Был июль. Солнце торжествовало. Надев шелковый сарафан, под которым скрывалась только одна деталь женского туалета, завязав волосы в тугой высокий хвост, Вероника посмотрела в зеркало. «Отлично!» - заключила она и отправилась на рынок за фруктами.
Она шла, беззвучно напевая детскую песенку под аккомпанемент каблучков. Неуловимый ветерок лениво прятался в оборках её сарафана. Вероника невольно замечала восторженные взгляды мужчин и, хотя не была кокеткой, внутренне поддразнивала их, потому что ей просто нравилась эта игра. Серьёзная и целеустремлённая, она ещё не научилась просчитывать каждый шаг, как зрелая женщина.
Пройдя Климентовский переулок, девушка вышла на Пятницкую. Вот она, милая сердцу полоска Замоскворечья, с вереницей магазинов, закусочных и конторок. Среди дня пыхтит и пыжится, но, как только подземный великан проглотит служащих и покупателей, чтобы выдавить их в разных микрорайонах, начинает умиротворённо остывать. Чем ближе к Балчугу, тем плотнее ряды домов, хитровато манящих в прошлое Москвы. Вечерами здесь каждый звук отдаётся эхом, будто улица – не улица, а длинный бетонный рукав рубахи города. Идёшь и прислушиваешься к себе, к своим мыслям, и никто не толкает тебя в плечо, никому ты не мешаешь. То тут, то там домик с аркой или с проходным двором, сырым и жутковатым.
Сейчас же, среди дня, Пятницкая пестрела многоликостью, ведя свою шумную игру. Вероника, неся в душе запах улицы, наслаждалась её суетой: это её город, её улица.
Она дошла до дома с аркой, вглубь которого уходила длинная очередь: конец месяца, «выбросили» для плана кукурузные палочки.
Как было жалко терять время на ожидание! Но хотелось порадовать сынишку лакомством, поэтому Вероника покорно встала в очередь, которая росла быстрее, чем продвигалась. «Пожалуй, я успею сбегать на рынок», - подумала она и, заручившись поддержкой стоящей за ней женщины, направилась по ранее намеченному маршруту.
Летний рынок встретил натюрмортом фруктов, овощей и разносолов. Пройдя во фруктовый ряд, Вероника купила всё необходимое и, бережно уложив в сетку, вернулась к дому с аркой. Оглядев очередь, она поняла, что найти своё место не сможет: женщины, стоявшей за ней в очереди, не было. Вот досада! Девушка решила идти домой, но её окликнули:
- Вероника!
Она повернулась на зов и увидела в очереди давнюю приятельницу Людмилу, с которой работала на заводе, будучи студенткой.
- Милка, привет! Как хорошо, что тебя встретила, - обрадовалась девушка встрече, как спасению, - Представляешь, пока сбегала на рынок, очередь потеряла. Теперь, если занять снова, то уж точно ничего не достанется.
- Вставай передо мной. Какие новости? – спросила Людмила и тут же приступила к рассказу о себе, о своих соседях по коммуналке.
- Ну, надо же, какая нахалка! Подружку встретила и пристроилась, - услышали приятельницы за спиной, но реагировать на реплику не стали: мало ли на свете ворчунов!
Женщина, лет шестидесяти, которая стояла за Людмилой, возмущалась, завязывая губы узелком, словно собиралась играть на дудочке, и нервно подёргивала плечом. Она недовольно «дудела», повторяя одни и те же слова, ожидая поддержки. Но очередь молчала. Веронике стало неуютно, от своего вторжения, она порывалась уйти, чувствуя на себе гнев, но подруга взяла её за руку и твёрдо сказала:
- Стой и не обращай внимания, пусть гудит.
Мила насмешливо посмотрела на женщину, давая понять, что ни к чему тратить силы по пустякам, но «солистка» и не думала тормозить свои эмоции.
- Тоже мне, красотка! Вырядилась тут! Влезла без очереди и хоть бы что! Ну, вы посмотрите! – призывала она окружающих, сверля Веронику злющим взглядом, но девушка не поддавалась вызову и продолжала болтовню с подругой.
- Что вы так болезненно реагируете? Без покупки не уйдёте, - вмешался парень с портфелем.
- А вы, помалкивайте, если жалко ее, то уходите отсюда, а она пусть встанет за вас, - не унималась женщина.
Молодой человек уходить не хотел, поэтому притих. Вероника попыталась вежливо объяснить женщине, что тоже стояла в очереди, но отходила ненадолго, с кем не бывает! Людмила же не стала искать обходных путей, чтобы успокоить задиру, и, дав волю красноречию, вступила в бой. Очередь загудела, разделившись на два лагеря: кто-то понимал Веронику, кто-то желал её «выдворения». Утомлённые ожиданием, очередники уже не щадили ни Веронику, ни друг друга, ни власть, клеймя её за все тяготы жизни. Вот он, миг ликования для тех, кому в очереди скучно. Помчался поезд. Для женщины, выступившей первой, загорелся зелёный свет, и к ней, точно к локомотиву, прицепились вагончики.
