Стрекоза на зрачке
Из цикла «Волжское ретро-1980»
Повесть
Глава 2. Хроники и хамики
1.
Вставали и болтали. Хлопали и голосовали. Осуждали и сажали. Короче, собрание. Вторые слушают, первые говорят. Вторых, которые первые, меньше. Они важнее. Они ораторы. Дольше всех на трибуне продержался самый первый - секретарь бюро парткома, и четвертый – Слава Прожектер, которого за облезлой кафедрой поносного цвета никто бы не разглядел. Выручила развеселая, во всю 42-го размера грудь капроновая лопата термоядерной раскраски.
Первый доклад был глобально про всё, а персонально ни о чем, и относился к перестройке, к которой давно уже относились сквозь призму небезызвестной лысины. Остальные неважнецки иллюстрировали монолитность рядов сотрудников НИИ в деле реализации. Чего? Неважно. Допустим, перес-тройки…
Миленькая Леночка Дюкич из лаборатории доцента С.В. Долбилина настойчиво и взахлеб пичкала несчастного Жерлова экспресс-свежатиной.
- Андрейчик, вчера в клубе «Ракурс» вундер-кид-ную вещь глядела. "Пустыня Тартары". Нет, ну, конечно, нудь дикая. Но - фейерверк! Представь, там заняты… - и после паузы припоминания… - Три-тить-ян, Гусман… или нет - Газман, Максим фон Дзюдо…
– (бедный Дин, бедный Валера, бедный Ваня, бедный Витя*, как хорошо иногда быть мертвыми…. Но каково живым?) -
- …В рожу я их ни фига не разобрала. Но!!! Одни мэны. Сплошь! И рядом! Форма, выправка. И ни единой бабы. С точки зрения психологии охренительно. С точки зрения физиологии хреновски. С точки зрения правды херня! Сам прикинь: крепость… мэны… одни… без баб… пустыня... татары… Притча, одно слово. Умх… Что у нас за духи? Боже! Какой интим… О, фейерверк! Ну, прям, по-русски говоря, шарман и сдохнуть! Не провоцируй даму… Обрати внимание, Дрюнчик, до чего нелеп Прожектер. Глупее, чем индийское кино...
«А такое бывает?»
- Надо же! Это комплимент?
- Надо же! Отчего бы?
- У этого кино хоть какое-то содержание, у Славика нет даже формы, – пояснил Андрей.
- Хм-хм... ха... Ой, хи-хи... Ой, уже смотрят... – Пустые, но чертовские аквамарины Лены с вызовом изрешетили конференц-зал. - А у тебя с Кларой точно всё? Прости, конечно, за мои, так сказать, шпионские происки.
- Всё. Всё. Всё… Прости, поверь...
- Знаешь, не хочу выглядеть сентенциозной, но ты отъявленно сглупил. Но, вообще-то, она – никчёмыш и, по сути своей, слепая финтифлюшка.
Ее объективный порыв был покорно поддержан:
- Просто-напросто, глухая губнушка.
- Хи-хи. Ой, Жерлов, а я ее отчасти понимаю: язычок у тебя, как у змеи, то есть змея…
А у тебя, как у квакши, подумалось ему, а, может, лишь собиралось подуматься…
Господи, а ведь отпуск легко может квакнуть в тартарары. И ты так и не выберешься из пустыни. Впрочем, хуже пустыни - крепость. Где-то крепостью называют дом. Частный дом. Это не комплимент. Это факт. Там же. Не у нас.
Главное: выбить отпускные. Аванс автоматически уйдет на ремонт долбулятора, а если по-научному: долбилинского био-ультро-ионизатора. Эту долбанную конструкцию Андрей уронил через пять секунд после того, как сам же Сократ Васильевич сподобил его на роль безлошадного тягача. Вес-то он взял, удержать не улыбнулось. Хорошо еще ступню уберег…
Короче, влип. Сопливый переросток. Дядя Жора прав…
- ...а Кларка давно к Стократ Ивасичу клеится. Свадьбой, говорят, пованивает. Вот где парочка, хи-хи: Щелкунчик и эта, вторая, ну как ее... уборщица или метелица, ну с метелкой по мультику прыгала... Слушай, а ты за что это дорожку ко мне забыл? Да, забыл, забыл, не фыркай. То ли дело первый год?! Да и по второму как еще наведывался! Что ли плохо нам было, что ль не весело? А? - игривый тычок в бок. - Да, в связи, у меня два билета на сегодня в драму и, - Лена переходит на парализующий шепот, - две бутылочки ликера. – Мягонький щипок в сугубо внутренний район его ляжки. - А еще… совсем из головы вылетело… видак же у меня. Новый! Да и телик – не то барахло. Цветной. Фейерверк!
- А, да, помню, у тебя было что-то минералогическое?
