- Санька! Это к тебе.
Мама. Время семь вечера, я в своей комнате. На диване под тёплым пледом с любимой книжкой. Кого там чёрт принёс? Ну конечно, кого же ещё то…
- Здорово. Тебе чё дома не сидится?
Мой школьный дружок – Олег, был циником. Он и теперь циник. Но тогда, двадцать с лишком лет назад, это было оригинально. Теперь-то все циники. Их нынче как собак нерезаных. А в восемьдесят первом это было необычно, и конечно привлекало всеобщее внимание.
Помню, на перемене: сидим на подоконнике, громко трещим о всяком разном. По коридору прогуливаются одноклассницы. Вдруг останавливаются против нашей «мужской» компании. Ну не вдруг конечно, чем-то их «зацепили». Зацепил, разумеется, он – Олег. У него «язык без костей», с него станется. После короткой перепалки Анжела, первая красавица класса, хитро прищурившись, говорит:
- Олег, а у тебя ширинка расстёгнута.
Ну, вот представьте: вы комплексующий юноша, самого пубертатного возраста. И вам лучшие девочки класса, в которых вы, естественно, слегка влюблены, ТАКОЕ выдают. Я бы, (да и не только я) провалился сквозь землю. Но поскольку об этом в данной ситуации можно только мечтать, соскочил бы с подоконника и весь красный дрожащими руками стал бы застёгивать проклятую молнию на причинном месте.
Но это я. А Олег, даже не скосив глаз на указанную неполадку, спокойно так ответил:
- Ширинка? Так застегни.
После чего под наше восторженное гоготанье девчонки поспешно ретируются.
Притом, что был он отнюдь не туповатый хулиган, а напротив юноша начитанный и вполне успевающий по всем предметам. Короче: циник-интеллектуал. Остромодный тип того времени.
- Пошли, прошвырнёмся.
- Да лень, честно говоря. Одеваться опять же.
- Пошли, пошли, чего я зря заходил что ли!?
- М-да. Аргумент убийственный, ну что он, правда, зря заходил что-ли…
Одеваюсь, выходим на улицу. В октябре в Ташкенте ещё тепло, случается даже и жарко – днём. А по вечерам- прохладненько.
- Ну и? Куда пойдём?
- Твоя же выдумка – прошвырнуться – давай предлагай.
-У тебя деньги есть?
- Рубль, с копейками.
- У меня тоже есть немножко. На «бормотуху» хватит и пачку «Стюардессы». Посидим потарахтим.
Вообще говоря, мне эта идея не особенно нравится, но «лидер» из нас двоих конечно Олег и я неохотно, но волокусь за ним в ближайший магазин.
В этом году мы закончили школу. Олег поступил в «Политех», я никуда не поступил. «По принципиальным соображениям» - так я объяснил родителям. Не желаю мол, поступать «хоть куда». Токо по призванию. Озарения жду.
В школьном профцентре учился на художника-оформителя и отец устроил меня через своего знакомого на завод – «по специальности». Армия мне не грозит – забракован по зрению, с обнадёживающей формулировкой «не годен в мирное время». Втягиваемся потихоньку во взрослую жизнь. Но в ней мы ещё не успели обрасти новыми знакомыми и по привычке общаемся пока друг с другом.
- Нам, пожалуйста, пачку «Стюардессы» и… - рулит Олег, - слушай! (это уже ко мне он обращается) а пойдём к Глебу зайдём, его завтра в армию загребают.
- К Глебу? А чего мы к нему попрёмся?
- Ну… так, по приколу.
Глеб ещё один бывший наш одноклассник. Красивый, крепкий парень. «Видный», что называется. По нынешним временам хоть в телевизор. А к элите классной всё-таки никогда не принадлежал. Особняком как-то был всегда. Причём не отдельно стоящим, нет, просто не мог он заслужить всеобщего уважения или удивления… а может не хотел. Маменькин сыночек…. Ни выпить, ни покурить. На фоне внешних данных это выглядело вовсе странно. Ладно, был бы субтильный очкарик вроде меня.
Это теперь мне всё понятно. Мать-одиночка. Тихая, какая-то пугливая, маленькая женщина. Для Елены Викторовны Глеб был всегда главным и единственным мужчиной в жизни. Так бывает, теперь я это знаю. Ну а Глеб знал это тогда. И покурить ему, наверное, хотелось за углом школы и пивка хлопнуть с пацанами, но вот нельзя. Мать огорчать нельзя.
Урок физ-ры. Сдаём кросс. Весь класс нарезает круги вокруг школьного здания. Компания наиболее ушлых делает так: пару кругов отметился, забежал за дальний от физрука угол и стоишь, покуриваешь. Наблюдаешь за удаляющимися кокетливыми силуэтами одноклассниц в обтягивающих трико. Стебаешься над бедолагой учителем. А тому это надо? Контролировать нас- охломонов. Пару кругов пропустил – ещё один-два для отметки. Весело! Вот Глеб: сосредоточенно и добросовестно отмеряет дистанцию.
- Кончай дурака валять Кузьмин! Давай покурим! Он немного смущённо отмахивается и скрывается за следующим углом.
- Здорово!
- Не ожидал?
- Да я это… нет.. ну в общем… Заходите! Мам, ко мне ребята тут пришли.
