Глава 2
Севастопольская Голландия 50-х.
Всего два дома посреди выжженной травы, воронок и развалин. Палящее солнце. Таким запомнился четырехлетней Таньке Севастополь. Таким она увидела его, когда родители привезли ее на постоянное жительство в город-герой. Ее брату тогда было всего несколько месяцев и, конечно, он не помнит этого. Мама плакала. Зачем муж привез ее из Ленинграда в эту пустыню? Танька вместе с отцом объясняла маме, что здесь великолепно. Ей действительно после Ленинградских каменных улиц очень понравилось на новом месте. Ей кажется, что все очень быстро преображалось вокруг нее.
В скалистой земле выдолбили огромные ямы и клумбы. Все дружно выходили по воскресеньям на засыпку воронок, посадку деревьев и цветов. Вокруг в красивых матросских робах работали военные курсанты.
Мама плакала совсем недолго. В гости приехала бабушка. Выдали мебель. Комната стала уютной. А самое главное, что у мамы была серьезная причина почувствовать себя счастливой. Война и голод 1947 года позади, есть своя комната и через полгода вся двухкомнатная квартира будет отдана их семье, когда отстроят третий дом в военном городке Голландия. Папа тоже был весел и энергичен. Война закончилась и впереди любимая преподавательская работа. Почти каждый день, собираясь в училище, он начищал пуговицы своего кителя. Грудь украшали ордена, и золотой кортик выглядывал из-под кителя. Рядом любимая жена- Маша, дети и мир.
Танькин мир состоял из ковыли, маков, синего-синего моря, гордости за свою страну-победительницу и из маминых песен. Мама всегда пела, когда делала домашние дела. Танька до сих пор помнит все мамины песни. И про землянку, и про синенький платочек и про утомленное солнце, и еще, еще, еще. Тогда не было магнитофонов, телевизоров, был только приемник, который смастерил папа и еще рация. Вот у этого-то приемника она частенько засиживалась, слушая песни и стихи. Но это продолжалось совсем недолго. Обнаружилось, что многие стихи о войне вызывали у Таньки такое всеобъемлющее чувство горя и страдания, что начиналась истерика, и ни мать, ни отец не могли успокоить её по нескольку часов к ряду. Поэтому тайное совещание родителей постановило сделать вид, что приёмник сломался и не препятствовать дочери с утра до ночи гонять по улице.
В те времена улица не означала, как сейчас наркотики и пойло, но тоже таила серьёзные опасности в виде могущих в любую минуту взорваться снарядов.
Вокруг совсем не было деревьев. Все деревья погибли во время войны. Во всём городе их сохранилось очень немного, около десятка. От посёлка до центра города можно было доехать, а точнее дойти катером за 15 мин. А катер был серого цвета, военный с маленькими круглыми иллюминаторами. И ходил он с пристани военного училища очень редко. Поэтому первый выход в люди ( в центр города) был намечен на 9-ое мая 1955 года. И это событие Танька запомнила во всей не бывалой красоте и новизне. Рейд закрывался очень рано, чтобы не препятствовать передвижению выстраивающихся на военный парад кораблей Черноморского флота. Танька проснулась сама, случай сам по себе редкостный.
Она немножко устала тогда… Но теперь, разглядывая чёрно-белое фото того дня, вспоминала всё это, как будто это было вчера….
Вот самодеятельные, не очень складные строчки, которые она напишет потом через много лет об этом дне, когда уже не было в живых её родителей:
Я не включаю телевизор в этот день,
И никуда не выхожу из дома,
Не потому, что мне сегодня лень,
А… горло… перехватывает комом…
А Севастополь мой всех городов белей,
Не белизной отстроенных домов,
Сверканием погон и белым цветом кителей,
Украшенных рядами орденов.
Военный завершается парад….
Тогда еще их очень много было,
Тех, кто был жив и очень рад,
Покою навернувшегося мира…
Отец в фуражке среди них, и кортик золотой,
Я - по колено, в беленькой панаме
Идем мы по бульвару, по Большой Морской
Навстречу улыбающейся маме…
У моря синего звучит оркестр духовой,
Вся пристань Графская танцует,
Прекрасен вальс, но мы торопимся домой,
Ведь надо много приготовить.
Сиреневый наш двор, через него бегут,
Соседки с разными блюдами,
Готовится застолье - складчиной зовут,
Я тоже помогаю маме…
И майский праздник тот всегда, всегда…
Был главным и счастливым….
Подумать даже не могла девчонкой я,
Что станет вдруг невыносимым.
