
     - На, проверь, - и начал шпарить абзац за абзацем, и не как-нибудь, а с латинскими терминами.
     - Круто, - похвалил я его.
     - Ни хрена не понимаю, - весело подытожил он.
     Он был в этом весь - выкладывался до последнего. Не пониманием, так зубрежкой, не зубрежкой, так некой шальной интуицией. И вовсе не потому, что он не хотел понять, да просто тогда не было у него времени на это понимание. И опять я ловил себя на некой подлой зависти - и так человеку дано много, так еще, блин, и память прекрасная. Теперь-то я понимаю, что никакой особой памятью Валет не обладал. Всего лишь немного усидчивости и терпения, вот и весь секрет.
     Учиться в институте, тем более в МГУ, было неплохо. Я как бы автоматически попал в некую элиту, круг, так сказать, «золотой молодежи» о которой много говорится, и которая потом исчезает буквально в никуда. Группа попалась веселая. Все мы, благополучные мальчики и девочки, легко и по инерции катились по жизни, хихикали и изображали из себя эдаких тертых прожигателей жизни. И все равно я часто и с тоской вспоминал о Вальте. Все это окружавшее меня благополучие было неестественным как кукольный домик и вязким как патока. Я чувствовал, что настоящая жизнь проходит мимо, оставляя меня за бортом. Конечно, я благодарен своим родителям, что так долго ограждали меня от проблем, мариновали в сладком сиропе. Что мне это дало? Наверное, крепкую нервную систему, которая, однако, была абсолютно не подготовлена к адекватным ответам на мало-мальски пиковую ситуацию. Эх, журфак - козырные мальчики, рафинированные девочки - и руки прочь, здесь закрытая тусовка.
     У меня появились новые друзья - да и не друзья, в общем-то, так, приятели-одиночки. Впрочем, с парнем из нашей группы, Витькой Кабановым, мы сошлись довольно крепко. У Витьки теперь своя турфирма, и сам он по полгода не вылезает с Канар да Багам. А тогда - худенький очкарик. Откуда что взялось? Конечно, Витька не мог заменить мне Вальта, а все-таки. Я часами рассказывал Витьке о Вальте, пока он не затыкал уши и не замахивался на меня томиком «Политэкономии»:
     - Заткнись ты со своим Вальтом. Наверное, я умру от счастья, когда увижу его.
     - Нет, ты умрешь раньше, - обещал я.
     Приближалась зимняя сессия, но я особо не волновался. Мне было по фигу, сдам - не сдам. Кое-какие предметы откровенно хромали, а мне было плевать. В моей черепной коробке царили терминаторы, радужные и призрачные как мыльный пузырь перспективы каникул и Нового Года и прочая фигня. А еще я ждал Вальта. Он звонил мне пару раз и обещал приехать на каникулы. Почему же мне так не хватало его? Да потому, что рядом с Вальтом жизнь делала бешенные скачки и неслась галопом, а не тянулась вязкой паутиной. Я благополучно сдал сессию на трояки и, как в хмель, погрузился в нирвану расслабухи.
     Я прождал Вальта все каникулы, но он не появился. Сроки наших сессий не совпали. И даже ехидный Витька Кабанов несколько раз прошелся по поводу моего кислого вида:
     - Ну, что, не приехал твой Валет? Не расстраивайся, он, наверное, в Короли готовится, или нашел какую Даму.
     - Пошел ты ... Кабан!
     - Ты чего, Жора, обиделся?
     Я, конечно, обиделся. И еще мне было очень грустно. Гм, какое ребячество.
     Валет появился в конце февраля. Высокий, широкоплечий, охрипший. Я был несколько разочарован, что он появился не в форме. Мне хотелось что-нибудь съязвить насчет погон и каких-нибудь там петличек.
     - Соскучился? - спросил Валет, посмеиваясь.
     - Была охота, - скорчил рожу я.
     Мы обнялись.
     - У своих был?
     - Yes, of course.
     - Твой отец ничего выглядит, - осторожно начал я.
     Валет пожал плечами. Леонтий действительно, выглядел неплохо -моложавый, подтянутый. Он расписался с молоденькой Ритой и теперь старался держать форму.
     - Ну что, в ресторан? - опрометчиво спросил я.
     - А деньги? - в свою очередь поинтересовался Валет. - Я пустой. А, нет, погоди-ка, стипуха же. Но хватит только на кофейник.
     - Угощаю, - сделал широкий жест я. Хотя мне стыдно было признаться, что за трояки стипендии мне не полагалось и деньгами меня до сих пор снабжал отец.
     Валет глянул с интересом, а все равно повернул ситуацию так, что оказались мы в недорогом кафе «Ксения», в народе «Ксюша», он был хитер как лис.
     Валет весело рассказывал, как они маршируют и режут трупы, совершают километровые пробежки на физкультуре, а потом исследуют кожно-мышечные рефлексы у лягушек. Валет рассказывал о казарме, в которой можно вешать топор, и по ночам стены дрожат от храпа. А я слушал и слушал, и буквально обжирался его рассказами. Я предложил взять водки, но Валет лишь рассмеялся и покачал головой. Я знаю многих, которые в такой ситуации стали бы подначивать: «Ты что, не мужик?.. А еще погоны одел...» и так далее. Но поймать Вальта на слабо  было невозможно, ну, или почти невозможно. Зато он много и умело курил. Я тоже покуривал, но тогда еще больше для понта, нежели для кайфа. А вот Валет курил с удовольствием:
     - Ну, что, Егор, покурим, а то так бросить можно.
     Мои успехи были скромны, похвастаться особо нечем, поэтому я слегка борзел - вроде «лучшая защита - нападение».
     - Как у тебя на личном фронте? - нагло спросил я, глядя в насмешливые глаза Вальта. И, вспомнив слова Витьки, добавил: - Не нашел еще пиковую даму?
     Валет расхохотался, как хорошей шутке, и спокойно выпустил дым:
     - Все барышни Питера у моих ног.
     - Ну, конечно ...
     Валет приехал на три дня. От отца вернулся какой-то недоуменный:
     - Во как. Отец денег дал.
     Я заинтересовался:
     - Ну, и ты взял?
     Валет усмехнулся кривой такой усмешкой:
     - Конечно, взял. А ты бы не взял?
     - Взял.
     - Ну и вот. Да-а... - Валет почесал в затылке. - Похоже, он действительно свою жизнь налаживает... Молодец.
     - А ты того... Не обижаешься на него? - несколько настороженно спросил я.
     Валет нахмурился, но лишь на мгновение:
     - Вот если бы медкомиссию не прошел - пара ребер у меня неправильно срослись и это... вроде как хронический подвывих челюсти... Но, как тебе сказать, Жора, диагноз - годен. Про эти дела, - Валет сделал несколько энергичных жестов, изображающих мордобой, - никто не знает. - Он глянул на меня остро.
     - Могила, - ответил я.
     - Ну так вот, чего обижаться-то? Без обид. Да я и не помню уже ничего. И хватит об этом.
     Я Вальту не поверил.
     Валет уехал. Так и не познакомил я его с Витькой. В тот раз нет. Я не хотел ни с кем делить Вальта, хотя там, в Питере, у него были свои друзья, свой круг общения, своя жизнь. Но здесь, в Москве, мне не хотелось плескать нашу дружбу. Вальту, похоже, тоже.
     Опять потекли монотонные студенческие будни. Студенчество - светлая пора? Ну, не знаю. Учеба катилась по привычному кругу. Я еще не успел ни полюбить свою будущую профессию, ни свыкнуться с ней.
     Я продолжал писать стихи и даже небольшие очерки, уже не стесняясь кое-что обнародовать.. Однако, мнение Вальта было для меня, по-прежнему, важно - его грубоватый юмор, но очень точные оценки. Но, конечно, главным было не это. Валет откровенно восхищался моей писаниной. Он восхищался тем, что было ему недоступно. И меня это дико радовало. Что я хоть в чем-то его превосхожу. Да, это была взаимная зависть, но зависть ироничная, без черной злобы. Напротив, мы отдавали друг другу дань... Так сказать, не достойно подражания, но достойно восхищения. Иногда Валет взрывал мою серую рутину телефонными звонками - он радостно орал в трубку про какие-то стрельбы, как какой-то пьяный прапорщик вышиб его с лекции, или делился с мрачным сарказмом, что у него в казарме украли деньги и что-то там про паперть и собачьи консервы. И я радовался, злился и огорчался вместе с ним. Мы нуждались друг в друге, он - в моем спокойном пофигизме, я - в его яркой авантюрности.
     Вообще, задумывая поделиться всей этой историей, я столько готовил цветастых фраз, столько громких слов держал про запас за пазухой. А сейчас понимаю, что, может быть, и не нужна вся эта цветистость. Но сижу перед диктофоном и говорю... говорю... Знаю, выходит плохо. А, и ладно...
     Летом я не виделся с Вальтом - у него были какие-то сборы и работа. Я сам порывался съездить к нему в Питер, всего и делов-то, но не  поехал. Я чувствовал, что буду там мешать ему. С ребятами с курса мы ездили на турбазу, сплавлялись на байдарках. Лето промчалось незаметно.
     Теперь я думаю, когда же я познакомился с Еленой. В конце второго курса или начале третьего? Моя память так устроена, что я почти всегда хорошо помню события, но не привязываю их к определенным датам. Елена... Если уж подходить совсем строго, она и красавицей-то не была по классическим меркам. Но была в ней какая-то утонченность, что ли. Она перевелась в нашу группу с параллельного потока. Конечно, потоки постоянно пересекались и перемешивались на лекциях и всяких там общественных мероприятиях. Но, откровенно скучая над конспектами в душно натопленных аудиториях, я не замечал ее совершенно. Смотрел и не видел. Пустое место. Но придя к нам в группу, она меня очаровала совершенно. Была в ней легкость и породистость. И некая доля цинизма, которая разбавляла томный образ кисейной барышни. О, Елена умела за себя постоять. Это было не остроумие, а какое-то едкое быстроумие. Свои реплики Елена выцеливала точно, и почти не промахивалась. Стерва? Без всякого сомнения, но все это маскировалось такой хрупкой женственностью, что я просто балдел. Опущу подробности своих ухаживаний, скажу только, что был я совсем не оригинален. То ли фраер, то ли джентльмен. Елена меня искушала и утекала, как вода сквозь пальцы. Мучила она меня ужасно. Я и не подозревал в своей душе таких пылких эмоций. Весной Валет должен был приехать на день рождения отца. Я желал и боялся этой встречи. Разумеется, из-за Елены. Скрывать их друг от друга не имело смысла. Они оба были дороги мне в разных плоскостях. Фу ты, пошлости какие. Нет, не то, чтобы я ожидал какой-нибудь подлости от Вальта, не в коей мере. В Вальте-то я как раз был уверен. А вот Елена... Не знаю любил ли я ее тогда, но влюблен был очень сильно. Увяз по уши. Не то, чтобы она была влюбчива или там ветрена, но силу обаяния Вальта я знал. Может, вы ждете некоего любовного треугольника? Теперь я думаю, что было б лучше, если бы вышло так.
     Валет приехал, а я так ничего и не решил - как? что? чего? Ну и нырнул как в омут с головой - пойдем, мол, в кафе, познакомлю с девушкой. Елена была ослепительна в белом свитере, с маленькими жемчужинками в ушах. Коварная, она знала о встрече с Вальтом и решила явиться во всеоружии. Совершенно не помню, о чем мы тогда говорили, Валет что-то рассказывал, мы смеялись, как одержимые. Валет держался молодцом - ни одного похабного анекдота или там шутки ниже пояса - все чинно-благородно. Но он мог вообще ничего не говорить энергия просто перла из него, обволакивала капроновым жгутом. Харизма! Елена глаз с него не сводила, а мне кусок не лез в горло, даже вино проскакивало, не замутняя рассудок, столько адреналина в крови бродило. Но видел, все видел хитрый Валет. Несколько раз он порывался уйти, и, честно сказать, я не возражал. Но Елена обиженно надувала губки и бросала такие реплики, после которых уйти было просто невозможно.
     И все-таки Валет поднялся, но тут она его пригласила танцевать. Она - Его!  Я тихо сходил с ума и готов был лопнуть от злости. Они медленно покачивались в обнимку, Елена смеялась. Я уже готов был капитулировать, да, просто плюнуть на все и уйти. Ведь с самого начала было ясно, чем кончится эта встреча. Они всегда уходили от меня к нему. Всегда. Я уже начал вставать, когда что-то случилось. Да, я прекрасно помню, Елена что-то сказала Вальту с похабной такой улыбочкой, ей уже было неважно, как она выглядит со стороны. Валет ей что-то ответил. И тут лицо Елены стало меняться. Нет, она не то, чтобы побледнела, но как-то закаменела лицом. А потом дала Вальту по морде. От души так, размахнувшись с плеча. Валет хотел что-то ответить, но не успел. Елена промчалась мимо изумленной публики к выходу. Я как-то обалдел, поэтому кинулся вдогонку не сразу - она уже садилась в такси на противоположной стороне улицы.
     Я вернулся в кафе. Валет осанисто сидел за столиком, на его щеке горел красный след.
     - Выйдем, Валет... - мрачно предложил я.
     - Егор... - начал он.
     - Выйдем, мать твою! - заорал я.
     - Ладно, - Валет поднялся.
     На улице грязный мартовский снег лежал свалявшимися куцыми кучами.
     - И дальше что? - спросил Валет.
     Но я не ответил, а сразу врезал ему кулаком в челюсть. Валет как-то растерялся, взглянул недоуменно, поэтому пропустил еще один удар. Но через мгновение уже меня слегка нокаутировало слева. Я дрался как сумасшедший, да, наверное, я тогда все-таки слетел слегка с катушек. Я не замечал, что Валет не включает боевой комплекс дзюдо, а наоборот, уклоняясь, лишь пытается перехватить мои руки. Я лупил его и матерился, как истеричный дурак. И тут Валет, поскользнувшись, шлепнулся на землю. Но даже это меня не остановило. Повторяю, я был невменяем. Несколько раз я врезал ему ногами. Да, я бил ногами упавшего Вальта. Недолго, правда. Он сделал мне подсечку и скрутил, навалившись сверху. Вообще, это была не драка, а какая-то глупая потасовка.
     - Ты, что, Егор, ох..ел? - спросил он, тяжело дыша мне в лицо.
     Я еще немного потрепыхался, но уже остыл.
     Потом мы сидели на снегу, привалившись друг к другу плечами. У меня из носа капала кровь, у Вальта на правом глазу наливался роскошный фингал. Из двух пачек сигарет уцелела лишь одна штука, и мы курили ее, одну на двоих, затягиваясь судорожно и торопливо.
     - Любишь ее? - спросил Валет.
     Я отер кровь и тупо посмотрел на ладонь:
     - Нет.
     - Нет?
     - Я на ней женюсь.
     - А... - вроде бы понял Валет.
     Я действительно женился на Елене. Не буду рассказывать, как тягостно мы мирились, и как долго я ее уламывал, это неинтересно. Однако, определив дату свадьбы, она поставила вопрос ребром:
     - Чтоб Валерки не было.
     - Ты что, Ален, он мой лучший друг и вообще...
     - Егор, ты слышал что я сказала.
     - Ален...
     - Нет.
     Я всегда ей уступал, но тут уперся, Поссорились мы круто, до истерик. И все же я пригласил Вальта, ну не мог я его не позвать. Я, собственно, позвал его еще раньше, он и приехал ко мне на свадьбу, а тут, блин, война и немцы. Но Валет на месте разобрался оперативно. Как он понял из моих недомолвок, не знаю. Но накануне свадьбы позвонил мне:
     - Слушай, Егор, ты не обижайся, салатику поедим в другой раз У меня тут отец заболел, в общем, не могу присутствовать. Ну, и как там говорится: «Горько!»
     Не успел я ничего сказать, он повесил трубку. Отец заболел, ну да... Чтобы Леонтий заболел, ну это я не знаю... На моей памяти он даже не чихнул ни разу. Все я оценил - и такт Вальта, и его прозорливость.
     Что ж, день моей свадьбы был ничем не омрачен, Елена была довольна. Я тоже был доволен. Почти. Наивный, я и предположить не мог, что долгое время мне предстоит метаться между дорогих людей. Елена строила козни против Вальта тонко и безжалостно. Валет всегда очень холодно и подчеркнуто вежливо  справлялся о здоровье моей супруги. А я разрывался на части. Это кому сказать, полный аллее капут! Какой там, блин, любовный треугольник? Так и не сказала мне Елена, из-за чего дала Вальту по морде, он тоже молчал. Но, сдается мне, я и сам об этом догадался.
     Родители Елены подарили нам однокомнатную квартиру, мои - «восьмерку», так что наша молодая семья была полностью упакована. Однако, проблемы были и еще какие. Избалованные мальчик и девочка пытаются жить вместе. Класс. Черт его знает, почему мы не разбежались в первый же год. Впрочем Елена, с ее гордостью, не пошла бы на развод. У нее просто установка была на успех, а развод - это, извините, против принципов. Удар по престижу. А потом все как-то притерпелось, покатилось. Елена оказалась прекрасной хозяйкой. Эта ее ненавязчивая напористость проявлялась везде - в институте, в постели, в быту. И, черт возьми, мне это начинало нравиться. Вот этот конкретный деловой подход. Я с самого начала знал, что она стерва, но и любил ее за это, а может быть, даже только за это.
     Вопросов у меня было много, а ответов мало. Это Валет интересовался только вопросами: «Зачем?» и «Что дальше?» И очень удачно использовал эти суженные рамки.
     Я не думал, что Валет так быстро остепенится. Вообще, Валет как-то не очень вписывался в рамки брака. Свободный художник - да, бродяга - да, боец - да, примерный муж - сомнительно. То есть, по моральным принципам, на роль примерного отца семейства Валет подходил идеально. Вопросы семейного бюджета Валет так же решил бы с честью. Он умел заботиться не только о себе. Однако, для его широкой натуры пространства «ячейки общества» было мало. И все же в конце пятого курса Валет женился на девочке из Тверской области, которая в Питере получала специальность экономиста. Жену Вальта я увидел только у него на свадьбе. Сказать красивая - ничего не сказать. У нее были яркая и экзотическая внешность. Тонко выписанное породистое лицо, темные глубокие глаза, черные тяжелые волосы. А фигура... У нее было редкое имя - Варвара.. С внешностью королевы, она как бы не вполне осознавала свою красоту, поэтому держалась просто, скромно, не жеманясь. Мне она сразу понравилась. А вот Елена просто бесилась и шептана мне в ухо, сужая глаза:
     - Ну, нашел твой Валет какую-то цыганку-провинциалку!
     Внешне Елена явно проигрывала Валеркиной Варваре, поэтому злилась. И еще мне показалось, что она ревновала Вальта. Да-да, похоже, она все еще его хотела.
     Моему приезду Валет обрадовался необыкновенно:
     - Здорово, пресса!
     - Здравия желаю, медицина!
     Свадьба была веселой, шумной и пьяной. Народу тьма. Множество Валеркиных друзей, преподавателей - таких классических военных с аккуратными прическами, выправкой и все такое. Валет развлекал все сборище не хуже заправского тамады. Елена после наших интеллигентных тусовок чувствовала себя неуютно, а я, заразившись хмельным весельем, смеялся и болтал громче всех. Подсел к Вальту:
     - Как дальше думаешь, Валет?
     - Ребята комнату помогли снять.
     - Комнату... - неуверенно протянул я, думая о нашей однокомнатной квартире, которая нам с Еленой, в общем-то, упала с неба. Валет уловил мое напряжение:
     - Комнату... так это... Варвара беременна.
     Я офигел:
     - Ну да!?
     - Так точно.
     - Ну, ты, Валет, это... силен...
     Валерка подмигнул:
     - Знай наших!
     - А потом? Вот кончишь свою академию, и куда? В Питере останешься?
     - Это уж, Жора, куда Родина пошлет! - расхохотался Валет.
     - А Варвара?
     - Со мной.
     - И поедет? - опять удивился я.
     - А то.
     Мы выпили. Я смотрел на черноволосую красавицу Варвару, на Вальта - красивая пара. И все-таки как-то не подходили они друг другу. Слишком уж оба яркие, светящиеся. Слишком уж оба лидеры, что ли. Валет перехватил мой взгляд:
     - Нравится?
     - Ты, Валет, такой жены не заслужил.
     Он усмехнулся:
     - Бился насмерть. Такие парни на Варьку облизывались, ой, блин! Давай-ка, Егор, накатим беленькой за наше с Варей счастье, да за будущего первенца.
     - Чего? - вытаращился я.
     - А ты как думал, батенька? Детей у нас будет много.
     - А Варвара-то в курсе твоих планов?
     - Ну, не все сразу.
     Из Питера я уезжал в отличном настроении и с легкой завистью в сердце. Молодец все-таки Валет, ух, молодец.
     Моя профессия все больше меня захватывала. Все эти очерки, лихие словесные обороты, меткие фразы. Я вовсю ощущал себя этаким заправским журналистом. Пытался даже брать интервью у грязных рокеров, которые, по большому счету, тянули на низкосортных наркоманов. И все равно, я чувствовал свое призвание, мне нравилась шумная тусовка «акул пера». Отгремели госэкзамены, и мы с Еленой получили картонные прямоугольники дипломов об окончании журфака МГУ. Я - синий, Елена - красный. Вообще, если смотреть в перспективу, у Елены было гораздо больше шансов, и ей прочили отличное будущее. Ее очерки сочились искрометным и ядовитым юмором, как отравленным медом. Мои же отличались расхлябанностью и сумбурностью. Разумеется, по окончании университета ей предложили работу аж в трех издательствах. Я остался за бортом, перебиваясь копеечными заработками, строча заметки в десять строк, и ревностно следил за ее успехами.
     У Вальта родился сын, Иван. Валет прислал мне фотографию, поскольку они с Варварой уже не жили в Питере. Валет проходил практику где-то в гарнизоне под Нижним Новгородом, то ли в санчасти, то ли в военном госпитале.
     Иногда он звонил и радостно кричал по телефону, как растет его Ванька. У меня его рассказы вызывали радость, но и приступы черной меланхолии. У нас с Еленой детей даже не намечалось. Елена была четко ориентирована на карьеру. А я... Расклад был такой - надо. Ну, типа, семья, дети-плети. На самом деле, я и сам вороват - оттягивал этот момент, поскольку, как говорится, не любил и не хотел закрывать тему. То есть, мне казалось, что вот сейчас я просто проживаю некий этап, потом будет другой, более удачный. У меня была Елена, я ее любил, двух мнений на этот счет быть не может. Однако, где-то очень глубоко в подсознании, все же считал, что этот вариант не окончательный. Что, вроде как, я достоин лучшего. То же и работа. Конечно, я надеялся, если не на Пулитцеровскую премию, то где-то близко. Юношеский максимализм, мать его. И конечно, мне казалось, что все эти перемены произойдут сами собой, а мое участие будет опосредованным. Приду и соберу манну небесную. Как же стыдился я этих подлых мыслишек, как боялся их. Ну, и красной нитью тут проходила и другая фишка - боязнь ответственности. Елена была вполне самостоятельна, а вот ребенок... Такой расклад устраивал нас обоих. Правда, до поры до времени. Тем более, что наши предки с обеих сторон наседали, желая получить внуков немедленно, желательно пару-тройку. Моя мать напирала на медицинские показатели, Ленкин отец просто требовал немедленного продолжения рода. Мы держались стойко. Наступила осень. Сыпали мелкие серые дождички. Было холодно и неуютно. Шпиль университета терялся в тумане. А без шпиля МГУ выглядел как всадник без головы. Москва хандрила. Валет приехал неожиданно, как снег на голову. Прибыл со всем семейством. Варвара похорошела необыкновенно, распустившись буйным цветом материнства. Гордый Валет в довольно потертой форме старлея держал на руках крошечного Ваньку. У ярких темноволосых Валерки и Вари мальчик получился беленький и нежный, как снежинка. Они зашли к нам ненадолго, и Елена приняла их холодновато, но довольно сносно. Обстановка была напряженной, и я, кивнув Вальту на Елену, предложил ему встретиться вечерком и посидеть, так сказать, без баб. Валет ухмыльнулся. Не мудрствуя лукаво, устроились в той же «Ксюше», которая не только уцелела, но и здорово раскрутилась. Это вам, господа, не обшарпанные банкетки, да растворимый кофе в пластиковых стаканчиках. Дубовые столы, ковровые дорожки, да официанты в белых рубашках. Налили по первой, Валет закурил:
     - Как живешь, Жора?
     Хотел я сказать Вальту, что, мол, все хорошо, нормально или там - потянет, да это было неправдой.
     - Да, черт его знает. Работы стоящей нет, семьи по сути тоже, как-то мы каждый по себе с Еленой.
     - А дети?
     - Елена не хочет.
     - А ты?
     Я сделал неопределенный жест, но Валет истолковал его по-своему:
     - Какого тебе рожна надо, Жора? Квартира, машина, Москва? Живи да размножайся. Я рассмеялся:
     - Как у тебя, Валет, все просто.
     - Ну да, у меня просто, а у тебя, блин, с моста.
     - Как сам?
     - А... гоняют как вшивого по бане - то стрельбы, то построение, то в госпитале ночные дежурства, то Ванька болеет - голова кругом. Эх, Жора, зря я надел эти погоны, и не сковырнешь, - неожиданно заключил он.
     - Не понял? - обалдел я. Вальту погоны не просто шли, по моему мнению, именно Валет, ну или такие как Валет могли поднять престиж российской армии.
     - Ну какой из меня военный, Жора?
     - По-моему, в самый раз.
     Валет меня не слышал:
     - Нет, не то, чтобы я не тяну физически, - он расправил широкие плечи, - или там как еще. Но все эти уставы, кодексы чести, блин, дерьмо полное, одна вывеска. Глупый пафос и дешевый патриотизм. В гарнизоне быдло - пьянство, ****ство. Попадаются такие отморозки... Есть, конечно, и стоящие мужики...
     - Такие, как ты, - нагло вставил я, чтобы оборвать тягостное настроение Вальта.
     - Дурак, - бросил он.
     - Что-то ты киснешь, Валет. Бросай тогда это дело.
     Валет выпустил дым:
     - Поздняк метаться. Да и потом, я теперь в такой замазке. Военный госпиталь, где у меня сейчас практика, оттуда так просто не уходят. Пайковые... да звезды новые скоро замаячат. Затягивает.
     - Ну, а медицина?
     Валет присвистнул:
     - Это - мое. Насчет призвания не скажу, но это - мое. Знаешь анекдот, как один хирург оперировал одного генерала... - он хитро прищурился.
     Я уже ржал как одержимый - анекдот я знал, но Валет смотрел таким незамутненным взглядом, такой он был Тот. Тот задорный остряк из моего детства, что я просто не мог удержаться.
     - Как здоровье твоей супруги? - как всегда холодно спросил Валет. Я машинально поднял вверх большой палец. Хотя с Еленой у нас уже начались проблемы. Она дралась зубами за любую халтуру - карьеру делала, дома бывала редко. Квартира стояла неуютной и неприбранной. Я вообще парень по натуре покладистый. Но хотелось мне тепла и уюта. Не обязательно домашних котлет на ужин, но хотя бы ласкового слова, хоть участливого жеста. А в глазах Елены я все чаще видел приговор - неудачник.
     Я посмотрел в насмешливые глаза Вальта и лишь досадливо махнул рукой:
     - Сложно все. Видимся редко, спим с ней редко, да и вообще...
     - Не дает? - грубовато спросил Валет.
     - Не дает, - обреченно кивнул я.
     - А помнишь песню: «Опухли губы от минета и это добрая примета»? -басовито затянул Валет чуть не на все кафе. Я расхохотался так, что расплескал остатки водки, не донеся рюмку до рта.
     - Что, Елена по-прежнему на меня злится?
     - Злится!? - вскричал я, утирая слезы от смеха. - Не льсти себе, дорогуша, она тебя ненавидит лютой ненавистью.
     - Ага, весьма польщен. Ладно, Жора, ты не расстраивайся, все у тебя наладиться.
     - ОК. И тебе, Валетик, тем же концом и по  тому же месту.
     - Поплыли.
     Мы чокнулись.
     Время неслось с бешенной скоростью, а я все никак не мог реализоваться профессионально. Статейки про драку на дискотеке. Интервью с одним большим человеком, который отличался легким налетом голубизны. Сбор урожая .... политика ... провал российского спорта... бедлам в милиции... проблемы молодежи... Но все это было мелко, тривиально и, по большому счету, никому не интересно. Лакомым куском была, конечно, Чечня. Но пока это было недостижимой мечтой. Кто я такой? Кто меня туда пустит? И все же репортаж про Чечню маячил неким туманным горизонтом. Елена продолжала раскручиваться и смотрела на меня как на свое приложение. Да, наверное, я тогда именно так и выглядел - неудачником и полным ничтожеством. В моей жизни началась черная полоса, я запил. Сначала мне казалось, что я запросто смогу удержаться на плаву, но скатывался все ниже и ниже. Наша жизнь с Еленой превратилась в сплошной истерический кошмар.
     Валет давал знать о себе лишь урывками - служил и работал он теперь в Брянске, получил капитанские звездочки, его сын подрастал, в общем, медленно, но верно Валет поднимался и завоевывал место под солнцем. Потом информация вообще перестала поступать, вернее, я перестал отвечать на телефонные звонки и вообще не интересовался ничем вокруг происходящим. Мое мировоззрение сузилось сначала до диаметра стакана, потом до горлышка бутылки. Елена тогда жила у родителей и собиралась со мной разводиться, а я сидел в своей квартире, как сыч в берлоге, и мучился от очередного похмелья. Короче, опустился я тогда окончательно. А прозрел неожиданно и вдруг. Проснулся я как-то утром полуголый на полу и с недоуменным ужасом огляделся вокруг. Комната практически без мебели. На грязном полу бутылки, осколки, объедки. Из кухни вышел незнакомый мне мужик в ватнике и протопал в уборную. В ванной, судя по звукам, кого-то рвало. Входная дверь нараспашку. Я, шатаясь, побрел в коридор и взглянул на себя в разбитое зеркало. На меня смотрело бледно-зеленое чудовище. Я ужаснулся и тут же решил завязать. Но решить-то я решил, а сделать это без посторонней помощи уже не мог. Я позвонил маме.. Подло, нечестно. Лишь на мгновение в глазах моей мамы полыхнула жалость, а потом началась борьба. За меня и против меня. Мама нагнала целую армию психологов, наркологов. Две недели я лежал под капельницей и мечтал умереть от жутчайших приступов похмелья. Это была ломка. Именно моя мама вела длинные беседы с Еленой, упрашивая ее дать мне еще один шанс.
