Василиса открыл наугад Конфуция, прочёл несколько изречений и размышляя, уснул. Ему снилось, что он Конфуций и сидит посередине Китая, все спрашивают у него совета, а взамен отдают мисочки с одним рисовым зёрнышком. Кладёт Конфуций в рот зёрнышко, а сам думает, пока я даю им советы они меня кормят, но проглатывая по одному зёрнышку, я никогда не узнаю счастлив ли сытый человек. Но если потребую больше, они перестанут приходить за советами, и я умру с голоду. Но и этим я не наедаюсь, хотя и жив. Но среди тех, кто приходит, есть те, кто способен заплатить больше, а не платят, глядя на остальных. Я увеличу цену своих знаний до целой миски зёрен, но из них останется только один способный столько заплатить, значит я должен дать ему такое знание, чтобы он понял, что ничего не понимает и приходил снова и снова. Я не знаю счастье сытого человека, но кому же передавать свою мудрость, если никто не придёт.
- Вот Ямбург в натуре, произнёс великий Конфуций – замкнутый цикл получается – синица в руке не даёт лететь с журавлями!
- Учитель, воскликнули ученики, своей мудрость ты превзошёл даже Козьму Пруткова! «Синица в руке – мешает лететь с журавлями…» - восхищаются они друг перед другом.
Козьма Прутков... никогда не слышал такого учителя… Я знаю, что ничего не знаю, но они-то откуда знают – классная фраза получается – записывайте.
- Я знаю только то, что ничего не знаю,… и пусть с вами разговаривает небо, мне больше нечего вам сказать! Пошли вон отсюда, козлы бородатые!
- Какой точный образ нашёл учитель для нас – восхищались одни – бородатые, как знак мудрости, и козлы – как символ упорства – отвечали другие, - в её постижении. О, Великий Конфуций!
А жрать-то хочется додумал за учителя Василиса, проснувшись от звука отпираемого замка.
- Вань, ты?
- Да. Василис, ты не будешь орать?
- Ты получил четвёрку по трём разным предметам?
- Не будешь?
- Нет.
- Я рассказал пацанам, что мы с тобой открыли портал времени.
- Мы или ты?
- Они все равно ничего не поняли.
- А поверили?
- Я обещал им показать.
- А если его не будет?
- Тогда ты им подтвердишь
- Ну я же не портал, я тоже могу соврать.
- Тебе они поверят, тебе трудно отказать… Они вечером зайдут, можно?
- А мать что скажет?
- А ты скажешь, что сам их позвал.
- Тогда четыре бутерброда мне – и чай.
- Понял, не вопрос.
Потом позвонила мама, поговорила с сыном и попросила дядю Васю.
- Вась, ты побудешь сегодня с Ванькой? Я буду очень поздно, не ждите, ложитесь спать, что поесть я ему сказала.
- Что у тебя случилось?
- Где?
- На работе, наверное…
- С чего ты взял?
- Голос.
- Нет, на работе всё нормально…Посмотришь за ним?
- А где?
- Вась, я потом тебе расскажу… мне надо сегодня задержаться, пожалуйста.
- Ну, если надо…
Она даже не попрощалась, положила трубку и всё, что-то совсем ей не весело, даже про портал не спросила.
- Вань, во сколько твои оглаеды придут?
- В восемь…
- А сейчас сколько?
- Пять…
- Значит поесть успеем. И часто маманя задерживается на работе?
- На какой работе, это она всем говорит, а сама на дискотеку в кабак ходит, общаться.
- И часто?
- Раз в месяц.
- А ты как же?
- Я же не грудной и не дурной, она мне доверяет.
- А ты откуда про кабак знаешь?
- У неё утром всегда голова болит, всё минералку пьёт и сама с собой разговаривает.
- Может ей и вправду в голову засунули что-нибудь.
- Нет, если б засунули, уже бы вынули после первой же дискотеки.
- Тут ты прав… думаешь ,она туда на танцы бегает?
- Я же тебе сказал: об-щать-ся.
- Ну, да… понятно, зачем же ещё.
Василиса снова открыл Конфуция, но ни про козлов, ни про синиц там ничего не было, вместо этого он сказал: Благородный муж…
- Слушай, Вань, а как ты мыслишь, почему папаня сбежал?
- Из-за денег… Все из-за денег бегут…
- Ну, он же не жадный, сколько он зарабатывает?
- Пятьдесят.
- Сколько?
- Пятьдесят тысяч.
- А не многовато?
- Он же в банке работает, там их много…
- Ну, да… Так что же? Вам этого не хватало, и мать его пилила?
- Папа сказал, что ему предложили очень хорошую работу у евреев, а мама сказала, чтобы ехал прямо сейчас, всё равно от него никакого толку, одни неприятности, а мне нужен отец.
- Какие неприятности?
- Откуда я знаю? Она же с папой говорила. Тогда он сказал, что будет жить один, без неё.
- И тебя…
- А он каждый день приезжает, в школу меня отвозит и забирает вечером.
- А сейчас он где?
- В Питере… У них там тоже банк. Он сначала хотел туда переехать, а мама отказалась, чтобы не начинать сначала.
- А сколько мама получает?
- Не знаю, сколько дадут…
- А сколько дают?
- Когда как – много не бывает. Вот квартиру купили, ремонт сделали.
- Да… это сколько же денег надо выбросить на ветер, если одна поливалка от душа стоит пять тысяч? А чего ж отец всё на девятке ездит? – осведомился Василиса, пытаясь примерно сосчитать стоимость евроремонта. Цифры как-то очень легко преодолели миллионный барьер и побежали дальше.
- Он сказал, что пока не хватает на дорогую, надо поработать ещё у евреев.
Василиса хотел что-то ещё спросить, но звонок в дверь перебил его. Как он и думал – трое выглядели не меньше семи.
