“Воля Божия совершается...”
Так говорят обычно в минуты смерти или трудных родов. У одра отходящего или у ложа роженицы.
Слова эти выражают суть вещей в моменты высшего кризиса: отойдет ли в мир иной или поднимется наперекор смерти умирающий, разрешится ли и даст дитя родильница или погибнет один из двоих, либо чадо, либо мать, либо обоим конец: Воля Божия совершается!..
И в этот час своей истории мы покорно повторяем те же слова, глядя на нашу Россию: близок Момент Истины нашего общего жребия.
Сегодня на наших глазах одновременно происходит и смерть и рождение. Уходит, чтоб никогда не встать, безвозвратно уходит Россия прошлого, Россия традиции, Россия издревле заданной линии своей судьбы, прослеживаемая в столетиях. Эта ломаная, несуразная, но прочная линия сегодня рвется окончательно и бесповоротно.
С той Россией покончено.
Ибо нет больше главного её элемента – того особенного русского человека, который один только и делал Россию Россией. У Руси насильственно отнято её сущностное, стержневое и вот она уходит.
И вместе - Россия в родовых корчах. Умирая, бессвязно и хрипло крича, она в крови и муках рожает посреди грязной дороги, под распряженной чичиковской коляской, и невесть куда умчали, унеслись. оборвав постромки, кони легендарной “птицы-тройки” отыщутся ли, вернутся?.. Или запрягут новых, вывезенных из какого-нибудь Арканзаса и купленных на злато, привычных к иному корму быстроногих коней? Иль принуждён будет Селифан запрячь в бессмертную бричку разбитый-измордованный колхозный трактор?..
Неизвестно.
В о л я Б о ж и я с о в ер ш а е т с я - и бьется, выпучив глаза, Россия, рожает, производит на свет, умирая выдавливает из себя, рыча от боли и закусив до крови губы, новое свое естество, новую свою плоть.
Кто она, эта невесть что и кого рожающая баба, кого напоминает?..
Чей образ являет ужасным страждущим ликом предсмертной потуги?..
Да ведь её, убогую Лизавету Смердящую! Гибнет в родах прежняя, былая Россия Смердящая, испохабленная красными жрецами-насильниками святая с мировой паперти и к о г о выродит она, к о г о принесет в своем кровавом подоле?
К е м может разрешиться она, изнасилованная в слякотной ночи российской истории К а р а-... Ч е р н о-... Ч е р т о-м а з о в ы м, (Sic! помазанником дьявола!) растлителем и юродом, злым сладострастником и слезливым лицемером?
Кого еще как не вселенского Смердякова способна породить она, зачавшая плод свой в безумии богозабвения, во хмелю и подзаборном насилии?..
Россия... Родная земля!
Неужли тебе, великомученице, предопределено плодить одних Смердяковых - ядовитых доморощенных “филозофов”, одержимых падучей лакеев, мнящих себя втайне Наполеонами в своих жалких каморках и подталкиваемых на убийства просвещенными братцами?..
Так ведь нет же! Наперекор всему, наперекор всем горестям и напастям воистину христианской была твоя душа, из века в век и из года в год разрешалась ты славнейшими мужами, чьи имена вписаны в святцы, прославлены в искусствах, знаниях и науках, но сколь редки они, сколь случайны и странны в страшной сутолоке смердяковых...
О, велик и страшен в своем пророчестве Федор Достоевский, истинный праведник-мученик своей вечностраждущей Родины, неуслышанный провидец Апокалипсиса будущаго века!
“Смирись, гордый человек!..” едва ль не у гробовой доски взывает он, изрекая в час ухода своё духовное завещание России.
Но куда там!..
Не расслышали, не вняли, не вникли, обратили в расхожий хрестоматийный штамп и обессилили святую евангельскую соль тех слов.
И вот, спустя век, после десятилетий неслыханной кровавой карамазовщины, миллионногласого надрыва и плача по всей загубленной русской земле, – что видим мы, что имеем в результате, в остатке, в итоге?
Неужто страну Смердяковых, заполонивших все грады и веси, понабившихся во все щели и закоулки, почитывающих на своих лежанках бульварные книжонки, лебезящих перед силой, лишенных достоинства и одержимых гордыней алчных хищников, угрюмых мечтателей да прожектеров, замысливающих мрачные, уродливо-фантастические планы “всеобщего переустройства” и готовящих новые отцеубийства?..
