Братская месть

Геннадий Петров
– Сегодня я решил вас познакомить, – сказал, поправив галстук, Валентин и посмотрел насмешливо на брата.

Красивый, импозантный, утончённый, – знаток одной науки современной и двух, довольно денежных, искусств. (Ах, Герман, рядом с Валиком ты – мелочь. Теперь искусство – это только бизнес.)

Трибуна ипподрома заревела. Сейчас начнётся. Все дрожат в азарте.

– Она, смотрю, красотка, – хмыкнул Герман, окинув подошедшую девицу скучающим и отрешённым взглядом.

– Я слышала! – воскликнула красотка, усаживаясь в кресло между братьев. И тут же обнажила пол бедра.

– Знакомьтесь, Марианна, – это Гера.
– Приятно-с… Ваши ноги бесподобны.

Она, поправив юбку, улыбнулась.

Ну, началось. Теперь уж нет возврата. Копыта застучали учащённо, и с ними – две-три тысячи сердец.

Но братьям не до спорта, не до флирта, не до азарта… Есть другая страсть. Ни гонг, ни гул трибун они не слышат.

«Ты юбилей сорвал мне, ненормальный! – опять в ушах у Германа звучит; он искоса глядит на Валентина, – встречая взором сдержанную ярость. – Там были иностранные партнёры! А ты, богемный гад, скандал устроил!»

Да-а, Валик наш – уже не тот мальчишка, который за пятёрками гонялся и удирал от местных хулиганов… Чтоб спрятаться за брата – шалопая, задиру, короля дворОвой песни.

– Что может быть прекрасней лошадей!.. – вздохнула Марианна нарочито. – Их трудно не любить, признайтесь, Гера.

Взлохматив патлы, Герман ухмыльнулся.

– Как? трудно не любить?! Да неужели? Мне эдакий вот труд вполне по силам. (Все трое напряжённо засмеялись.) Вообще же, я животных не люблю, а крупных, прямо скажем, ненавижу.

Она сказала, как бы между прочим:
– Причина в том, что крупных вы боитесь.

– В каком-то смысле, да. Вся мерзость жизни у этих крупных тварей – напоказ… Иметь такое тело – просто хамство.

– Э-э… хамство? – удивилась Марианна.

– Ну, хамство не животных, а – природы, – и Герман покосился вновь на брата.

У Валика глаза метали искры.
«Из-за тебя контракты погорели! – казалось, он давился тихой злобой. – И праздник вышел пресным, – кстати, тоже. Спасибочки! Привет тебе от Эммы.»

«Пошёл ты – и с контрактами своими и с юбилеем траханым своим.»

– Природа – хам, и даже хам в квадрате, – продолжил Герман избранную тему. – Представьте два кита сорокотонных самец и самка, так сказать, в экстазе…

– Ах, нет, не надо, ваша мысль понятна, – застенчиво поморщилась девица. И на него взглянула с интересом.

– Предпочитаю комнатных собачек… и прочих хомяков. Они скромнее, – добавил Гера, как-то кисло жмурясь.

– Я комнатной собачкой стать не в силах, чтоб вашу благосклонность заслужить.

(Бездарное дежурное кокетство.)

– Напрасный труд. Собаки тоже мерзость.

– Надеюсь, человеческую расу… Вы пощадите?
– Только ради вас.

– Он мизантроп, Марьяша. Что поделать? – вмешался Валентин с ленивым вздохом. – С людьми ему… ну, как-то некомфортно.

– И с женщинами?!
– Женщинам – поблажка. Ведь женщина – она не человек. Он их относит к разным видам жизни.

Тут Марианна выпрямила спину, как кобра перед Германом качнувшись.

– А я ведь помню!.. (Я сперва стеснялась.) Вас называли гением гитары! Я ваши интервью читала в прессе.

Тут, стиснув зубы, Валик зашипел, – похоже, эта сивая лошадка (он на неё поставил двести баксов) не слушалась жокея иногда. Трибуны инфернально бесновались.

Он чувствует, что Герман хмуро смотрит.
«Я – Мастер, Валик. Я не куплетист.»

Брат желчно усмехается, мол, – чтО ты?! На Геру мимо девушки косится.
«Пардон, но ты подписывал бумаги. Хоть мы и братья, есть ведь договор! Играть ты соглашался добровольно.»

«Играть ТАКОЕ?! Ты меня подставил!!! Ты знал, что я бы выглядел, как пидор!»


«Кто платит, тот и музыку… – не так ли?»
Опять улыбка. Валик курит «Кэмел», как будто рекламируя его.

Но невдомёк всё это Марианне.

– Скажите, правда, женщины – не люди? – она колена Германа коснулась и приложила пальчик к подбородку.

– Не люди… не ежи, не хомяки, не лошади, не свиньи, не еноты. И что же тут обидного для женщин? Быть человеком – это так ужасно… Поверьте, Маша, мне, как человеку. И радуйтесь, что вы не человек.

– Скажи ему, что бабой быть не лучше, – угрюмо Валентин пробормотал, протягивая Гере сигарету. (Поколебавшись, тот подачку принял; за пять последних лет уже смирился с безденежьем хроническим своим.)

– Тебе откуда знать? Ведь ты не баба.

– А ты – не я. Откуда же ты знаешь, что, каково БЫТЬ ЕЙ, мне не известно?

Затягиваясь, Герман огрызнулся:
– Заткнись, и без китайщины противно.

– Китайщины, - простите джентльмены?..
Девица о конях уже забыла.

– Ей Джуан-Цзы, конечно, не известен? – спросил у брата Гера, морща лоб.