     Я вышел из клиники, в квартире мы сменили замки, сделали ремонт. Я начал выздоравливать. Елена вернулась ко мне, но презрение часто сквозило в ее взгляде. Елена мне не верила. Я и сам себе не верил. Я был закодирован от выпивки, но не был закодирован от тяжких мыслей, которые сжигали меня изнутри. В один из таких не очень-то удачных для меня денечков я сидел на кухне и мрачно помешивал жиденький чай, испытывая к жизни совершеннейшее отвращение, источником которого был я сам. В дверь позвонили. Я поплелся открывать. Валет. Я выпал в осадок, но спросил довольно хмуро:
     - Ты зачем приехал? - Конечно, я обрадовался, но как-то разучился показывать эту радость.
     - Тебя повидать, - в тон  мне ответил Валет.
     - Повидал?
     - Повидал.
     - Ну и уе ...й.
     Ни один мускул не дрогнул в лице Вальта, он сказал грустно:
     - Эх, Жора...
     Этот тон его, такой несвойственный, так полоснул меня по нервам, что я проговорил:
     - Не обращай на меня внимания и это... давай проходи.
     Валет прошел на кухню, и сразу моя кухонька как-то посветлела. Из спортивной сумки Валет достал огромный арбуз, нарезал ломтями. Я воспрял душой. Красные дольки арбуза на столе, белозубый загорелый Валет, кухня, ставшая вдруг маленькой - все вселяло в меня надежду.
     - Что поделывал, Жора? - спросил Валет, сочно вгрызаясь в арбузную мякоть.
     - Пил.
     Валет сплюнул арбузные косточки:
     - Держись, еще увидишь мир.
     - Ага, уже увидел...
     Но Валет уже начал рассказывать - про службу, про свои операции, про Варвару и Ивана... Он говорил и говорил, слова вливались в мой мозг бесконечным потоком и наполняли мое сознание уверенностью и силой.
     - Да, Жора, сорвался ты. Года полтора уже, а?
     - Откуда знаешь ? - хрипло спросил я, мне было стыдно, может быть первый раз за все время. Стыдно, как нашкодившему мальчишке. Ни перед мамой, ни перед Еленой, мне стало стыдно перед Вальтом.
     - Елена сообщила. Она же меня и вызвала. Вот и прибыл по вашему приказанию капитан Валерий Томин. Ну, Егор, ты даешь,
     - Елена!? - я не мог поверить. Оба-на!.. Елена, которая терпеть не могла Вальта, нашла его и вызвала в Москву!? И он приехал!? Так значит, есть на свете люди, которым я нужен, и которые за меня волнуются. Валет. Елена. Мама.
     Но Елена... Значит, она тоже чувствовала, что без Вальта не обойтись. Не закрепить ту хрупкую и призрачную победу над алкоголем. Вот это да.
     Валет уехал на следующий день, а я пошел на поправку по-настоящему. Мне захотелось работать, мне захотелось семью, мне захотелось... жить.  И так захотелось, что мысль моя, похоже, материализовалась. С работой просто повезло. Сначала взяли в мелкую паршивую газетенку. Желтая пресса чистой воды, а потом неожиданно мне позвонил Витька Кабанов и предложил поработать вместо него в крупном солидном издательстве журналистом и фотокором.
     - Каким еще фотокором, ты что сдурел?
     - Дурак ты, Егор, соглашайся - это так, одно название. На месте разберешься. Я поговорю с ребятами, они научат, ты парень способный.
     - Да ты че, Кабан? - еще немного поломался я.
     - Вершинин, это место другие годами ждут, а тебе на блюдечке с золотой каемочкой. Еще и протекцию тебе делаю! - вроде как обиделся Витька. Я и сам все это знал, но набивал себе цену.
     - Идет. Заметано. А ты сам чего? - подозрительно спросил я.
     - В бизнес ухожу.
     - О, класс. Давай, Кабан, раскручивайся, богатей, потом тебя посадят, а я про тебя статью напишу, - помечтал я.
     - Вершинин, не хами!
     Так, буквально в одночасье, я получил престижную работу. Мне выпал шанс, и я его не упустил.
     Настало самое время подумать о семье. Сынишке Вальта Ивану было уже года четыре, а мы с Еленой все тянули. Сначала я детей не хотел, потом хотел, но не мог себе позволить.
     Елена смеялась и говорила:
     - Значит расклад такой - я сижу дома, жду ребенка, но возникает вопрос -  откуда возьмутся деньги? На моего отца рассчитываешь или на своего? Егор Вершинин, пока деньги в этот дом приношу я, о ребенке можешь забыть.
     Она была права и не права. Потом я запил и мне все стало по фигу. А теперь, получив работу, настало самое время укреплять тылы. Но Елена уже настолько вжилась в эту бешенную гонку, настолько свыклась с ролью бизнес-леди, что и слышать ничего не хотела. А вот для меня наоборот это стало идеей фикс, камнем преткновения. Я все  чаще заговаривал об этом, мы ссорились. Однако, теперь, более-менее прочно стоя на ногах, я наконец хлобыстнул кулаком по столу. Мы сидели на кухне и ужинали, и я смотрел на холеную, красивую Елену. Такая она была вся из себя ухоженная, с маникюром, прической и... такая чужая. Чужая. Эта мысль впилась мне в мозг.  Раньше я никогда не думал, ревную я Елену или нет. Такие мысли не приходили мне в голову. Ну, типа, она моя жена и точка. Моя. Какой дурак. У меня не было поводов для ревности, но мне вдруг показалось, что Елена мне изменяет и изменяет уже давно. С чего я это взял, шут его разберет. Но тогда я сидел и смотрел на Елену, и ярость едким комом подступала к моему горлу.
     - Ален, давай заведем ребенка, - вроде бы спокойно начал я. Елена резко обернулась:
     - Я не хочу иметь детей, - холодно отчеканила она, а я вдруг понял, что она хотела сказать: «Я не хочу иметь детей от тебя».
     Медленно-медленно я поднялся, а потом ударил ее со всего размаха. Елена отлетела к стене и врезалась головой в настенный шкафчик. Полетела посуда, посыпались какие-то банки. Я еще наподдал ей пару раз и еще орал. Сейчас уже не помню, что... Что она фригидная сука и дрянь... Елена завизжала. Она сползла по стенке и сидела на полу, закрываясь от меня рукой. Кровь из разбитой губы капала на шелковую блузку. И тут с грохотом откуда-то сверху свалилась банка с горохом. Сухие горошины с тихим шорохом рассыпались по полу. Повисла напряженная тишина. Я выругался и хлопнул дверью. Потом я прошел в ванную и стал рыться в туалетном шкафчике, раскидывая бинты, вату, йод. Наконец, я выгреб все презервативы и Еленины противозачаточные пилюли и выбросил в унитаз. На кухне приглушенно всхлипывала Елена. Я подошел к ней и стал утешать, а потом повел в спальню. Ярость еще клокотала во мне, но уже тихонько и накатами. Помню, Елену я тогда захотел ужасно -заплаканную, покорную, в этой блузке, испачканной кровью. Да, я ее отколошматил. Но если бы я не сделал этого тогда, у нас бы не было Машки. Все как в анекдоте. Может, залетела Елена и не в тот раз, но таблетки я повыбрасывал, да и дело не в этом. Она, похоже, просто, смирилась с моим желанием стать отцом. Она меня даже зауважала за этот мордобой. Теперь я не пил, прилично зарабатывал, почему нет?
     Родилась Машка. Со стороны могло показаться, что все складывалось удачно, даже более чем... Семья, работа, стабильность - все как я хотел. Рождение Машки вызвало у меня чувство ошалелой, но какой-то недоуменной радости. Вот я, такой молодой, свободный как ветер парень, и вдруг - отец. Машка связала меня некой ответственностью, повисла на мне желанным грузом. Парадокс? Да. Желанным, но все же грузом. С рождением дочери концы обрубались. Я лишался выбора. Какого, спросите вы? Не знаю. Мне все еще хотелось событий, а семья, ребенок не давали мне морального права на эти события. Пусть туманные, пусть иллюзорные. Чувство долга лишало мою мечту полета. Мне было очень стыдно за эти мысли, но они наплывали помимо моей воли. Особенно, когда Машка просыпалась ночью, и приходилось сонному топать куда-то в сторону детской кроватки. На Елену же рождение дочери подействовало более чем благотворно. На какое-то время она и думать забыла о карьере, растворившись в режиме кормления, пинетках, распашонках... От меня же опять отдалилась. Я злился, не смея признаться себе, что ревновал Елену к Машке.
     Валет приезжал всего раз - на Машкины крестины. У него что-то не ладилось - его открытая веселость, настырное упрямство и юмор пришлись не ко двору новому начальству, и Валет терпел некие лишения. Да и то, я догадался об этом лишь смутно, по некоторым неосторожно брошенным Вальтом раздраженным фразам. Но все равно, он держался молодцом, упоминая о неприятностях с юмором и вскользь. С Еленой он теперь общался не просто сносно, а вполне дружелюбно. Они держались как заговорщики, отвоевавшие мою душу у зеленого змея.
     Мне бы жить да радоваться, но нет, напротив, в душе росло раздражение и общая муторная неудовлетворенность - собой, жизнью, судьбой... Мои репортажи сделались колкими и злыми. И вместо легких, искрящихся юмором статей получалось какое-то мрачное брюзжание. С чего я взял, что достоин большего, не знаю. Но тогда я был твердо уверен в этом, и нагло пенял жадной удаче. Неожиданно умерла моя мама - ее сердце не выдержало и дало сбой в тот момент, когда она вытаскивала с того света очередного пациента. Никогда я не видел смерть так близко, тем более смерть родного человека. И никогда не думал, что это так горько и больно и... безвозвратно. Мне нужна была встряска,  резкая, яркая и немедленная. Однако, мало ли кому что необходимо... В родной, но такой постылой Москве я кантовался еще около года. Да и вырвался-то ненадолго, но впечатлений хватило сполна. Но об этом позже.
     Моя жизнь, внешне такая успешная и благополучная, остановилась с выражением тупого равнодушия. Короче:
     - Жизнь моя - осечка, мертвая петля,
     - И ни Богу свечка, ни черту кочерга...
     Вот такие, блин, дела невеселые.
     Не хватало мне какого-то экстремального поступка, который стал бы неким переломным моментом моего обыденного существования. Я знал, что на данном этапе жизненного пути уже достиг потолка - профессионального, личного.  Конечно, можно было, как Витька Кабанов, уйти в коммерцию, но мне нравилась моя профессия все больше и больше. И дело не в том, что крепло уважение Елены, моих коллег, друзей, начальства. Мне надоело описывать элитные тусовки и чернушные разборки на почве бытовухи. Для меня это стало слишком мелким. Кое-кто  из моих друзей-коллег периодически ездил в Чечню, делал неплохие репортажи, себе имя да и кое-какие деньги. Ну и чем я хуже, спрашивается? Честно сказать, такие мысли периодически посещали мою бедовую голову, но были несколько абстрактны. И потом, мне в Москве не дуло. Но захотелось экстрима и подвига, мужских игр и адреналина. Этот шаг был необходим для моего престижа и карьеры. Но более всего он был необходим для удовлетворения моих глупых амбиций, которые, по большому счету, можно было засунуть в задницу.
     Свое желание я, прямо в лоб, высказал главному редактору, который, оборвав телефонный разговор, вытаращился на меня как на Санта Клауса:
     - Ты это серьезно, Вершинин?
     - Вполне.
     - И ты уверен, что сможешь сделать хорошие репортажи?
     Я расправил плечи:
     - Уж, во всяком случае, не хуже этих, - я кивнул на кипу газет, конкурирующих с нашим издательством.
     Главный долго молчал, потирая виски и теребя дужки очков:
     - Скажи мне честно, Георгий, зачем тебе это?
     - Пал Палыч... - начал я, но встретился с его сочувствующим и, в тоже время, цепким взглядом. - Хочу заработать денег и прославиться, - рубанул я.
     - Это через цинковый гроб!? - удивился Главный.
     - Ну, это вряд ли, - пококетничал я.
     Главный хохотнул и метнул в меня еще один внимательный взгляд:
     - Я подумаю.
     Сложнее было объяснить все это Елене. Она вышла на работу, но теперь, отягощенная заботами о дочери, звезд с неба не хватала. Меня это устраивало на все сто. Как выяснилось, я - эгоист и собственник. Я поделился с Еленой своими соображениями, готовый к ругани, истерикам, насмешкам.
     - Поезжай... - задумчиво протянула Елена, как ушат холодной воды вылила.
     Я потерял дар речи:
     - Ален, а ведь меня там убить могут.
     - Тебя? - вроде как удивилась Елена. - Тебя не убьют.
     Я не нашелся с ответом, но усмотрел в Алениных словах некое предательство.
     Главный все тянул с решением и вызвал меня к себе лишь через месяц. В кабинете он был не один. Пожилой мужчина спортивного вида бегло просматривал бумаги.
     - Проходи, Вершинин, - кивнул мне Главный.
     Я прошел.
     - Ну, вот что... - начал он издалека. - В свете недавних политических событий, тема чеченской войны особенно актуальна.
     Я подобострастно кивнул. Главный нахмурился, а  дядька в кресле остался безучастным. Но я-то видел - все сечет.
     - Короче, мы тут приняли решение послать тебя в командировку в Чечню, - продолжал Главный.
     - О-о... - приятно удивился я, не зная, как лучше - выразить свою благодарность или, наоборот, скрыть.
     - Вершинин, мы возлагаем на тебя большие надежды, - пафосно проговорил Главный, чем меня очень удивил. - Пиши, снимай. Нужно сделать несколько репортажей. - Главный как-то запнулся, и тут в разговор вступил дядька:
     - Георгий Сергеевич, я ознакомился с некоторыми вашими статьями. Я не большой профессионал, но ваш юмор, манера изложения, прорисовка деталей нам подходит.
     - Кому это нам? - нагло перебил я, и Главный посмотрел на меня гневно, но и испуганно.
     - Меня зовут Константин Петрович, - неожиданно представился дядька. - И я представляю одну политическую партию. - Он назвал. Эту партию последнее время здорово раскручивали, если можно так выразиться. И раскручивали довольно профессионально - их тезисы где-то вызывали даже уважение. Я кивнул.
     - Так вот, нашей партии нужна серия репортажей о Чечне.
     - Правдивых репортажей? - уточнил я.
     Константин Петрович рассмеялся:
     - Да, Георгий Сергеевич, с вами не соскучишься - зрите прямо в корень. Ладно, будь по-вашему, играем в открытую. И мой ответ - нет. Кому нужна эта грязная правда? Разумеется, вы, как честный человек с устойчивыми моральными принципами, можете отказаться, право ваше. Но, насколько я понимаю, вы хотите заработать?
     Я опять кивнул, а Константин Петрович взял паузу и закурил. Я тоже взял сигарету. Главный хранил напряженное молчание.
     - Хотелось бы поподробнее, - опять влез я, довольно борзо.
     - Ситуация складывается такая, - спокойно продолжал Константин Петрович, выпуская дым. - Падает престиж российской армии, а, соответственно, падает доверие к политическим авторитетам, что совершенно нежелательно в свете предстоящих выборов. Как видите, я вполне откровенен с вами, Георгий Сергеевич. Все знают, что война, по большому счету, коммерческая, что кое-кто греет на этом свои волосатые руки...
     - «Кому война, а кому - мать родна», - опять встрял я.
     - Вот именно. Но одно дело знать, другое - кричать во всеуслышанье. Не надо. Поезжайте, Георгий Сергеевич, и покажите нам солдат, бросающихся за родину на амбразуры. Офицеров, которые грудью защищают своих подчиненных. Незаметных и скромных героев, которые проливают свою кровь ради нашего с вами спокойствия, ну и там мира во всем мире. Но только без пафоса, люди должны верить.
     - Кому?
     - Вам, Георгий Сергеевич.
     - И вам?
     - И нам, - согласился он.
     - Вы меня покупаете? - наивно спросил я.
     - Конечно! Разумеется! И не постоим за ценой. Да, это заказные репортажи. И, заметьте, очень крупный заказ. Вы останетесь довольны, Георгий Сергеевич, если, конечно, не разочаруете нас.
     Я согласился. Мы пожали друг другу руки, ослепительно улыбаясь. Уходя, я услышал, как за моей спиной облегченно вздохнул Главный.
     Да, господа, я согласился. Я не был готов к разговору и такому повороту событий. Конечно, я никогда не задумывался на темы патриотизма и прочей ненужной и немодной в наше время муры. Но, похоже, понятие Родины не было для меня совсем уж пустым звуком. Взглянув под другим, трезво-практическим углом, я даже удивился, что на мою тощую задницу тоже нашелся покупатель. С позиций мужской гордости и неких негласных правил все это не заслуживало уважения. Продался ли я? Да, однозначно. Жалел ли об этом? А вот на этот вопрос однозначного ответа у меня не было.
     Я думал о том, как в этой ситуации повел бы себя Валет. Сначала послал бы Константина Петровича по матери, а потом врезал или наоборот? Я рассмеялся. Валет. Глупый идеалист. Но думал я так лишь для собственного успокоения, поскольку чувствовал себя сволочью и дешевкой. Да, мне хотелось поехать в Чечню и написать все как есть. Рубануть правду-матку. Вот это было бы круто, это было бы честно и достойно. Наивный дурак. Нет, не думайте, что я испугался. Да и какие могли быть последствия - ну, вылечу из газеты, ну, не заплатят, ну, набьют морду. В то, что меня могут убить как какого-нибудь Диму Холодова, верилось слабо. Я птица не того полета. Я попытался связаться с Вальтом - дохлый номер. Да и что я мог сказать по телефону? Что? То, что меня купили как последнего засранца? Ответ Вальта на такое выступление я знал. Впрочем, мучиться сомнениями было просто глупо. Нужно было поехать, посмотреть и во всем разобраться на месте. Я успокаивал себя тем, что каждый, по большому счету, стремился продать себя в этой жизни подороже. Свою внешность, свой ум, свой талант. Слабоватое, конечно, оправдание, но все-таки. Способы, в общем-то, бывают разные, и более возвышенные. Но, видно, каков товар, таков и покупатель. Ситуация сложилась паскудная, и на душе у меня скребли кошки.
     Я начал собираться. Полсумки заняло оборудование - диктофон, камера, фотоаппарат, метражи пленки и прочая дребедень. Мне бы, дураку, пообщаться с ребятами, которые там побывали. Чего брать? Чего не брать? Ну так ведь я же самый умный. Ой, бля. Елена держалась спокойно и лишь в день моего отъезда влажно блеснула глазами:
     - Егор, ты там поаккуратнее...
     Машка дергала за брючину:
     - Папа, пап, а ты когда приедешь?
     - Не знаю, зайчик.
     Когда разлука стала такой близкой, а будущее туманным и небезопасным, мне захотелось зашвырнуть сумку куда-нибудь на антресоли, обнять близких и никуда не ехать. Но отступать было поздно, я поцеловал своих девчонок и хлопнул дверью.
     Как я добирался, рассказывать нет никакого смысла. Скажу лишь, что все было долго и отвратительно. Нетопленые вагоны, попутки на раздолбанных дорогах, вертушки, от грохота которых я чуть не оглох. И люди, злые, усталые, недоверчивые. Я не буду называть вам точное место моего пребывания, это ни к чему. Но если вы захотите географических подробностей, посмотрите старые подшивки газет за 199.. год. Там мои статьи.
     Чечня. Ну и ничего особенного. Я почему-то был уверен, что моментально попаду под перекрестный огонь, или что-нибудь в этом роде. Раб стереотипов. Холод, грязь, разруха и некая общая напряженность. Напряжение исходило ото всюду. От полуразрушенных домов, слепо таращившихся пустыми глазницами окон с выбитыми стеклами. От чеченки в черном платке и с таким же черным лицом, которая взглянула на меня испуганно. От кучки молодых парней в камуфляже, которые громко ржали, держа автоматы наперевес. Я попал на перевалочный пункт. Но это выяснилось позже. Серое строение напоминало то ли штаб, то ли барак, то ли казарму, Небритый военный в ватнике орал по телефону. Не знаю, понимал ли его собеседник, я уловил только жесткий мат. Какой-то солдатик, сидя на полу и уронив голову в колени, спал. Небольшая группа закамуфлированных ребят громко разговаривали и курили. Другие ребята в военной форме носили куда-то тяжелые мешки.
     В помещении было шумно, людно и как-то бардачно. Пахло потом, перегаром, несвежей одеждой и сигаретным дымом. На меня не обращали никакого внимания. Я уже хотел сам представиться, но подошел моложавый офицер с усталым темным лицом:
     - А ты кто такой?
     - Корреспондент, - я протянул удостоверение, офицер глянул мельком и зло процедил:
     - Еще один. Сигареты есть? - озадачил он меня вопросом. Я протянул пачку.
     - И все!?
     Я пожал плечами.
     - Капитан Славин, - отрекомендовался он. - Что же мне с тобой делать, корреспондент?
     - Меня зовут Егор, - представился я.
     - Да хоть Бугор. Ладно, Егор, ты не обижайся, жизнь здесь такая, собачья. Пошли.
     Мы прошли через несколько проходных комнат, так же бестолково набитых народом. В одной остановились.
     - Ты побеседуй тут пока с ребятами, а там разберемся, - сказал мне капитан Славин и крикнул: «Мужики, к нам тут корреспондент из Москвы, вы уж его не обидьте, расскажите про наши героические будни, так их растак!..»
     Кто-то хмыкнул, кто-то рассмеялся, но взглянули с интересом.
     - Садись, корреспондент, - рослый усатый парень ногой подвинул фанерный ящик. - Как тебя зовут?
     - Егор.
     - Федор. А вот это - Санька-плейер. - Молодой паренек обиженно надулся. - Семеныч, Серега. С остальными потом познакомишься. Ну, рассказывай, Егор, как там Москва?
     - Стоит, - осторожно начал я.
     - Вот то-то и оно! - выругался и сплюнул рыжий Серега.
     - Ты пить-то будешь, Егор? - спросил Федор и посмотрел тяжело. - Сань, плесни корреспонденту.
     Откуда-то сверху появилась алюминиевая кружка. На донышке плескалось.
     - За вас, ребята. Ничего я еще пока не знаю, но вижу, живется вам не сладко, а потому за вас, - я залпом выпил водку и даже глазом не моргнул. Ну, после моей-то практики.
     - За добрые слова спасибо. А на жизнь мы не жалуемся, - мрачно проговорил Федор и тоже выпил.
     Разговор не клеился.
     Но тут что-то произошло. Какое-то движение. В комнату стремительно вошел невысокий седой мужичок. Все повскакивали и вытянулись по стойке смирно.
     - Лейтенант Гриценко!
     - Я! - выступил вперед Федор.
     - Со своими ребятами поступаешь в распоряжение капитана Славина.
     - Есть!
     - А это кто? - мужичок кивнул в мою сторону. Федор не успел доложить, я сам представился:
     - Георгий Вершинин - корреспондент из Москвы.
     - С ними поедешь, прессу мы уважаем.
     - Есть!
     Вечерело, накрапывал мелкий дождик. Жизнь вокруг продолжала бурлить, но сейчас во всей этой суете просматривалось больше организованности.
     Погрузились в раздолбанный грузовик - капитан Славин, Федор, Санек, остальных я не знал. Сидели в кузове на брезенте, рядом громыхали обитые железом ящики и пустые канистры. Молчали.
     - Куда едем? - почему-то шепотом спросил я.
     - А это уж куда прикажут, - усмехнулся Федор.
     Темнота обрушилась резко и вдруг. Сквозь трепыхавшуюся полу брезента я видел только тьму, которая просто зияла разверзшейся пастью. Дождь накрапывал и шуршал, машину кидало на ухабах. Пока ничего интересного не происходило. Все сидели мрачные и нахохлившиеся. Где-то совсем вдалеке трещало, будто ломались сухие ветки.
     - Что это? - опять спросил я, нарушая молчание.
     - Стреляют, - равнодушно бросил Санек.
     Я напрягся.
     Ехали долго, как мне показалось, целую вечность. Звуки выстрелов остались в стороне. Я задремал. Проснулся от хорошего толчка в бок:
     - Вставай, корреспондент, приехали. Тьма была кромешная, дождь усилился. Невдалеке виднелись некие бетонные строения. Забор, колючая проволока, КПП. Потопали. Я вымок, ноги месили чавкающую грязь. Капитан Славин материл какого-то невысокого парня в плащ-палатке, остальные рассредоточились. Потом началась погрузка каких-то ящиков в кузов нашего грузовичка.
     - А ты чего стоишь, включайся, - бросил мне Федор.
     Грузили долго. У меня заболели спина и плечи, я продрог и вымок.
     - Полезай пока в кузов, - сказал мне Федор. - Э, нет, погоди, на-ко хлебни.. - он протянул флягу.
     Я жадно сделал глоток - глотку обожгло таким ядреным пожаром, что на глаза у меня навернулись слезы. Дыхания не было.
     - Эт-то что? - выдохнул я.
     - Местный первачок.
     Я полез в кузов, мне вдогонку полетел ватник:
     - Покемарь пока.
     Под монотонный шум дождя, я прикорнул на ящиках и отрубился. Проснулся от тряски. Мы опять куда-то ехали. Я огляделся.
     - Ой, кто это у нас тут? - Санек похлопал меня по плечу. Ребята заметно повеселели, я уловил довольно неслабый запах алкоголя. Несколько человек курили, выдыхая дым на улицу, в темноту. Послышался резкий стук со стороны кабины:
     - Эй, не курить там, мать вашу! - заорал капитан Славин.
     - Пошел ты, - вяло бросил один из курящих. Санек рассказывал бесконечные анекдоты и сам же над ними смеялся. Его никто не слушал.
     Снова остановились. Все, и я за ними, высыпали из кузова. Деревня - не деревня, поселок - не поселок. Короче, населенный пункт. Поперек дороги, перекрывая ее, стоял натуральный БТР. От БТРа  отделилась фигура в камуфляже и направилась к нам. Капитан Славин двинулся навстречу. Я заметил, что капитан шагает нетвердо, враскачку и слегка пошатываясь. Они о чем-то поговорили, вспыхнули огоньки сигарет.
     - Трое за мной, остальные на месте, - скомандовал капитан, и вчетвером они удалились в сторону одного из домов.
     Небо очистилось и я сонно таращился в темноту. Бледный парень, стоящий рядом со мной, громко икнул и поежился.
     - Что-то долго, - проговорил кто-то ломающимся баском. Внезапно раздались выстрелы. Я вздрогнул. Пронзительно закричала женщина, потом послышался поток отборной матерщины. Капитан и трое наших возникли из темноты полубегом. Друг на друга не смотрели.
     - Уходим! Быстро! - зло бросил капитан. Но тут к БТРу бегом приблизились две фигуры.
     - Что здесь происходит, капитан? - хорошо поставленным голосом спросил один.
     Капитан вытянулся, да и остальные стояли по стойке «смирно», лишь я расслабленно привалился к борту грузовика.
     - Выполняем распоряжение подполковника! - отчеканил капитан Славин.
     - Какого на хер подполковника?! - рявкнул другой, худой и жилистый. - Нажрались, сволочи!
     - Никак нет!
     - Да, я тебя придушу, мудак, мать твою суку! Это кто? - худой указал на меня.
     - Корреспондент. Приказано взять с собой.
     - Чего!? Соображаешь, что говоришь?
     - Так точно!
     Худой произнес длинную фразу из угроз и витиеватого мата.
     - В машину! Славин, останьтесь! - скомандовал он.
     Мы попрыгали в кузов. Было слышно, как худой продолжает материться, и односложные виноватые ответы капитана Славина. Затем, заговорил еще один голос - тихий и почти интеллигентный. Потом последовало несколько глухих ударов. Что-то шмякнулось на землю. Мы сидели притихшие. Минут через пятнадцать хлопнула дверца водительской кабины, и мы тронулись.
     - Что это было? - глупо поинтересовался я.
     Ребята переглянулись.
     - Да, так... неудачная зачистка, - за всех ответил Федор.
     Я ничего не понял. Через некоторое время тишина стала гнетущей. Напряжение сгущалось, как воздух перед грозой. И тут в животе у меня громко заурчало.
     - Пожрать бы, - виновато прокомментировал я.
     - Можно! - в меня полетели консервы.
     Это разрядило обстановку.
     Обратно добрались под утро - только-только забрезжил мутноватый серенький рассвет. Вместе со всеми я, шатаясь от усталости, побрел внутрь казармы. Славин шел последним. Обернувшись через плечо, я увидел следы мордобоя на лице капитана.
     Прошла пара недель, ну, может, чуть меньше, так, плюс-минус, и я уже стал почти своим. Отснял несколько пленок, собирал материалы для статей. Ни хрена я не понимал в этой войне. Здесь, где я находился, не воевали в прямом смысле этого слова. Что-то грузили, что-то сортировали. Грузили, в основном, оружие. Сортировали - людей и информацию. Теперь, по прошествии какого-то времени, перевалочный пункт не казался мне таким уж бардаком. Кое-что начало прорисовываться. Кое-что... Какие-то вещи я начал понимать, пообщавшись с ребятами, так сказать, с личным составом. Эти записи до сих пор у меня хранятся.
     ***
     ...- Ты-то как здесь очутился?
     - Думаешь, меня кто спрашивал? Под весенний призыв попал. Летом-то я не поступил в институт, до весны скрывался от товарищей из военкомата. Ну, а потом уж загребли по полной.
     - И не сказали, где служить будешь?
     - Почему не сказали? Сказали - под Воронежем. Только под Воронежем я был не долго... Раз - и на матрац. Такие дела, знаешь, быстро делаются.