Думать так, предполагать такое тошно и жутко, да и было б несправедливо этой мутной краской мазать всякого без разбора.
Разве не знаем, разве не видели мы в жизни людей поистине изумительной, несказанной душевной красоты, непостижимого благородства и духовной высоты, словно рожденных, чтоб воплотить собою некий святой идеал? Они есть, но сегодня они р е л и к т ы, их пугающе мало, они уникальны, и потому сильней всех прочих подвержены гибельным стихиям мира, хотя только ими мы еще как-то держимся и, глядя на них, еще как-то живем и осмеливаемся смотреть вперед.
Однако же слова из нашей песни не выкинешь.
Легионы Смердяковых (СмерТяковых!) без различия пола, возраста, нации и учёного ценза, малость разбавленных высокоумными змиями-Иванами (то бишь теми же Смердяковыми, разве что окончившими университеты, надменными братцами-кандидатами, навек затвердившими из камланий марксистских шаманов, что Бога нет и всё позволено и вольготно рассевшимися по кабинетам, телестудиям и высоким палатам) дотаптывают Русь.
Разглагольствуя и призывая в свидетели Христа и угодников и при том не умея наложить крестного знамения, они упраздняют высшие Божеские запреты, методично приучают людей к убийству, к легкости и простоте насилия и смерти, подстрекают безумцев, без устали бросают жгучие зерна раздора в сердца детей, из коих не вырастет ничего, кроме спокойных деловитых убийц.
Только это и надо им, СмерТяковым, чтобы порода их, СмерТяковых, давала приплод, чтобы множились и вновь засевали они своё тлетворное злое семя.
А где же... братья-М и т и, где горячие, страстные, импульсивные необузданные бретеры – добрые, честные и наивные Мити?
Сколько было повсюду их на Руси...
Повывелись! Полегли на японской да на германской, полегли на гражданской, повымерли по каторгам и острогам, перелицованным в лагпункты и зоны, первыми пали в атаках Отечественной и Афганской, не вынесли - пострелялись да спились в отчаянии бессилия перед лицом оскверненной русской чести...
И... где? Где... А л е ш и? Где тихие, тонкие, непорочные юноши, богомольные послушники, немногословные труженики, посвятившие себя Христу в образе всякого живущего? Где они – последний оплот и надежда нашей земли? Где они – выученики и любимцы, духопреемники святых старцев, насельников пустыней и келий, молитвенников “за все люди русския”, возвестников и хранителей древлей наследственной Благодати?..
Днем с огнем не сыскать.
Ау-у!.. Отзовитесь...
Молчат. Лишь как бы далеким эхом повеет порой, послышится и невесть откуда принесет ветром едва слышимый умирающий отзвук...
Да и мыслимо ли услыхать и различить их молитвенное пение за грохотом армейских сапог, за ревом “тойот”, за исступленным рыком и визгом орущих рок-группировок?!.
Да и что, собственно, могло воспоследовать после этакой... скоморошины?!
Мыслимо ли, чтобы Смердящая, пройдя все войны, камеры пыток, психбольницы и лагеря да от такого-то отца – произвела на свет благостного отрока Алешу?
Не та генетика-с, почтеннейшие, не та среда обитания-с, не тот воздух-с в этих страшных, неотличимых Поселках Городского Типа, в бесчисленных лимитных гетто больших промышленных городов, втянувших и пожравших юный сильный крестьянский элемент, с рождения постигший обреченность и г и б е л ь н о с т ь своего первородства, п р о к л я т ь е удела народного кормильца.
Нарисовав в “ Бесах” точный, как полицейский розыскной портрет, облик грядущего совратителя и насильника нации, уходя в телесное небытие, прощальным криком отчаяния в кровавых родах боговдохновенного творчества, оставляет Достоевский любимой России последнее свое детище, предрекает ей в романе-притче о четырех братьях кошмарную её будущность, грядущую гибель и вырождение ее человека в полоне страха, ненависти, доноса, водки, преступных денег, в разрушительнейшем высокомерии бесплодного научного лжезнания, претендующего на абсолютную власть рассудка и расчета - наперекор откровению веры и высшему Божескому закону любви.