– Ну, а тебе, скажи, известны, братец, Дэн Браун или Паоло Коэльо?

«Ничтожный сноб! Он, видите ли, мастер! Дают бабло – бери. Но отработай!»

Обняв красотку, Герман ухмыльнулся.
– Я поясню, – философ вёл беседу с товарищем по имени *** Ши.
«Тебе меня так просто не унизить. Гламурный петушок, тупой деляга! Мне на позор плевать!.. И не старайся!»

– Ребята, я в восторге! Неужели?..

– Ах, Гера, ну не делай тут акцента, – зевнул с притворной скукой Валентин. – Пусть будет имярек Лингамом Шивы.

– Мне больше пенис Шиллера по вкусу, – у Германа в глазах блеснула злоба. Он не скрывал, что сильно тяготится привычной эстафетой буффонады. – Марьяша, не поймите извращённо. Я предан европейским «имярекам».

Она кивнула, сладко улыбаясь.
«Я понимаю. Я вам обеспечу,» – в её глаза стелилась поволока.

– Чего?!
– Смотрите, ваша – впереди!

Трибуна грузно ухала, как филин.

Вот так вот. Гера выиграл. Впервые.

– Есть прок от крупных тварей, согласитесь, – растягивая гласные, хохмила, на Германе повиснув, Марианна, когда они с толпой попёрли к кассе.

После кафе и двух бокалов бренди непьющий Герман был вполне лоялен и к брату, и к «тупой элитной бейби». Ведь у него теперь так много денег!

– Хотите посвящу вас «в человеки?..» – смеялся Гера, тиская девицу. – Раз этот «статус» вам настолько дорог, что быть «всего лишь ЛЕДИ» вам обидно! Хотите посвящу?
– А это больно?

– Ну, разве что он вас сейчас уронит, – косясь на них, заметил Валентин.

Они втроём брели к автостоянке. Толпа уже изрядно поредела.

– И что же, этот ваш Какой-то-цзы считает человека однополым? – и Марианна звонко рассмеялась.

– Спасибо, Валик! Эта королева меня достойна, да и мне по вкусу, – тряхнув копной волос, воскликнул Герман. – Да, детка, я мужчина – вот что важно! Не сладострастный гей, не проститутка, и не гламурный сладкий потаскун-с!

– «Не потаскунс»!.. Ах, Гера! вы прелестны!

Покашляв, Валентин предупредил.
– В кафе я позвонил твоим ребятам. Решил, что вам захочется отметить.

– Спасибо, брат! А я и не подумал! – зашарил мутным взглядом наш везунчик.

И правда, на стоянке ожидали – супруга Валентина (помнишь Эмму?..) и два весьма хайратых мужика, – ах! сколько с ними вместе было спето! И сколько драк скрепило нашу дружбу! Кенты, ребята, пацаны родные!..

– Я жрать хочу! – всплеснул руками Герман, приветствуя друзей издалека.

– Откройте рот, пока для вас конфетка, – смеялась Марианна, шаря в сумке. – Нет-нет! глаза закройте! Так вкуснее. Прошу вас не подглядывать!
– Давайте!

Усмешку брата Герман не увидел.

Такая вот картинка получилась: стоит мужик, – зажмурился послушно, разинув пасть, с дурашливым урчаньем... а женщина в неё суёт страпон.

– У вас хороший вкус, мне говорили!

– Какого хрена?! – Герман отшатнулся, встревоженный размерами «конфетки». – Э… Что… Какого хрена… Ах, ты сука!

– О! Гера, это шутка! Что вы, право? – Марьяша в сумку спрятала игрушку.

– Привет, ребята! Эмма, ты прекрасна! – с весёлым смехом крикнул Валентин.

Его жена кивнула чуть заметно, надменным взором Германа обмеряв.

Он мрачно поздоровался с друзьями, стараясь не смотреть на Марианну. (На Эмму, впрочем, тоже не взглянул, отделавшись кивком таким же кратким.)

– Гер, я твою гитару захватил… э… Ну, я подумал, может мы, как раньше.

Друзья переглянулись, – он же пьяный!

– Давай сюда.
– Мы… это… поздравляем.

– Спасибо, – Герман кисло ухмыльнулся.

Что ж, Валентин теперь вполне доволен. Он взял под ручку Эмму; закурил.
«Я тоже поздравляю. Куча бабок!»

Брезгливо сплюнув, Герман вынул деньги, в раскачку подошёл к машине брата и бросил их на заднее сиденье.

«Не понял?»
«Возмещение ущерба.»

– Езжайте. У меня дела возникли.

– Дела?!! – расхохотался Валентин. – Вот так, Марьяша. Вижу, вы свободны. Вам даже отрабатывать не нужно. – (В глазах у Эммы вспыхнуло презренье, но Валик просто корчился от смеха.) – Вы профи! «Всё своё ношу с собой»!

– Как вам угодно! Гера – скучноватый, – и Марианна тоже рассмеялась, покачивая сумочкой игриво. – Киты, китайцы… Не люблю абстракций.

– Всё. Нам пора, – не выдержала Эмма.
– Да! У него дела. А мы – на хауз.

«Скажи, к чему вся эта клоунада?»
«Не нужно было спать с моей женой.»
Во взгляде Валентина – только холод.

Друзья, ещё немного потоптавшись («Ну… если так… Пока.» – «Ага… До встречи.»), вразвалочку пошли к своим машинам.

Он подождал, пока они уедут, снял куртку, разорвал её зачем-то… Гитару расчехлил; потом настроил, – и заиграл частушечное что-то, упёршись взглядом в шляпу на земле.