     - Долго еще?
     - Полгода, да, я думаю, останусь дольше...
     - Зачем?
     - Черт его знает, затянуло. Мне здесь... нравится...
     ***
     ...- Я ведь не первый раз в Чечне. Я в милиции работал. Ну, и когда встал вопрос, поставили перед фактом: либо едешь, либо - удостоверение на стол и вон пошел. А куда я пойду? Поехал. Я, да дружок мой, Жека. Ладно, фигня. Только Жеку-то убили. Я лично гроб с телом отвозил. А у него мать старенькая, жена с дочкой. Я, вообще, спокойный по натуре, а тут озверел просто. Думаю, вернусь, и отомщу. Да, прям вот так, в натуре. Вернусь и отомщу. Отомстил, блин. Руки по локоть в крови уже, а мне все мало. Мне уже нельзя на гражданке, я маньяком стану. Здесь-то ладно, война. Вроде как, врагов убиваешь, а там... Нельзя мне...
     ***
     ...- Страшно мне, вы знаете, ой, как страшно... Вы только не пишите про это. Но я боюсь. Не хочу умирать. Знаете, все так просто - раз, и нет тебя, а я не хочу... Я здесь всего месяц, еще и воевать-то никуда не ходили. А я знаю, что меня убьют, я чувствую. Слышите, где-то стреляют, это же стреляют в живых людей...
     ***
     ...- Что, корреспондент, в моей душе хочешь покопаться? Это ты брось. Пойди лучше с подполковником побеседуй, это он у нас идейный. Я сюда за звездами приехал, и я их получу. Здесь легко, здесь хлебно. Можешь прямо так и написать.. Хотя, нет, конечно, ты так не напишешь, а, плевать... Выпить хочешь? И правильно... Я здесь по контракту - бабки платят приличные, ну, риск, конечно, есть, но я ведь не такой дурак, под пули не полезу. Тебя, небось, коробит. Да ты мордой-то не крути, сам-то зачем здесь, а? Небось для сенсации. Славы хочешь. Таких как я много, очень много, больше, чем ты думаешь. Я вот здесь с тобой говорю, а срок службы идет, и деньги капают. Я люблю деньги. У меня никто из родственников не умирает от рака, нет семерых детей или там старушки-матери... Квартиру хочу, машину. Хочу ходить в казино и иметь дорогих шлюх... Выпей, корреспондент, выпей и забей на все большой и толстый...
     ***
     ...- А... Выбора не было. Кроме меня еще пятеро.
     - Сестер-братьев?
     - Зачем? Жена и четверо детей.
     - И ты пошел!?
     - Ну, да. А че делать-то?
     - Ну... работать.
     - А... Да не люблю я работать.
     - Конечно, ты любишь детей строгать...
     ***
     ...- Ты водку здешнюю не пей, злая она - подохнешь. И сигареты не кури. Ладно, не обращай внимания, это я так, ворчу по-стариковски.
     - Сколько тебе?
     - Тридцать семь, как Пушкину, ха!..
     - Давно здесь?
     - Давно, очень давно. Уйти бы, да не могу. Не могу я смотреть спокойно на все это. В моей роте пацаны одни, салаги сопливые. Все-то им интересно, все, блин, пиф-паф. Воевать захотели, ублюдки. Уже героями себя мнят, выродки поганые.
     - Чего так?
     - Ты погляди, Егор. Мальчишки же совсем, а половина уже сдвинулись, другие - осатанели. Вернутся же - уродами моральными станут.
     - А тебя, Захарыч, уважают. Я с ребятами говорил.
     - Ну, и дурак, что говорил. За что уважать-то? За то, что пацанами своими не рискую, так это долг любого командира. Да я уж выговоров сколько за это получил, мол, не проявил вовремя инициативы, в мясорубку мальчишек не кинул.
     - А есть он, долг-то?
     - Это ты правильно, Егор. Нет ни хрена. Да только обидно мне, вот здесь болит. А иной раз такая злость поднимается, взял бы автомат да повел крушить кое-кого в мелкий винегрет.
     - Крут. Не боишься так-то?
     - Чего мне бояться? В гробу я смерть видал. За себя-то глупо бояться, вот щенков своих жалко. Злые они, отмороженные...
     - Выпьем за тебя, товарищ полковник.
     - Ну, если печенью не дорожишь, выпьем...
     ***
     ...- Гена, спой.
     - Зачем?
     - На диктофон запишу, песня больно душевная.
     - А, ну валяй:
        Ты говоришь, что тебе очень лестно
        Слушать свинцовый азарт рикошета,
        Небо в полосках кровавого цвета,
        Значит, тебе кое-что известно.
        Но оправданья, что смерть виновата,
        Вмиг потеряли свою актуальность.
        Это не истины, а виртуальность,
        Слезы и боль - смесь до суррогата.
        Целься, не целься - уже промахнулся,
        Крик захлебнется дешевой молитвой,
        Ужас гортань оцарапает всхлипом,
        Вкус одиночества в сердце замкнулся.
        Небытие... суетливая спешка,
        Бьет у виска очередь автомата.
        Вот он исход, за деянья расплата -
        Это не путь, это лишь перебежка...
     ***
     ...- А мне это надо? Я ведь в Политехе учился, все чин-чин. Влюбился... Ой, блин, такая фря. Папаня-то большой человек в нашем городе. У тебя, говорит, денег нету, дочку не получишь. Конечно, нету, где их взять-то? И работы в городе никакой. Сюда завербовался... А эта... Ждать, говорит, буду...
     - Ну, ждет?
     - Как же, через месяц, после моего отъезда замуж выскочила, сука.
     - И что теперь?
     - А теперь я буду убивать.
     - Дурак... Из-за бабы, что ли?
     - Причем здесь баба? Из-за предательства...
     ***
     ... Не смотри, Егор, что у меня звезды большие на погонах. Все мы здесь - солдаты. Конца войне не видно. Но мы - солдаты и защитники Родины. Да, Родины, не смейся. Есть мужской долг, есть человеческий, есть долг и перед Родиной.
     - Извини, тебе бы с трибуны вещать.
     - А что, и с трибуны скажу. Есть командиры, есть солдаты. И есть приказ.
     - Но ведь бывают глупые приказы, ну, то есть, неразумные...
     - Не бывает, Егор. Не бывает. Приказ есть приказ, и обсуждению он не подлежит.
     - Ты хоть знаешь, за что воюешь? За что проливаешь кровь?
     - Да уж не за звезды на погонах. Это должно когда-нибудь кончиться, и я хочу приблизить этот конец.
     - Но войну-то ведь затягивают искусственно, вы же набиваете чужие карманы?
     - Это, Егор, демагогия. Чего мне соваться в большую политику? Я за себя отвечаю, за своего товарища, за своих подчиненных.
     - Но вы же убиваете?
     - Это не убийство, мы защищаемся.
     - Ага, а мораль где? Пьянство, ****ство, деньги за число убитых боевиков.
     - Лучше молчи про эти дела, Егор, это такой мой совет. А мораль, она здесь перекраивается.
     - Ну да, для сына своего ты, небось, местечко в Москве выхлопотал?
     - Почему? В соседней роте служит.
     - Оп-па, ну, извини...
     ***
     ...- О, корреспондент, курить будешь? Давай, спрашивай - зачем я здесь да для чего воюем? X... его знает. Хотя он-то, наверняка, не знает. Водка здесь дерьмо, баб нет... У меня, веришь, уже мозоли на обеих руках. Чего ржешь, могу показать. Ты про меня напиши. Так и так, старлей Сергеев, условно судимый, а потом-таки отсидевший, на поле боя искупает грехи. Не хочешь так писать, тогда слушай. Не мы их, так они нас. Много воли чурки взяли. Независимости, б..., захотели, сволочи. Перестрелять их к едрене матери, а не переговоры вести. Всех, всех перестрелять - женщин, стариков, детей... Ты детей-то их видел? Волчата. Он ведь только вылупился, а его уже учат убивать. Нас убивать. Мы и дальше будем дохнуть, по-глупому, пачками. Все от жалости своей. Гуманизма гребанного. Разводят нас, а мы сопли утираем. И это писать не хочешь? Ну тогда, иди ты на х..., корреспондент ...
    
     Конечно, все мои последующие статьи выросли не из этих интервью. Все было очень причесано, пафосно и хвалебно. Эти пленки я сохранил для себя, да и не только пленки... Впечатления копились в душе, наматывались как снежный ком. Разные... Противоречивые. И люди. Мне было интересно. Даже, разбирая по косточкам серое быдло отморозков, облаченных в военную форму, мне было интересно. Разные мнения, разные судьбы. Чего-чего я только не наслушался. Мне уже стало казаться, что именно здесь протекает настоящая, реальная жизнь, опасная, порочная, жесткая, но - настоящая. И я был причастен к этой жизни, и я был этому рад. Мое сознание менялось, происходила некая переоценка ценностей. Здесь, в Чечне, человеческая жизнь обесценивалась настолько, что жили одним днем, стараясь насытить его адреналином и впечатлениями до предела. Какие там инстинкты самосохранения? Игра со смертью - вот фетиш, вот кураж!
     Были другие мужики. Мужики, которых я не понимал. Серьезные, выжженные изнутри непонятной болью, замороженные, молчаливые. Но именно они спокойствием, а иногда и крепким словом, сказанным вовремя, удерживали толпу от нарастающей истерии. Именно они рисковали собой не картинно, не напоказ, и не за награды и регалии, а просто потому, что так надо. Надо... Кому? Зачем? Я не понимал. Не понимал, но проникался странным уважением и гордостью. Эти люди, опаленные солнцем, проспиртованные и прокуренные, сохранили в своих сердцах что-то большое и светлое. Что-то настоящее. Некий волевой несгибаемый стержень. Здесь все воспринималось по-другому. Суждения были категоричны: вот - черное, а вот - белое. Это - добро, а это - зло. Да и нет. И это истина.
     Я, привыкший к некой дипломатии, просто фигел. Разногласия решались просто - с позиции силы. Впрочем, прилюдно дрались редко. Это было не по уставу. К черту устав, здесь устав каждый писал для себя сам, это было просто не принято. Существовали некие негласные правила, нарушать которые, мягко говоря, не рекомендовалось. Так, например, пили все. Много. Часто. Практически беспробудно. Начальство было в курсе, да какое в курсе, сами надирались в муку. Но все это было полулегально. Вслух не говорилось. Даже если ты не стоял на ногах, не вязал лыка, и, допустим, держал в руках полупустую бутылку, на вопрос: «Ты пьян?» нужно было отвечать исключительно: «Никак нет!» А там ваше дело - верить или там брать пробы на алкоголь.. Водку, самогон да и банальный спирт можно было достать везде. Коммерческая война - ха-ха. Тут развертывалась такая, блин, коммерция, такие натуральные обмены, мама дорогая. Ордена, личные вещи - свои, чужие - одежда, естественно, оружие - все шло в ход. На это тоже смотрелось сквозь пальцы. А что делать, если алкоголь помогал удержаться на краю безумия. Как там по Библии-то - не убий. А тут не только убивали. но и ловили кайф от этого.
     Местное население относилось к русским освободителям не просто настороженно, а откровенно враждебно. Боевики, конечно, боевиками. Тоже законы ихнего Корана попирали - убивали, и своих же, да все равно они были свои. А мы - чужие, неверные. Жестокость, злоба боевиков были предсказуемы, что ли. А вот чего ждать от пьяного в дым русского солдата, которому захочется вдруг покуражиться, неизвестно. Русские могли угнать БТР. Просто так, покататься, не задумываясь ни о наказании, ни о последствиях. Могли напиться антифриза и палить из автоматов. Ни в кого - просто так, в воздух. Могли... Э, да что там. Может, это все звучит забавно. Но на деле это было далеко не забавно, напротив, плачевно и мерзко.
     Конечно, не все складывалось так грустно и безнадежно. На фоне пьянства, бардака, безумия велись бои. Реальные бои, где погибали люди и лилась кровь. Совершались подвиги. Подвиги для нас, обывателей, а для них - некие обыденные будни. Я в таких натуральных боях не участвовал, врать не буду. Меня оберегали ненавязчиво и как-то трепетно. Может, мои глупые репортажи давали какую-то надежду на перелом ситуации, или еще что. И потом, я был все-таки представителем того самого мирного населения, которое они, по большому счету, защищали. А мне хотелось в бой. Я заразился этим напряжением, ноздри трепетали от выброса в кровь адреналина. Треск автоматных очередей, доносившийся издалека, уже не пугал, а звал к действию. Не вышло. Не видел я и тех отвратительных подробностей, о которых так красочно писали мои коллеги. Никакой расчлененки, оскопления, выколотых глаз и прочих надругательств над трупами. И все-таки стал свидетелем кое-каких эпизодов, которые навечно болезненными татуировками отпечатались в моем сердце. Как однажды я напросился с ребятами, которые ехали в дальний батальон. Ехали долго, и звуки выстрелов доносились уже совсем рядом. Подъехали к развилке, навстречу летел УАЗик. Вдруг нашу машину как-то качнуло и развернуло, мы попадали друг на друга. Впереди полыхало. Как горит машина, я видел до этого только в боевиках по телеку. УАЗик был охвачен огнем со всех сторон. Из нереального белого пламени сыпали столбы искр, как с рождественской елки. Откуда, что рвануло, никто не понял. Мы высыпали из машины. Но что тут можно было сделать? Сквозь грохот и треск крошащихся металлических конструкций доносились крики. Громко, пронзительно, отчаянно. Они, пассажиры, были там, внутри, и они сгорали заживо. Сколько их там было? Двое? Трое? Пятеро? Это было практически невыносимо. Лопнули стекла. Что-то копошилось в темном нутре машины, охваченной пламенем. Кое-кто из нас рванулся вперед. Не знаю зачем, спасти их уже было невозможно. А все равно рванулись. Эти крики, звеневшие болью и отчаянием, громко... так громко...
     - Назад! Ложись! - крикнул пожилой подполковник, который был с нами. Крикнул так, что мы попадали на землю машинально. Рвануло так, что накрыло ударной волной. Барабанные перепонки отключились напрочь. Земля вздрогнула. Это взорвался бензобак. Мы еше долго лежали на земле, оглушенные. Поднялись. Остов УАЗика тлел рубиново. В радиусе нескольких метров валялись клочья обшивки, обломки искореженного металла, стекла и ... куски... куски... о, господи!.. Подполковник по рации докладывал о случившемся. Остальные смотрели пусто, сбившись кучкой. Обратно ехали молча. Я здорово напился тогда, а все равно в ушах звенели крики. Я до сих пор их слышу. Иногда. Не часто...
     Другой раз я сидел с молодыми солдатами у костра. Рассказывали всякие байки, похабные анекдоты и прочую байду. Седой майор появился из темноты неожиданно. Все повскакивали.
     - Двое со мной, остальные - вольно. А, корреспондент, можешь тоже с нами. Поглядишь.
     Я обрадовался. Пленки я свои рассортировал, записи сделал. Нужна была новая информация.
     Сели в машину, грузовик. Ехали недалеко, километров может пять-семь. Заброшенная деревня. Дома, с обрушившимися стенами, выбитые окошки .
     Двинулись следом за майором. Завернули за угол. На ржавой покосившейся балке висело двое. Я разглядел только камуфляжную форму да неестественно вывернутые головы.
     - Пошли. Надо снять, - надтреснутым шепотом сказал майор. Приблизились. Один из повешенных - совсем юный парнишка, лицо молодое, какое-то наивное, в синих пятнах - сначала били. Второй постарше, чернявый. Мне вдруг показалось на мгновение, что вторым был капитан Славин. Я отпрянул. Не он.
     - Давай, держи за ноги, - скомандовал майор.
     - К-как? - переспросил худенький белобрысый лейтенант.
     - Молча.
     - Я не могу.
     - Отставить!
     - Давай я, - не хотелось мне в этом участвовать, но что уж. Майор взглянул неодобрительно. Сняли повешенных мы неуклюже, тела долбанулись о землю со свинцовой тяжестью. Тюкнулись, как кули с картошкой.
     - Понесли.
     Лейтенант упал на колени, его выворачивало. Несли, грузно ступая и раскачиваясь. Долго грузили в кузов. Поехали. Головы покойников бились о борта, пока кто-то не подложил скатки. Меня мутило и познабливало. Кто-то закурил. В неясном мерцании сигареты я увидел, что щеки молодого лейтенанта мокры от слез.
     Я стал другим, под другим углом посматривал на некоторые вещи и вообще на жизнь. Конечно, я помнил, что где-то там есть такой город - Москва. И что в этой Москве у меня есть жена, дочка... Но все это отошло на второй план. Нет, я не забыл, и скучал, и хотел вернуться. Или уже не хотел? Не знаю. Тяжелая, глупая, горькая, но эта жизнь затягивала как болото. Я огрубел. И вещи, которые раньше меня шокировали, теперь воспринимались как должное. Я ел консервы, пил водку, участвовал в разговорах. Я стал причастным к этой жизни, я стал частью ее. Здесь время было другим, стремительным и бешенным. Впечатления накладывались одно на другое. О погибших сожалели лишь пару дней, а потом... Потом ты сам мог оказаться на их месте. Ни гарантий, ни страховок, а потому можно было идти до конца. Быть честным. Вести разговоры на такие темы, которые никогда бы не затронул при малознакомых людях. Выворачивать душу нараспашку. Любить, сгорая до тла, отдавая себя без остатка.
     Женщин было мало. Откуда они, почему, как сюда попали, я не знал, но, черт возьми, догадывался. Очень многие приезжали сюда просто за острыми ощущениями. А дамы... Не повезло на гражданке, настоящие мужики, экстрим. Насчет не повезло на гражданке, мне было сомнительно. Здесь везением не пахло, а настоящие мужчины... Ну, если можно так трактовать сексуально изголодавшихся отморозков. С другой стороны, отношение к женщинам здесь было рыцарски-трепетным. Их, конечно, не принимали всерьез, а все равно боготворили, берегли как хрустальные вазы. Это было всерьез и не всерьез. Грани стирались.
     Мне пора было возвращаться, но так сложилось, что задержался еще на несколько месяцев. Материалы собрались сами собой. Их хватило бы даже на книгу, но выплеснуть эту горечь на страницы я бы не смог.
     Я уже со всеми распрощался, все такое. Но тут поступило известие о ранении Федора Гриценко. Да, того самого Федора, с которым мы общались с первых дней моего пребывания в Чечне. Не навестить его в госпитале я не мог.
     Ехали по размытой, осклизлой дороге, по совершенно раздолбанным колеям. Машина обиженно скрежетала, норовя заглохнуть каждую минуту. Где-то наверху жужжали вертолеты. Машина таки застряла, мать ее. Где-то сверху громыхнуло, и вдруг все небо полыхнуло такой яркой вспышкой, что в глазах у меня замелькали красные круги.
     - Ой, бля, вертушку подбили! - резко сказал шофер в ватнике, одетом на гимнастерку.
     Я задрал голову. Над нами висел огненный шар, от которого отделялись светящиеся куски.
     - Чего уставился? Сматываться надо. Давай, толкай машину. Но я, не отрываясь, смотрел, как падает, распадаясь на фрагменты, огненное облако. Медленно-медленно. Исчезло за серой горой и повисла тишина, а потом гора вздрогнула. Взрыв. И все. Снова тишина.
     Долго, ляпаясь в грязи, толкали машину. Долго, чертыхаясь, тряслись по размытой дороге. Прибыли. От военного госпиталя я ожидал большего. А тут так, грязненькая больничка.
     - Ну, бывай, - распрощался шофер. - Федору привет.
     - Оставайся. Куда на ночь глядя? - попробовал урезонить я.
     - Дела, - коротко ответил он и усмехнулся. Я примерно догадался, о каких делах идет речь.
     В госпиталь меня пускать не хотели, но карточка корреспондента возымела действие. Я пошел по коридору, одному, второму, естественно, заблудился. Ходили какие-то люди в белых халатах и форме. Никто ничего не знал. Внезапно прямо на меня вывалился плечистый мужик в белом халате, одетом на форму. Спереди халат был забрызган кровью. Мужик поравнялся со мной и уже почти прошел мимо, но что-то пронзительно знакомое почудилось мне в развороте его плеч, посадке головы.
     - Валет? - робко проговорил я.
     Мужик обернулся резко, до упора, и вдруг заорал таким звонким и знакомым голосом, что у меня защемило сердце:
     - Егор! Жорка Вершинин! Ну, ты даешь!
     Мы обнялись.
     Валет не сильно изменился, лишь как-то заматерел, что ли. Он обнял меня за плечи и повел лабиринтами больничных коридоров. С Вальтом почтительно здоровались - и персонал, и пациенты. Но Валет раскланивался машинально, он видел только меня. Да и я, признаться, как-то просто ошалел от радости. Не ожидал я увидеть Вальта здесь, не ожидал. И сейчас, шагая рядом с ним, я чувствовал спокойствие и легкость.
     Валет толкнул дверь с табличкой «Ординаторская». Стол, стулья, сейф, кушетка за ширмой, несколько белых шкафов, похожих на холодильники.
     Мы сели к столу друг напротив друга. Валет открыл один из шкафов, там стояла бутыль темного стекла, литров так на двадцать. На ней белой краской было написано «Спирт 96?». Валет разлил в какие-то мензурки.
     - Не боишься глотку обжечь? - осторожно поинтересовался я.
     - А? - не понял Валет.
     - Не многовато 96??
     Валет рассмеялся:               
     - Ты на надпись-то не смотри. Это раньше он был 96?, сейчас чуток помягче.
     - Не понял?
     - Помаленьку пьем, а поскольку спирт у нас учетный, водой доливаем. Вообще-то проверка не скоро, ну да, надеюсь, поджигать его они не будут или там градусы мерить... Э... - Валет махнул рукой.
     - Силен. Ну, а если проверят?
     - Тогда п...ц. Я теперь завотделением, второй месяц всего, но собак всех повесят. Да, ладно, проверят, не проверят. Впервой мне, что ли, звездюлей получать по первое число? Слушай, не о том мы говорим с тобой, Жора.
     - Не о том, - согласился я.
     - Давай-ка, Жора, выпьем за встречу да потрындим. Давненько я тебя не видел. Изменился ты - мужиком стал.
     Мы чокнулись мензурками, вылили. Не знаю уж, как они там разбавляли спирт, но по горлу меня полоснуло. Градусов восемьдесят точно. Валет вскрыл консервы, нарезал хлеб. Закусили. Валерка снял медицинский халат, я заметил новые звезды у него на погонах:
     - Поздравляю.
     - С чем? - удивился Валет.
     - Майором стал.
     Валет расхохотался:         
     - Ой, Егор, убил. Да я отсюда полковником уеду, это все дела решенные и давно известные. Да только звезды все эти мне как серпом по яйцам.
     - Чего так?
     - Жора, тут иногда такой дурдом бывает, лечить не успеваешь, несколько операций за день. Да еще это, блин - «Стоять!», «Лежать!», «Равняйсь-смирно!» Офигеть можно.
     - Ну, Валет, ты неисправим. Давай, рассказывай.
     - Чего рассказывать? Кантуюсь тут.
     - Сам поехал?
     - Сдурел? Там такая хрень, блин, получилась.
     - Помню, ты последний раз когда звонил, говорил, что тебя взяли в оборот.
     - Еще в какой, - Валет закурил. - Смешно и глупо, как в анекдоте. Короче, приглянулась моя Варька комдиву. Не дала. Такие дела, знаешь, с кондачка не решаются, а я пошел да морду ему набил.
     - Ну и?
     - Вот тебе и ну. Он давай орать, да погоны с меня сдирать. Только меня в обиду не дали. Я ведь врач неплохой, а там все так завязано... Нужен не только хороший хирург, а хороший хирург в погонах. Ну и вот. Конечно, мордой об стол повозили, рапорта там, взыскания. Комдиву тоже  нервишки попортили. Только он мужик гнилой оказался, злопамятный. В общем-то, эту некрасивую историю красиво завершили, но нужен был стрелочник. И на роль стрелочника, как ты догадался, выбрали меня. И вот, все при полном шоколаде, а я разгребаю дерьмо. Без обид, конечно. Да только картинка все равно вырисовывается паскудная.
     - М-да, жопа полная. Наливай.
     Мы выпили, пошло уже легче. Дверь стукнула, и вошел пожилой доктор.
     - Сан Саныч! - обрадовался Валерка. - Садись с нами. Друг мой приехал.
     - Да нет, Валер, мне уже хватит.
     - Ну, смотри. Чего хотел-то?
     - Покемарить. Но вы сидите. Четвертый бокс освободился, туда пойду.
     - А, может, мы туда?
     Седой лишь махнул рукой и скрылся за дверью.
     - Сан Саныч, - пояснил Валет. - Бывший начальник отделения. Золотой мужик, а хирург какой. Последнее время пьет  много, руки дрожат и все такое. Уважаю я его. Ну, что, Жора, как сам?
     Я начал рассказывать про статьи, репортажи, показал фотографии. Некоторых Валет знал.
     - Про героев писать будешь? - покуривая, спросил Валет, но спросил настороженно.
     Не хотел я ему рассказывать всю подоплеку моего появления в Чечне, ох, не хотел. Но и не сказать не мог. Наболело. Я видел одно, но написать должен был совсем другое. Этакую причесанную сказку про белого бычка. Сусальную сказку, сладкую-сладкую, как леденец.
     - Про героев? Ага, почти... - я рассказал Вальту, все рассказал. О моем желании поехать в Чечню, просто так, от не фиг делать - прославиться, подзаработать. О разговоре с Главным, и о том, как я согласился.
     Валет слушал спокойно и как-то жадно, пару раз посмотрел внимательно и остро. Я рассказывал и ждал его презрительных порицаний, едких уколов, ругани. Но Валет молчал и спокойно курил. Я не выдержал:
     - Что скажешь?
     - А что тут скажешь? Все ты правильно делаешь, Егор, - озадачил Валет.
     - Ты... это серьезно?
     - Вполне. Чем дальше в лес, тем больше партизан. Они там, наверху, сидят далеко не дураки. Никому не нужна эта чернушная правда. Кровь, смерть... Не должны люди думать об этом. Ну, напишешь ты правду, кто тебе поверит? А если и поверят, что это изменит? Ну, сам подумай, Жора? Вся эта военная бодяга будет тянуться еще очень многие годы, уж поверь мне. И не мучайся.
     Я залпом допил спирт:
     - Черт, я был уверен, что ты мне пропишешь что-нибудь про патриотизм .
     - Дурак.
     - Валер, но ведь страшно-то как. Пареньки молоденькие, мальчишки совсем, умирают. Так неужели ни за что? Матери их плачут, жены, дети. Неужели просто так?
     Валет тоже выпил:
     - Зря ты так, Жора... глубоко копаешь. У многих из этих мальчиков, как ты говоришь, был выбор. Сами идут сюда за легкой славой и деньгами. Кормушка, блин. Сам ведь знаешь.
     - А когда нет выбора!? - заорал я.
     Валет выпустил дым:
     - А вот когда нет выбора, это х...во. Но ты тут, Жора, ни при чем. И даже если напишешь трогательно-трагические статьи, все равно ничего не изменится.
     - Что же делать, а, Валер? - я остыл.
     - Да ничего не делать. Работай.
     - Я ж продался, - хрипло выдохнул я.
     - Ну и что? Обидно что ли?
     - Обидно.
     - Могу посоветовать куда эту обиду можно засунуть.
     - Не надо.
     Мы рассмеялись.
     На столе пронзительно заверещал телефон, но Валет не брал трубку, тупо уставившись на аппарат. Звонили долго, наконец, вякнув еще пару раз, телефон умолк. Валет снял трубку и положил рядом:
     - Достали. Обойдутся без меня сегодня.
     - Эх, Валет, разве ж я думал, что мы с тобой вот так встретимся?
     - Не рад, что ли?
     - Тебе-то? Знаешь, я здесь совсем другой стал. Да и ты, Валет, заматерел, жесткий стал какой-то.
     - Жизнь тяжелая, ломает, - усмехнулся знакомой усмешкой Валет.
     - Много ли крови у тебя на руках, а, Валет?
     Валерка расхохотался:
     - Это ты у хирурга спрашиваешь!? Ладно, я понял. Поначалу-то, конечно, ходил в перестрелки, так сказать, местного значения. Стрелял. А уж попал, не попал, не знаю. Это ведь не стрельбище, целиться некогда.
     - Страшно?
     - Страшно. А потом ничего.
     Моя голова уже слегка замутнела, Валет же сидел совершенно трезвый, с упорным взглядом. И продолжал пить спирт будто воду, перемежая глотки резкими торопливыми затяжками.
     - Плохо выглядишь, Жора.
     - Устал.
     - Иди, ляг. Там койка за ширмой.
     - А ты?
     - А у меня еще дела. Сегодня же мое дежурство. Пока вроде спокойно все. Ну, пойду обход сделаю. Завтра договорим.
     Я брякнулся на койку, не раздеваясь, и отрубился мгновенно, лишь коснувшись головой подушки, затянутой в клеенку. Я спал так крепко, что не слышал, как звонил телефон, как входили и выходили какие-то люди, как Валет что-то орал в телефонную трубку.
     Рассвело. Я проснулся и сел на кушетке. Огляделся. Голова раскалывалась, горло полыхало и царапало наждачно. Валет вошел стремительно, как ураган. Бодрый, веселый. Только синие тени под глазами да щетина на щеках говорили о бессонной ночи.
     - Валет, я умираю, - пожаловался я.
     - Ну, этого мы не допустим, - пообещал Валет и протянул мне некую бутылочку с яркими наклейками.
     - Что это? - недоверчиво спросил я. Валет хохотнул:
     - Детский «Панадол».
     - Чего!? - охренел я.
     - Ладно, пока время до обхода есть, расскажу тебе про свой бизнес. Короче, месяца полтора назад привезли нам медикаменты. Мы обрадовались, а как увидели, заплакали. Там перевязочные всякие - бинты, вата, марля - х..ня всякая, и детский «Панадол». Это, знаешь, сироп такой жаропонижающий. Целый вагон, в натуре, хоть стой, а хоть волком вой. Че с ним делать-то? У нас же военный госпиталь, а не детская Морозовская больница. Да ладно вагон... У этого, блин, «Панадола» срок годности кончается. И списать нельзя - приходно-расходный баланс нарушается. Хоть задницей его жуй. Надо реализовывать.