И вот, ныне, в лето Господне 1992-е от Рождества Христова, что видим мы вокруг?
Россия во власти ужасного соблазна – прельщенная начитанными Иванами, прячущими на груди потайные тетрадки с новыми “Легендами о Великом Инквизиторе” .
Готовые вытеснить из сознания народа последние остатки с в я т о г о, они живут и побеждают, творя свои дела аккурат по тем тетрадкам, где Христос для них - лишь средство, лишь рычаг, потребный до поры до времени, и подлежащий бесшумному изъятию по достижении ими их целей... пресловутых ц е л е й и з а д а ч их неизменной г е н е р а л ь н о й л и н и и.
И вот они на площадях и балконах... витийствуют перед толпами... ни во что не верящие оборотни, нигилисты-безбожники, истошно орут, размахивая крестом, цинично насилуют Имя Христово, творя по сути предельное кощунство, достойное Антихристовых предтеч.
Все они лишь и г р о к и, лишь игроки и “жучки” у тотализатора власти, и их слова и действия сегодня, их заигрывания с Богом в религиозно невежественной, сбитой с толку стране, стократ коварней и вероломней (ибо л о м а е т с я в е ра!) прежнего тупого узколобого “воинствующего матерьялизма” и “научного атеизма”.
Все это лишь расчетливая профанация и вульгаризация христианского учения, предумышленное извращение его сакральных начал в угоду низким земным страстям, лишь с т р а т е г и я и т а к т и к а площадного политиканства.
И эта, вот т а к а я дискредитация и девальвация заповедей Христа изнутри, как бы из лона самой церкви, из сытого брюха “троянской кобылы”, вломившейся в алтарь, – добивает веру, выворачивает наизнанку её духовный и нравственный смысл, и в итоге дочерна выжигает в миллионах заблудших растерянных сердец то место, что предназначено природой человека быть вместилищем сокровенной истины о Боге-Любви.
Где ты Л ю б о в ь?!
Где ты - скала и основание подлинной веры, критерий и мерило реальной праведности, непоказного благочестия?
Где Л ю б о в ь к человеку, брату, ближнему?
О, тысячекратно всуе помянутая “слезинка ребенка”!
О, Г а р м о н и я, что-де не может быть куплена ее ценой! Кто ж не знает, не помнит о ней?!
Помнят? Знают?
Не знают и знать не хотят. А услышав про то – смеются.
И с в о ю “гармонию” покупают распрекрасно, не моргнув глазом. До нее ли, до этой ли злосчастной “слезинки” сегодня? И какое до нее дело Смертякову?
И вообще не пора ли задаться простейшим вопросом: к какому такому новому “светлому зданию”, к какому благоденствию вновь зовут и ведут людей лукавцы-эрудиты Иваны?
К какому такому “богатству”?
И какой ценой, какими жертвами должно быть оплачено и куплено это чьё-то грядущее и нынешнее “просперити меньшинства”?
Есть ли тут, хотя бы в принципе, какие-то “честные правила игры”, хоть какая-то моральная основа и моральные тормоза?
Это у нас-то, где привычно и естественно достигать задуманного действительно л ю б ы м и, ничем не ограниченными, ни в какой рассудок не вмещаемыми ж е р т в а м и!?
Не та же ли подлая старая докука вновь развертывается перед нашими глазами? Доколе пристало нам ходить одурманенными слепцами?!
Для какого нового а в а н г а р д а и р у к о в о д я щ е й с и л ы и за чей счет расчищается ныне наше общее жизненное пространство?
Какая п о с л е д н я я и р е ш и т е л ь н а я селекция проводится теперь, и кому назначено отныне стать баловнем жизни, кому суждено “выйти в дамки” на быстро пустеющем российском просторе?
К о м у выдан мандат на право жить, наполняя собою русскую землю, и кто раздает эти мандаты?
К о м у наконец-таки стало “на Руси жить хорошо” ?