- Как? Не впендюрилась, ми-ми… мине… ты про чё?
- Ну, назвали в честь минерала. То ли "Яшма", то ли "Базальт". Впендюрилась?
- "Рубин"! Булыжником бы еще обласкал!
- А что: оружие пролетариата. Чем плох.
- Тем!
- Тише ты.
- Так я жду?
"О-ё, так просто от тебя теперь не отвертишься», - с раздражением подумал Андрей и:
- Покумекаем-прикинем, лисенок Вук.
- Ой-ой, смотри, как Прожектер шестерит. Как прогибается. Фу, лохань парши. А Долбёша-то, крючок противный, трещит там тоже чего-то. Лыбится, понимаешь. Пакость... Да, в связи... Ты представляешь, Слава Прожектер с Файкой Чигиной сепетеуэшницам лекцию читали за облико морале. Одна будущая парикмахерша возьми и ляпни: "А как вы-то сами к сексу относитесь?». Ну, Славик весь напыжился и с гонором: «Про это лучше говорить наедине, причем, не фразеологически, а жестикулярно. Теоретические словопрения тут неконструктивны. Необходимы ручные навыки". Представляешь? Ха-ха.
- Если он, правда, так сказал, я ему поставлю первый плюс в аттестате мужской зрелости, - посулил Андрей. – А ты: ха-ха…
- Чё? Да ты только представь Славика и этот пафос. Представь...
Андрею ничего не нужно было представлять. Многоголовая зало-панорама обрамляла комическую фигурку выспреннего говоруна, едва отпочковавшегося поверх кафедры.
Андрей улыбнулся и признал правоту дамы.
- …В самом деле, какие ужасные костюмы, какая отвратительная и безвкусная обувь на наших отечественных прилавках… – Агрессивно изрыгал Прожектер.
Очень актуально. Горбач вот тоже звал намедни всей страной возглавить мировую моду. Лихо чешет Слава. Что характерно, в унисон и поэтому всегда на острие...
- Моллюск. Рептилия... - брезгливо скривилась Леночка.
- ...Вообще-то, товарищи, люди, а. особенно, советские люди, стремящиеся к идеалу совершенства самыми быстрыми темпами и самыми прямыми путями, должны одеваться и хотят… со вкусом… В человеке все должно прекрасно, – прополаскивая горло, Слава сглатывал слова, - в том числе костюм. И, в первую очередь, у нашей социалистической, наиболее гармонически развитОй личности... Увы, некоторые образчики обувных и швейных изделий утверждёны ГОСТом и вывалены на прилавок, как будто с умыслом подчеркнуть, что в СССР самые безразборные, безвкусные, эстетически недоразвитые потребители. ТАк как, раз товар на прилавке, да еще в таком количестве, значит, у него есть свой покупатель, да еще в каком количестве?! - горлан подправил сбившиеся над грудью «веселые картинки».
- Тролль, свистулька! Откуда ветер дунет, туда и он скулит. - Злобно выплеснула Леночка Дюкич.
- СальтИрует. - Поправил Андрей.
- Не впендюрилась.
- Слушай дальше.
- А что слушать? Все ясно яко божий день. С указанного дня наша легкая промышленность начнет диктовать мировой моде наш стиль. А все капиталистические и, стало быть, морально отсталые фирмы дружно и весело построятся и: «Равнение на знак качества и моду самых передовых и гармонически развитЫх бульдозеристов и цыплятниц».
- Птичниц. - Исправил Андрей.
- Ну, птичниц. Да, в связи, пока ты болел, его выбрали председателем общества трезвости.
- А инспектором полиции нравов?
- Не поверишь, нет! Не доросли пока всем обществом до…
- Еще наверстаем. Семимильными шагами ускорения. А по штату кем там у нас Славик числится? - заинтересовался вдруг Андрей.
- Спросишь тоже! Знала бы - сидела в клубе «Знатоков»!
- …теперь следующий вопрос. Он касается гнуснейшего аморального злодеяния - пьянства. – В поисках поддержки Славик гневно сверкнул могучими очками, впитавшими мажорный нагрудник. – И это, несомненно, позор, товарищи, что среди нас находятся такие члены общины, которые отступают от общепринятых норм поведения в коллективе. Речь, как все поняли, о лаборанте Шубкине Тарасе… э… ну, неважно… Вы его все знаете, знаете, что это за оригинал... Рационализатор! Борец за истину. Гастролер из эМГыУ...