     - И ты решил его реализовать через меня, - встрял я. - Только знаешь, сожрать вагон сиропа мне слабо.
     - Не вибрируй, - осадил меня Валет. - Этот «Панадол», по сути, что?
     - А что? - заинтересовался я.
     - Аскорбинка, глюкоза... - Валет смотрел на меня, прищурившись. - Не допираешь?
     - Нет.
     - Самое лучшее средство от похмелья. Ребята его прямо в водку добавляют. Похмелья никакого.
     - Здорово. Ну и ты что, приторговываешь им? - тускло спросил я.
     - Ну да. Вся округа отоваривается.
     - Наверное, ты скоро миллионером станешь, Валет - зло отчеканил я.
     - Егор Вершинин! - повысил голос Валет. - А ты знаешь, что наш госпиталь почти не финансируют? Ты знаешь, что у меня в отделении нет паршивых антибиотиков, нет анальгина, димедрола, да что там, шприцов одноразовых нет. Перчатки резиновые кончаются. Скоро, натурально, по локоть в крови работать будем. Так что ты верно заметил - миллионер.
     Я поднял кверху руки, осаждая его:
     - Остынь, Валет
     - В следующий раз, Жора, фильтруй базар, а то я тебе врежу.
     - Согласен.
     - Если интересно, пошли со мной на обход, только халат надень, вон, на двери болтается.
     После «Панадола» мне заметно полегчало, и я довольно бодро вышагивал за Вальтом. Я попросил его узнать про Федора Гриценко.
     - Выписали.
     - Как?!
     - А так. Мы же здесь только первую помощь оказываем - подштопаем, подлечим - и в Москву или там в Питер, на реабилитацию. Они же все долбанутые.
     - Не волнуйся, Валет, мы скоро такими же станем.
     - Это точно. Я, по-моему, уже.
     - Это точно, - в тон ему ответил я, и Валет тайком показал мне поднятый кверху средний палец.
     Жалко мне было, что не повидал Федора, но, видно, не судьба. Сейчас же я не мог не удивляться бурному энтузиазму Вальта. Он носился по больничным коридорам, осматривал, ободрял, давал распоряжения. И люди, зараженные его деловой веселостью, улыбались, кивали и... верили.
     В коридоре, на полу, привалившись спиной к стене, сидел парень. Он пусто глядел на проходящих и находился в каком-то ступоре. Валет вопросительно кивнул полной пожилой медсестре.
     - Помните, позавчера парня оперировали, которому ноги оторвало? Множественные осколочные ранения? Это его друг.
     - Который вчера умер от кровопотери? - как мне  показалось равнодушно осведомился Валет.
     - Ну да, из четвертого бокса.
     Валет склонился к парню:
     - Давай-ка, браток, поднимайся. Соберись, соберись, ничего уже не поделаешь.
     Парень долго молчал, пусто глядя в пространство, а потом медленно проговорил:
     - Эт-то он, эт-то он вместо меня... это я должен был... Он говорил а я не послушался.
     Валет выпрямился:
     - Татьяна, сделай-ка ему по вене димедрол и это... - он понизил голос, - спирту плесни ему грамм сто.
     - Валерий Леонтьевич.. - обиженно начала она.
     - Татьяна, - строго осадил Валет, - ты что, не видишь, он же завтра застрелится или по вене чиркнет?
     - Отвечать же придется.
     - Отвечу, - отрезал Валет.
     Валет умчался на операцию, а я остался и стал осматриваться. Военный госпиталь. Черт, одно название - облупившиеся стены, затертые, исчирканные сапогами полы, грязные мутные окошки. Медсестры и врачи затурканные, усталые, злые. Пациентов много. Шум. Какой-то перебинтованный дядька, опираясь на костыли, проковылял в сторону туалета. В палатах не поймешь, где больные, где посетители.
     В одной палате развеселая компания играла в карты. Ребята шумно ржали, матерились и, по блестевшим глазам, я понял, что уже приняли. В другой молодой крепкий мужик с забинтованными глазами пощипывал струны гитары и хрипло пел длинную грустную песню. Где-то хохотали. По коридору мимо меня провезли в сторону операционной тело, накрытое белой простыней. Бескровная лохматая голова моталась из стороны в сторону.
     Меня покормили безвкусной картошкой и консервами. Я сделал несколько снимков и стал думать о Вальте. Молодец Валет - рук не опускает. Как он здесь работает, в этом аду? Я думал о том, как странно все складывается. Валет, который самоотверженно борется за чужие жизни, более достойный счастья или, хотя бы, легкой жизни, прозябает. А я... Я и в Чечню-то поехал из-за экзотики, ну так, чтобы прикоснуться к «школе жизни» и добрать адреналин. Валет - миротворец, а я - раздолбай.
     Казалось, что у нас общего? Ну, прошлое, ну, воспоминания и все. А я вот думаю о нем, скучаю без него. И он тоже, мне очень хотелось в это верить.
     Валет появился лишь к вечеру. Он потемнел на лицо, в его походке не было обычной пружинистой легкости, ступал он грузно, опустив плечи. Вальта вело, он пошатывался от усталости. И, наконец, рухнув на стул, достал сигарету и простонал:
     - Ох, порвали меня сегодня. То се, блин, пятое-десятое. Как Сан Саныч разруливал, ума не приложу. Слушай, Жор, сгоноши чего-нибудь пожрать, пошарь в холодильнике.
     В холодильнике я обнаружил палку колбасы, разнокалиберные банки консервов, три пакета молока и две ополовиненные бутылки водки. Пока я прикидывал х... к носу, соображая что к чему, за спиной у меня раздался храп. Валет спал. Уронив голову на стол. У меня тоже глаза слипались, но тут в ординаторскую вошла медсестра Татьяна. Она тоже выглядела усталой - белая шапочка сбилась набок взгляд был напряженный, немигающий. Она умело закурила:
     - Устал начальник...
     Я кивнул, не зная, как поддержать беседу.
     - Вы друг его?
     - Да.
     - Может вы повлияете... - задумчиво протянула она.
     - На что?
     - Валера - классный хирург, ему в Москву надо. Такие операции делает. У него осложнений почти не бывает. Он же человека из ничего собрать может, из кусков, из месива. Руки, ноги оторванные пришивает. А что руки-ноги, ему органы пересаживать надо и зарабатывать. А он колотится здесь за гроши да звания дерьмовые.
     - Что, мало платят?
     - Платят!? - вскрикнула Татьяна, и с ее сигареты посыпался пепел. - Собачьи слезы! Конечно, пайковые там, и все дела, звания, опять же, но это совсем не те деньги за такую каторжную работу. От ее крика Валет проснулся и непонимающе озирался, хлопая глазами:
     - Кому, чего не платят?
     - Говорят, тебе в Москву надо, президентов оперировать, - поделился я.
     - Татьяна? - он взглянул на нее с улыбкой. - Я согласен. Устал чего-то сегодня. В Москве попроще было бы - шил бы себе аппендициты или штыри вставлял в кости, а тут... Кто же меня отпустит, Танечка?
     - Это верно, - согласилась она.
     - А что, сегодня ужинать не будем? - поинтересовался Валет, а Татьяна смутилась.
     Через полчаса стараниями Татьяны стол в ординаторской был накрыт прямо-таки роскошный. Селедка, картошка, колбаса, хлеб, ну и, конечно, водка - те самые ополовиненные бутылки. Присоединился Сан Саныч и еще двое молодых ординаторов - водки не хватило, принялись за спирт.
     - В отделении кто? - строго спросил Валет.
     - А никого, тяжелых-то нет.
     В ординаторской стало шумно, дымно, тесно.
     - Пойдем, покурим? - предложил мне Валет.
     Мы спустились на первый этаж и вышли во дворик.
     - Стой! Кто? - выступила из темноты фигура в камуфляже и с автоматом.
     - Свои.
     - Здравия желаю, Валерий Леонтьевич.
     - А... - отмахнулся Валет.
     Мы прошли вглубь дворика и сели на сваленные у стены бревна. На улице было хорошо. После прокуренной ординаторской здесь дышалось легко и свободно.
     Валет полуприлег и задумчиво уставился в темное небо, которое вызвездилось пронзительно, густо и ярко.
     - Хорошо.
     - Хорошо, - согласился я. Помолчали.
     - Как Елена, Машка? - вяло поинтересовался Валет.
     - Не знаю.
     - Не понял?
     - Веришь, нет, уехал - как отрезало.
     - И не звонил? - удивился Валет.
     - Пытался, - махнул рукой я, - пустое. Да нет, ты не думай, Валер, скучаю жутко. Во сне вижу. А позвонить не могу. Черт его знает почему. Ну что я скажу?
     - Что жив, - предложил свой вариант Валет. Я не ответил.
     - Мудак ты, Егор. Мудак и эгоист.
     - Думай, что говоришь, - лениво бросил я
     - Думаю. Жена у него, дочка, а он, б..., поехал в сраную Чечню за гребанными сенсациями. Так бы и врезал я тебе, Егор.
     - Врежь, если полегчает. Думаешь, я сам это не знаю. Конечно, я подонок. Алена-то любит меня, ну, то есть, наверное... И Машка...
     - Сам что ли не уверен? - Валет прижал сигарету углом рта.
     - А ты уверен? Валет хмыкнул:
     - Резон. У меня Варвара с Иваном сейчас под Питером живут. Батяня устроил. Как он?
     - Не знаю, - я действительно ничего не знал про Леонтия, он выпал из моего поля зрения.
     - Я ведь тоже своим звоню нечасто. Деньги посылаю, наведываюсь иногда, но херня все это. Отвык. Живу как волк. Семью свою бросил, чужих людей спасаю, как дурак.
     - Ты не дурак, Валет.
     - Ты думаешь? Ладно, спать пошли. Холодно.
     В ординаторской было пусто и прибрано. Сегодня здесь лег Валет, а меня отправили в одну из пустующих палат. Но сегодня мне не спалось. Этот разговор как-то взбудоражил меня. Я думал о Елене, как она там без меня. Мои грязные мысли приняли иное направление, я уже думал не как она без меня, а как она без мужика. Черт. Стало так погано. И зачем я, придурок, сюда поперся? Хотел переключиться на Машку, но черты ее лица расплывались у меня перед глазами. Я стал забывать, как выглядит моя дочь!? Атас. Надо возвращаться. Разве эта поездка стоила того, какие бы деньги за нее не платили?
     Следующие несколько дней я не видел Вальта. Он уехал на какие-то объекты. Я скучал, томился и слонялся по больнице. Я уже твердо решил уехать, но не попрощаться с Вальтом я не мог. Материалы я собрал, интервью записал, пленки отснял. Все мыслимые и немыслимые сроки вышли. Впрочем, в сроках меня особо не ограничивали - важен был результат. Конечно, для того, чтобы рассортировать материалы, разложить их по полочкам, причесать и облить шоколадным сиропом, как от меня этого хотели, нужно было время. Но все это можно было делать в Москве, сидя на диване и попивая горячий кофе. Ха... Кофе.. Нужно было уезжать, но я ловил себя на мысли, что уезжать-то мне особо не хочется. И оставаться было нельзя. Вот такая вилка неприятная. Я четко понимал, что мое сознание уже начало крутиться в другую сторону, и если я не слиняю быстро, то окончательно слечу с катушек. Интересно, как справляется с этим Валет? Но Валет силен. Валет упорен, Валет прошел такую школу. А я просто трусливый недоносок, который умывает руки. Да, складывалось все именно так.
     На Вальта я напоролся в коридоре, хотя его громкий хрипловатый голос услышал задолго до этого. Я выглянул из палаты, где беседовал с разбитными ребятами-спецназовцами.
     Валет орал на молоденькую чернявую девушку в белом халате - врача-ординатора.
     - Я подумала, я подумала, что у него сломан подбородок... - чуть не всхлипывала девушка.
     - Чего сломано? Вы где учились? Сломана может быть нижняя челюсть. Вы что, не знаете, что при прямом ударе в челюсть ломаются ветви? Они же ломаются при ударе в область угла челюсти отраженно. А при ударе в переносицу верхняя челюсть отваливается напрочь. Это основы последствий рукопашного боя, ну, или просто мордобоя.
     - Я в медицинском училась, а не изучала мордобой, - вскинула острый подбородок девушка.
     - Да ну? - удивился Валет. - Вы просмотрели перелом основания черепа. Почему рентген не сделали? Моя бы воля... - Валет сделал решительный и раздраженный жест.
     - Что случилось? - спросил я у Вальта. Он был зол, как черт.
     - Блатных набрали. Дочка какой-то шишки из Дагестана. Я у нее спрашиваю, чего тебя папа не устроил куда-нибудь поспокойнее? А здесь, говорит, случаи интересные. Случаи, блин, мокрощелка паршивая, чуть пациента не угробила.
     - Я уезжаю, - поделился я с Вальтом.
     - Когда? - он не удивился.
     - В конце недели.
     Валет посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом:
     - Это ты правильно решил, Егор. Посмотри на меня - прожженный стал, циничный, нервы ни к черту.
     Эти дни наслоились один на другой. Мне хотелось видеть Вальта почаще, поговорить с ним. Но день его был расписан по минутам, Вальта буквально рвали на части. Он плохо ел и мало спал, но держался молодцом. Не унывал и держал в каком-то веселом напряжении все отделение.
     Много впечатлений осталось у меня от последних дней. Я прогуливался по больничному коридору и ждал с операции Вальта, хотел перехватить его хоть на несколько минут. Откуда-то снизу из приемного покоя донеслись крики, ругань. В отделение ворвалось четверо человек в форме и с автоматами. Пятого несли, его одежда пропиталась кровью. Кровь капала на пол. Впереди шел невысокий небритый мужик в форме подполковника. У него было злое, грязное лицо.
     - Где здесь чертовы врачи? Кто здесь за старшего?
     Откуда-то выступил Сан Саныч:
     - Что здесь происходит? Кто вас пустил?
     - Кто старший, я спросил? - кричал подполковник, не слушая встречных вопросов Сан Саныча. - Где начальник отделения?
     - Начальник в операционной...
     - В операционную, - скомандовал подполковник.
     - Куда? - обалдел Сан Саныч. Его подвинули.
     Вся гоп-компания вломилась в операционную. Я кинулся следом, чтобы помочь Вальту.
     Валет и еще двое в белых халатах колдовали над распростертым телом. На резиновых перчатках Вальта была кровь.
     - Это еще что такое? - взревел Валет.
     - Кто начальник отделения? - в свою очередь крикнул подполковник .
     - Ну я! - грозно сказал Валет.
     - Тут парня моего ранило. Его надо быстро полечить. И чтоб жив был, понял, Склифософский?
     - Выйдите отсюда, вами займутся в приемном покое, - спокойно отчеканил Валет.
     - Нет, им займешься ты и сейчас. Это приказ.
     - Приказывать на поле боя будешь. А сейчас - вон отсюда!!
     - Чего!? Да я тебя!
     - Вон! - заорал Валет так, что одна из ассистирующих врачей выронила на пол инструмент, который в наступившей тишине звякнул неподобающе громко.
     - Что замерли? - зашипел Валет уже на подчиненных - Быстрее... смотри, блин, как кровоточит. Тампон скорее, ну, растряси хоть немного свою задницу. Коагулятор, быстро. Валет уже ничего не видел, кроме операционного поля.
     - Ты мне за это ответишь!.. - процедил подполковник.
     - Ага, но только не тебе, - не поднимая головы, парировал Валет. - Егор, вызови охрану.
     Этот инцидент закончился благополучно - Валет прооперировал раненого. Операция прошла успешно. Подполковник на протяжении операции ходил как маятник взад-вперед по коридору. Нервничал. Я наблюдал за ним. На каталке вывезли парня, который был еще под наркозом.
     - Выживет? - коротко спросил подполковник у молодого ординатора.
     - После операции Валерия Леонтьевича? Конечно. - Бросил тот.
     - Спасибо.
     - А мне за что? - удивился ординатор. - Вы Его благодарите.
     Валет вышел последним, устало потирая виски. Подполковник кинулся к нему:
     - Спасибо, доктор!
     - Пожалуйста, - равнодушно ответил Валет, обходя его.
     - Погоди. Ты... извини меня. Этот парнишка... если б умер... я...
     - Ага, я понял.
     Потом я видел этого подполковника, он несколько раз приходил навещать своего товарища. Вальту он принес ящик коньяка - королевский подарок. Валет принял благосклонно, но пить не стал.
     - Чего морду воротишь? - не понял я.
     - Пошел он. Понты тут прокатывать. Вояки, блин, херовы, - Валет плюнул с досады.
     - На безрыбье-то, Валер, и жопа - соловей.
     Валет усмехнулся невесело.
     В день моего отъезда мы с Вальтом сидели у него в кабинете. Честно говоря, кабинет начальника хирургического отделения выглядел не просто скудно обставленным, а вопиюще, безнадежно убогим. Да Валет и не бывал здесь. Мы курили и молчали. Так многое нужно было сказать, а вот молчали. Слов не было. Ворвалась Татьяна:
     - Валер, Валерий Леонтьевич, там какой-то майор сумасшедший в реанимацию рвется к вчерашнему прооперированному.
     - Пошли.
     Я тоже пошел с ними. У двери в реанимацию топтался молодой красивый майор.
     - Почему меня не пускают? - осведомился он у Вальта хорошо поставленным голосом.
     - Пациент после операции, нуждается в отдыхе
     - Мне нужно с ним поговорить. Из-за него погибли люди, понимаете! -горячился майор - И еще могут погибнуть. Мне просто необходимо с ним поговорить.
     Валет посмотрел длинно и как-то странно:
     - Хорошо.
     В облицованном белым кафелем боксе лежал человек. Молодой парень с бледно-зеленым лицом. Он весь был опутан проводами и трубочками капельниц.
     - Аркаша... - свистящим шепотом позвал красивый майор. - Аркаша, ты слышишь меня?
     Парень медленно открыл глаза, совершенно пустые, ни тени узнавания. Но прошла минута-другая, и в его глазах мелькнуло что-то.
     - Товарищ майор... - прошелестел парень.
     - А, узнал?! - вдруг высоко взвизгнул майор. - Узнал, сукин сын. Ты куда привел нас? Ты знаешь, что там было!? Да я ж тебя сейчас своими руками!.. Кольку на куски разорвало, а Степан Семеныч... и еще шестеро... А ты вот выжил, сука! Я тебя живого закопаю!
     Парень судорожно дышал. Майор кинулся к нему, Валет, стоящий дальше, не успел, а я успел - схватил его руку, но тут же полетел куда-то к стене.
     - Отставить! - как удар хлыста прозвучал голос Вальта. Майор непонимающе застыл. Парень Аркаша откинул голову на подушку. На мониторе рядом с его кроватью забегали зеленые зигзаги.
     - Да ты понимаешь... доктор... что этот гад привел нас в мясорубку, ты хоть понимаешь?...
     - Не надо, майор, - тихо так сказал Валет.
     Я наблюдал всю эту сцену, сидя на полу, куда отлетел после удара майора.
     - Почему? - глуповато и шепотом спросил майор.
     - Он умирает.
     В глазах майора отразилось брезгливое недоверие, тогда Валет откинул одеяло. Кровавые бинты слабо стягивали живот парня. А под бинтами пульсировало, билось, вздрагивало что-то живое, сизое, скользкое. Майор побледнел и отвернулся, пряча глаза.
     - Его привезли вчера. Он был безнадежен. Я прооперировал его, зная, что он безнадежен, - ровным голосом пояснил Валет.
     - Зачем? - сдавленно спросил майор.
     - Это мой долг, - пожал плечами Валет.
     Мы вышли, и Валет тихонько прикрыл дверь. Я смотрел на Вальта. Хроническая усталость темнотой легла на его красивое жесткое лицо, в черных волосах появилась седина. А все равно, его глаза светились таким упорством, что делало его почти несгибаемым. Даже такая трудная, напряженная жизнь не могла сломить волевой стержень, заложенный в нем самой природой. Простились мы скомкано.
     Валет вышел меня проводить, сунул мне в сумку несколько бутылок коньяка, оставленных скандальным подполковником.
     - Ты это... не забывай меня, Валет... - грустно и как-то мелодраматично сказал я.               
     - Конечно, - легко согласился Валет. - Не грусти, Жора, увидимся. Надеюсь все-таки поскорее перевестись на гражданку, а там уж в Москву. Намотался я, Жора, по провинциям во как, - он энергично чиркнул по горлу ребром ладони. - Пора уж и пожить как человеку. Как белому человеку.
     Мы обнялись, и я сел в машину. И пока машина отъезжала, видел Вальта, который стоял на крыльце госпиталя, сунув руки в карманы халата и прижав углом рта сигарету. У меня заныло сердце, будто расставались мы навсегда. Хотя я знал, что увижу Вальта. Знал и все. Конечно, я скучал по Елене, Машке, но почему-то именно разлука с Вальтом болезненными уколами отзывалась у меня в душе. Елена... Машка... все это были другие отношения, они были моей семьей и, конечно, всегда стояли на первом месте. Или уже нет? Валет был моим другом, единственным и настоящим. Он понимал меня. Понимал с полуслова. Мы были как бы настроены на одну волну. Хотя жили в разных местах, виделись редко, не слишком-то глубоко вникали в семейные проблемы друг друга. У нас был разный круг общения и разные взгляды на жизнь. Но некие нити протянулись между нами. Нити, тянущиеся из детства, юности. Это была странная дружба. Ненавязчивая и крепкая. Я представлял себе все это не так. Но это было так. Валет, он остался там, в той кошмарной непонятной войне. Он остался. А я возвращался домой.
     Елена была рада моему возвращению. Но, как бы это сказать, с оттенком разочарования. Не знаю, как это объяснить, но я уловил ту ноту пронзительной грусти, которая метнулась от ее взгляда. Машка... Мое сердце наполнилось тихим умилением. Еще три недели я колупался с материалами, сортировал фотографии и, наконец, упаковал материал в виде статей. Заказчики остались довольны, деньги заплатили. Точь-в-точь по договору - ни больше, ни меньше. Я удивился, поскольку был уверен - мне недоплатят. И вот тогда у меня появилось бы моральное право написать все как есть, однако шансов мне не оставили. Исполнив заказ, я почувствовал себя полным идиотом - жалким и никчемным.
     Да и мог ли я поступить иначе, если даже близкие мне люди - Елена, Валет, в принципе, благословили этот мой шаг. Конечно, какой-нибудь крутой мужик на моем месте мог ударить кулаком по столу, но я не был крутым. Да и попахивало это все дешевой рисовкой. Расклад был известен с самого начала, и я честно исполнил все правила игры. Мои коллеги, побывавшие там, посматривали на меня недоуменно, с неким враждебным сожалением. Но я сказал себе - ну и ладно. Мы купили новую квартиру, машину, сделали ремонт. Все складывалось ОК. После этих чеченских статей мне поступила масса заманчивых предложений. Я стал много работать, писать. Но работа перестала меня удовлетворять. Я уже не испытывал никакой радости, удачно ввернув тот или иной оборот или козырнув неким хлестким фактом. Исписался что ли? Я ушел из редакции.
     - Ты дурак, - сказал мне Главный. - Твое имя уже играет. В бизнесе еще неизвестно - выгорит или нет, а тут фишка поперла - играй. Но я сказал - нет, и ушел.
     Помог мне все тот же Витька Кабанов - дал ссуду, и я с кое-какими ребятами и с божьей помощью купил небольшую типографию. И завертелся круговорот каких-то бухгалтерских смет, экономических выкладок. И все это было так ново и безумно интересно, я отвлекся.
     Отношения с Еленой опять стали напряженными. Мы отвыкли друг от друга. С одной стороны, я любил ее по-прежнему, с другой - мне было жаль ее. У нее бизнес не пошел, дома она сидеть не захотела и все свое раздражение выплескивала на меня. Моя усталость тоже выливалась в нервные срывы.
     - Чего тебе не хватает?! - орал я.
     - Тебя!
     Это было грубо, это был шантаж. А шантаж, как известно, в любви не проходит.
     - Я делаю все, что могу.
     - Ты совсем сдвинулся в своей Чечне!
     А вот это был уже откровенный удар ниже пояса. Мы сыпали оскорблениями столь изысканными, сколь и болезненными. Елена умела втоптать в грязь и опустить ниже плинтуса. Да и я знал, как побольнее ударить. Журналисты, блин. Теперь я думаю, что именно Елена подтолкнула меня к первой измене. Она настолько была уверена в своем превосходстве и своей неуязвимости, что захотелось просто назло. И потом, она столько раз давала мне понять, что на меня как на мужчину никто не позарится просто по определению, что тут уж встала необходимость кое-что доказать себе. Свою мужскую состоятельность и силу. В тираж мне еще было рановато. Разве собирался я изменять? Да нет, я совсем не из тех ходоков, которые коллекционируют свои победы да еще и хвастаются этим. Просто так сложилось - с Катенькой мы познакомились случайно, на приеме у общих знакомых. Она мне понравилась, и я пустил в ход все свое обаяние. Рыбка клюнула. Мне стыдно за то, что говорю об этом так пошло, но все и было пошло. Это была не любовь, даже не влюбленность, так, взаимное соглашение. Я как бы вымещал свою обиду, она - оттачивала коготки. Наш роман продержался три месяца. Катенька развела меня на бабки в виде подарков и всяких там ресторанов как последнего лоха, а потом бросила, весело вильнув хвостиком. Я не обиделся, поскольку развела она меня красиво. И потом, я всегда считал траты денег на женщину достойными.
     Знала ли об этом Елена? Я почти уверен, что да. Не слишком-то хорошим я был конспиратором, да и был уверен, что она ни за что не разведется. Развод просто не укладывался в ее жизненную философию. Моя же душа, утомленная равнодушием, искала неких чистых светлых отношений. Не очень-то я верил в них, но надеялся, как ребенок на подарок Деда Мороза. Плохо было не это. Плохо было то, что я опять начал впадать в то вязкое уныние, которое граничило с банальным запоем. Я чувствовал это и боялся этого. Как глупо. Я хотел рассказать о Вальте, а получается ерунда и нытье.
     Но меня иногда заносит. Не часто, но это случается, особенно когда выпью. Тянет, знаете ли, на слезливые откровения. Типография работала исправно. Медленно, но верно бизнес креп и раскручивался. Это только у истоков стоять трудно, а потом стоит лишь немного подтолкнуть, и все уже покатилось и работает вроде бы само собой. В начале проблем было много -непредвиденные расходы, сумасшедшая аренда помещения, погашение кредита, всякие там налоги... Сто раз я хотел бросить все это к чертям собачьим. И в девяноста случаях я думал о Вальте. Не в том плане, как бы он поступил на моем месте. На этот счет сомнений у меня не было. Валет уцепился бы зубами, как бультерьер. Вовсе нет. Мне хотелось доказать, что и я могу быть упрямым и упертым, могу загореться идеей до безумного блеска в глазах. Пустое. Перегорал я быстро, выкипал как чайник, позабытый на плите. Конечно, в типографию я ездил каждый день. Прорехи, конфликты и прочая дребедень, возникали постоянно. Но, в основном, я ездил туда, так сказать, проконтролировать процесс. Кроме меня, было еще двое - Лешка Кузьменко и Роман Рябов - мои однокурсники. Лешка и Роман по-настоящему увлеклись этой затеей, болели сердцем и душой. Они любили делать деньги. В этом аспекте у них не существовало ни потолка, ни края. А мне уже давно стало наплевать. Деньги капали в мои карманы, и не хотелось уже стремиться ни к расширению тиражей, ни к увеличению оборота. Мне стало скучно, потому что ситуация устаканилась.
     И когда Лешка с горящими глазами принимался мне втолковывать очередной проект, расписывая прибыли, я оставался равнодушен. Лешка горел, а я тлел, как головешка. Хотя мы были ровесники. Он и машину так водил - гонял на предельных скоростях, она у него разве что не взлетала.
     Вряд ли я могу описать то свое состояние. Наверное, это было пресыщение. Пресыщение жизнью. Я просто зажрался. Поэтому ковырялся в своих мыслях, словно вилкой в зубах. Я хотел потрясений, но мне было лень что-либо для этого предпринимать
     Елена подрабатывала редактором, и, надо сказать, довольно успешно. Она опять почувствовала некую независимость, и это тоже вело к краху отношений. Елена вновь стала смотреть на меня не как на мужика, а как на нечто, дающее ей статус замужней хамы. Этакой бизнес-леди. Я, мол, Елена Вершинина, а это - мой муж. Мне опять хотелось ее отлупить. Но уж больно забавно она выглядела, разыгрывая феминистку.
     О Вальте я в это время не думал, ну, или почти не думал. От него долго не было вестей, и я был этому рад. Я упивался сладкими слезами своей черной меланхолии. Это настроение таило опасность, и оно затягивало. Я не хотел, чтобы Валет видел меня в таком состоянии. Мужчины не плачут, мужчины тоскуют. Чушь собачья!.. Я не плакал глазами, но душа моя ныла, как гнилой зуб. Это было бессмысленно оттого, что у меня не существовало причины для переживаний.
     Что ж, кто ищет, тот, как правило, находит. В тот день я подрался с соседом. Сосед мой - нормальный мужик - жена, двое детей. Мы иногда пили с ним пиво. Он помогал мне чинить машину. Я выбил ему три передних зуба, но он даже не стал заявлять на меня. Крикнул только, что я ненормальный и не соображаю, что творю. Крикнул приглушенно, закрывая рот платком. Последнее время, я все чаще стал думать о Елене. О причинах ее холодности. Искал причины в ней. Мне даже в голову не приходило, что это со мной что-то не так. Что-то очень не так и очень давно. Я искал доказательства ее измены. Отслеживал телефонные звонки, пару раз ездил за ней на машине, как дурак.  Наверное, я выглядел полным идиотом. Елена была настолько эгоистична, настолько увлечена самолюбованием, что ей совершенно не нужен был любовник для некого самоутверждения, как, например, мне. Однако, я хотел уличить ее в неверности. Это сняло бы с нее ореол мученицы.