Только на что, допустим, мне – эта “гармония” утробно-животного “процветания”, когда за неё, родимую, уже сегодня и не в страшных снах и не в абстрактных схемах сухой теории, а наяву, в натуральнейшей реальности проливаются миллионы этих д е т с к и х с л е з и н о к – младенческих и стариковских, мужских и женских, ибо все мы дети Божии?..
“...было ранено и убито...” “...было ранено и убито...”
Вновь рыдание стоит над Россией и былыми ее окраинами. Рыдает безутешно Дитя Человеческое, Дитя Божие - азербайджанское, армянское, грузинское, литовское, абхазское, украинское, молдавское, русское, таджикское, осетинское... Не сегодня-завтра возрыдают другие. И мне безразлично к т о оно, это Дитя в слезах, мне решительно не важно ч ь ё оно и к а к и х кровей, и г д е плачет, и для меня равно нет и не может быть никакой “гармонии”, никакого даже призрачного её “торжества”, купленного этими слезами.
Да что же с нами происходит, в самом деле? - как вскричал некогда (и тоже на краю могилы, тоже прощально!) прекрасный мастер, великая душа России, Василий Шукшин?
Вконец оглохли? Неужто до такой степени одичали и отупели, до такой степени р а с ч е л о в е ч и л и с ь?..
Неужто мы, и впрямь, лишь презренные “мирные народы”, коих “из рода в роды” “должно резать или стричь”, не заслужившие ничего, кроме “гремушки и бича” – коли пассивно смотрим и смиряемся, а, смирясь, дозволяем всеместно творящееся убийство, любое убийство: военное, межплеменное, политическое, уличное, дворовое, кухонно-бытовое?..
Неужто до такой степени ничегошеньки мы не значим и цена нам, как испокон веку – ломаный грош, коли истребление наших б р а т ь е в в высшем, библейском смысле, истребление невинных жен и чад стало привычной обыденностью времени, рутиной теленовостей?
Сочувствие, сострадание, отзывчивость сердца, вообще животворящее любовное начало бытия катастофически быстро распыляются, выветриваются, “исчезают с поверхности земли” .
Может ли это оставаться безнаказанным, неотмщённым, без вышнего воздаяния?
“Н и к а к”, как говорит в Посланиях Апостол Павел.
Мы либо тупо жуём, тупо пьем, тупо курим и молча тупо пялимся на чьё-то убийство и чью-то кровь в телевизоре, либо норовим скорей отвернуться и забыть о чужих бедствиях и мучениях, спешим заткнуть глаза и уши, дабы продлить иллюзию собственного покоя и безопасности, не нарушить, пардон, пищеварения, в то время как кольцо сжимается, петля неумолимо затягивается, и петля эта наброшена на в с я к у ю шею, и н и у к о г о больше нет “охранной грамоты” на завтрашний черный день и её не купить ни за какие миллионы.
С п а с е н и я не купить мирским - и не стоит обольщаться.
Суровый и милостивый Господь уже могучими природными знаками пытается вразумить слепых ненавистников. Он подает нам знамения, облекая их в грандиозные метафоры Своего гнева, то сдвигами тектонических плит, то сходом горных лавин, то катаклизмами технических катастроф, библейскими “водами многими”, затопляющими разом дома имущих и бедняков. Господь недаром предупреждает – “и м е ю щ и й у ш и д а у с л ы ш и т”!
“Пожаром узнаете о кончине моей” предрекал преподобный Серафим Саровский. Так и случилось: вспыхнул огонь и не стало святого.
Ныне же, когда пожар неудержимо разгорается, не постигаем, не желаем услышать Слово, не обращаемся к Нему, торопимся жить, сосредоточены на разрешении склок и распрей – ножом, автоматом, ракетой. Иначе не мыслим, не можем, не умеем. С м е р Т я к о в ы!
В это горячее лето великой суши да как не услышать?!.
И как Богу без притчи обращаться к неразумным?
Пылают деревья, в черное уголье и серый пепел выгорают засеки и рощи, синим дымом курятся торфяники - чем не знаки, чем не знамения свыше!
Того гляди все грехи наши будут взысканы сполна, может раньше, чем помышляем: очаги военного огня, огня ненависти, окружившие первопрестольную, грозят слиться в один костер - и тогда разом вспыхнут и запылают одним всеиспепеляющим пожаром новой гражданской...