Вероника не видела в своём поступке ничего предосудительного: сколько раз в очереди пропускала вперёд незнакомых людей! Ей бы и в голову не пришло злиться из-за такого пустяка и разрушать свою душу. Она чувствовала, что не для всех стала помехой, и это придавало ей сил. Ей казалось, что она, вовсе не она, а образ какого-то существа, способного лишить толпу чего-то необыкновенного. Сейчас граждане и гражданки великой страны открыто ненавидели друг друга, хотя совсем недавно миролюбиво обсуждали проблемы народонаселения.
Торговля тем временем шла, очередники по инерции продвигались, ругаясь, на ходу. Продавщица, подвяленная духотой, работала не спеша. Она привыкла к баталиям. Ее глаза, со слегка подмокшей от жары тушью, выражали презрение к покупателям, так как она всегда стояла по другую сторону баррикад. Между ней и народом был прилавок, как пограничный столб. Но шум в очереди докатился и до её сознания.
- Хорош базар! – скомандовала продавщица, отпуская товар очередному покупателю. – Мешаете работать!
- Да гоните ее вон! – глядя на Веронику, проскрипела тщедушная старушонка. И, внезапно, как капля кипящего масла на сковородке, выскочив из очереди, ударила Веронику зонтиком. На плече девушки отпечатался багровый след. Вероника вскрикнула от боли и, не успев опомниться, почувствовала новый удар: мужчина в капроновой шляпе дернул её за бретельки сарафана. Платье шелковой струйкой скатилось по ногам, обнажив тело. Пальцы рук, ослабев, разомкнулись, и на асфальт посыпались фрукты. На мгновение сборище притихло.
Вероника заплакала и от боли, и от стыда, и от обиды. Она сжалась, прикрываясь руками. Слезы текли, обжигая раскрасневшиеся щеки. Доли секунды она стояла посреди умолкшей толпы, прекрасная в своей наготе и пристыженная ею же. Миг казался вечностью.
- Да что же это за зверинец! – воскликнула возмущенная Людмила, глядя на мужчину в капроновой шляпе. – Я сейчас милицию позову! Из-за какой-то очереди одежду рвут.
- Да он пьяный! – заметила женщина в очках, сожалея о случившемся.
Мужчина в шляпе и женщина-локомотив испуганно примолкли. Но старушка, не понимая сути своей выходки, не унимаясь, бранила всю молодёжь. Вероника уже ничего не слышала. Она стыдливо подняла сарафан с земли и попыталась удержать его на себе руками. Но руки стали неуклюжими.
- Возьмите булавку, - сочувственно предложил кто-то и, не дожидаясь ответа, подколол бретельки к сарафану.
- Не плачьте, тетенька, - услышала Вероника детский голосок и оглянулась: девочка лет десяти ловко собирала в сетку валявшиеся на асфальте фрукты. От такой трогательной заботы Вероника совсем ослабела и заплакала еще сильнее. Ополоумевшие участники битвы стали понимать, что выпустили гнев на чистую душу, словно как погубили ее. Продавщица, видавшая всякое, была изумлена, как и все, и, пожалев Веронику, сказала:
- Ну и народ! Женщина, идите сюда, я отпущу Вам палочки. Вам сколько пачек?
Вероника смутилась еще больше. Она с трудом соображала, что ей надо делать. Кто-то тихонько подтолкнул ее к продавщице, сказав, успокаивая: «Не плачьте, идите же, покупайте».
Как загипнотизированная, она подошла к прилавку и взяла, к удивлению окружающих, только одну пачку кукурузных палочек. Все тело ее стало разбитым. Девушка почти не слышала сочувственных слов, советов о том, что надо написать заявление в милицию. Она не видела лиц своих обидчиков. Слезы, беззвучные, плотной пеленой закрывали глаза и душили, не переставая. Взяв теперь совсем ненужную пачку кукурузы, она пошла прочь.
- Ну, успокойся, что теперь поделаешь, - догоняя подругу, сказала отоварившаяся Людмила. – Люди, как звери. Совсем одурели в очередях. Можно, конечно, возмущаться, но не драться же!
- Знаешь, Милка, - сказала Вероника сквозь слезы, - мне стыдно оттого, что я поддалась ситуации и не ушла из очереди, что стояла и слушала всю эту мерзость.
- Что же из-за всяких ненормальных уходить без покупки? Да тебе надо было тоже дать по морде этому в шляпе да и бабку побить не мешало! - горячилась Людмила.
- Я не желаю быть похожей на них.
