Жизнь текла своим чередом. Пустота из радости, радость из пустоты. Гонка на выживание. И маленький социопат, смотревший на все это глазами, полными тихой тоски. Пустота давила. Пустота давила, словно насильник, занесший руку для очередного удара. Пустота глядела в душу и тихо смеялась. Тихими отголосками проходили люди. Они, спотыкаясь, падая, и снова вставая, ползли в пустоту. К смерти. Безнадежный хоровод теней вел из колыбели, где не произошло рождения, к смерти, где не будет смерти.
Шли годы. Малыш подтверждал свое нежелание жить. Душа отказывалась вдыхать в маленькое тельце волю к жизни. Не было смысла. И только мать, увидевшая при рождении еле живого ребенка, дала слово - он будет жить. Так продолжалось очень долго. Год-больница, два-больница, три-больница...
Все детство было проведено в общении с больничными стерильными тараканами и престарелыми санитарками, обращавшими на пациентов внимание только тогда, когда те собирались отправиться в мир иной, не видя больше смысла дергаться в агонии.
Он смотрел в темноту еще помнящими глазами. Смотрел, как в темноте по стене бегают на стерилизацию дрессированные больничные тараканы. Они останавливались, несколько секунд, словно в задумчивости, помахивая огромными усами, затем исчезали во тьме. Им на смену приходили другие. Не менее задумчивые. Иногда санитарка заглядывала в палату, обводила обшарпанные стены мутным взглядом пьяного василиска и издавала звук, похожий на крик обезьяны-ревуна. Этот сигнал должен был показывать тараканам, кто здесь хозяин. Последние обычно уважительно отползали в тень в ожидании, когда старая психопатка закроет дверь.
Детские болезни прошли стороной. Полубессознательные недели, проведенные у матери на руках, практически не отпечатались в памяти. Только неясная тоска оставалась единственной спутницей. Материнская любовь была практически бессильной. Но ребенок вдруг пошел на поправку. Неожиданно для всех, маленький организм стал цепляться за жизнь. В глазах появилась холодная решимость выжить. Так, по крайней мере, посчитала мать в надежде, что сын все-таки внял мольбам несчастной женщины и решил попытать счастья в этой жизни. Однако, это была решимость иного рода. Ребенок чувствовал шанс...
Однажды утром отец принес огромный арбуз. Неестественных размеров гигант был гладкий, зеленый и ароматный. Вся семья села за стол, чтобы вкусить дар земли. В первых рядах был он. Спокойным взглядом он смотрел на арбуз, словно на старого знакомого. В его глазах светилась улыбка. Схватив первый же отрезанный кусок, он начал его поглощать. Затем второй, третий. Родители нарадоваться не могли такому аппетиту...Была одна проблема. Арбуз был пропитан химикатами...
Ребенок упал. Глаза его закатились и он застонал, схватившись за живот. Так было положено начало новой эпопее общения с врачами, санитарками и тараканами. Его родители не знали, что делать, ничего не помогало:в ребенке снова появилась жажда смерти.
К первому классу пустота немного отпустила. То ли материнская молитва достигла ушей Всевышнего, то ли что, но сын стал поправляться. Появился даже мальчишеский задор. Он вроде бы играл с пацанами во дворе, лазал по деревьям и делал много всяких глупостей, свойственных этому возрасту. Однако, родители не заметили один странный факт. Мальчик продолжал оставаться одиночкой. Ни постоянных близких друзей, ни даже просто приятелей...
Играя в футбол, он гонял мяч наравне со всеми. Но в его глазах продолжала гореть неземная тяжелая тоска прожитых лет. Тоска одиночества, давившая печатью на грудную клетку, сминая дыхание и вгоняя душу в полусонное состояние...
Первая серьезная травма произошла немного погодя. Попав в больницу, ребенок стал было уходить. Но некая сила, уже пробудившаяся в нем, держала его сознание в этом мире. Он должен был жить...
Оправившись спустя полгода от ранения, ребенок продолжал жизнь. В суете, тоска отступала в тень, приобретая получеловеческие очертания. Она смотрела из глубины, незаметная для стороннего взгляда. Даже ее носитель перестал осознавать ее существование.