     А может, я хотел убедиться, что моя жена еще кому-то нужна и интересна в сексуальном плане. Подлый и нечестный ход.  Машка несколько дней гостила у Алениных родителей. На работу мне нужно было к обеду, поэтому я, повалявшись в постели, только-только вставал, намереваясь прошлепать в ванную. Елена уехала раньше. Машина ее сломалась, и она добиралась на такси. Я мог бы отвезти ее сам, но отношения у нас к тому времени стали совсем не те. Я погладил рубашку, выпил кофе. Кстати говоря, по поводу всех этих домашних дел я никогда особо не напрягался. Запросто мог постирать и пожрать приготовить. Это тоже раздражало Елену, вроде как я вполне мог обойтись без нее. На лестничной клетке встретил соседа. Вообще-то, мой сосед глуп как пень. Он хороший мужик, но глупый. Однако, в последнее время я мог разговаривать только с ним. Нормально разговаривать, я имею в виду. Если покопаться у него в башке, то можно найти бабские сиськи-письки из дешевых журналов, футбол, да ремонт машин. Все.
     Мы поздоровались за руку, он что-то спросил, я - ответил, обычный треп. Потом он сказал, что видел Елену. Я спросил - когда? Утром, она садилась в машину. В какую?  Серебристая «БМВ». У Елены была «Ауди».
     И тут на меня накатило. Я стал орать, что жена моя не шлюха, и все такое. Он сказал - конечно нет. И тут я ему врезал. Не знаю, что на меня нашло. Выбежала его жена и стала вопить. А он ей - мол, оставь его, видишь, что с ним творится. Я вернулся домой и выпил. В холодильнике стояла водка, не помню уже, откуда она взялась. Я выпил стакан, может, больше. Злость прошла, осталась какая-то сосущая обида. Не на Елену, а так, вообще. Я еще выпил, а потом поехал кататься по городу. Ехал медленно, а дорога все равно двоилась. Мой мобильник разрывался, и я отключил его. Долго и бездельно я катался по Москве. Вечерело. Я останавливался у каких-то палаток, покупал чипсы и, по-моему, пиво.  Не помню уже.
     Когда впереди мелькнул синий борт грузовика, я почти не удивился. Выкрутил руль, утопил в пол педаль тормоза, но не успел... Очнулся в больнице. Сотрясение мозга, множественно переломы, ушибы. «Вольвушник» свой я раздолбал напрочь. Выплатил, как виновник аварии, сумасшедшие суммы. Да и права у меня на год отобрали, так что несколько месяцев  я познавал прелести московского метрополитена. Впрочем, права я вернул гораздо раньше. Елена от меня ушла... Потом вернулась. Почему ушла, я понимал, но почему вернулась? Категориями любви или там уважения я давно не мыслил. Наверное, наши отношения перешли на виток садомазохизма.
     Валет возник в моей жизни как всегда неожиданно. В одно хмурое сентябрьское утро он просто появился у меня в офисе.
     - Валет!? - я был так удивлен, что даже не успел обрадоваться. - Ты в Москве?
     - Так точно.
     - Как меня нашел?
     Валет лишь загадочно улыбнулся и передернул плечами.
     - Когда ты приехал?
     - Да я уже полгода в Москве, - ошарашил он.
     - Почему не позвонил? Не показался? - уязвленно и обиженно спросил я.
     - Не хотел, - отрезал Валет, и я догадался, что кое-что о моих выходках ему известно.
     - Елена? - обреченно спросил я, и Валет кивнул.
     - Не очень-то удачное выдалось время...
     - Х..ня, - оборвал меня Валет. - Ты сейчас свободен?
     - Хм, для тебя всегда.
     - Поехали ко мне, покажу, как устроился.
     - Ну, неудобно.
     - Ванька в школе. Варвара работает. Не ломайся, Жора.
     Я согласился.
     Валет жил в районе Битцы. Мне опять стало обидно - почти соседи, а Валет не показывался целых полгода. Он неплохо устроился - новенькая двушка, ремонт. Не считая того, что Валет прикатил на «мерине».
     - Чего озираешься, Жора? - насмешливо спросил Валет. - Не ожидал, что сумею устроится?
     - Честно говоря, я в этом не сомневался.
     - Выпьем за встречу, но только по одной, - Валет разлил коньяк. - Ты ведь одну машину раздолбал уже, как я понимаю?
     - Я смотрю, ты в курсе, - раздосадовано протянул я.
     - Обижаешь.
     Мы чокнулись.
     - Чего в больнице меня не навестил? - кольнул я.
     - Моя помощь там не требовалась, - усмехнулся Валет.
     - Ну, рассказывай, - потребовал я. - Про меня ты, вроде как, наслышан.
     - Похвалиться нечем, - заскромничал Валет. - Из армии ушел...
     - Что так?
     - Маршировать надоело, - прищурился он.
     - И отпустили?
     - Ага... по состоянию здоровья.
     - Жулик проклятый! - вскричал я и расхохотался.
     - К вашим услугам. Так вот. Деньги кое-какие имелись, ну и льготы Валет кивнул на полку, где довольно безалаберно валялись два Ордена Мужества, квартиру купили, машину, то да се.
     - Работаешь? - спросил я, поражаясь полному отсутствию патриотизма у Вальта, но, побывав в Чечне, пусть и недолго, я начал где-то понимать такое отношение.
     - А то. Устроился пластическим хирургом в одну закрытую клинику. Делаю дамам новые сиськи, бедра, губы и носы. Такие бабки заплатил за место, охренеть. Но оправдано. Не перевелись еще в нашей стране сумасшедшие.
     - Я горжусь тобой, Валет, - пафосно начал я, и Валет щелкнул меня по носу. - Интересно, наверное?
     - Интересно?! - удивился Валет. - Да ты бредишь! Лепить новые носы или жир из задниц откачивать? Каждая женщина, Жора, интересна своей индивидуальностью, а из-под моего скальпеля выходят...- он выругался, - штамповки.
     - Зачем же пошел? - наивно не допер я.
     - Деньги, Жора, деньги. Жизнь здесь дорогая. Не могу себе позволить заниматься творчеством. Не могу. Жаль, конечно, ну да не смертельно.
     - Я вот тоже... - начал я, но Валет махнул рукой:
     - Не надо, Жора, Я мужик и ты мужик, ну и смотри на жизнь попроще. Заработал, потратил, исполнил свой долг, живи дальше.
     - Примитивно.
     Валет закурил:
     - Точно. Но ты много думаешь, Жора, а потому плохо выглядишь и глупо поступаешь.
     - Дерьмовая философия.
     - Ага.
     Никуда я не поехал в тот вечер. Мы сидели на кухне у Вальта, пили коньяк, курили и разговаривали. Так легко и просто я мог разговаривать только с Вальтом. Вернулся из школы Иван. Я помнил его совсем маленьким, а тут - подросток, почти юноша. Он был похож на Вальта, но не так резок, более красив - в мать. Пришла с работы Варвара - она здорово изменилась. И, встретив ее на улице, я бы не узнал. Из робкой, скромной, как полевой цветок, красавицы она превратилась в женщину-вамп. Осанка, уверенные жесты, взгляд женщины, знающей себе цену. Даже голос у нее изменился - появилась волнующая хрипотца в нижнем регистре.
     Хрипотца, которая обещала, манила намеком распущенности при внешней неприступности. Варвара недолго посидела с нами. Я заметил, что Валет, глядя на нее, как-то темнел лицом. На мгновение, на миг, но я заметил...
     Я позвонил Елене, а она обрадовалась, узнав, что я у Вальта. Глупышка, она заразилась Вальтом и верила, что он, как добрый волшебник, появившийся из ниоткуда, возьмет и все склеит. И все будет по-прежнему. Но дело-то было не в Вальте. Мы сидели, обнявшись, и пели песни - пели Сашу Розенбаума и еще другие... длинные и грустные, которые звучали там...
     - Звезд-то нахватал? - расслабленно спросил я.
     - Как загадывал - полковничьи.
     - А дальше?
     - Надоело.
     - Ну, ты зверь.
     Мне постелили на кухне. Давно я не спал так крепко. В этой маленькой уютной квартирке Вальта на меня сошло умиротворение.
     У меня не было ответа на вопрос, почему, в конце концов, я не мог без Вальта обходиться. Мне опять захотелось жить и все менять, ломая стереотипы. Валет несся по жизни стремительно, жал на газ, как никто на свете. Иногда мне казалось, что внутри у него работает вечный двигатель, а тормоза отсутствуют напрочь. Хотя, на самом деле, тормоза отсутствовали как раз у меня. Виделись мы нечасто, а все равно, эти встречи вливали в меня новую струю оптимизма и уверенности. Порой мне казалось, что Валет умышленно избегает меня, как бы регулируя частоту наших встреч, дозируя, что ли.
     Валет по-прежнему был бодр, весел и энергичен, но я чувствовал, что существует некий внутренний надрыв. Надрыв, который Валет не покажет никому. Мне казалось, что теперь, да, именно теперь, все будет хорошо. А все оказалось очень плохо. Я влип в такое дерьмо, что до сих пор передергиваюсь, вспоминая об этом. Не так уж я был и виноват, если разобраться. Не повезло. На самом-то деле, меня конкретно подставили. И кто? Ромка Рябов. Да-да, мой друг и партнер. Подробности неинтересны. Похоже, Ромка давно решил слинять и организовать свой бизнес. А для этого нужны были деньги. Ладно. Но Ромка так накрутил и перетасовал наши документы что мы оказались должны не то что крупную, а просто безумную сумму денег. Да и не мы, а конкретно я. Документы на меня оформлялись, на меня и началась охота. Помощи ждать было неоткуда, бегать не имело смысла, поэтому я начал собирать деньги. Конечно, помог бы мне Витька Кабанов. Но Витька находился за границей, вне пределов досягаемости... Мой отец и родители Елены давно уже сдали дела по причине неконкурентоспособности. Друзья-приятели? Откуда? Елена билась в истерике, я сам тихо сходил с ума. Валет? Мне стыдно было к нему обратиться. Хотя, в этой ситуации стыд - не дым, глаза не ест. Но я знал, что у Вальта таких денег нет. Ссуда в банке? А что в залог? Ситуация складывалась безвыходная. Хотя, нет, кое-какие варианты были, но они казались такими ненадежными. Меня охватил такой мандраж, что любые варианты даже с минимальной долей риска вызывали у меня панику. Ничтожный трус.
     Валет заехал ко мне в типографию. Мою ли? Я уже собирался уходить и меньше всего на свете хотел видеть Вальта.
     - Привет, - хмуро бросил я.
     - Не слышу энтузиазма в голосе.
     - Ох, Валет, как же ты не вовремя, - я не мог общаться с ним, не мог общаться так, как он хотел.
     - Запомни, Жора, я всегда вовремя. Я слышал у тебя большие проблемы?
     - Откуда знаешь?
     - Сорока на хвосте принесла.
     - Да, Валет, у меня большие проблемы и если я захочу ими поделиться... - начал распаляться я.
     - Ага, то есть господина волшебника вы не вызывали? Перестань-ка мельтешить, Жора, сядь и послушай.
     Я сел.
     - Не хочешь посмотреть кое-какие бумаги? - осведомился Валет.
     - Не хочу.
     - Отвечаешь?
     - На все сто.
     - А придется, - Валет передал мне бумаги, которые я просмотрел сначала мельком, как бы делая ему одолжение, потом внимательнее, а потом у меня просто глаза на лоб полезли. Это были банковские кредиты.
     - Что это? - слабым голосом поинтересовался я.
     - Да уж не мое завещание, - усмехнулся Валет.
     - Банк не мог ссудить такую сумму денег без солидного залога.
     - Кто сказал, что без залога? - поднял брови он.
     - И какой залог? - смутно догадываясь, спросил я.
     - Моя квартира.
     Я офигел, лишившись дара речи. У Вальта была теперь трешка в той же Битце, новенькая, как конфетка.
     - Валер, ты что, с ума сошел?
     - Вроде нет пока.
     - Я не могу...
     - Можешь, Жора, только деньги надо вернуть, и быстро, а то приду к тебе жить.
     - Валер... - я не знал, что сказать, да и что тут скажешь.
     - Ладно, мне пора. Ты, Жора, как-нибудь уж соберись, а то хлопотно тебя из дерьма вытаскивать.
     - Борзеешь, Валет, - строго сказал я и тихо добавил, - почему ты это сделал, а, Валер?
     - Ну мы же друзья, - просто ответил он, и он был в этом весь.
     Да, именно так Валет понимал дружбу.
     Я не мог решиться на такой шаг, а Валет решился - за меня. Черт, я бы вряд ли пошел на такие жертвы. Валет - легко. Он не боялся поставить все на карту. Пойти до конца. Был ли это порыв? Не думаю. Ведь Валет ездил, оформлял документы, оценивал квартиру, искал поручителей. У него было время подумать, и он подумал. Черт, черт, черт...
     Я действительно собрался и вернул кредит через полгода, конечно, влез в другие долги, но это так - по мелочам. Ситуация разрулилась.
     Эта история заставила меня по-другому взглянуть на жизнь и на свое место в ней. Я стал гораздо внимательнее относиться к своей работе и своему окружению. Осторожничал, перестраховывался. Теперь я дорожил своей работой, просчитывая ситуацию на несколько ходов вперед. И странно, я даже начал ловить кайф от всего этого. Почувствовал свою важность, нужность и состоятельность. Периодически мы с Вальтом встречались. Иногда вместе со своими семьями, но такие встречи проходили натянуто. Не очень-то поладили наши дамы. Это и понятно. Варвара с течением времени как-то облагородилась, стала похожа на светскую львицу, реализовалась она и профессионально, работая экономистом в одной из престижных фирм. А Елена... Ее легкая стервозность переросла в раздражительность и злость, какую-то даже осатанелость. Она плохо держала себя в руках и вела как капризный ребенок. Я был виноват в этом на сто процентов. Я не задумывался о том, люблю я Елену или нет.. Скорее это была сила привычки, которая держала нас друг подле друга, держала крепко, как клей «Момент». Хотя и она, и я еще имели шансы поменять свои жизни, встряхнуться новой любовью. Теперь я уже не уверен, что Елена мне изменяла, но она очень тонко балансировала на грани интриги, подогревая меня на медленном огне и буквально доводя до белого каления. А вот я иногда срывался и позволял себе завести некую ни к чему не обязывающую интрижку. В этих любовных историях я вел себя как настоящий подлец. Не умея, как Дон Жуан, резко разорвать узел любовных отношений, я скрывался, как трус. Боялся обидеть своих женщин и не знал, как расстаться. И тогда я знакомил их с Вальтом. И они уходили с ним. Всегда. При этом я не говорю, что Валет спал с ними. Никогда. Он просто срабатывал, как отвлекающий фактор, после чего я закатывал сцену ревности и мы трое расходились, довольные друг другом. По отношению к моим пассиям это было подло и нечестно. Грязная подстава. Да и Валет, поучаствовав в моих спектаклях пару раз, просто послал меня на х.. И был прав.
     Дела Вальта шли в гору. Меня это радовало. Валет заслужил это право на благополучие, он его выстрадал.
     Умер мой отец. На его похоронах присутствовало много женщин, мною не опознанных. И я с грустной улыбкой подумал, что, наверное, мне передались его ****ские гены. Впрочем, я уже переболел кризисом среднего возраста, и на похождения меня больше не тянуло. Завязал. Тогда мое состояние можно было описать не иначе как подвешенное. С одной стороны, я ощущал груз ответственности, с другой - мне было наплевать. И зря. Пора было уже остепеняться. Просто по возрасту. Становиться солидным и мудрым. Но я не мог. По складу своей нервной системы, по типу мировосприятия. Не мог, и все. Почему-то казалось что впереди еще очень много жизненных километров. Не то что старость, но даже некое взросление не укладывалось в мое понимание. Валет был ближе к реальности. Мы даже как-то заспорили. Почему я по жизни разыгрывал клоуна, почему мне выпала такая роль, не пойму. Думаю, это была некая психологическая защита от самого себя и от комплексов, которые я не скидывал по жизни как другие, а напротив - накапливал. Такая вот петрушка. Зачем я говорю об этом? Кому это интересно? Не знаю. Фразы вырываются помимо моей воли. Ну, так тому и быть.
     Каким бы я там не был инфантилом, похоже, не я один переживал кризис среднего возраста. Как глупо - я говорю штампами. Был Валет суперменом, или там героем нашего времени, он тоже подвергся этой возрастной ломке. Теперь я думаю, все проходят этот этап. Проходят по-разному. Одни - достойно выпивая чашу до дна, но удерживаясь на краю, другие - не очень. Последнее время я начал замечать некое беспокойство Вальта. Он избегал встреч со мной, общался натянуто. Я не понимал, что с ним, и, наконец, прямо спросил:
     - Что с тобой, Валет?
     - А что? - насторожился он.
     - Смурной какой-то...
     Валет хотел отшутиться. Не смог. Посмотрел прямо и тоскливо:
     - Влюбился я, Жора.
     - В кого? - заинтересовался я.
     - Дурак, - грустно бросил Валет. - Такая, блин, вилка, сам не рад. 
     - А Варвара?
     - Варвара... - протянул он, беря паузу. - Ты знаешь ее и... какая мы пара?
     Мне хотелось сказать что-нибудь жизнеутверждающее. Я знал, что Варвара единственная женщина, которая подходит Вальту, достойна Вальта. Подходит... но причем здесь любовь? Да и потом я знал, что они не пара. Знал с самого первого дня. Они подходили друг другу как подводят деловые партнеры, спарринг-партнеры, я не знаю, коллеги. Они стоили друг друга. Но семья... Я всегда воспринимал их, как Вальта и Варвару, но не вместе. Похоже, видел это несоответствие не только я.
     - Бросишь ее?
     - Нет! - отрезал сразу Валет. - Я ей слишком много должен, хотя... черт, не знаю, Жора, я просто не знаю...
     - Ну да, у вас сын... Иван... - вроде бы понял его я.
     - Причем здесь сын? Уходят от жены, а не от детей, да и не в этом дело, - Валет никак не мог закурить, разминая и кроша сигареты в пальцах. - Осуждаешь? - спросил он, взглянув из-под бровей.
     - Да, - ответил я и солгал. Какое я имел моральное право осуждать его? Разве он не мог полюбить? Разве любить разрешается один раз? Помолчали...
     - Она красивая? - осторожно, чтобы не спугнуть его настроение, спросил я.
     - Не знаю. Скорее нет, после Варвары... не знаю...
     - Молодая? - тут в его ответе я был просто уверен.
     - Старше Варьки на три года, - огорошил он.
     - Замужем? - подло удвоил я ставки.
     - Анекдот хочешь? - прищурился Валет. - Полковник, почему вы не женитесь? - Я давно люблю замужнюю женщину. - И что, никогда не женитесь? - Да нет, просто задача усложнилась: буду искать девушку, похожую на ту замужнюю женщину... Плохо мне, Жора. Никому не рассказал бы об этом. Везде клин. Варвару жалко, она много мне дала, честна была, а... И без Анны не могу. Веришь, нет? Она такая... обычная, а тянет... Так все сложно и необъяснимо. Послать бы на х..., а не могу. Трахнуть бы да наплевать, а не выходит. Мистика, блин, - невесело усмехнулся он.
     - Зачем мне рассказываешь? - пустил шпильку я.
     - Ты же эксперт! - присвистнул вместо ругани Валет.
     - Совет хочешь?
     - Нет.
     - А чего?
     - Скажи, что я бл...н, мудак. Что я не прав.
     - Зачем?
     - Может полегчает?
     - Хорошо, Валет, ты - мудак. Полегчало?
     - Нет.
     Валет действительно влюбился, хотя нет, влюбился, пожалуй, не отражает того состояния. Валет влип, заболел, спекся. Я видел Анну. Ничего особенного. Ничего особенного, кроме... Она была некрасива и не особенно умна. Но это было море обаяния . Для меня обаяние - категория абстрактная. Что это? Да черт знает. Но я встречал на своем жизненном пути обаятельных людей. Вроде и нет у него ничего - ни яркой внешности, ни острого ума, ни даже юмора. А люди тянутся. Зачем? Почему? Да просто так. Анна была такой. У нее не было ни яркой Варвариной красоты, ни острого ума, ни даже уверенности в себе. Но рядом с ней было тепло и уютно, и спокойно. Она улыбалась, и ее лицо освещалось таким внутренним светом, что ничего не надо было больше. Ничего. Я понимал Вальта, и не понимал. Видел его с Анной и радовался - Валет был счастлив, он выглядел счастливым. Видел его с Варварой  и осуждал - продать и предать такую красоту, притом, что она его ждала и терпела, и любила. Да кто он такой?
     Как же мучился Валет... Он метался между двух огней. Но ему, в отличие от меня, удавалось удержаться в рамках. С одной стороны, он обманывал и ту, и другую, обманывал, давая надежду, с другой - он не делал их несчастными. И с той, и с другой он выкладывался полностью. По-разному, но полностью. Я бы так не смог. Эта история тянулась долго, очень долго. И теперь я думаю, что Валет развелся бы с Варварой. Слишком он влип. Но судьба распорядилась иначе. Анна разошлась с мужем, но замуж вышла не за Вальта. Выбрала деньги, ну, то есть, более солидные деньги. Да, судьба распорядилась иначе, а зря. Анна больше подходила Вальту. Они бы стали отличной парой, такой органичной, гармоничной, называйте как хотите. Валет мучился. Валет страдал. Смирился? Да никогда. Он отпустил Анну, искренне желая ей счастья. Отпустил... дурак. Я бы на месте Вальта... Впрочем, я никогда бы не оказался на месте Вальта. Любовь как таковая была мне недоступна. Я подходил к проблеме как пользователь. Я блокировал чувства. Блокировал, потому что был просто трусом. Я боялся. Боялся ответственности, проблем, ненужных переживаний. О, как же много я потерял. Как многого недополучил. И все потому, что не умел оценить красоту момента, не умел упиваться эпизодами, отдавая себя всего без остатка. Слабый, ничтожный глупец. Даже в этом Валет превзошел меня. Он обломался, но превзошел. Валет был открытой системой. Открытой для переживаний, всплеска эмоций, страстей. Я на его фоне чувствовал себя таким старым, таким усталым циником и эгоистом, что сил не было. Я хотел бы окунуться в эти переживания, но они были мне  недоступны. Знала ли Варвара? Валет, как конспиратор, мог любому дать фору, мне уж, во всяком случае. Но Варвара наверняка что-то чувствовала. Если уж я заметил этот внутренний надрыв Вальта, то она - тем более. Но Варвара была не просто умной, она была мудрой женщиной. Хотя, поймай она Вальта, что называется, за руку - развелась бы мгновенно. Она любила Вальта, и уж, конечно, могла бы простить. Но она не держалась за Вальта, как, допустим, за меня Елена, у которой, прямо скажем, присутствовали и финансовые мотивы. В этом плане Варвара могла дать сто очков вперед и Елене, и мне, и даже Вальту. Кто уж был бизнесменом, так это она.
     Расставшись с Анной, Валет как бы закрыл тему. Заговорили мы об этом лишь пару раз.
     - А вот интересно, если бы Варвара так вильнула, что бы ты сделал? - ляпнул я довольно неосторожно. Валет сверкнул глазами, соображая, отвечать или в глаз дать. Ответил:
     - Все-то ему интересно, блин. Чего бы сделал? Убил бы, ну уж отметелил бы точно, - Валет рассмеялся. - Ни хрена бы я не сделал, пальцем бы не тронул. Кстати, одно время она была очень близка к этому. Чего глаза-то таращишь? Все по краю ходим. Удержалась, слава Богу. А то не знаю, что было бы...
     Вообще, ситуацию с Анной я понял плохо. Если любил - почему отпустил, не стал бороться? Уж тем более Валет. Но спрашивать об этом я не рискнул.
     Казалось бы, зачем я говорю все это. Можно было рассказать про Вальта, какой он был герой и семьянин, упустив кое-какие подробности. Но я вовсе не хочу его идеализировать. Валет - нормальный мужик, со своими слабостями, недостатками и пороками, если хотите. Другое дело, Валет не слишком-то откровенничал. Он держал все в себе, особо не делясь. Это я мог разбрызгивать эмоции направо и налево, а потом ходить пустой, как хлюст.
     Дружба эгоистична. Не знаю, чего искал в этом общении Валет. Скорее всего, я был для него некой отдушиной, своего рода тайничком, где он хранил свои секреты. Далеко не все, но многие. Я же, как ни стыдно в этом признаваться, использовал потенциал Вальта как отстойник, как фильтр своих черных мыслей. Валет создавал мое настроение. Как странно... Я, взрослый мужик с неким жизненным опытом, где-то удачным, где-то плачевным, зависел от каких-то настроений. Да, это было так. И стыдиться здесь нечего. Наверное, мои мозги с течением времени коснели. Да я и выглядел так: в глазах - баксы, в мозгах - цифры, ниже пояса - естественные потребности, в душе - капризы и глупые метания. И все-таки оставались еще крупицы духовности. Зерна неких пылких сомнений, и зерна эти сеял Валет. Валет, который возникал, как черт из табакерки, именно тогда, когда был нужен, жизненно необходим.
     Я углубляюсь. Я устал. Мой диктофон уже закипает и дымится, не выдерживая наплыва откровений. Но мне еще есть, что сказать. Стояла зима. Серая, слякотная и унылая. Настроение у меня было паршивое, самочувствие тоже. Я не вылезал из каких-то навязчивых насморков и лихорадок на губе, и прочих малоприятных мелочей, которые, вроде, и не напрягают сильно, но зудят, как комар над ухом. Ни отогнать, ни прибить. Время выдалось хлопотное. В типографии мы меняли кое-какое оборудование. И я днями и ночами мотался по отвратительным складам, приторным офисам, таможенным терминалам. Я исписал немыслимые тонны бумаги под договора, описи, бухгалтерские выкладки. Мой компьютер раскалывался, телефон разрывался, требуя немедленного внимания. Я уставал так, что вечерами просто отрубался у телевизора. Однако чувствовал себя жутко деловым, таким, блин, крутым перцем. Наконец, оборудование было растаможено, оформлено, и даже обмыто. Встал вопрос хранения, поскольку надвигались новогодние праздники и установку этого оборудования, хочешь - не хочешь, а приходилось откладывать. Злился я, как черт. Всю эту фигню нужно было как-то охранять. У нас ведь какой народ? Правильно, вороватый. Подтырить где что плохо лежит? Да нет проблем! А нужно, не нужно - после разберемся. А тут такие бабки вбуханы. Короче, навели меня на одну охранную фирму. Поехал. Офис - да, впечатляет. На Полянке. Стекло, бетон, строгая вывеска. Я почему-то был уверен, что сразу увижу ребят типа группы «Альфа» или что-нибудь в этом роде. Ничего подобного - обычные спортивного вида мужики в костюмах, аккуратненько так подстриженные. Мне назначили на половину третьего. Проторчал до трех. Я уже хотел плюнуть да уйти. Не ушел. В конце концов, мне надо. Длинноногая, облаченная в темно-синий офисный костюм секретарша пригласила меня войти. Правда, для офисного стиля ее юбка была несколько коротковата. Я взглянул с интересом. В кабинете главного директора сидел довольно молодой чернявый мужик с роскошными усами. Я хотел было представиться, но мужик озадачил вопросом:
     - Что, корреспондент, не узнаешь?
     Я напрягся, но эти усы отвлекали и мешали.
     - Чечня, ну... - помог он мне, усмехаясь.
     - Капитан Славин!?
     - Ну, вернулся-то я майором, - опять хохотнул он и, заметив мой довольно разочарованный вид, продолжил, - вернулся-то я довольно скоро Вот как ты, корреспондент, уехал, так меня и... Контузило, туда-сюда, центр реабилитации, ну и списали...
     Мы разговорились. Мне приятно было встретить человека оттуда. Но в меньшей степени хотелось видеть Славина. Он производил скользкое впечатление. Даже сейчас, будучи генеральным директором охранного агентства, выглядел натуральным прохиндеем. Такой весь отмытый, холеный, наглый, все равно выглядел напыщенно. На руководящей роли смотрелся, как человек, привыкший не только подчиняться, но и смотреть в рот. Как был дешевым понтяршиком, так и остался. Может, я сужу несколько предвзято, но слишком сильны были воспоминания нашего первого знакомства.
     - Ушел из армии? - удивился я. Славин был из той породы карьеристов, которые пойдут к своим звездам по трупам и спляшут на костях, даже не вынимая сигареты изо рта.
     - Меня ушли... - таинственно поделился он и рассмеялся. А я не понял, чему он радуется. При всем моем сожалении о нашей разваливающейся и агонизирующей армии, такой поворот казался мне стыдным и недостойным.
     - Выпьем за встречу, - предложил Славин, но пить с ним я не стал.
     - Чего так? - спросил он с интонацией обиды, - чего не уважаешь?
     Но мне было плевать.
     - Печень свою, похоже, там оставил, - отшутился я.
     - Вольному воля, - пожал плечами Славин, но не смог скрыть досады, - тогда к делу.
     Мы обсудили ситуацию.
     И, надо сказать, все, что касалось дел, Славин обставил очень грамотно. Его конкретный подход мне импонировал. Мы подписали бумаги, и Славин обязался обеспечить на пару недель охрану чертовых складов с проклятым оборудованием.
     - А я ведь читал твои статьи, - сказал мне Славин на прощание.
     - Да ? - осторожно спросил я, поскольку эта тема была для меня опасна и неприятна.
     - Дерьмо полное, - поделился Славин. - Но, черт возьми, красиво оформленное.
     Я сделал неопределенный жест, поскольку сказать мне было нечего.
     - Сколько тебе заплатили? - он нагло посмотрел мне в глаза и закурил.
     - Хватило, - процедил я. Очень хотелось дать ему в морду, чтобы сломать нос или, как там Валет говорил, отвалилась верхняя челюсть. Но я сцепил зубы. Он был прав. И он имел право задавать такие вопросы и пускать дым мне в лицо, потому что он был Там. Славин - дрянь, но он был Там.