- Кто знает, сколько допустимая нагрузка у балкона? – Быстренько пытался подсчитать примерную массу Василиса. Но ещё больше он переживал за Ивана, потому что интуиция подсказывала, что никакого портала они сейчас не увидят. Надо выручать маленького хвастуна:
- Вчера академик приезжал с приборами, фотожурналист, всё померили, засняли, скоро будет материал в газете.
- Профессор, - поправил его Иван.
- Академик больше, Вань…
- А, да, точно…
- Ну, идём, я как раз курить собирался.
Семь немых скептиков и два ведущих ток-шоу «очевидное-невероятное» распределились по балкону. Василиса занял своё место и закурил. Они терпеливо считали каждую затяжку и продолжали молчать.
- Ну, смотрите, - Василиса как можно дальше зашвырнул окурок, - но тот, как ни в чём ни бывало, полетел по своей предсказуемой траектории – пересёк проспект, вышел в зону затемнения и благополучно приземлился, нарочно отмечая место падения целым фонтаном искр. Ну, это Иван может растеряться - не то поколение… А Василиса, не обращая внимания на немой вопрос, спокойно уточнил:
- Сколько время?
Дети кинулись вынимать мобильники и сообщать. Иван тоже полез.
- Значит, девятнадцать ноль семь, - повторил он за племянником и добавил число. – так и запиши в журнале потом, временной портал отсутствовал. Понимаете, мы фиксировали его только в двадцать три часа, а раньше он не появится.
- А можно мы подождём? – спросил самый умный.
- Увы, ничем помочь не могу без письменного разрешения родителей.
- А по телефону, они разрешат.
- Уймись, дружок,.. Я как телефон к журналу пристрою? Вань, ты всех по фамилии знаешь? Список мне подробный.
Пока мальчишки уточняли, что фамилия, а что прозвище, Василиса приготовил чай и позвал всех на кухню. Отказов не было. Дети наперебой высказывали предположения по использованию портала.
- Василис, а ты можешь нашу училку загипнотизировать, чтоб она не такая стервая была? – выпендрился Иван.
- Я могу загипнотизировать ваших родителей, чтобы пороли вас до и после школы, тогда и училка не будет нервничать.
- А меня родители не наказывают…
- И меня.
- И меня…
- А кого наказывают?
- Меня – заявил Иван.
- Чего ты врёшь, у тебя такие родители классные, всё покупают ему.
- И меня наказывают…
- И меня…
- Так, - не выдержал Василиса, - пошли по домам, спать!
- Я в двенадцать ложусь…
- А я могу вообще не спать и мне ничего не будет…
- Чего ты врёшь-то, это я могу даже домой не приходить.
- Ага – не приходить… а сам уже в десять спать ложится
- Это ты в десять ложишься, понял?!
- Вань, две минуты, и чтоб никого не было, ты, надеюсь, никуда не собираешься?
- Я только ребят провожу..?
- До лифта – сегодня я за тебя отвечаю.
- Василис, а мама-то не знает, что он исчез, тоже наверное всем рассказывает? – спросил Ваня, вернувшись.
- Думаю, ей не до этого.
- А он больше не появится?
- Ты бы болтал поменьше, может, и обошлось бы.
- Пойдём, в хоккей погоняем?
- Вань, мне нужно Конфуцию ответить, а я ещё не прочитал, какой хоккей?
- Настольный… А ты что, его знаешь?
- Кое-что здесь с моих слов записано…
- Так он же умер.
- Нет, ну ты чудной! Ну и что, что умер, не растворился же.
- Так он давно жил!
- В пространстве, которое нами совсем не освоено, и прошлое и будущее существует в настоящем времени. Для чего людям портал нужен, чтобы убедиться в этом, а если ты и так это знаешь, зачем он тебе, всё равно ничего исправлять нельзя – можно только не делать так, чтоб потом хотелось исправить, понимаешь, потому, что настоящее – это здесь и сейчас. Когда ты думаешь – это будущее, а когда уже не исправить – прошлое, понял?!
- Понял… я пойду, в хоккей поиграю?
- Иди, Вань, иди...!
«Кажется, дискотека переехала» - проснулся Василиса от гулкого монотонного уханья. Через десять минут, «Чёртов Хуан» уже раздражал его одной и той же песней. Бум-бум-бум. «Может, Машка забыла выключить и его заело?» Василиса надел джинсы и вышел из комнаты. Заглянул к Ваньке – спит, правда, в носках, он пошёл на звук. Уханье приобрело смысл иностранных слов, а музыка перестала быть надоедливой. Он открыл дверь на кухню. Сестра сидела за столом, вертя в руках стопарик. Над тарелкой с хлебом возвышалось пол-бутылки водки. Маша не услышала как он вошёл и сел напротив. Или сделала вид.
- Ты чего разошлась-то? – спросил он.
- А ты откуда знаешь? – удивилась сестра.
- Вижу…
- А, ты про это..? Иногда хочется.
- Что случилось, что ты пьёшь, да ещё в одну харю?
- Ну ты-то не компания – ты же сильный, куда мне до тебя. А я женщина, существо хрупкое и слабое, я не умею как ты – всех в морду… да и не желаю. И хочу, чтобы и со мной по человечески поступали, не как с тобой.
- По-моему тебе уже достаточно?
- Не твоё дело, понимаешь, достаточно мне или нет, ты со своими делами разбирайся, а в мои не надо… Хочешь знать что случилось, а зачем тебе, пожалеешь, так ты этого не умеешь, ты можешь только сидеть и тупо спрашивать, что случилось, Машка? Какая я тебе Машка, меня Мариной зовут, понял?!
- Понял, что ещё?
- Ещё что? А то, что ты тоже мне денег должен, как и эта скотина. Я у него просила – дай, хотя бы взаймы – нет ничего, а когда ему понадобилось – сказал, что завтра будут.