Все знали и другое. 30-летний м.н.с. Шубкин в свободное от работы время и в одиночку за полтора года сварганил из подручных средств экономически выгодный, простой в обращении и крохотный прибор – убойную и продвинутую альтернативу разрабатываемому вот уже 12-й год долбулятору, всячески насаждаемому самой густонаселённой лабораторией НИИ. С апреля 1985 года Тарас Шубкин и Сократ Долбилин разъехались по полюсам непримиримой оппозиции новых либералов и старых рутинеров. Наверное, именно про такое эти страшные слова: «война до победного конца». Вот только силы были покуда неравны. За эмэнэса вопили ум, энергия и талант. За 53-летнего доцента хрипели ученое звание, 19 авторских свидетельств, завлабская должность, 27-летний партийный стаж, а, главное, таранные темечки и горбики 14 упоительных лизунов - таких же бездельников как их шеф. Ну, кроме, пожалуй, непонятно-кем-там-состоящей Леночки Дюкич и вечного нейтрала Жерлова. Но если Шубкин крыл правду без уверток, подножек и экивоков, то Долбёша, он же Стократ Ивасич, тактику облюбовал крысиную, коей не изменял смолоду, тогда еще выбрав путь потаенных подкопов и предательских пприемов и не гнушаясь услугами лазутчиков, сплетников, клеветников. Бесконечной серией мелких укусов чужими зубами он методично, но верно расшатывал и подгрызал межфаковский авторитет молодого аспиранта…
- Да, в связи, - усмехнулся Андрей, - Шубкин про все эти проблемы открыто гремел еще при Брежневе. Тогда его гвоздили к позорному столбу, как человека без головы, идеологического хулигана, теперь производят в хулиганы бытовые.
- Долбилинская креатура мобильна.
Андрей с удивлением уставился в потрясные аквамарины: во выдала, кума! И даже попытался поднырнуть поглубже.
- ...еще, надеюсь, не истерлось с вашей памяти, как они с ассистентом Жерловым спалили долбулятор… ой-ой, это… как его… бульбу…био… ну, особо ценный агрегат кандидата технических наук, доцента Сократа Васильевича Долбилина, заведующего самой передовой и крупной кафед… брр… лаборатории нашего престижнейшего научно-исследовательского центра...
Брехло! Вот это брехло!
Нагло ведь, беззастенчиво врал Прожектер, втягивая в компанию «вредителя» Жерлова и «штрейкбрехера» Шубкина. Чья «вина» заключалось в том лишь, что он, единственный, заступился за надорвавшегося ассистента: «Нехер на грузчиках экономить. Нет бы спасибо сказать, что жив человек остался. Так тля на порядочность давит: возмещайте, Андрюша Батькович, урон. А какой, на хрен, может быть урон от раздолбанной херовины? А, доктор Дэлбил?»…
В неформальной презентации доцента Шубкин использовал два взаимоприемлемых варианта: доктор ДЭлбил и тетушка ДэлбИла – еще пара трепетных свидетельств любви коллег к своему Сократу.
- …Ладно, в тот раз их коллектив пожурил и простил. Что же мы видим, в итоге? Шубкин активизирует нетрезвый образ. Вот яркий вам пример. Позавчера Тарас… э… и так далее… себе день рождения в ресторане закатил. В, смело говоря, кружке дружков-с. Как обязанный долгом и положением, я не мог себе позволить не посетить это злачное место, чтобы незаметно последить за порядком...
- Попробовал бы он это сделать заметно, когда Шубкин подшофе... – с галерки.
- В травматологии по частям бы не собрали… - оттуда же.
- Давно ли в этом злачном месте кандидатские и патенты обмывали? – Леночка, гласно.
- Двоебубнов, у тебя что: осведомители? - с места анонимно и традиционно убрав из фамилии одно «б».
- Нам еще долго придется бороться с подобными рудиментами отсталого мышления - продукта логики тридцать седьмого. - Снисходительно облизнулся Прожектер. - Так вот, там я незаметно застаю Шубкина и троих его пресловутых компаньонов из вражеской лаборатории смежного вуза, нашего, по сути, конкурента… они все мною тщательно опознаны и зафиксированы… При желании могу офамилить. - Зал глухо застонал и кряжисто ворохнулся. – Так вот, все эти товарисчи, если такое слово к ним тут уместно, все они были уже, мягко говоря, навеселе. Это меня развязало… в плане решимости. Я вышел из тени… из места наблюдательной дислокации… и сел на соседний столик открыто, в смысле открытой грудью против злостной спины Шубкина, и стал делать пометки в блокноте. – Аудитория свирепо взрокотала. - Но Шубкин каким-то непонятным чохом сразу же почуял меня каким-то местом. После чего подвалил ко мне, простите за выражение, пьяно буйный и назвал так, что широкой аудитории просто невозможно передать…
- Нет, вы уж передайте…
- Сильно просим передать...
- Уточните формулировку...
- Огласите весь список, пожалуйста…
- И просьба на букву «е» с буквой «ху» не пропускать…
- А сколько было выпито оптом и в розницу?