Пока не наступил момент, когда обстоятельства снова отправили мальчика на койку. Надолго...
Глупость врачей. Как много в этой фразе. Получить вместо помощи дополнительные проблемы может каждый. Эта болезнь отечественного здравоохранения редко обходит стороной. Из-за халатности врачей, ребенок попал в реанимацию. С болевым шоком и заражением крови. Даже местные тараканы удивленно взирали на несущуюся по гулким коридорам каталку с распростертым на ней тельцем, пропитанным к тому моменту морфином. Везли на откачку...
... он висел в пустоте. Точнее не так. Он стоял на странной каменной плите, которая висела в пустоте, не поддерживаемая ничем. Абсолютное ничто клубилось за гранью восприятия. Ни звука, ни света. Только холодная мертвенная тоска, наконец получившая долгожданную свободу, схватила за горло. Один шаг. Один только шаг...
Неожиданно он почувствовал на себе чей-то взгляд. Совсем рядом с ним висело в пространстве странное сооружение из неотесанного гранита. Прямо перед ним было маленькое смотровое окошечко, заделанное толстым пыльным стеклом. Нечто смотрело на него оттуда, силясь понять, как он оказался здесь...
Он присмотрелся. Из окна на него смотрели глаза. Бледноголубые глаза, полные глубокой обреченной тоски. Тысячелетия ворочались в глубине, вяло перебирая многочисленными лапами, удобнее устраиваясь в душе смотрящего. Огромная непосильная ноша смотрела из выцветших глаз...
-Кто ты? - спросили глаза...
Он мог только мысленно повторить вопрос. Он не знал, кто он. И не мог ответить.
-Как ты здесь оказался? - снова спросили глаза из окна.
Он не знал... Пустота не давала ответов. Знал только, что где-то там было его тело. Тело, вытолкнувшее наконец-то непосильную ношу в пустоту.
-А ты? - Его интересовал этот вопрос. Как кто-то мог оказаться там, откуда все ушли многие эры назад.
Ответа у нее не было. Никаких тоннелей, никакого света. Просто реальность выплюнула их обоих сюда. Один на огромной могильной плите стоял среди бескрайней пустоты. Другой, заточенный в странную тюрьму...
Теперь он знал ответ. Ее забыли. Не кинули, не бросили... Просто забыли...
Повинуясь ее просьбе, он подошел ближе. Остановившись почти у края плиты, он заглянул внутрь. Молодая темноволосая девушка сидела на коленях, приставив лицо к мутному стеклу. Они встретились глазами. Нечто смутное шевельнулось в его душе. Не воспоминание даже... ощущение. Где-то он уже видел ее. Или когда-то...
Из глубины на него смотрела тоска. Ледяная тоска одиночества. Чудовищная усталость прожитых жизней в поисках бесценного. И глубокое многовековое разочарование. Оставленная богами и демонами в центре пустоты... Заключенная собственной тоской в тюрьму одиночества...
Слезы. Тихие слезы...
-Что с тобой? - беззвучный вопрос, казалось, сорвал со стекла мутную многовековую коросту.
-Пожалуйста... Не уходи. Возвращайся... - голос донесся из бездны времен, срезонировав в черепной коробке... Казалось, сам камень стонет от невообразимой тоски и одиночества...
-А ты?
-Я тоже вернусь.
-Узнаю ли я тебя? - вопрос был риторическим. В нем не было веры в удачное стечение обстоятельств. Однако, неожиданно она ответила...
-Я тебя узнаю, малыш. Только доживи. Дождись, прошу тебя...
Холодная пустота отторгала тоскливую душу реинкарнированного самоубийцы. Серебряный шнур, о котором так много спорили оккультисты, так и не разорвался до конца, затягивая сознание назад в тело...
Глаза, неожиданно открывшиеся в операционной, невидящим взглядом уставились в потолок. Никто не мог себе представить, что перед ними в ту минуту колыхалось серебристое жидкое покрывало информационного поля, вытолкнувшего его назад в тело. И больше ничего... Только дикое желание выпить глоток воды. И странное ощущение...
Воля к жизни...