- А я-то тебе за что должен?
- За то… неважно, пока.
- Прибережёшь, как козырь? А ещё кто – Крылов? Он тоже должен? Так ты спасибо скажи, что он Ванькой интересуется – не каждый мужик после развода захочет видеть своего ребёнка.
- А это ещё неизвестно – захочет или не захочет. Я ему ещё развод не дала. Посмотрим, как он мне завтра сто штук достанет!
- За что?
- За развод – завтра денег не будет – развода тоже не будет
- Ну это дело времени.
- В том-то и штука, что его у Крылова нет. Ему срочно надо, он бы давно нас забыл, это я его держала, а когда понял, что халява не пройдёт, денег сразу нашёл.
- А почему так срочно?
- Ему ехать надо, а чтобы там работать, условие, что он свободен здесь. Там фиктивный брак и гражданство ему оформят, но надо, чтобы здесь никаких помех не было. Он должен быть чистеньким. А мы как? Это только мой ребёнок? А он ни при чём? Получается, пожил в своё удовольствие, надоело можно кучку сделать и на другое место, где почище? Я сказала, если завтра денег не будет, даже не звони. А откуда он их возьмёт, Вась?
- Да зачем он тебе нужен, если он не хочет с тобой жить? Ну, получишь ты эти деньги, так он и сына видеть не захочет, да и почему он должен тебе платить? Сколько ремонт стоит, это ты на свои делала?
- На его, ну и что?
- Он с тебя что-то требует или просит?
- Это не важно, это он своему ребёнку делал, а не мне, А квартиру мы вместе покупали потому, что мы муж и жена и я с него ещё расписку возьму, что он не претендует на жилплощадь, он, кстати, здесь даже не прописан.
- Ну это не проблема, если он совладелец.
- Уже нет, я позаботилась.
- Ты меня удивляешь, он отдал тебе всё, а ты ещё требуешь. Неужели думаешь, что его остановят эти сто тысяч? При его-то зарплате?
- Ещё как остановят! Ты можешь достать до завтра три миллиона? Вот и он тоже.
- Ты же сказала сто тысяч?
- Баксов, Вася, баксов…
- Я не думал, что ты такая дрянь, Машк, мы же вроде, с тобой от одних родителей, в кого ж ты такая?
- Конечно, я дрянь, а то, что ты на свободе, а не сидишь, не думал почему?
- Будет за что - сяду.
- Ты знаешь, сколько одна твоя выходка стоит?
- Какая?
- Какая? Я тебе напомню: когда ты Нехаеву сказал, что всю семью его убьёшь…
- Этого никто не слышал, кроме него… - опешил Василиса.
- Дурак ты, Вася, а он поумней оказался, нашёл свидетелей. Они же знают, что можно с Москвы поиметь, ты ничего не знаешь, а дело уголовное на тебя я закрывала!
- Каким образом?
- Простым, Вася, простым…Тридцать штук ему и двадцать следователю. Ты Крылова защищаешь, а ведь он сказал, виноват, пусть отвечает и ничего не дал. Это я, по знакомым одалживала, год расплачивалась, конечно, я дрянь, а ты у нас совесть ходячая, все у тебя плохие, один ты хороший.
- Откуда ты про Нехаева узнала?
- Он сам меня нашёл.
- Я не смогу тебе сразу отдать, попозже, как на работу выйду.
- А я и не прошу отдавать, только не надо всех с дерьмом смешивать.
Какое-то время сидели молча. Сестра выключила музыку и принялась за оставшуюся водку.
- Хватит пить, дура бестолковая, - не выдержал Василиса.
- Не твоё дело, я тебе не девочка, которую надо одёргивать. Хочу и буду, а будешь командовать, пойдёшь за дверь, понял?!
- Я и так уйду, а то обожру ещё.
- Заткнись, я сказала! Пока ещё что-нибудь не вспомнила.
- Вспомни, долги надо возвращать.
- Долги не этим возвращают, я тебе в долг не давала.
- Если не давала, чего ж спрашиваешь?
- Хочу, чтобы ты со стороны на себя посмотрел. Ты думаешь, просто так, случайно, тебе голову разбили? Если бы ты сам дерьмом не был, никто бы тебя не тронул. Не успел приехать, а уже всё вокруг тебя на дыбы встало.
- Это не моя вина, это вы здесь такие. Из пятнадцати миллионов, москвичей только два, вот я двоих и видел, остальные шакалы – дома им воли не давали, вот они сюда в стаю и собираются.
- Значит, и я шакал? Зло сверкнула глазами сестра.
- Значит и ты, раз с ними.
- Не хотела я тебе этого говорить, сам напросился: вы когда в аварию попали, знаешь, что мне следователь сказал? Что арбузник, конечно, виноват, но если дело передадут другому следователю, он легко докажет, что это по твоей вине Светка погибла… и мама.
- Ты о чём? – побледнел Василиса.
- О том, дурачком не прикидывайся.
- Как это я виноват – спросил он шёпотом, сдерживая себя, чтобы не ударить.
- А вот так, Вася, в этой жизни всё просто – отвечает тот, у кого денег меньше, понял? Это мама сказала, сделай всё, чтобы он не пострадал. Я ей обещала. Поэтому мужик получил два года условно, а не ты. А ты думал, что он судье взятку давал, давал, верно, но за себя и за тебя, потому что, я постаралась.
- Что ты хочешь сказать, что это я, своими руками..?
- Догоняешь, наконец-то? Мы тебе сказали, что все мамины накопления ушли на лекарства, а на самом деле, на взятку, чтобы ты с ума не сошёл.
- Что тебе следователь сказала?