Тёть Лена напряглась мгновенно, сообразила, к чему мы клоним. Но всё же сделала последнюю попытку спасти положение:
- Вот и хорошо мальчики, проходите, раздевайтесь. А я чаю заварю. Глебушка, там, на кухне, принеси ребятам печенье.
Ага, щас! Чай-печенье.
(вполголоса) - Ты это Глеб, пошли, прошвырнёмся, проставочку сделаешь, не каждый день небось в армию загребают. ( и уже громко, Елена Викторовна в комнату вошла)
-Так чё, когда?
- Завтра, в восемь утра сбор.
(и опять шепотком) – Айда! «Бормотухи» возьмём, отметим это дело.
На лице Глеба отчётливо проявляется отблеск небольшого сражения происходящего внутри: и мать обижать не хочется и нам отказать «в лом». Но и на наших лицах видимо внятно отпечатано: ты мужик или кто?! Он вздыхает, мнётся некоторое время…
- Только недолго пацаны.
-Да ладно брось ты. Ну, мать понятно, психует. А ты то чего ведешься? Не на войну небось?
- Пойдём хлопнем малехо, потарахтим.
- Не ссы, солдат, всё будет чики так!
Глеб уходит. Из кухни слышаться обрывки его разговора с матерью. Да я быстро мам… Немного прогуляемся с ребятами… Ну как же Глебушка, ведь завтра уезжаешь… два года… приглушённые всхлипывания…
- Только вы уж недолго мальчики, - обречённо говорит, вернувшись в комнату, Елена Викторовна,- пусть уж с матерью побудет последний денёк.
Тут нас почти смех разбирает: Да ну что вы тёть Лен, не на всю же жизнь уходит, два года всего, пройдут - не заметите. А потом он у нас как пить дать отличником будет, боевой и политической. Будешь Глеб отличником? – залихватски завершает Олег, хлопнув Глеба по плечу.
- Через год в отпуск пожалует – бодро добавляю я.
- Ты потеплей оденься Глеб – печально вздыхает тётя Лена. – и уже в спину нам, поспешно и шумно спускающимся по лестнице:
- Возвращайся скорее, Глебушка.
- Ну чё! Десантура я слышал?
- Да вроде так.
- За это дело надо выпить. Чё там у тебя с «башлями»? Выгребай! Токо пошли веселей, а то магазин закроется.
- Но я это… мужики… совсем немного…
- Да ладно, дуй давай, воздушный десант, там разберёмся.
Взяли три «портвешка», разместились в школьном дворе, на дальней скамеечке. Распечатали, Глеб, до этих пор довольно кислый, особенно на нашем бодром фоне, слегка оживился.
- Я то ничего пацаны, мать просто нервничает.
- Ну доволен-то, что в ВДВ попал?
- Да, вообще, конечно…
- Зубрить надо было лучше! Щас в институте бы учился – не упускает возможность подначить Олег.
- Ничего отслужу и поступлю.
- Потом тяжело будет, позабудешь всё.
- Зато оттарабанишь, вернёшься, станешь как «В зоне особого внимания», круто!
- Давай под это ещё хлебнём.
- А мать у тебя даёт! Вцепилась как в своё.
- Не хами.
- Да нет, я… Ну с пацанами то надо перед армией отвязаться?
- Ты там, как освоишься, пришли фото. Выбери какую-нибудь дуру стреляющую, побольше, и щёлкнись.
Травили анекдоты, матерились без всякой необходимости, курили, залихватски хлебали портвейн - «из горла»…
Пацаны.
- Ну ладно мужики, мне пора.
- Кого пора?! Может на дискотеку?
- Оторвись напоследок????
- Не, я не могу, мать ждёт, неудобно.
- Ну валяй, иди.
- Привет маме! – это Олег разумеется.
- Счастливо тебе, увидимся.- это уже я - пытаюсь смягчить. Провожаем вроде, сами парня вытащили… хотя… Маменькин сынок он и есть!
Удаляющаяся фигура Глеба растворяется в синих сумерках.
- Ну чё?! На «дискаря» рванём?
Через полгода Глеб закончил «учебку» в Самарканде. Через семь месяцев прислал кому-то из наших фото из Афгана. Бравый такой, в панаме «афганке», весь обвешанный боекомплектом. Патронташи, гранаты, автоматы… Идиот! Мать говорят, чуть удар не хватил. Форма ему шла.
А через девять месяцев вернулся сам. В закрытом цинковом гробу. Подорвался на мине.
Прости нас тётя Лена, дураков.
Информации об Афганистане тогда ещё было мало. Всё больше энергичные рапорты об успешном выполнении советскими солдатами интернационального долга. Слово «война» ассоциировалось у нас исключительно с Великой Отечественной, давно прошедшей… А смерть в том нашем возрасте и вовсе понятие нереальное.
Он не дожил до своих девятнадцати и остался «вечно молодым». Всё отчётливей с каждым годом я ощущаю жестокую безысходность этой романтической фразы.
P.S. Из «Словаря происхождения имён»: Глеб - Имя редкое и очень древнее. Происхождение его неясно. Возможно раннее заимствование из древнескандинавского языка слова «гудлеиф» (отдавать под защиту, любимец богов), или древнегерманского — «гутлеиб».
Мужественное, холодное и грубое имя. Его носитель — человек оригинальный и необычный.
Мог бы быть.