- Это ненужные отвлечения. Я не знаю, сколько было пронесено под полой, но на столе держалось достаточно для выявления антиморальной кривизны. – После раздумчивой паузы и сверки с блокнотом резко и скороговоркой. – Водка единичка… А вот так: одно «бэ» - водка и шампанское – один шт…ука.
В момент оглашения списка самые зоркие комсомольские активисты оперативно заняли по периметру зала четыре самые перспективные обзорные точки.
- Короче, по бутылке водки и шампанского. Нет, ну, граждане, ну так ведь нельзя. Ведь нет, чтоб дома, раз уж невтерпеж... Я ведь тоже не сухарь, человечески понимаю.
Андрея поразило согласное затишье, всплескиваемое лишь единичными репликами недовольства.
Даже Леночка, оказавшись в щуристом прицеле одного из добровольных блюстителей, автоматически захлопнула рот на английский замочек.
Увы и ах, но право на личный выпивон – одна из тем, на которую гласность не распространялась. Особенно в снайперской окромке.
Тема в загоне!
2.
- Прошу предоставить слово обвиняемому. - Нежданно громко, четко и снизанно потребовал Андрей. Позже сам дивился: как это у него вырвалось?
Ровно травинки под лазером, центробежно и телоустремленно отгибались соседи. Вокруг Жерлова зазыбилась воронка. Даже Леночка на локоток, но сдвинулась.
Прожектер победно осклабился, с непристойным торжеством кивнул: "Вот, мол, пожалуйста, два сапога пара".
И тут случился спотыкач…
Грузный, здоровенный Шубкин (108 кг/183 см/64-й размер груди) вразвалочку подвалил (это не тавтология, это истина) к трибуне, небрежно, как бы не замечая, вынес громорезвого гнома из помельчавшей в разы кафедры, и, призванивая оконными стеклами, загрохотал:
- О перехлестах... Нет. Ладно, товарищи... не буду. Давайте о перестройщиках. Я имею в виду перевертышей. Про них мы тоже не будем. Поговорим про животных. Меня, товарищи, всегда страшно бесили и даже сегодня, а сегодня даже особенно, бесят хамелеоны. Эти сволочи не имеют ни мнения собственного, ни мЫшления, ежели, конеШно, мыш-ленье не является ленью мышА, - небрежный жест в сторону Славика, - Зато сволочи эти первыми реагируют на сигналы с… с… с… - широкий жест в потолок с задним загибом в сторону бюро. – Я не буду называть имен. Я вообще, как вы дОга-далИсь, не имею в виду людей - строго хамелеонов. Так вот данные скоты, назовем их ласково «хамики», нынче вдруг водочкой русскою незаметно озаботились. Нет, они ее, уроди...мую, сами любят беззаветно, но незаметно, однако не смеют в этом признаться и потому учащенно хрюкают про то, что стакан вина – это, тсс, крамола, если не, вах-вах, уголовка и, свят-свят, политИк! Хамики теперича оголтело чай возлюбили, они колотють себе мышиную грудь и славят березовый сок на безалкогольных посиделках. При этом всего-то каких-либо два года назад не было у нас других таких фанатиков Бахуса на комсомольских, коммунистических, я хотел сказать, коммуникативных, сборищах и прочих разрешенных гулянках. Нам где бы еще поискать таких же умельцев здравицы толкать и тосты. Только вот ведь какая штука, товарищи. В ту пору нетрезвую ихние потные ладошки вот тут же, на этом самом месте, не микрофоны сжимали, а стаканы с водкой и вермутярой. И нате вдруг - метаморфоза. Пьянству бой. Когда же скоты были собой, товарищи? Что с ними сделалось, товарищи? Перестроились! Хамелеоны перестроились! Фантастика! - Шубкин желчно оскалился и водрузил на кафедру два кулака, которые (за годы общения этим прониклись все) пробуждали нехорошие желания ниже пояса и, особенно, с интимной дистанции. – Их, вас, я обращаюсь к данным скотам, понять можно. Вы, я имею в виду: скоты, мыслите не категориями, а лозунгами. Позавчера товарищ Сталин указал на бутылку шампанского, как на признак растущего благосостояния советского человека. И наши "хамики" с восторгом брызгали слюной и пеной. Сегодня, когда даже шампанское назначено симптомом загноения, «хамики» строчат доносы: кто, где, с кем и сколько отпил контрреволюционных бокалов. Как быстро забыли вы, я не ко всем вам, а только к скотам, что совсем недавно в умелом подборе хороших вин и в их умеренном подпитии видели добрую эстетику. Лично я неумеренно пить не способен. Даже если захочу. Родовое - комплекция. За что же меня перестраивать? И кому: тем, кто всегда пил как свинья?! Нынче кто выпивши... нет уж я до-го-воръ-ю... выпивший стакан пива – уже преступник. А если он вступит в конфликт с подонком, но без запаха?.. Пиши пропало. У пива стойкое амбре. Бедные предки! Великие из великих! Они не прочь были подкрепиться рюмочкой-другою, что не мешало грешным перелопачивать науку и откапывать мысль. – Серьезный Шубкинский басок плавно причепурился курьезными райкинскими модуляциями. - Эх, вот бы нам до кого дотянуться, на путь истинный наставить: Федька Достоевский, цыть! Пушкин Санёк, а ну брось фюжер. Горький Леха, не пори горькую. И ты, Шаляпа, не шали. Есенин, Шолохов, Фадеев, подь-ко в вытрезвиловку. И хто, и хто они?! Гении, писатели? Алкаши позорные! Вот ужо мы вам! Всех в творческий отпуск, на три года, в ЛТП! И, ваще, не пора ли нам из идейно тухлого фильма С. Бондарчука вырезать зловреднючую и аморальную сцену, где советский наш герой водку глушит? Три стакана, и все без закуси! И с кем? С фашистским херр-Мюллером! Ниче себе воспитательный пример для подрастающего поколения... Мать ваша без папаши. "Судьба человека". Или человек без судьбы… Всё! - Шубкин сбежал с трибуны, грозя проломить пол.