- Что Света не пристёгнута была, а сзади, вообще ремней не было, что скорость установить невозможно – асфальт мокрый, но ясно, что она была большой и поворотник на фуре, доказать, что он не горел, ты не сможешь, свидетелей нет, а он сможет, достаточно ему об этом напомнить.
- Господи, какая ж вы все мразь, если можете вот так вот спокойно решать кого виноватым сделать…
- Вот так вот, братец – не ты, так тебя, а ты всё жизни учишь. Кому ты можешь помочь, если сам не больше козявки. Есть деньги – заказывай музыку. Не можешь сам справиться – жуй сопли молча, ты же так меня учил? Если б не я - тварь поганая, и тебя бы уже не было.
- Верно, не было бы, но больше я тебе не брат – нет у меня сестры.
- Ну и пошёл отсюда, тогда.
Василиса с трудом поднялся, собрал свою одежду, переоделся и открыл входную дверь:
- Сколько было, оставил, остальное потом.
- Зачем мне твоя мелочь?
- Унитаз золотом покрасишь, с понтом из настоящего.
- Умный такой, тогда и ботиночки оставь, я их брату дарила.
Василиса разулся и аккуратно поставил мокасины к стене. И в одних носках шагнул в коридор, прикрывая за собой дверь. Выйдя на улицу, обошёл дом, закурил. Куда теперь, в таком виде? До первого мента… На остановке есть лавочки, до утра досижу, а там позвоню Петру, выручит, надеюсь – не может быть, чтобы все были «такими»… Ногам стало холодно и Василиса решил ждать рассвета лёжа, укрывшись плащём. – Ничего, не пропадём, подумал он и уснул.
- Тааак – услышал он ещё во сне и почувствовал яркий свет, - это что ещё у нас такое? Это Москва, родной, а не бомжатник, ну-ка, подъём… кто-то толкнул Василису в плечо. Прикрывая глаза, он сел. Перед ним в бронежилете стоял сержант милиции. Ещё один сидел в машине за рулём, что-то считал, перебирая пальцами.
- Ну, кто такой, почему здесь, в таком виде?
- Нормальный у меня вид…
- Где живёшь, документы есть?
- Здесь живу, в этом доме, к сестре в гости приехал.
- А здесь почему? – спросил сержант, поправляя на плече автомат.
- Напилась дура, поругались, вот и ушёл.
- Бывает, - согласился сержант, открывая прописку – давно в Москве?
- Уже неделю.
- А где регистрация?
- Она сказала, что не обязательно для россиян, только когда на работу буду устраиваться.
- В Москве всё обязательно.
- Деньги есть?
- Нет.
- Куда же ты пойдёшь, без денег, без ботинок, где ботинки-то?
- Сестре оставил, она подарила, а мои выбросила.
- А что в карманах?
- Ничего.
- Ну, встань, ёбт, что я тебя сидя обыскивать буду, руки подними.
- Сержант, как рассветёт я уйду, не беспокойся.
- А я и не беспокоюсь, это ты беспокойся…
- значит, всё нормально?
- Ну как нормально, регистрации нет, ботинок нет, а это что?
- Телефон
- Ты же сказал ничего нет.
- Я имел в виду оружие.
- Да с оружием ты бы уже лежал, а не стоял – пояснил сержант, рассматривая мобильный – понял? – и положил телефон в боковой карман куртки. В ообщем, через десять минут чтоб тебя здесь не было, а то в отделение поедешь, понял?
- Понял, - ответил Василиса, - телефон верни, мне позвонить надо будет.
- У тебя десять минут, время пошло…
- Не дури, командир, отдай…
- Пошёл отсюда, - сказал сержант и направил автомат Василисе в грудь.
- Значит, не отдашь?
- Считаю до трёх, потом стреляю.
- Не считай, я всё понял…
Глядя ему в глаза, Василиса схватил левой рукой лямку автомата, а правой что было силы ударил сержанта в грудь. Тот оторвался от земли и, пробивая стекло остановки, упал на спину, за ней. В этот момент, второй выскочил из машины, но первое, что он увидел, обернувшись – направленное дуло автомата.
- Руки за голову и ко мне, не дёргаясь. На землю, лежать, руки за головой, что не понятно? Воспользовавшись паузой , сержант вскочил и побежал подальше от освещённой дороги.
- Стой, - крикнул Василиса, щёлкая предохранителем – ну ничего, автомат я отдам, только на обмен, - расслабься, братан, опасность миновала! – Пошутил он над лежащим, - вставай, документы только мои собери, у меня руки заняты.
- Брат, я вообще не при делах, я водитель, подбирая одной рукой документы, а вторую держа за головой, пожаловался второй. Я даже не знаю, что у вас вышло…
- Конечно, где тебе знать, надо было инструкцию соблюдать, а ты бабки считал.
- Какие?
- Какие на заднее сидение бросил.
- Это, не мои - его, я в их дела не лезу.
- А он тебя посчитать попросил? Или там и твоя доля?
- Они сами дают, хочешь, все забери, мне не жалко.
- А мне жалко, всех вас жалко - вы из-за них в шакалов превращаетесь.
- Это верно, брат, деньги зло, но без них ещё тяжелее, согласись...?
- Чужое добро до добра не доводит…, да садись ты, не трясись, я не собираюсь никого убивать.
- А что у вас вышло-то, чего он побежал, - спросил старшина, присаживаясь на край.
- Напарник твой очень жадным оказался – телефон ему мой понравился, а это подарок хорошего человека. Вот и попросил вернуть, а он сделал вид, что не понимает, и сиганул, как козёл… Но куда он денется - ты-то здесь, значит, вернётся.
- Он не один вернётся, тогда может стрельба начаться. Вооружённое нападение на патруль, они могут и не брать тебя живым, получается, что я у тебя в заложниках.
- Это верно, но я тебя не держу, можешь ехать, ты мне не нужен.