     - Что ж, половину суммы, я перечислю на ваш счет сегодня, остальное - по факту исполнения заказа, - холодно сказал я.
     - Ага, - согласно кивнул Славин. Я тихо вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Очутившись на улице, я тихо выматерился и немного постоял, подставив лицо мелкому влажному снегу. Полегчало, я остыл. Но все равно, остался неприятный осадок. Накатили воспоминания, причем как раз те, которые я упорно старался затолкать в самые дальние уголки памяти. Но память-то, она груба и небрежна, а, да, есть даже стихотворение:
        Память-то небрежна и рассеянна,
        Водит пальцем по карнизу времени,
        Вызревает, что давно посеяно,
        Оплетает от ступней до темени...
     Я сплюнул. Дерьмо. Все дерьмо. Затем поднял воротник пальто и сел в машину.
     Новогодние праздники прошли как всегда - бестолково, бесполезно, но достаточно бурно. Одни друзья, другие, третьи... бесконечные пьянки, формальные поздравления, прозябание у телевизора. В школе начались каникулы, и я, исполняя долг примерного отца, мотался с Машкой по всяким там утренникам и елкам. Что, в конечном итоге, сводилось к тому, что я скучал в каком-нибудь кафе, ожидая пока Машка в Кремле или еще где водит хороводы и зовет хором Деда Мороза. Выручал мобильник, по которому я вел бесконечные разговоры ни о чем, но под лозунгом «Поздравляю с Новым Годом!» Непосредственно Рождество и Новый Год я провел дома. Мы с Еленой трогательно обменялись подарками. Я считал себя несколько староватым для таких сентиментальностей. Зато в эти дни мы долго и как-то даже изощренно занимались любовью. Для этого я вовсе не считал себя староватым.
     Меня уже тянуло на работу, поскольку я несколько разболтался и отпустил тормоза. Хотелось действовать, а в эти, блин, праздники все дела не просто замедлились, они заморозились. Это значило, что после всех этих рождественских каникул, будь они неладны, придется вновь все запускать, да еще ждать, пока пройдет время, и процесс вновь будет на мази. Виделся я и с Вальтом. Но он дневал и ночевал в своей клинике. Его клиентки всей толпой захотели быть чертовски привлекательными именно на Новый Год. Что ж, их можно понять.
     Мне хотелось вытащить Вальта куда-нибудь за город - зимний шашлык с водочкой, сауна с прыганьем в прорубь и прочие безумства. Не вышло. Он горел на работе синим пламенем, хотя сам, похоже, рвался на волю и в пампасы. Потом уже я закопался. Со мной всегда так. Только задумаешь что-нибудь душевное и глобальное, как возникает какая-нибудь подлянка и все летит в тартарары.
     Праздники закончились, и я, засучив рукава, принялся разгребать всю набежавшую неразбериху. Устанавливали оборудование, утверждали, согласовывали новые проекты. Короче, смотрели в перспективу. На одном из заседаний с нашими, скажем, партнерами, тире, конкурентами, вдруг мелькнуло знакомое лицо. Хрен мне в жопу и трах-тибедох - Рома Рябов. Самый гнусный из всех мудил, сучий потрох - Рома Рябов. Который так роскошно меня подставил, и которого я буду помнить аж на смертном одре. Мы мило улыбнулись друг другу, раскланялись. Но моя злость требовала немедленного выхода. Я решил непременно что-нибудь выкинуть в стиле кровной мести. Я уже достаточно поднатарел во всех этих тонкостях и хитросплетениях, и дал себе слово, что не успокоюсь, пока не надеру ему задницу. Можно было просто его отдубасить или устроить какую-нибудь подобную пакость. Пять лет назад я бы так и сделал. Первый класс, вторая четверть. Я решил действовать изощреннее и каждую свободную минуту просиживал у экрана своего электронного друга - лазил по Интернету и копил свою злость. Когда мне казалось, что злости недостаточно, я вынимал копии тех подставных бумаг, которые оставил в назидание и на память. Сварганено-то было мастерски. Было чему поучиться, ну и чего опасаться, конечно. Я доставал бумаги и смотрел на них, как Отелло на принесенный Яго платок. Фантастические и убийственные планы носились в моей голове, но, в результате, я пошел по пути наименьшего сопротивления и, разумеется, затрат. И, попросту говоря, натравил на Рябова ребят из налоговой инспекции. Мой ход удался. Ромка выпрыгивал из штанов и обливался слезами. С него спустили три шкуры, вынули душу и потрепали нервы. Я был очень доволен. Ровно пять секунд. Потом пришло разочарование, никакого удовлетворения я не получил. Я давно заметил, что любой процесс -брак, любовь, деловые контакты, да все, что угодно, проходит одни и те же фазы. Сначала азарт и предвкушение, когда ты упиваешься процессом, хочешь чего-нибудь достигнуть, сорвать запретный плод. Далее - достиг, и ты купаешься в лучах успеха, вот оно - заветное, и ты как будто счастлив до помутнения в глазах, до оргазма - не обязательно физического. Это экстаз. Потом наступает пресыщение, некая передозировка. Потом равнодушие, усталость и опустошение. И наконец, раздражение, неприязнь и разочарование. Да, так всегда - от плюса в минус через ноль.
     Валет был не в курсе моих подлых планов. Я скрывал от него, боясь насмешек, осуждения и неприязненного недоумения. Месть, к тому же такая, была не по его части. А мне было просто необходимо удовлетворить свои желчные потребности. Поиграть в эти игры. Выступить в роли некой Карающей Руки. Ладно. Выступил. И, в который раз, ощутил себя полным идиотом. Ощутил и успокоился - такой расклад стал привычен. Ну и пусть.
     Вся эта новогодняя дребедень выбила из колеи. С другой стороны, по части заказов у нас был полный ажур. Какое там, мы уже могли позволить себе выбирать, типа того, это мы печатаем, а это - нет Открытки, новогодние календари, гороскопы и прочая несусветная чушь приносили нам, между прочим, приличный доход. Можно было вообще не печатать ничего серьезного. Штампуй себе игральные карты с голыми бабами и живи как у Христа за пазухой. Некоторые мелкие типографии так и делали и в ус не дули. Ну, это их дела. Во всей этой круговерти я как-то упустил из виду тот момент, что с Вальтом мы не виделись уже недели две, а то и побольше. Да, какое там не виделись, не слышались. Попробовал его достать - мобильник заблокирован. Но я не придал этому значения. В клинику я не звонил, зная, что Валет взял передышку - трехнедельный отпуск. К домашнему телефону подходили Варвара или Иван, но почему-то не Валет. Я, по-прежнему, не волновался, время такое - дела, проблемы. И потом, имел же Валет право отдохнуть и от меня тоже. Эта мысль меня несколько успокаивала. Да тут еще Машка у нас заболела, подцепив в школе какой-то грипп. И мы с Еленой сбились с ног, таскаясь по детским поликлиникам с рецептами, направлениями на анализы и флюорографию. Здесь тоже был полный бардак. То реактивов нет, то врач на больничном. В конце концов, я наорал на Елену, которая, по непонятным причинам, свято верила в российскую медицину, и повез Машку в платный центр здоровья. Там ее быстренько обследовали, прикрепили к пожилому, внушающему доверие дядьке-педиатру и назначили лечение. Машка поправлялась, я крутился на работе, Елена - по хозяйству. Она теперь брала работу на дом, и мы частенько спорили за место у компьютера. Короче, в это время мне было как-то не до Вальта. Опомнился я тогда, когда сообразил, что о Вальте не было ни слуху, ни духу уже месяц. Опять попытался достать его по телефону. Безуспешно. Позвонив ему домой и, наткнувшись, в который раз уже, на Варвару, я вдруг услышал за кадром хриплый голос Вальта: «Меня нет...» И вновь возник голос Варвары с дежурными отговорками: «Егор, он сейчас не может подойти, я передам, что ты хотел его слышать». И прежде, чем я смог вставить хоть слово - «Извини и пока». Что-то здесь было не так. И я, отложив все дела, поехал в Битцу к Вальту. Дверь не открывали долго. Я уже раз сто утопил кнопку звонка. Но я чувствовал, что Валет дома - мрачно слушает мои звонки и по каким-то причинам не открывает. Тогда я бабахнул в дверь кулаком. Из соседней двери высунулась старушка-соседка:
     - Ты чего тут хулиганишь, я сейчас милицию вызову! - грозно пообещала она, моментально захлопывая дверь и, похоже, следя за дальнейшим развитием событий в глазок.
     - Спокойно, мамаша, - парировал я и еще раз саданул по двери, заорав, - Валет, открой!
     Дверь, мягко чмокнув отпираемым замком, распахнулась настежь. В проеме стоял Валет - осунувшийся, с почерневшим лицом и горящими глазами:
     - А, так и думал, что заявишься. Ну, что ж, заходи, - мрачно пригласил он.
     - Что случилось? - спросил я у Вальта.
     - А что случилось? - спросил в свою очередь он удивленно.
     - Почему к телефону не подходил? Что за дела?
     - Не хотел. Ты водку будешь? - озадачил он.
     - Буду, - ничего не понимая, согласился я.
     - Садись, - велел Валет, доставая из холодильника колбасу, помидоры и еще какую-то закусь. Початая бутылка водки уже стояла на столе.
     - Ты чего здесь? Пьешь? - поразился я.
     - Ага.
     - Меня не мог позвать? - нагло спросил я, чтобы снять напряжение, которое росло от неизвестности.
     - Не мог, - огрызнулся Валет, наливая мне стопарь.
     Выпили.
     Обычно такой твердый взгляд Вальта утратил силу, плечи поникли, по щекам ходили желваки.
     - Может, расскажешь? - я не мог больше выносить этого молчания.
     - Может и расскажу. Хочешь анекдот, как один хирург потерял работу? - криво усмехнувшись, спросил Валет.
     - Не понял.
     - Кончилась моя медицинская карьера, э-эх...- он выругался и ударил кулаком по столу.
     А случилось, оказывается, вот что. У одной прооперированной Вальтом рафинированной красотули оказался ревнивый бойфренд. Ревнивый и тупорылый. Который заподозрил Вальта в посягательствах на его красотку. Валет всегда плевал на такие вещи, тем более, что он был чист, как младенец. Но на сей раз история имела неприятное продолжение и неутешительные последствия. Вальта подкараулили трое. Завязалась драка. Ну, набили мужики друг другу морды, с кем не бывает? Вальта-то ведь голыми руками не возьмешь. Чечня придала ему хладнокровия. Отчаянность и так била через край, с реакцией все в порядке. Да и потом, мастерство, оно ведь не пропивается, даже если не шлифуется годами. Валет перешел на приемы дзюдо. Раскидал отморозков. Да, голыми руками Вальта не возьмешь. И тогда один из нападавших достал нож. Валет не испугался, он в таких вещах вообще ни фига не боялся, злой только становился, как черт. Стервенел. Но, обороняясь, пару раз схватился за клинок, защищая лицо и жизненно важные органы. Органы... Но для Вальта самым важным органом были руки. Руки хирурга. Вальту оказали помощь, но...
     - Там и повреждений-то, по сути, никаких. Несколько ушибов да сломанных костей. А тут... - Валет показал мне ладонь правой руки, густо испещренную беловатыми линейными шрамами. Рука была напряжена, задубевшие пальцы утратили подвижность. Рука дрожала. - Вот так, блин, подержался за лезвие, - он глотнул водки, выдохнул в пространство. - Полюбуйся. Лицо защищал. Зачем? Ну, была бы у меня на роже пара шрамов, и чего? А тут - повредил сухожилие, - Валет начал объяснять, наглядно демонстрируя на своей руке характер повреждений и перемежая свою пламенную речь латинскими терминами и матом.
     Я не нашелся с ответом, да и что тут скажешь? Но я должен был найти ту единственную реплику, которая поддержала бы Вальта, ободрила бы его.
     - Неужели так безнадежно? - осторожно спросил я.
     - Жора! - взорвался Валет. - Нет, не безнадежно. Это вопрос времени. Но для того, чтобы восстановить маневренность, потребуется длительное лечение. Очень длительное, не один год. Можно, конечно, рассматривать это как вопрос банального везения, точнее его отсутствия. Но я-то знаю, что сам нарвался. Да и какая теперь разница.
     Мне больно было видеть Вальта таким - озлобленным, несдержанным, загнанным в угол.
     - Валер, в Москве работы навалом, - предложил я некий обтекаемый вариант решения его проблемы.
     - Навалом, говоришь? - Валет зло прищурился. - Да, тут ты прав. Уже, между прочим, поступили кое-какие варианты. Например, патологоанатомом. А? Роскошный вариант, правда? Шикарный. Только староват я, Жора, жмуриков потрошить. Чистоплюем стал. Правда, на все, наверное, можно смотреть по-разному. На меня ведь за всю жизнь столько говна вылили, чего уж теперь-то мордой крутить? Да ты ведь в курсе?
     - Валет... - начал я, но он меня не слушал, плывя по волнам своего едкого настроения:
     - Или дружки мои, которые погоны до сих пор не скинули, зовут на кафедру. Ага, военно-экстремальная медицина в медвузе. Класс. Буду объяснять будущим врачам теории объемного взрыва или про всякие там зарины с фосгенами. И получать две тысячи рублей. Во работа - не бей лежачего, - накручивал себя Валет. Но я уже разозлился. Я пришел сюда с целью поддержать Вальта, помочь, но он не жаловался. Он борзел в пространство, опаляя меня колючими взглядами и выливая свою растерянность, оформляя ее колкими фразами. Валет на моих главах низвергался с пьедестала, и я не мог и не хотел этого допускать:
     - Ну, хватит. Давай заплачем вместе. Здоровый, умный, сильный мужик, а ведешь себя, как дерьмо собачье.
     Валет поперхнулся своим ядовитым красноречием и посмотрел с интересом.
     - Не надоело тебе под кем-то ходить? Пора свое дело налаживать. Мужик ты башковитый, начальный капитал найдем. Какого хрена ты тут плачешься?
     - Какое дело? Сдурел? - набросился на меня Валет, но меня понесло. - А то, блин, нашел себя в жизни. Реализовывается профессионально. Я вон тоже, может, каким летчиком-космонавтом мечтал стать или капитаном подлодки, а всю жизнь писал гребанные статьи, оформлял словесно чужие мысли. И ничего, и не ною...
     Валет смотрел на меня с возрастающим интересом и вдруг расхохотался :
     - Во дает. И это говорит мне Жора Вершинин, и откуда что взялось. Прав ты, тысячу раз прав. Наверное, я - везунчик, что почти двадцать лет занимался любимым делом. Мне ведь предлагали возглавила хирургическое отделение в одной из городских больниц. Но я практик, а не администратор. Как я буду руководить, когда кто-то оперирует? Фигня какая-то получается. Отказался. А насчет дела своего, сложно все...
     - Никто и не обещал, что будет легко, - буркнул я. - Звезды с небес, знаешь, в карманы сами не падают.
     - Может, здесь есть над чем подумать, - размышлял вслух Валет. - Чудно... Ты-то в бизнесе уже поднаторел, а я себя школяром сопливым, слепым кутенком чувствую. Ну, если подучишь...
     - Тебя-то? Тебе, Валет, палец дай - всю руку отхватишь по локоть.
     - Точно.
     В общем, к концу нашей встречи я уже был вполне удовлетворен настроением Вальта. Моя миссия завершалась вполне удачно. Глаза Вальта загорелись знакомым огнем азарта и энтузиазма. На самом-то деле я не очень верил в успех предложенной затеи. И не потому, что не верил в Вальта. С этим как раз все было в порядке. Просто, поплавав какое-то время в бизнесе, я знал, что слишком все зыбко, ненадежно, трудно, слишком рискованно и без гарантий. Но я так же знал и то, что сделаю все возможное, чтобы Валет возродился в новой ипостаси и поднялся. Я сделаю все. И даже больше.
     Зима действовала на меня удручающе. И дело не только в сумасшедшей предпраздничной и послепраздничной гонке. Я просто хандрил. Навалилась усталость, задолбали проблемы, которым не видно было ни конца ни края. Настроение упало до нуля и грозило упасть еще ниже - в минус. В семье то же - тушите свет, сливайте воду. Состояние Елены можно было описать как истерически-озлобленное. Для климакса, по моим подсчетам, вроде рановато. Казалось, Елена нарочно выискивает причины для скандала. Цеплялась ко мне, по пустякам дергала Машку. Закатывала истерики и глупые сцены ревности. Да-да. Вначале, ее ревность меня забавляла, было даже где-то лестно. Но потом... когда это стало повторяться все чаще, а любое мое опоздание обрастало фантастическими подробностями, стало раздражать и злить. Где-то я понимал, в чем тут дело. Елена уже давно стала подкрашивать волосы, ходить на массаж и шейпинг. Она теряла свои позиции как женщина. Нет, не то, чтобы старела, до этого было еще далеко, при том, что она любила себя и очень за собой следила. Но все же она уже чуть-чуть полнела, как говорится, не от котлет, а от лет. Легкие паутинки морщинок, да каких морщинок - намеков на морщинки - побежали от глаз. Глаза смотрели жестко, в них появилась усталость. Но Елена многим ровесницам могла дать фору, и еще какую. Однако, она смотрела в зеркало и видела старуху. Но мне-то все это было не важно. Может, я уже и не любил Елену, но я привык к ней, как бы цинично это не звучало. Жизнь завязала наши судьбы на крепкие узлы. Она нравилась мне такой, я принимал ее со всеми недостатками. Елена боялась, что я найду себе молодую женщину и уйду к ней, и старалась изо всех сил. Не хочу кривить душой и делать из себя благородного героя под алыми парусами. Я развелся бы с Еленой, наплевать на прожитые годы... вот только Машка, но это другая история. Да, развелся бы. Но не было у меня женщины, не встретил я ее - свою судьбу. Может, к лучшему. Елена это чувствовала. Она боролась с несуществующими конкурентками и выглядела сущей дурой. Явно проигрывала, прибегая опять к дешевому шантажу - ты, мол, пил, а я тебя не бросила. Ну, бросила бы. У нас ребенок... ты шляешься... Опять были потоки слез, ссоры, тягостные примирения долгими зимними ночами. Подозрения. Мы почти не были близки.
     Я не хотел Елену. Поскольку, даже в постели чувствовал на себе тоскливые недоверчивые взгляды.
     А однажды, в очередную  нашу ссору, я сорвался и наорал на нее, а, может, даже не наорал, а просто обозвал сукой и дурой. Хотел выйти из комнаты, хлопнув дверью, но тут заметил, что Елена сделала какое-то движение. Она загородилась рукой, защищая лицо. Я не собирался ее бить, да и вообще никогда не бил, кроме того случая. Не собирался, а она ждала удара. Стало совсем погано. От всех этих дел я просто слетел с катушек. Дома старался бывать пореже, что приводило к новым упрекам и ссорам. Какой-то порочный замкнутый круг. Я не видел выхода.
     Тем временем, Валет потихонечку вливался в деловые круги. Он уже набрал команду, оформил аренду, взял ссуды и занимался ремонтом своего нового помещения. Занялся поставками и продажей медицинского оборудования и материалов. Среди врачей у него было много связей, причем на самом высоком уровне, поэтому по части заказов проблем не должно было возникнуть. К тому же Валет попал в некую новомодную струю. По Москве носился бум всяких противокариесных программ, голливудских улыбок и прочего. Открывались целые сети стоматологических клиник и кабинетов, где постоянно требовались инструменты и расходные материалы.
     Деловой мир принимал Вальта настороженно: кто такой? кто его знает? что за ком с горы? Но, во-первых, я замолвил словечко, во-вторых, много было в бизнесе ребят из Чечни, тех, которые с головой и правильно вложили заработанные деньги, и для которых Валет был почти своим. Ну, и в-третьих, нужно отдать должное самому Вальту. Действовал он очень методично, с присущим ему упорством и юмором. Поэтому, хочешь - не хочешь, а кое-кому пришлось потесниться.
     Я был его главным консультантом. Трудно, ох, и трудно постигал Валет азы бухгалтерии, основы юриспруденции и экономики. Иногда я просто выходил из себя и орал:
     - Ну, ты и тупой, Валет. Пораскинь мозгами-то. Давай, двигай шариками и, блин, роликами. Это тебе не кости дробить и латынью щеголять.
     - А зачем мне это знать, если у меня в штате экономист и юрист, и бухгалтер? - наивно и совершенно искренне недоумевал Валет.
     Он меня просто убивал:
     - А затем, Валетик, что все эти умники, когда разберутся что к чему и поймут, не дай бог, какой ты у нас лох, тут же залезут к тебе в карман. А потом вообще продадут и сожрут с потрохами.
     - Но-но, Вершинин, разговорился. Полегче. Давай дальше.
     Я объяснял, но Валет вновь смотрел тупо и задавал глупые вопросы.
     - Ты просто пень бестолковый! Тебе только животы вспарывать!.. Придурок тупорылый! - орал я, доведенный до белого каления.
     - Пошел ты..... вместе со своими выкладками и всем своим бизнесом к чертям собачьим! - орал в ответ Валет, вскакивая.
     Красные и злые, мы врагами глядели друг на друга.
     Я отходил к окну и отворачивался, чтобы остыть. Валет доставал очередную сигарету. Возникала пауза, в которую каждый из нас мысленно матерился.
     - Продолжим, - уже спокойно предлагал Валет.
     - Я убью тебя... - шипел я.
     - Ладно. Но сначала расскажи еще раз...
     - О, Боже!
     Валет показал себя учеником не просто способным - талантливым, если не сказать гениальным. Пара месяцев, и он уже свободно ориентировался в столбцах цифр, договорах, довольно уверенно прогнозировал доходы и расходы, подводил баланс. Он действительно загорелся бизнесом, и теперь его нельзя было остановить. Он уперся, вникнуть во все хитросплетения деловых сделок стало для него самоцелью. Огромную помощь в постижении азов экономики оказывала Варвара. Она иногда появлялась в кабинете Вальта, красивая, элегантная, не женщина - мечта. Только не для Вальта. По мне, так с самого начала они не смотрелись. Их отношения всегда были несколько холодноваты. Скорее дружеские, построенные на неких компромиссах. Но сейчас, когда Валет с головой окунулся в свой бизнес, они с Варварой как-то сблизились. По-новому и с интересом посмотрели друг на друга. Со стороны было видно, как в их отношениях будто открывается второе дыхание, появляется новая свежая  струя.
     Я радовался за Вальта. У меня самого семейная жизнь летела в пропасть. Это был уже не кризис, это был крах. Я давно выгнал жильцов из нашей старой квартиры и сделал там ремонт. Тайно от Елены, как шакал. Готовил себе пути к отступлению. Но все никак не мог решиться. Да и как-то глупо и неправильно  было уходить не к женщине, а просто - в никуда.
     Наступила середина февраля. Зима траурно умирала, оставляя серые подтеки грязного снега на тротуарах. А Елена требовала каких-то новых шуб. Не потому, что они были ей нужны, а так - в пику мне. Если уж на то пошло, она сама себе могла купить. Но нет. Хочешь шубы? Ладно. Покупал ей шубы. Все покупал. Смешно. Это выглядело, будто я откупался от собственной жены. Да так оно и было. Мы оба это понимали. Все чаще звучала тема развода. Звучала от Елены. Ну, правильно - все по стереотипу: мужчина делает предложение, женщина - подает на развод. Надо было мне соглашаться. Мы бы все равно не развелись. Разводятся, когда есть варианты. Ни у меня, ни у Елены никаких вариантов не было. Черт, лучше бы она завела любовника. Но нет -мотала мои нервы на кулак. Любовник - аморально, Елена - ханжа. Она била по самому больному - шантажировала Машкой. Короче, наш дом стал походить на палату №6 и филиал Кащенко в одном лице. Я сказал Елене, что буду жить один. О, что тут было. Разразился грандиозный скандал. Но я все равно ушел. Не мог больше всего этого выносить.
     Веселая жизнь началась. Я жил на два дома. Приходил к Елене - скандалы, ругань, слезы; уходил - пустота, усталость, одиночество. Елена никак не могла поверить, что я живу один. Выходило, что я - не успешный бизнесмен, пользующийся успехом у женщин, а извращенец, который бегает от семьи. Но мне стало наплевать. Я так устал от этих хитрых тонкостей, что сил нет. Однако, как ни странно, но такой вариант оказался самым удачным. Елена понемногу успокаивалась, устав от переживаний. Я перегорел. Немного снисходительнее стал посматривать на Еленины истерики. Она, вроде как, смирилась с моей свободой. Наступило затишье. На самом деле, вся эта иллюзия гражданского брака «на старости лет» была полным идиотизмом. Творилось черт знает что, но другого выхода я не видел.
     Валет не был в курсе моих дел, и слава богу. Он настолько втянулся в бизнес, что головы не мог поднять, чтобы посмотреть по сторонам. И к лучшему. Валет - миротворец. А мне не хотелось мира. Я устал и не хотел уже ничего.
     Может, всю эту историю озаглавить «Богатые тоже плачут»? Наверняка, со стороны все так и выглядит. Не важно. Я должен выговориться, и я это сделаю. И судите как хотите. Наболело, накипело... Я уже не забочусь о логической последовательности и красоте повествования, хочу поделиться насущным. Пусть даже с диктофоном.
     Весна наступила неожиданно - солнечная, светлая и яркая. Настроение у меня поползло вверх, просто так, от хорошей погоды. Валет в своем новом амплуа расправлял крылья. Жизнь бурлила. На моем семейном фронте наступило временное затишье, которое не сулило ничего хорошего, но давало паузу, чтобы перевести дух. Впрочем, я уже привык жить в атмосфере постоянного стресса. У Вальта Ивана увезли в больницу с аппендицитом. Я случайно узнал об этом. Позвонил Вальту на мобильник:
     - Ты где?
     - В больнице.
     - ??
     - С Ванькой плохо.
     - Еду, диктуй адрес.
     - Да справимся...
     - Еду.
     Валет метался по приемному покою, как раненый тигр по клетке. Притихшая, но совершенно спокойная Варвара сидела тут же, на грязной, плохо прокрашенной банкетке.
     - Я пойду, - нервно говорил Валет, порываясь пройти дальше, в отделение и в операционную, куда увезли его сына.
     - Нет. Обойдутся без тебя, они знают, что делают, - спокойно возражала Варвара.
     - Но они могут неправильно рассчитать дозу наркоза - ребенок ведь, подросток! - повышал голос Валет.
     - Они рассчитают правильно.
     - Почему так долго? Что, черт возьми, происходит? Слишком долго! - орал Валет.
     - Прошло только десять минут.
     Я подошел и похлопал Вальта по плечу, кивнул Варваре. Валет взглянул рассеянно, а потом вновь заметался по коридору. Операция прошла удачно. Все это произвело на меня сильное впечатление. Я поехал к Елене, а не в свою однокомнатную берлогу. А приехав, сразу стал приставать к Машке:
     - Маш, у тебя живот не болит?
     - Да нет.
     - И не болел? Ну, вот последнее время, где-нибудь справа? - коварно провоцировал я.
     - Нет, пап.
     - А ты подумай, - предлагал я
     - Ну, пап...
     Я рассказал Елене про Ивана. И она тут же переключилась на Машку:
     - Машенька, ты когда последний раз у врача была, детка?
     - Не помню.
     - Надо сходить. А живот у тебя не болит?
     - Да вы что, родители, спятили? - дерзко выкрикнула Машка. Она собиралась на свидание и крутилась перед зеркалом, а мы со своими дурацкими вопросами мешали. Когда выросла, я не заметил. Мы с Еленой действительно сумасшедшие родители.
     Весна набирала разбег. Солнце вовсю жарило в окна, небо синело пронзительно ярко. Дамские каблучки цокали по подсыхающему асфальту. Все это вместе вселяло некую надежду. Никаких радужных перспектив впереди не маячило, но мне хотелось надеяться, пусть даже на пустом месте.
     В один из таких чудесных весенних вечеров мы с Вальтом, отложив все дела, посетили некий боулинг в центре Москвы. Здесь было вполне цивильно, подавали хорошее пиво. Нечасто мы приходили сюда. Времени не хватало. А жаль. Мы выпили пива и сыграли сначала так, для разгона, между собой. Валет взял с собой Ивана, но парень откровенно скучал по какой-то своей компании и быстро смотался. Валет вида не показывал, но видно было, что огорчен.
     - Брось, Валет, чего ему с нами делать-то?
     - Портится парень... - сказал Валет, прихлебывая пиво. - На кой черт нужно рвать задницу, зарабатывать деньги, если мой пацан читает по полторы книжки в год, портит глаза перед компьютером и ни черта не хочет делать в будущем? Валет действительно расстраивался, мне захотелось его как-нибудь переключить:
     - Чего ты паришься? У тебя отличный парень. Себя-то вспомни - ты на своем дзюдо был помешан, он на компьютерах повернут, так в чем разница? Стареешь, Валет.
     Он посмотрел так остро, что я понял, что сморозил откровенную глупость.
     - Дзюдо, говоришь, ну, про эти дела ты все знаешь. Да и проблема не в этом. Я не понимаю своего сына - чего он хочет, к чему стремится? А у него ведь какие-то друзья, девушка, небось, есть.
     Я рассмеялся:
     - Может, и нет никакой проблемы? Много ты, Валер, девушек своему отцу показывал? Ладно, извини.
     - Растим их, Жора, как тепличные растения.
     - Перестань. Если нам, в частности, тебе было трудно - пусть и они понюхают порох да попробуют фунт лиха или как там - пуд соли? Зачем? Может и хорошо, что у твоего Ивана есть подстраховка - с институтом и прочее... И без того жизнь тяжелая, зачем же сразу мордой об асфальт? Или, хочешь, отдай его в какое-нибудь Суворовское, помотай по казармам да обшагам...
     Валет передернулся:
     - Дурак, ты, Жора. Конечно, я своего парня и в институт «поступлю», и от армии отмажу, и башку всем снесу. А он, гаденыш, это знает и ни фига сам делать не хочет. Я, говорит, на права сдавать буду. Валяй, только зачем тебе права без машины? Пусть будут, говорит. Ну, ты понял. Так бы и отлупил паразита, так ведь он учится хорошо, а сам хитрый, как двоечник.