Зал безмолвствовал.
Аплодисментов не было.
Освистентов тоже.
- Скоко волка не корми, а незваный гость хуже: в лес не убежит, - гнусаво бубнул доцент С.В. Долбилин.
Слава Прожектер и полдюжины завлабовских прилипал почтительно хохотнули. Ритуально хехекнули в первом ряду - наиболее визуально простреливаемом. Но уже в разброд.
- Юмор бывает веселый, грустный и плоский. - Отделилось от губ Андрея, и опять помимо желания. - У плоского есть подвид: начальственный, это, когда смеются не от души, а угодливо лыбятся, даже если ни чуточки не смешно.
Чересполосица «ха-ха» и «хи-хи» волною крыла ряды.
Партийная подать моде на гласность не дозволила Долбилину зайти дальше надутия губ. Куда красноречивее был взгляд завлаба. Который, кстати, пора представить.
Назло имени, наш сын Василия от лбища афинского мозгача унаследовал разве что пядь, при этом и пяди не уступил античному тезке в плешивости. Две его, разделенных носом, гнилушки с моховыми зонтиками, пребывали в состоянии перманентного ожидания мамаевой орды. Ввиду чего либо тихонько трусили, либо сверлили - сторожко, но со злобцой. Сейчас они активно изживали из последнего слова букву «ц». Но не переставали пассивно трусить.
- Дрюнчик, ты разве первый закон конуры забыл: на хозяев не тявкать? - С тягучим укором и текучим экстазом шепнула Леночка. Зная, что ближние теперь прислушиваются к его словам, Андрей ответил забубенно:
- И как быть, когда уже хозяева хрюкают? - Он все отчаянней изумлялся себе. Куда подевались шлагбаумы и стоп-краны? Никогда не подозревал он в себе стольких резервов незамутненной дерзости и потребности крыть правду... Чего и бойся…
…Хошь не хошь, собрание подытожилось и распустилось.
- Андрейчик, я буду ждать тебя. Чао. И обязательно сходи на но¬вую американскую комедию...
- Обязательно. - Жерлов понесся к кассе.
Второй раз за день Андрей учуял миазмы:
- Это возмутительно, Жерлов. Что, ушел в отпуск - всё можно? И, вобсче, тебе на нашем собрании чё надо-то? Чё ты приперся, кто тебя звал? - где-то подле зиял "прожектерский" зёв.
Официальный отпускник остановился, прямым взглядом погнул хамика, малёк прессанул и подковал напоследок:
- Знаешь, Славик, а ведь у бога был хороший шанс не допустить продолжения рода человеческого. Всего-то и требовалось отослать Адаму с Евой фотографию Владислава Батьковича Двоебубнова с подписью «Ваш далекий потомок»...
"Прожектер" проглотил язык и тупо шлепал лысыми веками.
Подвинув задрипанную окаменелость, Андрей аккуратно, по нотам, стукнул в окошко кассы.
Клавесинными пальчиками Оленька сбросила партитуру голубых листочков. Пятерки. Ставим «пять».
С галантным поклоном он выслал ей почтового голубя любви и, радостный, полетел до дому.
3.
А все ли сделано так, как след?