Летели дни… когда их жизнь прошла,
Нет даже сил придти к могилам,
И каждый май я слезы лью, а из окна,
Воспоминанья маршем милым…
И звук военного оркестра,
И цвет сирени во дворе,
И от соседей запах теста,
Бутылки с водкой на столе…
В детских мечтах Танька представляла себя летчиком, или моряком, или разведчиком. Постепенно в Голландию переводили все новых и новых офицеров и все больше детей, а значит друзей, становилось у Таньки. Поначалу она больше играла с девочками. Играли в дочки-матери, делали секреты из стеклышек и вырезали нарисованных девочек, чтобы потом рисовать им наряды. Когда наступал День победы, то всё в их маленьком поселке приходило в движение. Мужчины надевали белые кители, украшенные орденами и медалями. Женщины в платьях из пан-бархата или крепдешина шли с кастрюлями и большими блюдами из квартиры в квартиру, праздники отмечали тогда в складчину. Собирались чаще всего в их комнате, а детей отправляли в комнату соседей, где жила Танькина ровесница Алка Уварова. Потом, конечно, дети постепенно перебирались туда, где родители, и лазили под столом, визжали и веселились. Из этих самых первых праздников Танька больше всего запомнила два очень важных момента – это появление гольфов на Алке Уваровой, и, как ее укусил Аркашка Саркисов. Гольфы были совершенно необыкновенные белые с кисточками. Танька застыла в полном онемении, когда увидела такую невиданную доселе красоту, вообще все в ее жизни тогда было в первый раз.
А Аркашка был чуть младше ее в оранжевом китайском костюмчике с черными кудряшками, он был чрезмерно резвый и ее попросили поиграть с ним, чтобы на время взрослые могли спокойно посидеть за столом. Танька с рвением приступила к своим обязанностям, пытаясь увлечь его какой-нибудь игрой, но он сразу же очень больно ее укусил. С тех пор Танька много лет считала его психом и сторонилась. (Забегая вперёд, скажу, что Аркашка сейчас самый известный в городе бизнесмен, владелец заводов, магазинов, страховых компаний и бессменный член городского совета, а Алка, ещё в детстве, переехала в Ленинград. Потом они случайно встретились в восемнадцатилетнем возрасте на гребной базе каменного острова. Танька, в ту пору, училась в Ленинградском институте ЛЭТИ. Алла в Ленинградском кораблестроительном…Потом они опять потеряли друг друга из виду).
Родители никогда не поощряли Танькиных жалоб на то, что ее кто-то обидел, и, со временем, она перестала жаловаться, и все свои проблемы решала сама. А когда Танька начинала канючить, что у нее голова болит, то мама резонно заявляла, что если голова болит, то попе легче. Дочь никак не могла понять, какая тут связь. Но все же приучилась не очень-то прислушиваться к мелким неурядицам в своем организме.
Наступил счастливый день. На голове белые банты, на ногах, наконец-то, белые гольфы, белый фартук, букет цветов и портфель. Она не помнит, как провожали ее в школу, не помнит ничего, кроме замирания сердца перед школьным порогом девятой школы и своих белых гольфов. Сегодняшним детям, наверное, трудно понять, как какие-то гольфы могут оставить такой след в памяти, но ведь это было новое изобретение, ничуть не менее значительное для детского взгляда , чем самолет, если ты раньше его никогда не видел!. Ей очень понравилось в школе, просто очень, очень. И как она сильно плакала второго сентября, когда заболела, и у нее поднялась высокая температура, и она не могла пойти в школу. Всю первую четверть эта первоклассница проболела ангиной и была не аттестована. Учительница Нина Трофимовна приезжала к ней почти каждый день. Хотя автобус с Северной в Голландию ходил только училищный и всего три раза в день. Но тогда для учителей каждый ребенок был, словно свой родной. Врач тоже приезжал каждый день пока температура была высокая. Мама старалась помогать Таньке учиться дома, но решение о необходимости не отстать от своих одноклассников Танька принимала сама. Мама предложила ей из-за болезни пойти снова в первый класс на следующий год, но Танька категорически отказалась. Поправившись, Танька опять с удовольствием гоняла по улице. Любимым делом стало собирать патроны, играть в войну. Постепенно не осталось подруг -–девчонок, они как-то, одна за одной переехали из Голландии эти первые ее подружки. Но тогда не принято было кому-то из детей оставаться одному, играли всем двором. По началу, ей предлагали должность санитарки в отряде, но она сразу и категорически отказалась от этого, соглашалась не меньше, чем на заместителя командира, при этом говорила, что согласна одновременно исполнять обязанности военного врача. Вот женщинам и приходилось брать на себя больше работы, чтобы закрепить свое положение в обществе, думала она, смеясь, уже во взрослом возрасте, когда размышляла над тем, почему в стране все держится на бабах.
Все эти военные игры приучили Таньку быть мужественной, не жаловаться и не плакать, когда кто-нибудь в пылу военных сражений мог закатить камнем по ноге или даже голове. Вообще-то драться было не очень принято. Самое худшее, чаще всего, было когда ее дергали за косы, но она делала вид, что не чувствует этого, и хулигану надоедало в конце концов так неинтересно тратить свое время.
Какая вольготная жизнь была у ребят в Голландии. Впереди много, много времени и счастья...