- Тогда они тебя сразу завалят, без разговоров…
- Что предлагаешь? Командуй, ты же старшина.
- Садимся в машину, едем в отделение, там дежурному под протокол всё расскажешь, я подтвержу…
- Что ничего не знаешь, и ничего не видел?
- Я подтвержу что ты мне сказал, и что никому не угрожал, а этот тебя спровоцировал.
- Конечно, хороший, толковый план, только, как мне на тебя надеяться, если ты один из них?
- Хочешь, я тебе слово дам, но все равно, лучшего варианта не вижу.
- Ладно, поехали, возьми автомат.
- Нет, сдашь его добровольно сам, дежурному, - больше поверят.
- Согласен, - решил Василиса, но в этот момент со всех сторон, ярко слепя фарами появились машины
- Оружие на землю, лечь на пол! – бежали омоновцы.
- Поздно, брат, - сказал Василиса, подчиняясь приказу и опускаясь на землю. Но ложиться лицом вниз не стал.
- Лежать! – скомандовал кто-то и пнул его в спину. Василиса вытянул руки перед собой, но не лёг.
- Всё, отставить – скомандовал другой, защёлкивая наручники. Помог Василисе встать и направил к машинам. – А ботинки его где?
- Не было, - ответил кто-то.
- Куда едем? – спросил Василиса у офицера, который его арестовывал.
- Ты в отделение, а мы на базу.
- Значит, будут бить…
- Не без этого, главное, не спорь и не сопротивляйся, а то убьют. Там одно шакальё.
- Спасибо за совет.
- Пожалуйста, ответил офицер, не оборачиваясь.
Через пять минут, после того, как уехали омоновцы в «обезьянник» вошёл дежурный:
- Притыкин…
- Я.
- Идёмте со мной.
- Наручники снимите?
- Снимем, в КПЗ, идите вперёд, по коридору. По лестнице вниз и направо.
- Как в гестапо,- пошутил Василиса, но дежурный не ответил. – Я хочу заявление сделать.
- Следователь приедет, тогда и сделаете.
Дверь в КПЗ была открыта. Василиса шагнул в темноту и сзади щёлкнул замок. Тут же последовал удар в солнечное сплетение и Василиса согнулся. – бейте, а то я вас начну…
- Мы не бьём, а учим, - ответили ему из темноты.
Когда он очнулся, никого уже не было. Горел яркий свет и кто-то разговаривал за дверью. Потом замок открылся и вошёл старлей.
- Здравствуйте, я следователь, старший лейтенант юстиции – Волков Игорь Дмитриевич. _ Расскажите, что произошло, почему вы оказали сопротивление инспектору патрульной службы…
- Никакого сопротивления не было, Игорь Дмитрич… Я не пьяный и не дурак. Но унижать себя не позволю никому, тем более представителям власти.
- Хорошо, Василий Макариевич, давайте по порядку.
- Васисуалий, - поправил его Василиса.
Ещё несколько часов было тихо. Совсем тихо. Василиса даже выспался. Он не чувствовал боли, видимо действительно намекали, а не били. Для острастки. Какая-то лёгкость на душе, даже пугала – тебе срок маячит, а ты радуешься, может, я уже умер? Но ощущения были, слишком, реальными для умершего. Снова щёлкнул замок и вошёл дежурный. Поставил перед Василисой макасины:
- Обувайтесь, начальник РОВД, полковник Паломорчук вызывает. По лестнице на второй этаж, я провожу.
- Ну что, сдать тебя, гестаповец? – Но дежурный не ответил.
Перед кабинетом сидела сестра с заплаканными глазами. Увидев брата, она поднялась навстречу,
- Ты живой?
Василиса вспомнил ночной разговор, но сейчас, увидеть хотя бы одно знакомое лицо было так радостно, что Василиса еле сдержался – пока, да…
- Разрешите, товарищ, полковник? Задержанный Притыкин доставлен.
- Пусть войдёт, Саша, ты мне больше не нужен…, тебя кто меняет?
- Севастьянов.
- Пусть сразу свяжется со мной.
- Есть, разрешите идти?
- Давай, отдыхай…
- Заходите, вы тоже, Марина Макариевна – пригласил полковник, - присаживайтесь. Василий Макариевич, прочтите, пожалуйста, внимательно две бумажки и на одной, если всё точно, напишите – с моих слов записано верно и подпись.
На первой, показания Василисы, записанные Волковым, а вторая была интереснее: Начальнику РОВД САО Паломорчуку Д. Ф. от старшины милиции Федотова А. С. Рапорт. Василиса внимательно его прочитал, расписался на первой и вернул полковнику. Тот отложил показания Василисы и оставил в руках рапорт
- Скажите, пожалуйста, всё так и было? Как пишет Федотов.
- Так точно, товарищ полковник.
- Приятно, что обращаетесь по форме… чаще слышу, гражданин начальник… а ещё чаще – полковник Паломорчук! Вы понимаете, что сопротивление сотруднику милиции, а тем более, захват его в заложники – уголовно наказуемо, но никто и ничто, а уж тем более служебное положение не даёт право сотрудникам преступать закон и нарушать устав. За это он будет наказан по всей строгости и положенной ответственности. Рапорт вышестоящему начальству я уже написал. Один негодяй – не должен стать позором всего коллектива, но, увы – становится. Я прошу вас это недоразумение вычеркнуть из своей памяти и не считать весь личный состав таким же. Вы взрослый человек и понимаете, как трудно выявлять оборотней, но мы это делаем со всей беспощадностью. С Александром Василичем мы уже переговорили, и теперь делом нашего сотрудника будет заниматься его ведомство. Если они посчитают, что я недостаточно соответствую занимаемой должности, что ж, придётся с этим согласиться. Вот всё, что я хотел сказать. Сейчас Вам вернут документы и личные вещи. – Севостьянов, ты уже принял дежурство?