Да, в чьих-то глазах ты совершил правое дело. А в чьих-то? И нужно ли оно, по большому или даже по-маленькому? Не в "перестроившихся" ли пустобрехах остался сам? Во мнении масс? И стоит ли правому сомневаться в своей правоте, ориентируясь на глас народа? И, вообще, нужны ли были все мои слова? Как и вот эти, вплоть до последней буквы «ы»? Это ведь лишь невольная дань новым веяниям? Мода краснобайного пустословия. Если б это было не так, - разве в глубине души тебе не думалось о том же ВСЕГДА? То есть раньше, много раньше, а не после того, как открыли клапан раз-решенности. Страшный вопрос, по-любому, страшный. И уж точно - лично неприятный. Ведь, если не думалось, - ты просто тупица плюс невежа и иждивенец плюс приспособленец, вечно пробавляющийся на чужих обжевках. И, вообще, по большому, похабны, нелепы, смешны все эти размышлялки. И выскажи вот сейчас все это до последней буквы «ы» вслух, скажут: какие потуги к деланному глубокомыслию, а может и короче: долбо…б.
Так, в этом надо разобраться. Казалось бы, есть ли что-либо проще, чем высказаться? Просто высказаться, а не казаться. Оказалось, высказаться просто – совсем непросто. В простоте – суть, сила и правда. И право. Но как тяжело и, если уж начистоту, смешно мусолить всю эту муть в себе. Новь, экзистенция, эк-стра…х-ах-ах! Я и мусолю себе. Себе на смех. Хорошо хоть не другим. Мозг, увы, примитивен. Поскольку непослушен. Ты можешь взнуздать что и подчинить кого угодно. И лишь собственному «я» не прикажешь быть гениальным или всего-то заткнуться, оседлать бред, ахнуть ахинее «Ах и нет».
Ах ты, ох ты! Он думает, что думает. Слава богу, не вслух. Ибо весь этот «Нотр-Дам мудро-мыслия», как, собственно, и напыщенность самого эпитета... Тьфу! Туфта. Не хочу пороть чушь. Не хочу, но порю. Виною – опять же ты, противный. Ты, ты, мой мозг. Не мой мозг. Ты завсегда всё порешь наперекор принятому. Вопреки манере философичной самоуглубленности... Фу, слова-то какие... Беспробудная фальшь. Но что я могу поделать? Ведь я, в принципе, хочу одного: хорошего, просто хорошего. В чем? Во всем. Но вбитые школой термины портят искренность. И мне самому противно. Да и где они - границы хорошего и плохого? И для кого? Вот Антон Макаренко, а вон Джек Потрошитель. Как свести две параллели? Для одного самое хорошее в другом является самим плохим для себя и даже неприемлемым для… него лично. Равно и наоборот…
Слушай. А ты уверен, что для всех-всех так уж смешны эти твои потуги даже к внутреннему умо-извержению? Тебе-то ведь совсем не смешны. И не один же ты такой. Такой не может быть один. И может, Все жутко стесняются как раз того, что нравится Всем? То есть стесняются самих себя. Тогда как бы мне и всем нам научиться говорить себе и всем обо всём так, чтоб не смеялись ни скопом, ни в одиночку не стеснялись? В жизни, по большому, слишком мало того, что, действительно, достойно смеха. Слишком трагична она - наша жизнь - от мучительного начала до безотрадного конца. Сказать... Вот только зачем? Смешно. Опять смешно, смешно от чудовищной привычки из любой попытки откровенности извлекать дешевую браваду и стиль самоутверждения через...
Ну а это к чему? И для кого? Оправдание на всякий пожарный? Угорайте, кому смешно. Это самое простое. И не требует мозгов. И даже - напрягать память, чтобы хотя бы зазубрить фамилии: Кафка, Джойс, Набоков, Платонов, Онетти, Борхес, Дёблин, Павезе, Села, Кортасар, Кёппен, Бёлль, Чивер, Во, Фолкнер, Грасс, Воннегут, Гессе, Голдинг, Пруст… Господи, ты уже не знаешь, это патология или?.. Даже если б все это было отвратно и приелось, я бессилен прерваться, он все это упорно мелет. И хорошо, что про себя. Про него – да. А про тебя? Ведь они… никто не поверят тебе, что это происходит само по себе, просто так. И почему, собственно, кто-то они должны зацикливаться на моих бедах? Ты просто шизик? Кизи ж! «Пролетая над»… Ку-ку-реку…
Вот теперь понятно… и просто. В самом деле, просто…
Глубоченные мысли бурили. Андрей смеялся над их мизерностью, сразу послед сомневаясь и в последней. Шел усмехаясь. Но мысли копошились исподволь, гоношились без тормозов, бухтели без буферов и буксовки. Так всегда. И вряд ли только у тебя.
А поглядеть со стороны: идет себе молодой человек и чадит. Если точно: «Стюардессу» («Дым в салоне самолета? Караул!»). И все ему до лампочки.
А у стрекозы были крылья вертолета. Чертовски смелое сравнение!
