Луций

Мой Мир
Посвящается Курту Воннегуту и Килгору Трауту


Я не пишу притчи, потому что я не люблю нравоучений. Поэтому советую воспринимать все  нижерассказанное буквально, просто чтобы не утруждать голову.

Жил врач, который носил почетное звание хирурга. Правда у него было еще и прозвище, которое грозила перерасти во второе звание, но об этом чуть позже.
Он выучился в престижном университете, но сейчас находился уже в немолодом возрасте, поэтому иногда по вечерам принимался бубнить себе под нос научные труды по анатомии. Он имел небольшую аккуратную седую бородку, но никто не называл ее козлиной, и вообще все окружающие относились к нему с некоторой осторожностью.
Почему? Он был крайне невезуч. В других профессиях это не столь важно и даже не заметно, но об его невезении знали все и старались ему не попадаться, особенно на операционный стол.
Единственное в чем он помогал своим пациентам – это отправиться на тот свет.
Когда во время его дежурства случалась авария или кто-нибудь падал с лестницы, скорая не спешила на место происшествия, потому что «вези, не вези…конец один». Не везти даже было, может быть, и получше.
Когда он брал в руки скальпель, все медсестры зажмуривались и начинали горестно вздыхать. Как правило, они с ним долго не работали, а переводились к кому-нибудь другому.
Его звали Луций, остальное не помню.
Однажды, когда он прогуливался в парке в одиночестве почти полном, потому что погода была так себе, к нему подошел строгий хмурый джельтермен в  черном пальто, блестящих черных ботинках и черных очках. Это непробиваемое лицо сказало, что скоро к нему привезут пациента – немощного старика, которого «только тронь и рассыплется»  и он должен сделать собственно все как всегда. Старику нужна новая почка, но при его годах он вряд ли может мечтать об этом. «Операция должна пройти неудачно, поэтому мы и обратились к вам» - скривился шкафоподобный посланник. Поскольку все операции Луция проходили неудачно, он ответил, что и эта вряд ли будет исключением (при этом он легко вздохнул, потому что, как никак, это было невесело). 
В двух словах незнакомец объяснил правила сделки. Если старик умрет – ему деньги в конверте, если останется в живых – ему пулю в лоб за неуместный гуманизм.
По правилам жанра тут погода должна был бы испортиться и наш герой, погруженный в тяжкие раздумья по поводу предстоящего нелегкого выбора, борясь с порывами ветра, шел бы к себе домой и не спал бы всю ночь.
А далее стучал бы по крыше дождь, напоминая о грядущем преступлении…, но всего этого не случилось.
Луций, борясь только с ревматизмом, добрался до дома и, усталый, сел в кресло-качалку, стараясь не задремать раньше времени. Он думал, что деньги ему обеспечены и что в кои то веки кроме воплей родных и близких умершего он получит что-то полезное. Луций  был незнаком с поздравлениями коллег после операции и благодарственными письмами, письма, которые он получал, несли в себе исключительно отрицательный посыл. Даже счета за электричество, воду и газ, казалось, дышали недовольством и были обижены на него.
Ранним утром в больнице он познакомился со своим пациентом. Это действительно оказался ветхий старик в инвалидном кресле, сопровождаемый миловидной девушкой, которая оказалась всего лишь его горничной. Родственников не было. И это было приятным дополнением для Луция.
Он осмотрел снимки старика, подтвердил, что необходима операция и назначил дату. Старик прошамкал что-то в ответ, и они уехали.
Вечером Луций изучил карточку пациента и совершенно успокоился. Он вряд ли переживет не то что операцию, а простой укол анестезии.   
Погода на улице все это время стояла чудесная.
Ничто не предвещало беды, но она случилась.
Операция проходила прекрасно. Луций не был большим специалистом в области почек и махал скальпелем чуть ли не наугад, но, тем не менее, и давление и пульс находились в норме.
Медсестра, помогавшая ему, заметно оживилась, бормотала что-то вроде «Ну, наконец-то, как будто кто-то снял с него порчу. Хоть бы у него и дальше так шло».
Луций улыбался в маску. Он тоже был взволнован. Еще бы! Первый пациент, который, кажется, не собирался отдать концы у него на столе.
Тут и возникла дилемма, которую вы все давно ждали. Луций в белом халате и полиэтиленовых перчатках, Луций - врач,  торжествовал, а Луций - скептичный старик был, откровенно говоря, расстроен.  До чего же ему все же не везет! Спас одного-единственного человека за всю свою карьеру, и за это должен получить пулю, а не первую в жизни благодарность.
Но старый хирург был склонен к решительным действиям и, сохраняя серьезный и сосредоточенный вид, который он имел всегда, он завершил операцию и оставил старика приходить в себя.
Коллеги устроили ему бурную овацию, и он в хорошем расположении духа отправился домой. У него впервые в жизни случилось сентиментальное настроение: сидя в любимом кресле, он размышлял о том, что с этим стариком они похожи во многом. И что не беда, что у него нет родственников, потому что у него их тоже нет, и он никогда в них не нуждался. Если у тебя нет родственников и если всем на тебя наплевать, это еще не значит, что твоя жизнь ничего не стоит.    
Хирург, может быть, еще сильнее растрогался бы, если бы его не смертельно потянуло ко сну.
А во сне он был убит.

На похоронах этого неординарного врача не была длинных речей, горьких слез и посыпания головы пеплом в знак большой скорби.
К могиле его приезжал на своей инвалидной коляске дряхлый старичок, который бормотал, что эму помогли случай и вера, потому что никто другой в здравом уме не обратился бы этому хирургу за помощью. «Но он гений! Гений! И пусть только для меня одного, но это так», – хрипел старик и вздыхал.
А больше никто его так и не навестил.
А родные других пациентов, когда узнали о смерти Луция, единодушно подумали: «Ну, наконец-то он получил по заслугам!» и перестали изводить бумагу на гневные письма в его адрес.