А ночью плачет крыша дома…
Я слышу ее, и ее плач такой пронзительный, а капли ее слез громко шлепаются на землю, пытаясь разогнать надвигающийся туман.
Сырость…она пронимает повсюду, заползая под одежду, и становится так неуютно, так зябко, что, кажется, сырость проникла в меня. И не помогает ни горячий чай, ни любимая музыка, ни интересная книга, ни даже привет издалека – сырость уже завладевает мной, и я забываю, что когда-то умела смеяться.
А ночью вновь я услышу, как плачет крыша дома, и мне так захочется поддержать ее.
Но нельзя – нельзя показывать свое никакое настроение, и проступившие слезы легко объясняются усталостью глаз.
Сырость…в душе, в моем разуме, и я увязаю в ней. Так она мне мстит за мою вчерашнюю веселость – ни от чего, просто так, за выплеск эмоций, а сегодня сырость сковывает меня, и я отказываюсь ото всего.
Лишь только я да крыша в этом тумане, и больше никого. Все спешат быстрее
вовнутрь, им недосуг слушать, как кто-то плачет. Им некогда, им надо что-то делать, а что я?
Ничего. Я засыпаю под капли, срывающиеся с крыши, и они отзываются где-то внутри меня…
И прошла моя осень, и наступило безвременье – когда осени уже нет, а зима не торопится, зная, что никто не перейдет ей дорогу.
А по ночам так звонко плачет крыша дома в тумане…