     - Так есть в кого, - вставил я.
     - Ну, Жора...
     - Да, расслабься ты, Валет. Моя вон тоже Машка... растет.
     - Ладно, пошли шары погоняем.
     Решили сразиться с мужиками на соседней дорожке. Шансы были, в общем-то, равны. Я играл неплохо. Валет, при другом раскладе, играл бы очень сильно, однако вынужден был кидать левой рукой, поэтому мазал. С небольшим отрывом мы проиграли мужикам пару бутылок пива, и, довольные, разошлись. Время летело незаметно. Начали показывать стриптиз. Молоденькие девочки, абсолютно из голодного края, нервно извивались под музыку, обнажая нечто, что назвать грудью можно было лишь с натяжкой, при наличии развитого воображения, или основательно нагрузившись пивом. Зрелище было жалкое и совсем не возбуждающее.
     - М-да... - протянул Валет.
     - Пошли отсюда, - предложил я.
     В деловых кругах мы с Вальтом не пересекались, ну разве иногда Валет просил меня  отпечатать какие-нибудь визитки, приглашения или рекламные постеры. У нас были разные, так сказать, направления. Однако, до меня, так или иначе, доходили слухи о его успехах. Валет настолько закрутел и поднялся на такой уровень, что мне впору было смотреть на него снизу вверх. Впрочем, по жизни так практически всегда и выходило. Ну, да без обид. Он теперь ворочал такими суммами, что просто дух захватывало. Однако, Валет совершенно не выглядел счастливым. Это бремя успеха и богатства давило тяжким гнетом. Он и сам говорил об этом:
     - Скурвился я, братец. Спекся по самые пятки. Хотел богатым стать. Ну, стал. И что? Гораздо свободнее себя чувствовал, когда кости раздробленные на место ставил, да кишки на пальцы наматывал. А теперь волком стал натуральным. В голове будто счетчик работает.
     Я понимал Вальта, хотя сам этот этап давно прошел. Еще тогда, когда согласился статьи заказные писать. Тогда меня ломало. Но к хорошему ведь быстро привыкаешь, а деньги, особенно большие, они, ох, как калечат. Однако, Валет был еще силен. И силен, и опасен. И люди из его окружения - и конкуренты, и партнеры понимали это очень хорошо. Он молодец, и я горжусь им. Сейчас дело у Вальта уже раскрутилось, бизнес пошел. А все равно он работал двадцать четыре часа в сутки. Колесил по Москве на своем «мерине» с шести утра. Знал все тропы, переулки, знал, в какое время, на какой дороге пробки. Мотался по офисам, торговым точкам, таможенным терминалам, больницам, стоматологическим клиникам. Разве что у негра в жопе не был. Ну, это я так - от зависти. Валет даже пару раз куда-то за границу летал, вел переговоры и заключил контракт на какие-то безумные бабки. И будто не уставал. Словно нервы у него железные, а внутри работает батарейка «Энер-джайзер». Хотя, вспоминая, как он крутился у себя в военном госпитале, когда после операций его просто шатало, я понимал, что здесь, в Москве, это семечки.
     Здесь если иногда и вставал вопрос, так только о собственной шкуре Вальта, которой он не больно-то дорожил. А там Валет отвечал за чужие жизни. А это вам не здрасте. По телефону достать Вальта было практически нереально. Правда, существовал у нас специальный секретный канал, но пользовались им мы редко. Зачем друг друга дергать по пустякам. Иногда, правда, хотелось подурачиться, и я набирал этот номер - ни за чем, просто так:
     - Привет, Валетик!
     - Жора! Рад тебя слышать. Как сам?
     - Регулярно. Ты где?
     - В Бутово. Жопа полная.
     - Как? Ты же был на Динамо?
     - Ну да.
     - Не знал, что ты приобрел личный самолет.
     - Ага. Приезжай, покатаю.
     - Непременно.
     - Все, Жора, горю, но ты не пропадай надолго, без тебя, болвана, тоскливо.
     - Это, случайно, не предложение руки и сердца?
     - Нет, - в трубке раздавался его хрипловатый смешок, а потом гудки .
     Глупые приколы взрослых мужиков. Однако, после таких приколов, мое настроение резко повышалось, будто в кровь мою вливалась свежая струя. Голова прояснялась, и все-все получалось. Вот, что значит настрой.
     Приближался день рождения Елены. Мы опять были в контрах, я жил на два дома, а день рождения мог стать прекрасным поводом если не для примирения, то хотя бы для перемирия. Я мучился с подарком, потому что уже давно не знал вкусы собственной жены. А может, я их никогда не знал? Захотелось купить что-нибудь изящное и убийственно роскошное. Елена заслуживала такого подарка, потому что была моей женой. Да, именно так. Лет пять-десять назад я сказал бы иначе, полный благородства и романтизма - она заслуживала такого подарка просто как женщина, которую я люблю. Но.... Как говорится, ушло то время. А кривить душой, сидя перед диктофоном, не имело смысла. Я ведь решил рассказать все честно. Хоть это и нелегко. Ничего не понимал я в духах, косметике и прочей бабской дребедени. Поэтому зашел в ювелирный салон.
     Да, впечатляет... Ослепленный великолепием, я долго стоял у витрины и тупо пялился на россыпи алмазов со всякими там каратами да пробами. Елена не была подвержена «золотой лихорадке», ювелирные украшения носила лишь изредка, чтобы подчеркнуть свою значимость. Но тут я пошел по пути универсальности подарка. Какая женщина не обрадуется, скажем, бриллианту? Даже если  не будет носить, хоть потешит свое тщеславие. Короче, беспроигрышный вариант. Я сразу отмел всякие там колечки и сережки - не знал размера и всяких прочих коварных нюансов.
     Остановил свой выбор на цепочке, на которой дрожал, как крупная капля росы, довольно крупный брюлик. Довольно крупный, судя по цене, которая тоже впечатляла.
     Прикупил огромный букет бордовых роз и поехал к Елене. Она открыла в халате. Не ждала. Вытаращила глаза - даже не думала получить подарок. Букет взяла как-то брезгливо. Брюлик тоже приняла равнодушно, будто делая мне одолжение, но глазки разгорелись, я-то видел. Ну, блин, комедия. А все равно, Елена обрадовалась, ей было приятно. И, черт возьми, мне тоже было приятно... Я растаял и потек, готов был каждый день дарить ей по бриллианту, если бы она так же нежно улыбалась и была мила. Всегда так. Попадаю под влияние момента. Я просто сволочь. Всем своим любовницам в постели я готов был пообещать что угодно. Ничего не могу поделать.
     Но это был действительно чудесный денек. Пока я отмокал в ванной, болтал по телефону и слонялся по квартире, Елена переоделась и что-то там приготовила на скорую руку. Она всегда была великолепной хозяйкой, и в этот раз соорудила праздничный стол практически из ничего. Мы пили «Мартини», а потом я извлек бутылку моего любимого виски «Black Velvet», которую еще месяц назад мне презентовал один знакомый за некую услугу. Елена влажно блестела глазами, раскраснелась и говорила с некой удалью, что всегда бывает у нее от вина.
     Прискакала Машка, забежала к нам на минуточку, удивилась немножко, увидев меня, и умчалась.
     - Маш, посиди с нами. День рождения у матери все-таки! - крикнул я ей, вспоминая обиженные и гневные тирады Вальта. Машка надула губы:
     - Ну, пап, чего мне тут с вами, меня Вадик ждет, а маму я уже поздравила, - она чмокнула Елену, убегая.
     - Что за Вадик? - поинтересовался я.
     - Очередной поклонник, - улыбнулась Елена. - Ты его не знаешь... - она запнулась, ступая на запретную тему, которая граничила со скандалом. - Останешься сегодня? - осторожно спросила она, боясь спугнуть то хрупкое и хорошее, что существовало здесь и сейчас. Только здесь и сейчас.
     Не нужно было мне оставаться, но сидеть вдвоем с Еленой, праздновать, почти мирно беседовать такое редкое везение, что я сказал:
     - Конечно.
     Тем более я расслабился и захмелел, не столько от алкоголя, сколько от своей усталости. Но, в конце концов, это мой дом, моя жена, моя дочь. Пусть даже призрачно, пусть лишь на этот вечер. Я залез в компьютер. Елена на кухне мыла посуду. Вернулась Машка, и Елена стала ее кормить, я пил чай. Потом Машка долго разговаривала по телефону и заперлась в ванной. А мы с Еленой смотрели телевизор. Не помню уже, что показывали. Да и неважно. Машка легла спать. А мы с Еленой занимались любовью пронзительно и торопливо, как в последний раз. Будто делаем это не у себя дома в спальне, а где-нибудь в подъезде, в машине или на лавочке в сквере. Боялись быть застигнутыми врасплох. Было жутко и весело, как-то забыто, по-студенчески. Класс... Я понимал, что ничего это не значит. Просто еще один приятно проведенный вечерок. Думаю, и Елена это понимала. Но это тоже не имело никакого значения.
     На следующий день Елена ходила, как собственница-кошка. Она, похоже, решила держаться. Держаться изо всех сил и несмотря ни на что. Я тоже старался, нет, правда, честно старался. Машка со стороны наблюдала с интересом за нашими играми в предупредительность и приторную чуткость. Хватило нас ненадолго.
     - Егор, ты опять задержался.
     - Да, задержался и что? Я, черт возьми, работаю.
     - Знаю я твою работу.
     - Ален, ну, хватит, я устал.
     - Устал!? А я не устаю? Я тоже работаю, но не позволяю себе шляться...
     - ...Твою мать!.. - я хлопнул дверью и перешел на обычный режим существования.
     Конец весны меня здорово напряг. Завертелась куча проектов, и все их нужно было завершить к лету.  Лето - мертвый сезон, дачи, отпуска. Мы напортачили с бухгалтерией и теперь я по уши закопался в бумагах. Вт напряжения слезились глаза, голова раскалывалась. Как всегда выручил Валет. У него тоже был аврал, но он пригласил меня на дачу покопать огород. Не на свою. Валет терпеть не мог сельхозработы. Притом, что мужик он был не только башковитый, но и рукастый. Так, например, пределом моих мечтаний было вбить гвоздь, просверлить дрелью отверстие в стене, ну, если постараться, ввернуть лампочку, А высший пилотаж - поменять колесо у машины.  Руки росли, как говориться, из нетипичного места. Валет свой «мерин» держал в идеальном порядке. Конечно, заслуга автосервиса. Но в редкие свободные часы Валет любил покопаться в своей машине, полазать под капотом, чего-то там регулируя и смазывая. Любил и умел. Вот и вся разница. Так вот, в эти затянувшиеся майские праздники Валет звал меня на дачу к своему отцу. Леонтию. Да-да, это он завел себе участок в Подмосковье.  И поправлял там свое здоровье и нервы вместе с молодой, то есть теперь уже не очень молодой женой. Все равно разница у них, как я вспоминаю, была лет десять-двенадцать. Поехали втроем - я, Валет и Иван. Ванька был недоволен, но Валет напомнил ему про некий долг перед отцом и дедом. Ванька скривился, но поехал. Мою Машку это фиг бы проняло. Балованная девчонка, но другой-то нет.
     Валеркиного отца я не видел хрен знает сколько лет. Леонтий постарел и сдал, я-то помнил его молодым дядькой. А все равно, рядом с молодой, точнее, моложавой женой, смотрелся этаким огурцом. Он разговаривал бодро, держался прямо, смотрел остро. Как раз Риту жизнь больше потрепала. Я помнил ее молоденькой разбитной девахой, доброй, веселой и простоватой. Но, видно, профессия барменши не красит. Впрочем, она, вроде, давно не работала. Рита побежала, и довольно резво, собирать на стол, а мы стали разбирать садовый инвентарь. Я стоял немного поодаль и смотрел на них - разные поколения Томиных - Леонтий, Валет и Иван. Мне захотелось их заснять, настолько живописно они смотрелись. Они были разные и, на первый взгляд, даже непохожие. Но, присмотревшись, угадывалось то пронзительное сходство, которое, наверное, и называют породой. Что-то проскальзывало общее в развороте плеч, осанке, дерзком прямом взгляде.
     Леонтий был из них, пожалуй, самый интересный, со своим резким лицом, подчеркнутым морщинами, и благородной сединой. Иван - самый красивый, с тонко выписанными чертами лица. Но центральной фигурой композиции был, конечно, Валет. Такая энергия чувствовалась во всем его облике, даже нет, не энергия - энергетика, которая захватывала огромные радиусы. У Ивана еще не было этой жизненной энергии, у Леонтия - уже. И лишь Валет центральным ядром связывал два поколения. Старость и юность. Прошлое и будущее.
     - Ты что застыл, Егор? - прокричал мне Валет, я вздрогнул. Потом мы долго что-то там копали, носили, пилили. Леонтий сдался первым, я - за ним. Иван долго старался работать в ритме, заданным отцом, но не выдержал.
     - Ну и злой ты на работу, Валет! - похвалил я его, наливая почетную кружку кваса.
     Потом мы все сидели за столом, ели, пили, разговаривали. Я опять поражался - Валет пил и не пьянел. Похоже, адреналин, постоянно бушующий в его крови разрушал алкоголь мгновенно, не давая ему ни замутить взгляд, ни отуманить мозг. Мы с Леонтием пьянели обыкновенно.
     - Останетесь? - спросил Леонтий и взглянул на Вальта просительно и с затаенной надеждой.
     - Нет, - ответил Валет жестко, жестче чем следовало. Рита и Иван взглянули вопросительно, между нами с Вальтом метнулась некая невысказанная мысль на уровне понимания, Леонтий опустил голову.
     - А как за руль? - все-таки спросил он.
     - Ваньку посажу, - ответил Валет, и Иван гордо расправил плечи. Вообще, Валет зря так к сыну придирался, Ванька смотрел на отца с уважением, граничащим с восхищением. Но, Валет, похоже, это знал.
     Иван вел машину плавно, осторожно, будто вез не двух поддавших мужиков, а гору хрусталя. Он ехал медленно-медленно, исполненный гордости, продлевая удовольствие от важности момента. Валет, который терпеть не мог медленную езду и просто зверел в пробках, его не останавливал. Мне же было просто хорошо, и я глупо и пьяновато похохатывал, развалясь на заднем сидении. Иван глядел вроде бы с пониманием, а Валет пару раз тайно показал мне увесистый кулак. Домой я вернулся поздно.
     Я загнал себя на работе. Не обладая богатырским здоровьем Вальта, я все-таки пытался сесть не в свои сани. Начались проблемы со здоровьем. Мотор в груди, который все эти годы служил мне верою и правдою, начал выкидывать неприятные фокусы. То замирал, делая паузы, а то - бился как перепелка в силке. Однажды, когда я вел машину, сердце ухнуло куда-то в живот, а потом так болезненно заныло, что я вынужден был съехать на обочину, включить аварийку и долго рылся в аптечке в поисках валидола. Положил таблетку под язык, ощутил ее мерзкий ментоловый вкус и задумался. Так, интересно. Уже валидол сосу, что дальше? Виагра и витаминные уколы? Или еще что, покруче? Стало грустно и жалко себя до соплей. Я совершенно не ощущал себя старым, наоборот, казалось, что я еще свеж и полон сил. Выглядел я неплохо. Такой весь из себя поджарый и импозантный как лорд Байрон. Или, нет, тот, по-моему, хромой. А, ладно. Я знал, что запросто могу склеить понравившуюся бабу, ну, в пределах определенной возрастной группы, конечно. Наглые развратные писюшки сюда, разумеется, не входят.
     Но вот эти ненавязчивые звоночки с того света, который участились в последнее время, мне откровенно не нравились... Да чего крутить - просто пугали.
     Я выплюнул в окно противную таблетку и достал сигарету. Набрал номер Вальта:
     - Валер, чего делать, если сердце болит?
     - У кого болит сердце? - не понял Валет.
     - У меня.
     - Не двигайся. Еду.
     - Да нет, погоди, не надо. Чего в принципе делать?
     - Чтоб завтра был в кардиоцентре, я договорюсь, - он продиктовал адрес.
     - Завтра я не могу, - капризно поупрямился я.
     - Можешь, - сказал Валет и дал отбой.
     На следующий день Валет ждал меня у входа в кардиоцентр.
     - Выглядишь совсем неплохо, - ободрил меня он, входя в здание. Прошли в кабинет к главному врачу. Маленький седенький старичок, усталый и внимательный.
     - А вы меня, похоже, не узнали, молодой человек? - сказал он неожиданно молодым и сильным голосом. Я отпрянул:
     - Сан Саныч!
     Валет стоял, посмеиваясь.
     - Ну, что тут у нас, давайте посмотрим. Раздевайтесь по пояс, Егор Вершинин.
     Сан Саныч посмотрел меня, послушал, сказал:
     - На анализы, ЭКГ, ЭХО и потом ко мне.
     Потом часа два я гонял по кабинетам как Савраска,  и, наконец, с кипой бумажек предстал перед Сан Санычем. Валет был тут же. Они вместе долго изучали результаты моих исследований и разговаривали на непонятном языке:
     - А Т-зубец не настораживает?
     - Для его-то возраста - норма. Гемоглобина маловато.
     - Да он всегда такой дохлый.
     - А...
     - Ну что же, органической патологии я у вас не вижу, - вынес свой вердикт Сан Саныч, сдвигая очки на лоб. - Это, дружочек мой, нервы. Синдром хронической усталости, слыхал небось? Классика. Так что диета, отказ от порочного образа жизни. В отпуск тебе надо, Егор, вот и весь тебе мой сказ. А ты, Томин, много куришь, - сказал Сан Саныч Вальту.
     - Виноват, - улыбнулся Валет, попыхивая сигаретой.
     - Ладно, ребятушки, мои рекомендации начнут действовать, когда вы выйдете отсюда, а пока накатим по маленькой за встречу. Очень рад вас видеть, - подытожил Сан Саныч, наливая в рюмки коньяк.
     - А помнишь, Сан Саныч, как мы с тобой спирт «Панадолом» запивали? - спросил Валет.
     - Как не помнить, если тебя чуть под монастырь за эти дела не подвели, и меня вместе с тобой. Так ты ж хитрый, как змей, за задницу просто так не ухватишь.
     Мы все расхохотались.
     Сан Саныч несколько успокоил меня, потому что я - мужик мнительный. Чуть что где вскочит, сразу СПИД мерещится. Ни в какой отпуск я, конечно, не пошел. Елена укатила в Турцию, Машку, со скрипом, но отправил на Кипр вместе  с семьей одного товарища. Так что стало поспокойнее. Погода давила на мозги. Я ходил весь такой расслабленно-вареный. На работу ездил лениво, руководил лениво, отупел. У Вальта Ванька поступал. Несколько месяцев у них по этому поводу шли нескончаемые дебаты. Не знаю, куда уж хотел пристроить Ваньку Валет, тому было все равно, но хотелось поупрямиться. В результате, сошлись на юрфаке МГУ. Ванька не хотел стать юристом, но тогда это считалось модно. Дело чести и престижа. Что касаемо МГУ, тут уж удовлетворялись амбиции Вальта. Я пытался убедить Вальта, что МГУ такое же фуфло, только престижное, но он не хотел мне верить. Варвара в этих разборках не участвовала. Она знала  своих мужиков и знала, что Иван по части упрямства Вальту не уступит. По сути, это она урегулировала ситуацию, найдя единственный компромисс. Красавица, умница, чего еще Вальту надо? Не хотел я признаваться, что сам чуть-чуть влюблен в Варвару. Чуть-чуть завидовал Вальту.
     - Валет, если ты с Варварой разведешься, я на ней женюсь, - провоцировал я его.
     - Ты же женат? - повышал ставки Валет.
     - Разведусь.
     - А... - такого юмора Валет не понимал.
     Коньяк кончается, я пью, не ощущая ни вкуса, ни опьянения. У меня не осталось ни сил, ни слов, только эмоции и мысли. Нельзя отступать, я должен высказаться. Должен, несмотря ни на что...
     Пожалуй эта осень стала завершающим аккордом. Золотым сиянием «бабьего лета» она осветила некий завершающий этап. Этап, за которым везение заканчивалось, а удача, сложив крылышки, весело помахала мне хвостиком. Нет-нет, все не рухнуло в пропасть резко и безнадежно. Все было очень... закономерно. Наверное, всей своей глупой, спонтанной, безалаберной жизнью я шел именно к такой развязке.
     Но стояла осень. Через поредевшие оранжевые, алые, желтые кроны деревьев просвечивало рассеянное остывающее солнце. А я с меланхолической улыбкой пресыщено наблюдал, как углубляется трещина моего мнимого благополучия.
     Машка вернулась с Кипра черная от загара, тощая и веселая. Она привезла с собой километры пленки и тонны впечатлений. Часами могла рассказывать о каких-то морских ежах, национальных особенностях киприотов, местной экзотике. Елена тоже вернулась отдохнувшая и спокойная. Спокойствие это шло от некой уверенности, утерянной и вновь обретенной. Она не просто восстановилась от переживаний, но даже, вроде как, махнула на них рукой. И успокоилась. Этот новый образ потрясающе шел ей. Внутренние изменения не могли не отразиться внешне. Никуда не исчез, но сгладился налет стервозности, который постоянно окружал Елену. Исчезли истерические нотки из голоса, напротив, в интонациях появилась плавность и снисходительность. Эти перемены влекли меня к Елене необычайно. Но, с одной стороны, я хотел ее больше, с другой - она стала чужая. Она отдалялась, держа дистанцию, перегорела, а я... Я оставался на обочине, как дурак. Больно обожгло меня понимание того, что равнодушие гораздо хуже, опаснее, чем банальное выяснение отношений. Нам стало нечего выяснить. Мы жили вместе. Я хотел уйти, а Елена не держала. Иди, мол, голубчик. И это было очень плохо. У меня в голове мутилось, поэтому я сам затевал скандалы. Это непонятное затишье было мне невыносимо. Но Елена только улыбалась как-то затаенно и уходила от разговора, доводя меня до бешенства. Ее новая тактика срабатывала, я кружил вокруг, как кот, сторожа добычу. Ее молчание толкало меня к нервному расстройству. Хотелось бы сказать, что я был еще силен и горд, и все такое. На самом деле, я давно сломался, но признаться в этом не мог. Даже самому себе. Я уже сам искал внимания Елены, ее общества. В ход шли любые средства. На ум приходил грубоватый юмор Вальта: «У женщины любое недовольство - от неудовлетворенности. Чего ржешь? Да-да, от банального недотраха. Это у нас  работы-заботы, деньги, дети-плети, а у них - дни критические, да свербеж в одном месте. А чего? Наукой доказано. С Ленкой поссорился? Так отдери ее хорошенько, и все будет ОК. Поверь профессионалу». Рецепт Вальта работал. Еще какое-то время назад он работал безотказно. А сейчас помогал лишь разово. Сексуальные привязки крепки, но, ой, как недолговечны. Бурный, частый секс изматывает, но главное - пресыщает. Притупляется острота восприятия. Может, правда, мне не хватало умения или там фантазии, не знаю. Елена отзывалась на мои эксперименты настороженно, приятно удивляясь, но и как бы свысока, позволяя себя ласкать, делая, так сказать, одолжение. То есть, никакого поощрения моим стараниям. А я ведь честно старался ее вновь завоевать. Но, видно, упустил время, поскольку сам стал ей неинтересен. И винить тут некого, сам дурак.
     Кроме того, мне ведь то же было уже не восемнадцать. Пора бушевания гормонов в моей крови миновала. Начались проблемы с эрекцией. А вот это было уже совсем погано. Я не являюсь исключением из правил или каким-нибудь эксклюзивом, поэтому вялость некого органа, который большинство мужиков ставят во главу угла своего существования, ввергла меня в панику. Конец вянет, ой, батюшки-матушки. Это же потеря мужского статуса, гордости, силы. Это значит, что где-то там, за поворотом, злобно скалится старость. Я побежал по врачам. Ну и что? Да, ослабление потенции, да, снижен тонус, но отклонений нет, урогенитальные инфекции отсутствуют. Это, батенька, нервы.  Нервы и переутомление. Ступайте в отпуск и попейте валерьяночки. Фу...
     При другом раскладе, я отправился бы в отпуск немедленно. Здоровье моего маленького дружка в штанах было слишком важно и ценно для меня. Но сейчас позволить себе уйти в отпуск я не мог. Не мог, потому что ситуация складывалась дерьмовая. Звезда моего бизнеса стала гаснуть и потихонечку закатываться уже давно.  Но мне все не хватало мужества в это поверить. Последние годы я держался на плаву лишь благодаря старым связям и завязкам, и умело манипулируя слабыми сторонами своих конкурентов. Но картина менялась. Связи и завязки исчерпали себя, конкуренты поумнели. Да и никогда я не был каким-то волкодавом. Впрочем, откровенным лохом и фуфлыжником тоже. Но это слабоватое утешение. На деловой арене появились новые ребята с крепкими зубами и полным отсутствием моральных принципов. Появились и заставляли остальных подвинуться, активно работая локтями. Мой бизнес захирел. Заказов поубавилось, поубавился, соответственно, и объем денежных оборотов, проще говоря, прибылей. Я не жадный парень, могу и поделиться. Тем более, что эти перемены не сильно били по семейному бюджету. Но били они  по моему самолюбию, хлестали просто наотмашь. До краха или полного фиаско было еще далеко, но все это попахивало неудачей. А много ли мне, неврастенику, надо? Я впадал в отчаянье мгновенно, а такие срывы грозили затяжной депрессией - хуже не придумаешь. В такие минуты на Вальта я поглядывал уже с черной завистью. Почему он не падает? Как ему удается удержаться на плаву? Наверное, подлый Валет не сказал мне чего-то? Да только что он мог мне не сказать, если я сам учил его азам экономики и всем этим уловкам? Но мне были очевидны ответы на эти вопросы. Валет заставил себя уважать, заставил с собой считаться. Да, где-то он действовал напролом, пер как танк, но мог, при необходимости, наплести такую липкую паутину дипломатии, что концов не сыскать. Военное братство, медицинское братство, чеченское братство - везде Валет был своим и желанным. Он не искал поддержки и не нуждался в ней. Но сознание того, что в случае провала тебе есть на кого опереться, это, братцы, великая сила. Валет имел подстраховку, защищенные, так сказать, тылы. Именно поэтому мог бесшабашно рисковать, ставить все на карту, скажем, на козырного валета. Почему нет? Мои друзья-коллеги разлетелись по свету, помочь мне мог бы сам Валет. Однако, просить у него помощи мне казалось унизительным и нечестным, что ли... Это стало бы неким посягательством на законы дружбы, которая держится на бескорыстности. Мы помогали друг другу просто так, не ожидая слов благодарности или иных проявлений восторга. Красноречие уводит меня от конкретики, но конкретика пугает меня. Конкретика обязывает отвечать за базар. А я - человек слова. В отличие от Вальта, который всегда был человеком дела. Там, где я старался ободрить словесно, Валет помогал реальным делом. И то и другое ценно, да только цена разная...
     Валет тоже начал потихонечку сдавать, и его накрывала с головой волна усталости. Но Валет никогда бы не стал ныть и падать лапками кверху.. Он заехал как-то за мной, простуженный и злой.
     - Дерьмово выглядишь, - сказал я Вальту, и это была чистая правда - он осунулся, побледнел, кашлял каким-то лающим кашлем, который начинался где-то в груди пугающими раскатами.
     - Болею.
     - Чего не лечишься?
     - За этим и приехал, - осклабился подлый Валет.
     - !?
     - Хочу заманить тебя в сауну - кости погреем, то да се, - соблазнял Валет.
     - Не могу, дела идут хреново, - хотел отмазаться я.
     - Ты меня убиваешь, Жора!
     - Уговорил.
     Валет уже все устроил, и минут через сорок мы уже распластались на полках. Валет покряхтывал, а я с завистью поглядывал на его литой торс:
     - Поддерживаешь форму?
     - Ты спятил? За день так намотаешься по городу, что еле-еле сил хватает до койки доползти.
     - Оправдано?
     - А то.
     - Зачем тебе столько денег. Валет?
     - Причем тут деньги, Жора? Налоги, аренда, взятки, реклама - вот и посчитай, что остается - слезы... Да разве в этом дело? Это стиль жизни.
     - Собачья жизнь-то получается, а, Валер?
     - Согласен, но менять-то поздновато.
     Я откинулся на полке и вдыхал горячий воздух полуоткрытым ртом. Тело сочилось потом.
     - Мещанством попахивает. Делаем деньги, меняем на шмотки и жратву, противно.
     - К чему клонишь, Жора? - спросил Валет, усаживаясь на полке распластанно и прикрывая глаза. - У мужика должно быть дело.
     - Кто спорит, но мы же гробимся?
     - Значит, судьба такая, - философски подвел Валет.
     Мы завернулись в простыни, вышли в предбанник и уселись с пивом за дубовым столом.
     Вообще все сауны, и в частности эта - места довольно злачные. Вот и здесь помимо алкоголя и закусок можно было заказать также шлюху, и не одну... Валет такими вещами откровенно брезговал, а я боялся обнаружить свою мужскую несостоятельность, да и вообще тоже был не любитель. Мысль о шлюхе направила меня в другое русло:
     - Валер, но ведь есть же, ну, у других, какие-то вещи кроме денег.
     - Это какие вещи? - заинтересовался Валет.
     - Ну, любовь... - сказал я и испугался.
     - Любовь...- протянул Валет и рассмеялся, расплескивая пиво. Но смех его звучал ненатурально и трагически. - Я могу рассказать тебе одну историю про любовь. Из тех, которые не рассказывают никому. Ни врачу, ни священнику, ни следователю, ни родным, ни близким. Не рассказывают, потому что стыдно. Стыдно перед самим собой. Я любил Варвару, но время... ты знаешь. Я ее и сейчас люблю, но что-то потерялось. Что-то... - Валет не мог подобрать слова, но я понимал его. -  Любил и предал ради Анны. А вот когда встал вопрос выбора, я предпочел не выбирать. Отошел в сторону, как трус. Ты себе даже не можешь представить, как я кусал себе локти, как бился головой о стену. Подло? Да. Прав, ты, Жора, все мы, в конечном итоге, ищем половинку, да находим поздно, а потом уже нет сил разорвать привычный круг. Страшно.