Хорошо, потом допишешь, поднимись ко мне с вещами Притыкина.
Вошёл Севостьянов – так, паспорт, трудовая, военный,.. мобильный телефон, два носовых платка.
- Всё? Если всё, распишитесь, пожалуйста.
Василиса расписался.
- Разрешите идти, товарищ полковник?
- Постройте весь личный состав. Василий Макарыч, должен вам подсказать, что паспорт у вас просрочен, необходимо его заменить. Вы не сможете оформить ни одного документа по такому паспорту. Пойдёмте вниз.
- Равняйсь, смирно! Товарищ полковник, личный состав отделения по вашему приказанию построен.
- Вольно. Я построил вас для того, чтобы извиниться перед Василием Макариевичем за наше с вами невнимание и за поведение, позорное поведение нашего сотрудника – сержанта Быкова Алексея Михайловича. Я я уже подписал приказ об его увольнении и передал дело на рассмотрение комиссии управления собственной безопасности.. Надеюсь, не надо объяснять, чем это обернётся для всех нас. Из-за одного подлеца. Но я обязан это сделать и, как начальник отделения, и как офицер, и как гражданин. И мне стыдно, дорогие мои, за нас перед нашим соотечественником за то, что когда-то, не кто-то из нас, а он прошёл Афганистан, не кому-то из нас, а ему достался этот военный билет за то, что не кто-то из нас, а он получил Орден Красной Звезды – а вы знаете, за что он даётся, не кто-то из нас, а он имеет множественное ранение – за кого-то из нас. Вот так вот, дорогие мои. Молчите? Правильно молчите, я за вас отвечаю и в прямом и в переносном смысле. И никто не смеет меня в чём-то упрекать, раз уж вы молчите, вы сами сделали меня соучастником этого преступления, этой подлости, но я вам этого не позволю. Отделение, равняйсь! Смирно! Васисуалий Макариевич, от всего личного состава отделения Северного административного округа и от меня лично, приношу вам извинения и благодарю за проявленное мужество при выполнении интернационального долга в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане.
- Служу Советскому Союзу, - тихо ответил Василиса, глядя, как плачет сестра.
- Вольно, разойдись, - скомандовал полковник, - сейчас машину найдём и доставим вас по адресу.
- Не надо, здесь сто метров всего.
- Ну что ж, не держите зла, и раньше дерьма хватало, а теперь и вовсе задыхаемся. Извините ещё раз, а мне пора, я рад, что с вами всё обошлось с наименьшими потерями. До свидания.
«Ну, вот, ещё один должок оплатил, значит не последний, если жив. Спасибо, Господи, что есть у меня такая возможность – не тянуть их за собой в вечность. Все мышцы ,гады, отбили – сидеть, лежать не больно, а убежать не убежишь». С видимым усилием переставляя ноги, Василиса шёл медленно, сестра в молчаливой покорности, чуть сзади. Нужно самому начать разговор, ей будет полегче – думал Василиса.
- Это ты на них надавила?
- Нет, я пришла попросить, чтоб тебя нашли, а дежурный говорит, что ты у них, что напал на сотрудников, в общем, жуть какая-то, я хотела обувь оставить, а он сказал, что ты спишь, что бы я подошла к восьми, когда начальник приедет.
- Спал, это точно, всё тело отлежал, с непривычки. Чуть коньки не отбросил…
- Били?
- Жизни учили… не всё же мне вас, надо и вам когда-то. Дежурный - гестаповец… Эти-то ладно, я одному в долг дал, он сам не смог, друзья помогли, хорошо, что в наручниках был, а то убил бы кого-нибудь. А этот- точно гестаповец, - отвёл меня в камеру, молча так, почти вежливо, мол процедура вам назначена, и дверочку раз, на замочек – типа, он тут ни при чём. А потом, раз так замочек – закончили, ну и славненько. И всё молча, сука, ненавижу таких, ему разговаривать со мной брезгливо.
- Это он тебя вытащил, а не я.
- В смысле?
- Я когда пришла, говорю, поругались, ты психанул и ушёл. А он спросил, у тебя мобильный есть, звонить не пробовали? Я говорю, звонила, ты сбрасываешь, а потом уже просто не отвечал. Он видел, как Быков из телефона симку вынул и выбросил. Потом вызвал второго, водителя, поговорили, и тот рапорт написал. А когда начальник приехал – всё рассказал. Проверили симку – а там твой номер. Вот и всё. Подтвердилось.
- А Александр Василич, кто такой?
- Начальник управления собственной безопасности – это, которые чисткой занимаются. Это его телефон у тебя в паспорте.
- Это телефон Сашки - сержанта, с Павелецкого.
- Ну, видишь, пригодился. Наверное, знал, что делает. Прости меня… - прибавила Маша скороговоркой.
- Ты не наша, чужую фамилию позоришь, каждому своё. Всё, что ты говорила, правда?
- Да, кроме того, что считаю тебя виноватым, это со зла. Никто в это не верил, но следовательша сказала, что можно всё перевернуть против тебя.
- Почему мне ничего не сказала, почему?
- Мама не хотела, чтоб ты думал об этом, вот и не сказала.
- Никто не может подтвердить, что я виноват, кроме меня самого, только я знаю что было, а чего нет. Пока следовательша приехала, неделя прошла, на ментовской стоянке всё, что уцелело, сняли сами же менты. Ни одного свидетеля… да ты бы башкой своей подумала – на трассе, вечером в воскресение, когда все дачники с урожаем домой прутся – ни одного свидетеля?