…Он давно уже свыкся с этим лавинным хаосом фраз возникавших в нем понимая что у фраз этих не хватит смелости претендовать на право назваться мыслями и поэтому они навеки завязнут в его только его странной головке но его всегда тревожило как бы этот сонм не уловил какой-нибудь психо-сверх-компьютер будущего можно подумать кому-то будет дело до него одного из триллиона существ самоназвавшихся человеком и все-таки это его тревожило как тревожили все сексуальные фантазии все мелочные мечты срамные влечения и гадкие желания которые когда-нибудь кто-нибудь непременно разгадает и это происходило только от того что вокруг нас полно лжецов которые на словах круто придираются к самой малой низости человеческой будучи не на словах а на деле сами в самой глубокой низине греха но именно они диктуют они правят они модят они судят и осуждают они и приговаривают и даже казнят и…
"Так можно и чпокнуться, - самоурезонил-таки Андрей. - Извратно жаргонируя, нам не мешало бы встряхнуться".
Он тут же - на ближайшем углу - сплюнул. В плевок вложилось всё. И осточертевшая тина нескончаемой клинической рисовки, и ворох подделок под чью-то деспотическую цензуру, обрекающую индивида на бесконечность конспирации, мимикрии, лживости, лицемерия, притворства… а, в результате, полнейшего, бесконечного и безвыходного самозапутывания…
И он, в самом деле, спокойно, с огромным внутренним облегчением встряхнулся, ворвался в ближайший кинотеатр и с сумасшедшими азартом купил билет на рядовой советский фильм… через пять минут после начала сеанса.
Фильм оказался… Ни о чем, если, конечно, монофонить с Достоевским. И в то же время - проблемным - по меркам среднего интеллекта. Что Жерлов и предположил еще в кассе (третий раз на день он посещает кассу, ха-ха): сеанс как бы вечерний, а билеты продаются свободно. Такое бывает разве что в случае самодоказуемой зауми авторов.
Впрочем, даже свободное осмысление проблемы – проблема. И еще какая! В последнем он убедился тотчас по выходе.
Лицо старого знакомого, которого ты почти уже не помнишь.
Но про которого помнил одно: всегда на гребне.
Андрей не игнорировал даровитости. В любом проявлении. Поэтому считался даже с талантом гадов, в том числе флюгеров. Не из принципа. Из любопытства и - логически - справедливости. Презирая – признавал. Ибо полоса современной истории, втрое большая, чем личный его век под солнцем (как и луной), убеждала: не признавать оборотней глупо и даже чревато.
- Жерлов, приветствую тебя.
У перекатышей превосходная память - всегда. Это козырь. Сильный. Очень.
А МЫ??? Благородны, снисходительны, отходчивы и забывчивы. Во многом. И это порок. Роковой. Для человечества.
... - кивок с подобием приветствия.
- Не буду вспоминать, сколько лет, сколько других времен года.
... - кивок с подобием благодарности...
- А ты все тот же? Вижу: тот же. Это неплохо… Когда рожа, ха-ха-ха, не деформирована показным энтузиазмом. Который приобретается эпидемически. Не сочтя за назолу, ответь... Ты ведь работал в редколлегии факультета. И поэтому не должен игнорировать бедных саврасок социологического хомута... Короче, твое впечатление от просмотренного? В чем мысль?
- Это обязательно?
- Это объяснять тебе?
- Хороший фильм. – Не соври Андрей. После чего из горла и полезь почти помимо воли. - Но я, между прочим, кино смотрю не ради последующего обмена всякой дрянью типа смысла, а чтоб получить удовольствие и вынести впечатление, которое ты можешь не разделить, охаять, ты же у нас знаток. А я предстану дурачком…
Похоже, социолог сегодня не угадал... А, может, именно такой дурачок ему сегодня и нужен. Вампиры чуют ток крови. Как и отток. У них в руках Гласность и ее каналы.
Мимо рынка... В голове пустыня Тартари...
- Маалоодой, стой. Купи цветы. Три рубал штукь! - дружелюбный зов из-за прилавка.
- Меня это очень радует.
За углом разливали последние капли черного дразнящего, но вряд ли холодного, кваса.
- Долбанем сейчас кваску и за водочкой - в Москву. - С превосходительной ухмылкой подмигнул Андрею мужичок в зачуханной двойке. И ты малодушным кивком одобрил поэтическое дерзание. За что? За то, что в мужике присутствует одно, но такое редкое качество – правда жизни, и само-уверенность в этой правде.
Всего больше Жерлов ненавидел химеру благо-пристоя.
Оттого и клял себя в душе за ключ, боязненно поерзываемый в скважине.
Но принципы принципами, а есть диктат ревнителей союза чистоты нравов и культуры коммунального быта. И он, союз (или диктат), покуда посильнее самых великих внутрибытовых идей гордого, но зависимого от коллективной воли одиночки.