     Я замолчал подавленно, поскольку не ожидал столь бурного проявления эмоций от Вальта, настолько он был в себе, настолько не пускал никого в свой внутренний мир.
     - Валер, а может, можно поправить? - спросил я, сам не зная зачем.
     Валет грустно усмехнулся и налил водки:
     - Поправить, говоришь? Я ведь обманул тебя, Жора, не все рассказал. Поэтому ты и не понял, почему я чувствую себе таким подлецом в этой истории, блин, про любовь. Анна вышла замуж не по любви - ушла на деньги, а любила она меня, и я ее любил. Любил и позволил ей выйти замуж за этого..., а, ладно. Я ведь по сути продал ее. Продал любимую женщину. Теперь догнал? Так вот, Егор, я пью за любовь. Да храни тебя господь от этой напасти. Пью за любовь и хватит об этом. Закроем тему, - Валет залпом осушил бокал.
     Какие страсти бушевали в душе Вальта - пожар. А посмотришь -заморозишься - кремень-мужик. Я почувствовал себя совершенно ничтожным - я ведь до сих пор иногда сочинял стихи. Циничные и острые, с надрывом. Но я писал о чувствах, о которых ничего не знал, в которые не верил. Этот вечер был долгим. Мы много тогда говорили, душевно, но запомнился мне только этот диалог. Диалог, в котором Валет немного приоткрылся, чуть-чуть выплеснул свою боль, пролил, но лишь каплю, Уходили поздно.
     - Полегчало? - спросил я Бальта, который сделался молчалив и сверкал глазами.
     - Спрашиваешь! - бодро ответил он и пошатнулся. Я поддержал его и, нечаянно коснувшись его лба, отдернул руку. Лоб Вальта пылал. Я отвез его домой. Ехал медленно. Валет, сидя рядом, натянуто улыбался, но видно было, что ему совсем поплохело.
     - Как ты? - поминутно интересовался я.
     - Херовый, видно, стал доктор, - отшучивался он.
     Валет провалялся с гриппом две недели. Я заезжал к нему, ежедневно звонил. Выспрашивал о его здоровье Варвару и Ивана. Они тоже были обеспокоены, да и надо думать - Валет за всю жизнь и ни чихнул ни разу. Но я-то знал, что это лишь видимость здоровья, которую Валет искусно создавал и трепетно поддерживал. И голова у него болела, и печень пошаливала, не говоря о руке, которая ныла в непогоду.
     Но Валет, который сам всю жизнь лечил, плевал на собственное здоровье, не умел болеть и ненавидел лечиться. Заботы домашних, мое участие его трогали, но и безумно смущали.
     - Да, чего вы, все нормально уже. Да не мерил я эту температуру. Отстаньте, я сам врач. Ну вас к черту... Он совершенно не переносил подобную суету вокруг себя. Ощущение собственной беспомощности и слабости ввергало его в суеверный ужас. Но даже сидя в постели, он продолжал работать - просматривал бумаги, не выпуская из рук мобильника. Поправлялся Валет медленно, но за две недели почти полностью пришел в себя, набрав утраченную форму. Он похудел.
     - Слушай, Егор, как болеть-то погано. Посидел пару недель дома в четырех стенах и офиздинел совсем. Во, блин, кошмар какой, думал, чокнусь. Никогда больше болеть не буду... - растерянно и раздраженно выговаривал Валет.
     - Не зарекайся! - смеялся я.
     - Нет, уж, увольте. Прям вот, бля буду, если еще вот так с копыт слечу.
     - Давай поспорим на деньги, - издевательски предлагал я.
     - Идет.
     «Бабье лето» кончилось, и осень становилась совсем несимпатичной. Дожди хлестали по стеклам, ветер дул холодный и пронизывающий. Небо, серое и слоистое, низко висело над головами, цепляя крыши высоток, и давило на мозги. Листья облетели, деревья стояли голые, и лишь пронзительным откровением алели кровавые кисти рябин. Все навалившиеся неприятности уже не казались мне такими пугающими. Это стало обыденной реальностью. Я смирился. Не мог я быть, как Валет, твердым как скала, напротив, растекался, как патока по противню. Чем бороться, мне проще и удобнее было поменять угол зрения на проблему. Как бы проигнорировать. Вот такая дешевая философия. Проблемы от этого не решались, но становилось легче. Ненадолго.  Эти редкие передышки давали время подумать. А подумать было над чем. Что-то надо было менять. И быстро.  Только если бы, я, черт возьми, знал - что. И как? И ценой каких затрат? Но оказалось, это далеко не все неприятности, которые судьба мне милостиво приготовила. Ну, об этом дальше.
     Какое-то время я еще пыжился, доказывал что-то кому-то. Прежде всего, самому себе, что я еще такой деловой супермен и трудности временны. Да только пустое все это. Не вытягивал, уровень, увы, не тот. Казалось, вот-вот, и я выплыву на поверхность. Но нет. В конце концов, побарахтавшись немного, посучив ногами, так, для успокоения, я сдался.
     И моя типография отошла на второй план, перейдя в число третьеразрядных. Пусть не безумный, зато стабильный доход. Стало много спокойнее. Перестал существовать некий стимул золотого тельца, но зато и не было необходимости рваться пополам до задницы. Утешал себя тем, что, может, хоть спать стану спокойнее. Спал я в последнее время плохо. Наплывали ненужные мысли, которые выливались в анализ собственных ощущений, событий. Зачем? Кому нужны эти метания мужика, переживающего возрастной кризис? Тем более такого нестоящего мужика как я.
     Бестолково и ненужно утекала жизнь. Да, я многого достиг. Кое-кто мне даже завидовал. Да только, что достиг, то и прое...л, извините за грубость. Бизнес, семью, э... Тянуло напиться. Я не вылезал из депрессии. Будь я где-нибудь на Западе, проблема бы не стоила выеденного яйца. Любой дешевый недоучка-психоаналитик справился бы в один момент. Пара сеансов и делов-то. Но я жил в России. Криминальной, пьющей, озлобленной, но такой родной России. У нас не принято делиться своими проблемами с психологами. С бутылкой - да, с друзьями - да, некоторые извращенцы, вроде меня, даже пытаются разделить свои проблемы с диктофоном. Какая наивность. Но у меня был Валет. Тогда еще был.
     Пытался я развеять как-то свое неправильное настроение. Гонял на машине как бешенный, создавал видимость работы, ухаживал за женщинами. Пустое. Моя одинокая несостоятельность рвалась наружу, горьким комом подступая к горлу.
     - Ален, поговори со мной.
     - О чем? - она удивленно изогнула брови.
     - Разве не о чем?
     Она улыбнулась незнакомой улыбкой и промолчала.
     - У меня проблемы - поделился я.
     - У кого их нет? - вздохнула Елена - Ты мужчина, ты и думай.
     - Пожалеть не пожалеешь, так хоть выслушай.
     - Зачем? - резко спросила она, и чтоб как-то сгладить, поцеловала меня в щеку. - Все образуется.
     Очень хотелось в это верить. Машка... Она любила меня таким, какой я есть. Она меня понимала и не осуждала. О, как же я нуждался в этой любви. Но девочка моя выросла и не очень-то я был ей нужен. А мне хотелось проявить отцовское внимание и заботу, поздновато, может быть. Хотелось оградить Машку от трудностей и огорчений. Но у нее уже были другие кумиры и авторитеты. Конечно, она уважала меня, гордилась, наверное. На самом деле, я был не очень плохим отцом. Мы с Еленой баловали ее, поэтому и выросла она такая - нежная, красивая, доверчивая. Да только она-то считала себя уже взрослой. Она сама уже все знала. И не нуждалась ни в каких советах.
     Очередная книга, которую Елена редактировала, неожиданно стала модной и хорошо продаваемой. Устраивалась презентация на довольно высоком уровне. Елена попросила меня прийти. Мне было лестно, я радовался за Елену, однако, проявлялась сволочная сторона натуры, и я поломался, набивая себе цену. Но Елена, вопреки моим ожиданиям, не стала меня уговаривать. Типа, не хочешь - не ходи, дело твое.
     Я пошел. Толпа незнакомых мне, напряженно-радостных людей. Шампанское, легкие закуски, в воздухе витает запах дорогих духов. Елена смотрелась очень элегантно. У нее вообще было очень развито чувство вкуса и стиля. Мне это нравилось. Я попробовал взглянуть на нее «на новенького». Красивая, загадочная, неприступная, с налетом стервозности, придающим ей шарм светской львицы. И это - моя жена! Какой же я дурак! В моем хладнокровном разуме не шевельнулась былая любовь, нет, взыграло чувство собственника. Вокруг Елены увивались какие-то мужчины - целовали руки, говорили комплименты. Мне вдруг показалось, что весь спектакль Елена разыграла для меня - смотри, мол, и облизывайся. Попала в десятку. Стоял и облизывался. Все как вы хотели, мэм. Автором книги оказался молодой длинноволосый щелкопер. Парень, похоже, сам не ожидал такого успеха, поэтому выглядел слегка прибалделым.
     Перед презентацией Елена дала мне почитать книгу. Я отбрыкивался - некогда мне читать всякую новомодную туфту. Но начал и увлекся. Как журналист, я вполне мог оценить стиль и слог. Книга была ни о чем - какая-то компания куда-то поехала, кто-то в кого-то влюбился, но не в этом дело. Она была живая - слова лежали на бумаге легко и остро. Читалось приятно и быстро. Паренек оказался далеко не дураком. Не хватало, может, жизненного опыта, да и то так, чуть-чуть. Незамысловатый сюжет дышал силой и энергетикой. Впрочем, в его возрасте я тоже неплохо писал. Это сейчас обленился, недошпиливаю, но было время... Елену тоже хвалили, и мне приятно было делить с ней ее успехи. Я бы, например, работать редактором не смог. Для меня это было, не знаю как выразить - не имеешь своих мыслей - правь чужие. Для меня это был высший пилотаж, пик самоотречения. Работая редактором, Елена как бы признавала за собой отсутствие или бедность фантазии. А это не соответствовало действительности, и я это знал.
     От шампанского Елена стала чуть-чуть раскованней, она уже улыбалась конкретно мне. Я отчего-то испытывал легкое неудобство, вся эта тусовка уже напрягала меня неслабо. В машине Елена хрипловато рассмеялась, и этот смех все решил. Мы занялись любовью прямо в машине на заднем сидении. Все получилось быстро, скомкано, жадно, но впереди предстояла целая ночь. И этот бурный спурт стал только началом. Вернее, я так думал, поскольку, мягко скажем, был не на высоте. Вообще-то, наши с Еленой потребности в сексе находились где-то на средней границе. Ну, плюс-минус. Но в этот денек у Елены все совпало - шампанское, презентация, поэтому радостное возбуждение от удачно завершенного проекта переросло в возбуждение сексуальное. Елена была ненасытна, а я не мог соответствовать, Ну, то есть, скажем, напрямую. Используя другие методы, я ее удовлетворил, но чувствовал себя опустошенным и несостоятельным. Елена заметила:
     - Не бери в голову, все было чудесно.
     Спасибо и на этом, но я-то ждал от нее совсем других слов. И главное - она это знала. Не сказала. Хреново.
     Жизнь покатилась дальше. Ни хорошо, ни плохо, а никак. И в этом была вся проблема. Никак. Теперь мы поменялись ролями. Я стал спокойным и молчаливым, а Елена недоумевала. Говорит - съезди к черту на рога. Ладно. Еду. Или - поди купи то, не знаю что. ОК. Провоцировала, да я не покупался. Боже, мы все еще играли в эти игры. И было интересно - как на слабо. Но я-то держался за этот интерес как за последнюю соломинку. Пусть хоть так. Пусть хоть как-нибудь. Но это опять был самообман. Не семья, а суррогат отношений, в котором было черт-те что намешано. Как чай со вкусом банана или пиво с вишней. Несуразные, дикие сочетания. Я за чистоту стиля и, если хотите, морали. Да только какой из меня моралист-проповедник. Это пустые мечты, воздушные замки на песке. Но не катит больше эта фишка, как ни крути. И я сказал себе: «А, плевать!»
     У Вальта на работе начались неприятности. Он не говорил об этом прямо, но чувствовалась нервозность в его тоне, раздражительные нотки звучали в интонациях. Он стал часто срываться на откровенную и похабную матерщину. Даже чувство юмора изменило ему, шутки стали злыми, «черными». И главное, со мной Валет стал вести себя странно - разговаривал коротко и сухо, на вопросы отвечал уклончиво. Что-то здесь было не так  Я уже собрался приехать к нему, взять за грудки и выяснить, что за дела. Но Валет появился сам.
     Я сидел на работе в своем кабинете - прикидывал на компьютере процентное соотношение доходов и расходов за текущий месяц и разговаривал по телефону со своим замом Лешкой Кузьменко. Вошел Валет, сел, закурил, ожидая, пока я окончу свой телефонный треп. Но, увидев Вальта, переговоры я свернул быстро: «Леха, перезвоню...»
     - Валет! Чем обязан? - обрадовался я ему.
     - Разговор есть.
     - Валяй.
     Валет смял окурок в пепельнице:
     - Я хочу, чтобы ты, Егор Вершинин, объяснил мне кое-что. Здесь и сейчас.
     Я передернулся от холодного тона Вальта:
     - Выкладывай.
     Откуда-то из-за спины, из сумки, Валет достал пачку газет и шмякнул мне на стол:
     - Вот, полюбуйся. Твоя работа?
     Я ошалело уставился на него, на газеты.
     - Нет, ты почитай... - потребовал Валет. Газеты были собраны за последний месяц. Из тех дешевых бесплатных газет, которые подсовывают в почтовый ящик вместе со всякими гнусными листками рекламы и прочим фуфлом. Я глянул вопросительно. Ага, некоторые заметки были отчеркнуты маркером. Интересно. Я пробежал глазами несколько столбцов, и глаза мои полезли на лоб. В статейках довольно обтекаемо говорилось о неких махинациях с медицинским оборудованием, которые обтяпывались некоторыми ловкими предпринимателями. Заменялись детали, выдавалось старое за новое, что-то воровалось и перепродавалось. Впрочем, ничего конкретного. Однако, в одной из статей упоминалось о неком переквалифицировавшемся хирурге, в другой - о чести офицера, побывавшего в Чечне и пятнавшего мундир. То есть, кто-то метил прямо в Вальта. Я хотел было уже рассмеяться - какая дешевая провокация - но тут заметил подпись. Под каждой статьей аккуратненько стояло - Егор Вершинин. Я аж подпрыгнул на месте:
     - Эт-то что еще за е... твою мать?
     Валет смотрел на меня пронзительно-остро:
     - Нам с тобой есть, что обсудить, верно?
     - Ты что, Валет, это же подстава чистой воды! Ты думаешь, что я?.. - у меня перехватило дыхание от возмущения и клокочущей ярости.
     - Тут и думать нечего, Егор. Ты посмотри повнимательнее. Посмотри и сравни с теми твоими, блин, опусами чеченскими. Тут даже не нужно быть профессионалом, чтоб понять - одна рука писала.
     - Валет!! - заорал я.
     - Нет, ты послушай. Сам-то я не семи пядей во лбу. Понес  твои грязные бумажки, те и эти, одному знатоку.
     - И что? - уже тихо спросил я.
     - Попадание восемьдесят процентов, что писал один и тот же человек.
     Я подавленно молчал.
     - Чего молчишь, Жора? - спросил Валет, нервно барабаня пальцами по столу. - Скажи что-нибудь, объясни - я пойму.
     Но сказать мне было нечего. Я поднял глаза на Вальта:
     - Попадание восемьдесят процентов, говоришь? Ладно. А если без процентов, вот так, глаза в глаза, скажи, Валет, веришь ты, что я нашкрябал эти бумажки? Зная меня, нашу дружбу, веришь?
     - Верю! - отрезал Валет. - Неубедительно, Жора.
     Я и сам знал, что неубедительно, но недоверием Валет опустил меня очень больно. На его месте я бы тоже поверил.
     - Для тебя, небось, последствия неприятные? - едко спросил я, уязвленный.
     - Плевал я на последствия. Не могу понять, зачем? Почему, Жора? Думал тень на меня бросить? Ну, бросил, что дальше? Люди-то, Жора, не дураки, разберутся. Зачем-то приплел сюда белый халат и мундир, на кой ляд? Ну камешек-то тебе кинуть удалось. Клевета, она ведь, как рюмка водки: пьян - не пьян, а алкоголем пахнет. Несколько заказов хороших потерял... деньги...
     - Деньги!? - заорал я так, что Валет вздрогнул. - А хочешь я продам свою типографию, свою квартиру или там почку и отдам тебе деньги?! Хочешь? Во сколько ты оцениваешь моральный ущерб, а? Сколько в баксах наша с тобой дружба стоит? Ты посчитай, а я отдам.
     - Так ведь это ты, Жора, деньги решил сделать на нашей дружбе. Облил меня дерьмом. Мне что? Отмоюсь, ты-то как будешь? Надеюсь, заплатили тебе прилично?
     Не хотел я этого говорить, ох, не хотел:
     - Да, Валет плохо тебе Леонтий в детстве мозги вправил... - протянул я зловещим шепотом, глядя прямо в глаза Вальта.
     Он дернулся и ответил в тон:
     - Я вот тоже подумал - зря тебя из объятий «белой горячки» вытянули.
     Что ж, один-один.
     Мы смотрели друг на друга непримиримыми врагами. Обменявшись этими фразами, мы оба понимали, что перечеркиваем все хорошее, что существовало между нами, что копилось годами. Эти удары ниже пояса убили все. Убили в один момент. Валет встал:
     - Ну, прощай, Жора.
     - Пока, - я отвернулся.
     Мы не посмотрели друг на друга, не подали друг другу рук. Валет тихо вышел.
     Все последующие дни я находился в легком нокауте. Так и эдак крутил ситуацию. Подстава была виртуозная, просто мастерская. Действительно, все статьи были написаны моим стилем, в моей манере. Но кто мог так хорошо знать эти нюансы? Кто? И зачем? Я подозревал всех.
     Пытался связаться с главным редактором паршивой газетенки, директором. Ничего. А через неделю вообще выяснилось, что у газеты новый хозяин, который про эти дела ничего не знал. В принципе, я не собирался искать виноватых. То есть, собирался, но это было не первостепенно.
     Самый подлый и болезненный удар в спину мне нанес Валет. Как он мог вот так, сразу, поверить в мое предательство? Почему его больше убедили подлые статьи, чем мое честное слово? И какого черта я должен оправдываться, если невиновен? Было очень обидно. Но Валет-то, Валет - узколобый кретин - как же легко он принял решение, как просто обрубил концы. И зачем мне такой, блин, «друг»? Но он был нужен мне. Я должен был доказать свою невиновность и непричастность к этой истории любой ценой. Даже если это не вернет Вальта. Пусть так.
     Я начал копать. Не один - нанял профессионалов. Пришлось опять обратиться к Славину, который теперь обеспечивал не только охрану, но и организовал нечто вроде частного сыска. Вообще, Славин здорово поднялся и поставлял страждущим уже не только охранников, но и телохранителей.
     - Плох тот охранник, который не мечтает стать телохранителем, -похохатывая изрекал он.
     Да, это так, высшая категория попадания. Мне не нужно было ничего охранять, но нужна была информация. И я за нее платил. Как все повернулось странно. Последнее время я за все платил - за информацию, за свое хорошее настроение, за удовольствия... Я покупал себе не только молоко, сметану или там автозапчасти, я покупал здоровье, любовь, внимание собственной жены. Неужели я так ничтожен? Наверное, так. Без денег, связей, машин, квартир - ничто, никому не нужный неврастеник. Как грустно. И глупо. И ничего не сделаешь. Докопавшись до сути, я почти не удивился. Главным редактором, а заодно и бывшим хозяином газеты, напечатавшей обличительные статьи, был Роман Владимирович Рябов. Ромка Рябов. Ну, разумеется. Он и в университете был такой - мстительный, желчный, злопамятный. Молодец Ромка, уделал по полной программе, я бы так не смог. Хлестко, больно, вовремя. И главное, момент выбрал какой. Змееныш. Я почти не злился на Ромку, не считая того, что в первый момент захотелось его убить. Никого не нанимая, а так, самому. Убить и сесть. Надолго. Это состояние, приближенное к аффекту, длилось минут десять. Остыл.
     Да нет, Ромка заслуживает восхищения. В этом обмене ударами он выиграл, давая мне большую фору. Как подставу-то состряпал - на пять баллов!  Зря я тогда на Ромку попер с этой налоговой инспекцией. Да больно злился, хотел побольнее ужалить. Ужалил. Теперь себя отскребал от асфальта, доставал из выгребной ямы. Теперь можно было звонить Вальту, выяснять отношения, но что-то удерживало меня. Что-то. Может, глупая гордость? Валет так легко меня отфутболил, так просто оттолкнул.  Вынудил защищаться от липкой клеветы, в которую меня макнул мой «давний поклонник» Рома Рябов. Ромка макнул, а Валет поверил. Устроил мне темную, блин. Нет, не мог я звонить. Не мог и не хотел. Валет - умный мужик, сам разберется. А если не разберется? Ну, тогда п...ц Но все же десять раз я хватался за мобильник, как за соломинку, и десять раз откладывал его в сторону. Эх, Валет, Валет, ты ведь меня даже не выслушал.
     Добить меня решила Елена. А, давайте, ребята, налетайте - доломайте уж хребет, чтоб не мучился. Она позвонила мне:
     - Егор, ты сегодня не приходи.
     - Почему? У тебя планы на сегодняшний вечер?
     Елена, похоже, собиралась с духом:
     - Нет, ты не понял. Ты... вообще не приходи.
     - Ален, я не допираю.
     - Я подаю на развод.
     - Почему?!
     - А, надоело...
     - Алена, постой...
     - Я устала, Егор.
     - Ты соображаешь, что сейчас говоришь?
     - Да.
     - Уверена?
     - Да.
     - Жалеть не будешь?
     - Вряд ли.
     - А Машка?
     - Она поймет.
     У меня как-то все перемещалось в голове, все завертелось:
     - Ты кого-нибудь нашла? - спросил я тихо, боясь услышать ответ. Елена рассмеялась, да, я точно слышал, как она рассмеялась в трубку:
     - Нет. Вообще-то, я не обязана отвечать, это не твое дело. Но мой ответ - нет. Ты больной, Егор, и я хочу, чтоб ты это знал.
     Я устало прикрыл глаза:
     - Ален, неужели не дашь мне шанса?
     - Не надо, Егор... - она бросила трубку.
     Ну, вот и все. Я тупо сидел с мобильником в руке. Ни жены, ни друга. На кой черт мне друг, который мне не верит, и жена, которая меня не понимает? Болван и шлюха. Валет возомнил себя этаким Биллом Гейтсом, а обижался, как ребенок, проколовшийся на ерунде. И эта тоже - глупая сучка, я любил ее когда-то. Зачем мне баба, которая считает меня неудачником, психом и импотентом? Я копил свою злость. Так было проще. Чем сопли жевать, лучше злиться. Я сидел и материл Вальта, Елену, Ромку Рябова, себя и весь свет. Никакого облегчения это, разумеется, не принесло. Как же все разрулилось-то погано. Хреновей не придумаешь. Мобильник в моей руке весело завибрировал-затренькал. Я осатанело на него уставился - определился номер одного из заказчиков. Я усмехнулся злобно, размахнулся и шандарахнул проклятую трубку о стену. Мобильник, жалобно квакнув, разлетелся на мелкие осколки. В кабинет заглянул Лешка Кузьменко:
     - Егор, ты чего?
     - У меня мобильник сломался, - понижая голос, поделился я с ним, и Лешка прибалдело уставился на вмятину в стене и куски пластика на полу:
     - А, я так и понял.
     - Леш, мне домой надо.
     - Я тоже так думаю, - понимающе кивнул он.
     - Что, так плохо выгляжу?               
     - Ага, как параноик. Что-нибудь случилось? - участливо спросил он.
     - Случилось.
     - Что?
     - Я разбил мобильник.
     - И это все? - не поверил Лешка.
     - Без комментариев.
     Оставив разбросанные бумаги на столе и невыключенным компьютер, я вышел из кабинета.
     К себе на квартиру ехал как сомнамбула. В квартире было холодно и одиноко. Захотелось напиться. Напиться до потери сознания или появления зеленых чертей. Испытывая злорадство, налил водки. Выпил и почувствовал отвращение. Напиться не получалось. Докатился. В душе не осталось ни злости, ни разочарования, одна пустота. Едкая и черная. Она отзывалась тупой болью в сердце и ныла в душе сосущей грустью. Опять тренькнул телефон. Уже городской. Кто-то настойчиво пытался разрушить мое одиночество. Я дернул шнур так, что тот оторвался вместе с розеткой. Да, вот так. Пошли вы все. Захотелось завыть. Натурально, как волк на луну. Но я лишь ударил пару раз кулаком по столу, почувствовав тупую боль в костяшках пальцев и разъедая безумным взглядом пространство.
     Несколько дней я не появлялся на работе. Сидел в четырех стенах, как в берлоге. Мысли приходили мрачные и какие-то несуразные. Потом я вышел на работу. Работа - единственное, что у меня осталось. Я заморозился, внутренне закаменел. Колесил по городу механически, просматривал бумаги по сто раз, не улавливая сути. Нужно было собраться, сосредоточиться. Получалось плохо. Ломало.
     Потихонечку втягивался в привычный круг. Ни кайфа, ни делового азарта, ни удовольствия. Но моя работа осталась единственной реальностью, единственным барьером, удерживающим меня от какого-нибудь безумного шага. Да нет, о перерезанных венах или там снесенном черепе я не думал, хотя дома хранил ствол, привезенный из Чечни. Шут его знает, зачем. Эмоций не осталось, пустой я был как барабан. Все к этому шло. Не будь я таким раздолбаем - запросто развязал бы все узлы. Да только - что выросло, то выросло. Так-то, ребятишки. Я остался один, похоронив в братской могиле своей души Вальта, Елену, себя... Все как в песне:
        Эта боль, бережно, по крупицам,
         Пусть твои устилает ладони,
        Здесь все фразы, события, лица,
        Не оплакавши, их похороним...
     Хотелось зарыдать, но слез не было. Высохли они, опаленные едким жаром одиночества. Я остался один и знал, что мне предстоит справиться и с этим.
     Но прежде я должен был освободиться. Освободиться от воспоминаний Ненужный груз, ненужный  балласт. Именно поэтому я купил новый диктофон, километры пленки и бутылку коньяка. Именно поэтому заперся в выходные у себя в квартире и начал вспоминать Я говорил и говорил. Плохо ли, хорошо, не знаю. Но знаю точно, что фразы шли не от разума, они рвались откуда-то из раненого сердца. Прикипали к губам невысказанной тоской. Потом, когда я закончу, я зашвырну подальше диктофон, расправлю плечи и попробую  что-нибудь построить. Попробую сотворить что-нибудь светлое и хорошее на руинах прошлой и никчемной жизни. Я знаю, что ничего не выйдет, но все равно буду пытаться. Выбора у меня нет, времени осталось не так много, но я попробую.
     В дверь позвонили. Я поплелся открывать. Мне было все равно, кто стоит за дверью - грабитель, соседка, продавец сахарного песка мешками... На пороге стоял Валет. Мы смотрели друг на друга с болезненным интересом.
     - Я привез тебе подарок, - сообщил Валет.
     - Как мило.
     Он протянул мне новенький мобильник.
     - Разрешишь войти?
     - Если не разрешу, что-нибудь изменится? - осведомился я.
     - Нет.
     Мы прошли ко мне. Валет глянул с интересом на почти пустую бутылку коньяка и диктофон, но промолчал.
     - Зачем пришел? - спросил я.
     - Соскучился.
     - По такому предателю?
     - Да. Простишь?
     - Я подумаю. Разобрался?
     - Да.
     Валет покачал головой:
     - Дурак я, Жорка!
     - Это точно.
     - И ты дурак.
     - А вот это сомнительно.
     Мы рассмеялись и обнялись:
     - Жорка...
     - Валет...
     Зазвонило. Я не мог понять, где источник звука. Валет ткнул меня в бок:
     - Трубку-то возьми.
     И тут я сообразил, что держу в руке подаренный Вальтом мобильник, который непривычно звенел незнакомой мелодией.
     - Слушаю.
     - Егор?
     - Алена?
     - Да, я. Егор, я дам тебе шанс.
     - Что? Не слышу? Говори громче! - радостно проорал я, хотя прекрасно все услышал.
     - Я хочу, чтобы ты вернулся. Я готова попробовать.
     - Ты... серьезно? - тихо спросил я.
     - Да.
     - Когда?
     - Сейчас.
     Валет прислушивался к диалогу, насмешливо покуривая.
     Я дал отбой.
     - Все ОК? - спросил Валет, наливая  себе коньяк.
     - Да, - медленно проговорил я и вдруг, как-то стряхнув с себя оцепенение, заорал во всю мощь:
     - Как же я люблю вас всех, придурки!!
     - Это все? - поинтересовался Валет.
     - Почти, - сказал я и добавил, - вот теперь я счастлив. По-настоящему счастлив.
    
     ...Когда я слушал эти записи, меня цепляло, прямо за душу брало. Может потому, что многое про меня. А многое про моего самого лучшего, да и, пожалуй, единственного друга - Егора Вершинина. Может, некоторые вещи покажутся вам наивными и смешными, но все было именно так.
     Я и сам, признаться, кое с чем не согласен. И не такой уж я герой, как Жорка тут расписывает. И уж тем более, он сам не такой придурок, каким себя выставляет, но исправлять что-то у меня просто рука не поднимается.
     Публикую я это все с Жоркиного согласия. Он долго кочевряжился, но мне удалось его уломать.
     Может, господа, вы извлечете какие-нибудь уроки, может, просто посмеетесь и подумаете - бред какой! Но для нас с Егором это очень важно. Ну, так тому и быть. На сем подписываюсь - Валерий Томин.
    
    
     Юлия Рожкова, 2003



101