- Вся дорога перекрыта и, никто не видит? Мать же в сознании была, не сказала, не сказала как нас на асфальт вынимали? А ты спрашивала? Как Света оказалась рядом со мной на дороге, с другой стороны? Там все сидения вывернули, чтобы нас достать. Чингис пол часа никого не подпускал, пока толпа его не отогнала. Это мать не верила, потому что знала, а ты поверила.- потому что заплатила, ты не могла не поверить. Тебе и думать было незачем – ну, виноват и ладно, я-то его спасла, он теперь мне обязан… Потому и молчала четыре года – берегла, вдруг пригодится. Пригодилось… Ты же, матери обещала, молчать! Мне ты больно сделала, за что, за то, что я тебя человеком считал?! За то, что не могу смотреть, как ты в гиену превращаешься? За это? Так кто же ты? Только не сестра, нет во мне этого вашего шакалиного закона. Потому вы и бежите со своих родных мест, что там вам места нет… Потому и прячетесь здесь за миллионом спин таких же, чтоб никто ни о чём вас не спрашивал. А для успокоения души своей опоганенной – вы платите, не желая знать правду – она же будет вам как штырь в глотку. Потому и меня хотите угробить, чтоб не мешал вранью вашему, друг перед другом. Зачем тебе лейка за пять тысяч, из той, что за стольник, вода не льётся? Или, чтоб такая как ты сказала – да, Машк, круто, ты по настоящему живёшь, я такого не могу себе позволить. Времени тебе не хватает, дома порядок наводить, ты за деньги прислугу нанимаешь… А зачем тебе дом, если он не твой, если ты ничего, кроме мысли о престиже в него не вложила, ни капельки себя, кроме денег, которые добываешь и ненавидишь тех, кто их даёт, из зависти, что они позволяют себе – тебе их платить. Вы же всё строите из ненависти и запрещаете другим быть людьми – они не по-вашему живут. Это мне предупреждение да намёк сделали, по голове – не суйся в наш монастырь со своим уставом – иначе, убьём. И ты среди них, какая же ты мне сестра? За Светку переживаешь, а при жизни смеялась над ней – деревня, мол… И платила ты не ради меня, а из страха, что тебя расковыряют, скажут, кто ты есть на самом деле. Так ты бы уж не стеснялась – отбашляла и свободна, никаких переживаний, одно удовольствие собой полюбоваться… Знаю, Маша, что не так говорю, зло, что не всё подчиняется слову, что есть в тебе это человеческое, не дрянь ты, законченная, но для того и говорю, что бы вы оглядывались, прежде, чем делать что-то не подумав. И уже есть дома гниды, но я её без керосина выведу… Не быть ему председателем. Всю Россию своей партией обделали – так и в неё нырну, но эту сволоту – выведу. Скоро вообще останется два беспартийных – я, да Путин. Но он похоже, туда же мыслит. Удобно, подумать, как правоту свою доказать, а взял большинство и решил, как надо. Чем же они от коммуняк отличаются? В общем, дура ты, Машка, и нечего корчить из себя. И за Крылова цепляешься, потому что он тебе вроде зеркала, в котором ты себя москвичкой видишь и к Ваньке у тебя не любовь, а надежда – он-то москвич по факту рождения. Зависть это, а не любовь. Не берут они тебя в свою стаю, а ты горюешь. Дура ты и есть. Потому что не можешь отличить настоящего москвича от выделанного. Все вы здесь придуманные, а не москвичи. И город этот вам не нужен, а только статус его – звание – Столица. Словно вы и сами от этого – лучшие. А настоящие, Маша, москвичи, живут также как те, от кого ты бежишь. Это вам кажется, что город ваш, он у них , Машка, в душе… и называется так же, как и во всём мире, на всех языках – совесть. А без них, москвичей, и вас не будет. Значит, это их город, им здесь и жить. А вамодно место – помойка. Но вы и детей своих к ней приучаете – они тоже вырастут шакалами, а не москвичами, потому что москвичей ненавидите, потому что они ваше настоящее отражение. И сами того не понимаете, что без них нет ни вас, ни вашей Москвы. Как Ванька? – спросил Василиса без перехода.
- У него ночью температура подскочила, а я так напугалась и за него и за себя… дура, блин… подумала, что он умрёт, если ты не вернёшься.
- И ты его оставила одного?!
- Нет, с ним Наташа… А температуру мы сбили, слава Богу. Он спит.
- Ничего у тебя в жизни не осталось, Маша, он единственное в ней оправдание. Станет таким же как отец, значит и ты зря жила – только гадила.
«И Наташу эту чёрт путает, курила бы себе на лестнице, нет же – в голову лезет, а там не должно быть места для неё, ведь ничего мне от неё не нужно, кроме одного, а думать об этом и самому противно. Извинился бы, а как – всё ей рассказать? Так она права будет – утверждая, что я мерзавец… Вот и мучается человек, от самого себя… до того бывает мучается, что и не выдерживает… А все вокруг видимую причину ищут, почему, да как… А так – не с кем ему поговорить, нет у него того, кто выслушает без укора, без корысти, а чтобы помочь справиться со своей мерзостью, которую и не видно, которую он от всех прячет, а она так и рвётся наружу. Нет у человека веры, что слышит его Бог и поможет, надо только потерпеть немного. Ну разве мало чудес на свете, так откуда же они берутся? Оттуда, Он и кому-то посылает, для кого-то творит, что бы сказать: «Я есть, Я люблю тебя, человечек, только услышь меня… Увидь… Как же Мне до тебя достучаться, если ты сам нагородил обо Мне хрен знает чего и тому веришь, а Мне нет». Чудеса – это отчаяние Бога в разговоре с человеком. Но мы и их, если не присваиваем, то назначаем игрой света, воображения, загадкой природы, причудливостью. Только причудливость эта мертва сама по себе. Это Он делает её такой похожей на нас самих, чтобы мы зачарованно на себя смотрели и понимали, что мы – вот единственное чудо, с которым Ему есть о чём говорить, чтобы не чувствовать своего одиночества. Что от Всесильного Своего Могущества Он отказывается раз и навсегда, чтобы стать равным со своим творением, со своим чудом, ради общения с ним. Мы и Он, вот настоящее чудо. А всё остальное – разговор между нами.