Неужто доживем, неужто дождемся когда вновь, как в книге истории, займется, заполыхает пожаром наш К р е м л ь, и белый столп Ивана Великого под златым шеломом, п о ч е р н е е т от горя?
Неужто сбежимся и будем тупо жевать жвачку и тупо глазеть, то ли веря, то ли не веря глазам своим как сгорает Святыня?
Неужто надо Царь-Пушке выстрелить и Царю-Колоколу загудеть набатом – чтоб воспряли, содрогнулись и очнулись?..
Ведь близится час, близится неотвратимо!
“Смертью пропитан воздух!”
И кто жив сегодня – тогда примет смерть, и кто ныне весел – тогда зарыдает!
Какие “высшие интересы”, какие “принципы” и “разногласия” стоят людских слёз, крови и жизней?
Неужели столь переполнена чаша ненависти, накопившейся агрессии, неужто столь мощна, несокрушима сделалась С м е р Т я к о в щ и н а, что забыта и выброшена та простейшая мысль, что нет такой проблемы, которой нельзя было бы решить по-Божески и по-людски, без крови братьев, детей Божиих?
Неужто кому-то суждено вскоре быть убитым лишь потому, что каким-то СмерТяковым охота играть оружием, целиться и убивать?
Впрочем, к чему слова? Их не воспринимают. Слова обесценены. Утрачены значения. “Высшие ценности” развенчаны, алчность, гибель и ненависть идут, наступают на нас широким фронтом.
Так к чему тогда даром толковать о Боге, о Любви?
Быть может, лучше оцепенеть, замереть и слиться с уличным асфальтом - авось пронесет, минует?
Пустые надежды! СмерТяковы не шутят! И если не настигнет тебя прицельная снайперская - то поразит случайная, шальная пуля, поразит насмерть, а если не пуля, так убьют наповал ненавидящий рык, глаза и лица, перекошенные в судорожном припадке жажды смертоубийства. В том железный, неумолимый закон безумия непримиримости, и от него не спрятаться, не убежать.
Я не знаю как сегодня это остановить и возможно ли.
Я сорвал голос и меня не услышат. Я могу только шептать.
И я уже только шепчу.
Слова молитвы.
Август 1992
P.S. Я написал это прошлым летом, никуда не отнес, страницы затерялись среди других бумаг, и я напрочь забыл об этом тексте.
Потом было многое, и когда два месяца назад я молча и тупо смотрел по CNN как 4 октября 93-го горел и чернел на глазах Белый дом на набережной, как внутри него веселыми трещотками стрекотали “калашниковы”, меня не оставляло чувство, что нечто... вот это самое я, кажется, уже пережил и видел то ли в кино, то ли во сне.
Страницы эти нашлись на днях, случайно во время уборки, и я читал их среди разора в доме, в душе, в стране.
И было странно и жутко самому.
Выходит – не отмолили. Слаба наша вера и слабы молитвы.
И вот я слушаю, слушаю, слушаю сегодня предвыборные слова, избитые мысли и речи, без интереса всматриваюсь в знакомые и незнакомые лица на экране: всё те же юродствующие витии, всё те же игроки да “жучки” у большой бездонной кормушки власти, всё те же Иваны да СмерТяковы.
И думаю: те смерти и муки в очередном российском октябре, смерти левых и правых, красных и серых, коричневых и голубых обессмыслили смысл слов, как обессмыслили они смысл красок и политических расцветок.
Из этого шока нельзя выходить никогда. Это грех.
И я хочу от выборов, от Дум, Палат, от Благородных и неблагородных собраний лишь одного: чтоб среди выборных от народа не оказалось вновь СмерТяковых, и чтоб это племя содержалось так, как и положено ему: вдали от оружия, в смирительной рубахе и без знаков различия.
Душа устала и истомилась.
Душа ждет и надеется наконец-то увидеть в России г р а ж д а н и н а при власти. Человека светлого и бескорыстного, н е и г р о к а, для которого слеза человеческая дороже собственного брюха и отвлеченных идей.
И только за э т о я хочу, могу и пойду голосовать.
Статья была опубликована в “Независимой газете” в декабре 1993 года.
А ровно через год началась Первая Чеченская война...