Тихо вставив в проветренный эфир Розенбаума, Андрей прилег, поджал локти под затылок. Его ждала новая вещь Виктора Конецкого. Вот только читать не хотелось. Немыслимо.
Совсем стемнело, когда он глянул в свежее за окном.
Внизу щебетали птицы и сквернословили люди.
Стройка больше не ухала.
Теплело. На душе тоже. И даже. В заоконье сгущалась тьма. В голове прозрачнело.
Так хочется курить...
В заоконье кто-то ругался.
Съев яблоко, Андрей с силой налег на подоконник.
Внизу целовались… выше переругивались…
- Дрюнчик, ты убийца сезона. Нет, ну, честно, светло-бежевые брюки и снег, ну никак не гармонируют.
- А по мне еще и как! – («Как - на то он и как!») - Беж и бледно-коричневое пальто, Светлик, это брак. В хорошем смысле, в семейном. И даже, по-моему, фотогенично. Я чту этикет, но не переношу абсолютов. Ни в каком виде. Твой подход – не для моды, - а для снайперской стрельбы. В черное на белом целить удобно.
- Ты не исправи... неимоверный демагог.
- Дема и Гог – по слогам даже лестно, если не совокуплять. Мерси, Светлик, и не пучинься, пожалуйста. Пойми, если на дворе по градуснику май, а по календарю – ранний март, я похерю общий этикет и отдамся чувству личного комфорта.
- Андрей, не выношу вот этих твоих… тьфу…
Он выкурил вторую подряд сигарету и послал себя на кухню.
Зажигая газ и ставя чайник, покалывающей от неудобства лопаткой закапканил дрель дядижориных очес, только что усиленно шпынявших мелкие кегли "Аргументов и фактов".
Шаг влево, вздох прямо… Расстрелом тут карается всё! Легкие кары уставом не предусмотрены.
С деловитым и неторопким скрупулезом Андрей соблюл все детали сложного, за месяцы выстраданного, ритуала пользования газовой плитой. Не забыл даже мертвую спичку в спец-банку из-под томатированных бычков опустись.
Обшагивая человека-живот, не удержался и щелкнул по газете.
- Чё ишо? – охотно откликнулся сосед. - Едрит-тя в корень!
- Тынц. – С убежденностью кивнул Андрей, вторично щелкая по газете и делая большим пальцем кувырок снизу.
Дядя Жора засипел, но, отдадим должное, врожденную экспансию подмял и нехотя, но придал перевернутым "Аргументам" надлежащий статус-кверху.
Разогретый чайник выносил без человеческих жертв. Но чуть не расплескал. От нутряного смеха. Сделалось забавно. Смешило всё, в том числе личное самоупоение мелочной викторией.
Однако, воле вопреки, душа благоденствовала. И зря: ведь полночь…
…Зевая, досмотрел концовку телефильма и выстегнул «Славутич». Пролистав новую «Науку и Жизнь», отложил, наугад выбрал старый номер «АиФ», свернул из первой полосы конусовидную пепельницу и задумчиво задымил, слушая сказки старого окна…
- Пока, Андрей.
- Пока, пока, Светляк.
- И всё?
- Пока, пока. Взялись расставаться - давай без медовых слез.
- Правильно и… Ну, ладно.
- Желаю удачливой удочки.
- Так и остришь?
- Будто ты когда юмор понимала.
- Куда нам. Ну, все. Поехала.
- Верю в твою удачу, Ассолька. Честно. Ведь ты ищешь принца.
- Кто его не ищет?!
- Эт точно, как говорил товарищ Сухов. Но я не Сухов. По мне что принц, что Абдулла. Да и принцы, в принципе, попадаются всякие. Молодые - все с алыми парусами. Старые - ужо верняк с золотоносными фрегатами и бортовой вывеской «Волга», а то и «Мерседес»…
- Ладно. Пока... надоел… О-о-о…
Пока. И почему так: Ассоль ищет принца, а принц - ??? – Золушку!!! Увы, согласно статистике: всего лишь яхту под… паруса. Любые. Но никак не алые. На алое реагирует не Ассоль, и даже не Маша, а «скорая помощь».
...Андрей с безразличием любовался тлеющим носом «Стюардессы».
Мысли мешались...
Он вдруг взлетел. Ощущение было приятное…
* «Пустыня Тартари» («Татарская пустыня») – фильм 1976 года, поставленный по роману-притче выдающегося итальянского писателя Дино Буццати (1906-72), написанному в 1940 году. Замечательный итальянский режиссер-неореалист Валерио Дзурлини (1926-82) занял в съемках интернациональный состав «звезд» мирового кино: Жан-Луи Трентиньян, Витторио Гассман, Макс фон Зюдов и мн. др.
Продолжение следует
Все главы - http://www.proza.ru/avtor/plotsam1963&book=21#21