- Знаешь, почему Иисус такой печальный на всех иконах?
- Догадываюсь, вроде бы.
- Бродить в лесу можно, а это знать нужно, как «Отче Наш». От того и живём мы – вроде бы. Знает Он, как сделаться нам счастливыми и не знает, как рассказать нам об этом. Потому что у каждого свой собственный язык им придуманный, а другого он и на дух не переносит. А не может быть у каждого своей правды, она либо есть, либо нет.
До самого вечера Василиса сидел на каменном порожке, на балконе, прислонившись к дверному косяку головой. На все вопросы отвечал коротко, одним, двумя словами. А вечером, когда стемнело, когда солнце закатилось уже так глубоко, что и полосочки света от него не осталось, подозвал сестру и сказал:
- Надо мне ехать… на билет дашь?
- Вась, твои деньги на столе лежат. Это из-за меня?
- Нет, ответил он, немного подумав, - из-за меня. Не всё ещё я дома сделал – видишь, сколько знаков мне послано, я же не слепой, понимаю, о чём Он. Да и паспорт надо менять …
- Вась, я договорюсь, тебе его сюда пришлют, а?
- Не хочу я… по вашему. Приеду, сделаю, а там посмотрим. Пётр сказал, что работа у меня уже есть, нужно только моё согласие. Да и не могу я у вас жить всё время. Крылов твой уже не вернётся, иначе бы денег не дал, а тебе нужно искать нормального мужика, и тут я только помеха – даже если ты меня самого найдёшь, всё одно не понравится. И мне нужно решать, как жить дальше.
- Ты вернёшься?
- А я и не приезжал.
- А как же портал, открытие?
- Теперь, пусть им наука занимается. Она дотошная, а я и так уже всё понял. Давай чайку попьём, да я поеду.
Она ушла, Василиса поднялся, достал сигарету, закурил. Он чувствовал, что бросит сейчас окурок и тот исчезнет. Так и произошло:
- На, жри, дыра чёрная, это не я, а ты их тут всех гипнотизируешь, но от меня ты ничего больше не получишь.
До поезда оставался ещё час и Василиса решил навестить знакомых из транспортной милиции.
- Здравствуйте, я Васисуалий, - сказал он дежурному, но тот сделал вид, что ничего особенного в этом не находит. – Скажите, а Саша Белов сегодня дежурит?
- Он вам, очень нужен?
- Хотелось бы повидаться, я уезжаю…
- Ну, подождите, пожалуйста, около входа, как кто-то пойдёт, я передам, чтобы нашли.
- Спасибо.
Кто-то входил, кто-то выходил и рядовые и полковники, и в форме и в «гражданке», но никто Василисой не интересовался. Ещё сигарету и пойду, - решил он, но кто-то громко спросил:
- Беловым… кто спрашивал?
- Я, а где он?
- Вы кто ему?
- Знакомый.
- Так он всё, он больше у нас не числиться, сегодня отходные проставлял.
- Его уволили, что ли?
- Почему, он сам… переводом. Его отец к себе, на повышение взял.
- А кто у него отец?
- А вы не знаете?
- Да как-то не до этого было, просто он меня здорово выручил, вот зашёл, спасибо сказать.
- Понятно, он нормальный пацан для такого папаши. У него отец начальник УСБ – знаете такую?
- Да.
- Ну вот, после школы, отец ему сказал: в армию, потом школа МВД, год рядовым походишь, потом к себе возьму. На прошлой неделе как раз год истёк.
- И кем же он теперь будет?
- Таксистом…
- То есть?
- Пока, говорит, будет гаишников ловить на взятку, а там в следовательный отдел перейдёт. Вот так-то. А чем выручил-то? Может ему передать чего, он за вещами приедет завтра.
- Скажите, что Васисуалий заходил, привет передавал.
- Как? Васисуалий? Это прозвище, что ли?
Что-то вроде. Ну ладно, счастливо вам, ребята.
Долгий дребезжащий стекольный звук зудел, как навозная муха. Чтоб ты сдохла, подумал Василиса, но через минуту догадался, что это в окно стучат. Он сполз с высоченной, ещё дедовской кровати, отодвинул занавеску и, почти наткнулся на лицо Агафьи.
- Ты чего, случилось что?
- Ой, Василисушка, прости, что разбудила, мы же боимся, вдруг проснёшься, опять куда умотаешь, ты-то мужик свободный, как ветер в поле…
- Не причитай, говори.
- Василисушка, неделю, как ты уехал, без воды сидим, ни одна колонка не работает…
- К председателю ходили?
- Ходили, говорит, как благодетель ваш умотал, вспомнили, что Александр Сергеич у вас есть, так вот он есть, а людей у него нет, посевная кончится, тогда и помогу. А как же без воды-то? Ну, колодец же есть? Так он один на всю деревню, его хватает на пол дня, а посевная, это ж до июля почти.
- А как ты узнала, я же ночью приехал?
- Да мы, Василисушка, всю неделю Богу молились, чтоб ты вернулся, караулили по очереди, на кого нам ещё надеяться, кроме тебя.
- Ну всё равно, темно ещё, иди, я попозже приду. Позавтракаю и приду…
- А у меня уже всё готово, Василис, ещё с вечера тебя дожидается, пойдём, а?
- Ну, иди же! Дай мне штаны-то надеть!
- Всё иду, не ругайся только…
Богу они молились, чуть на тот свет живого человека не отправили… своими молитвами. Надо будет замазку на окно выложить, чтобы не дребезжало… - подумал Василиса и распахнул холодильник.
окончание.
07 мая 2008