Хлеб

 
       Зима установилась морозная.    Втягивая головы  в  колючие воротники шинелей  и скрипя сапогами по снегу,  мы топаем из рабочей зоны, где  на темной воде неподвижно застыли тела ракетоносцев, в  свою казарму на берегу.
       Мы - это  несколько старшин и матросов, час назад сменившихся с  гарнизонного караула и сдавшие автоматы помощнику на своей лодке. 
       Мороз крепчает, на  ночном  небе вспыхивают сполохи северного сияния,   и такое ощущение, что  мы одни в этом мире. 
       Спустившись с  сопки  по обледенелому трапу,  мы  оставляем позади заваленный снегом склад  ГСМ  с неподвижно застывшим на вышке  часовым в тулупе,  минуем несколько  складских помещений с замерзшими окнами  и останавливаемся  перед одноэтажным кирпичным зданием.       Из расположенной  позади  него высокой  трубы, в небо поднимается  белесый столб дыма, а на фасаде,  под  тускло светящим фонарем - наглухо закрытое окошко.
       Мы останавливаемся, я стягиваю с руки  шерстяную перчатку и стучу  в него.
Через пару секунд  окошко распахивается,   чья-то рука, с синим якорьком на запястье,  брякает  на оцинкованный подоконник только что испеченный  кирпич белого хлеба, и оно захлопывается.   
       Отломив горбушку, я передаю остальное  сослуживцам  и с наслаждением жую.  Хлеб  ноздреватый, с кислинкой и  непередаваемо пахнет.  Расправившись  с ним, мы молча выкуриваем по сигарете  и  идем  дальше.
       Говорят, в базе так было всегда, со времени ее основания.  Моряки, возвращающиеся ночью  со службы,  постучав в окошко пекарни, неизменно получали кирпич свежего хлеба.Но только один, который делили на всех.
       Несколько лет спустя, уже будучи офицером и вернувшись из  очередной автономки,   я шел ночью  по тому же маршруту.  Остановился у знакомого окошка и  постучал.
       Через пару секунд  на  подоконнике лежал  горячий  кирпич. Как тогда, на срочной службе.   Только не было со мной тех ребят, друзей моей юности.
       Помнят ли они его...?