- Ну, что же делать, если жизнь такая! Вон, смотри, мужик нанизал туалетную бумагу на шпагат, как бублики, и повесил на плечо. Тоже отстоял очередь, чтоб надолго хватило. Все мы в очередях, как заложники.
- Почему это случилось со мной? Почему? – терзала себя плачущая Вероника. Ей стало жаль себя. Она не могла осмыслить того, что с ней произошло. Каким образом ее, человека свободного от жажды приобретения, какая-то неведомая сила затянула в скандал, и привела к унизительной развязке. Почему она не ушла? Почему осталась?
- Что тут думать «почему». Та тетка, что затеяла скандал, жизнью обделена. Не ты, так другая. Таким людям неважно, с кем скандалить и по какому поводу. Хоть в электричке, хоть в поликлинике, хоть в какой-нибудь конторе. А посмотри на себя! Ты же ведь светишься благополучием и красотой! Вот такие обделенные и злятся. У нас ведь как? Если у тебя все хорошо, то другим от этого плохо. Зависть! – заключила Мила. – И хватит себя корить. Забудь!
Попрощавшись по-сестрински, подруги разошлись. Солнце по-прежнему золотило город, но чуть ослабело. Оно ласкало купола окрестных церквушек. Нагревшийся за день асфальт казался мягким, как ластик. Воздух, начиненный выхлопными газами автомобилей, душил.
Пятницкая жила своей обычной предвечерней жизнью. По ней, без устали, перебегая из очереди в очередь, сновали юркие приезжие. Казалось, что они не согнутся под тяжестью набитых продуктами сумок: своя ноша не тянет. Во дворах накапливалась опустошенная тара: ящики, коробки - результат бойкой торговли. Из открытых дверей магазинов змейкой выползали очереди…
Вероника шла домой с опущенной головой, глядя себе под ноги. Она не слышала стука своих каблучков, не замечала взглядов прохожих, ее разбила усталость. Несмотря на легкую предвечернюю прохладу, ей было душно, как в сауне. Происшедшие недавно события виделись далеким кошмарным сном. Такая воздушная и юная с утра, сейчас она чувствовала себя постаревшей на десять лет.
Ей вспомнилось, как однажды в детстве мама принесла домой большую упаковку кукурузных палочек. Несколько картонных коробок, как кирпичики, были аккуратно сложены и завернуты в коричневую бумагу. Казалось, что этого добра хватит надолго. Воздушность, сладкий запах ванилина и сахарной пудры притягивал их с сестрой, как нектар озабоченных пчел. Мама выдавала желанную сладость понемногу, чтобы хватило надолго. Она даже припрятывала лакомство, надеясь, что дети не найдут. Но все тайники раскрывались, и сёстры хрустели, забыв про обед. Вкус кукурузных палочек остался в памяти навсегда. Наверно, именно это воспоминание, заставило Веронику застрять в дикой очереди.
Вернувшись домой, она посмотрела на себя в зеркало: утренний образ девушки с задором в глазах исчез бесследно. По ее щекам вновь покатились слезы. Теперь, не стыдясь никого, в одиночестве, она дала им полную свободу. Наплакавшись вволю, она сказала себе: «Все, хватит. Жизнь не остановилась. Если люди были грубы, значит, у них выдался неудачный день». Вероника успокаивалась, решив больше не думать о душевной ране. Затаившаяся обида- это зреющая жестокость, а она, Вероника, не помнит зла и благодарна уходящему дню, который стал уроком мудрости и достоинства. Вероника сделала глубокий вдох, а затем резкий выдох. Это немного успокоило ее. Вечером она рассказала о случившемся мужу.
- Конечно, надо было уйти, - сказал муж.
- Но ведь я же занимала очередь, подумаешь, отошла на время, все отходят, - оправдывалась Вероника.
- Люди легко поддаются ситуации конфликта, когда они измучены ожиданием. Возможно, ничего бы подобного не случилось, если бы на твоем месте была женщина, угнетенная и озабоченная, которую надо пожалеть. А ты чувствовала себя свободной и счастливой, вызывая тем самым раздражение.
- Значит, я – причина конфликта? – заключила Вероника
- Да нет, образ людей, как ты. Ведь, глядя на тебя, не подумаешь, что у тебя куча проблем. Не стоит ругать себя, - он, нежно обняв ее за плечи, прижал к себе и поцеловал.
Тут их разговор прервал сынишка. Его маленькие пухленькие ручки держали уже ополовиненную пачку кукурузных палочек.
- Мамочка! – не прожевав до конца, сказал он, - так вкусно! Ты купишь мне еще?
- Конечно, куплю, радость моя, - ответила Вероника и улыбнулась.
Москва, 1983г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Сколько лет миновало! В стране сменилась политическая система, ушли в прошлое очереди за продуктами, ушли, но не вымерли, они ещё живы, а вместе с ними притаилась людская злоба.
Недавно пронеслась над страной эпидемия гриппа. Врачи работали наизнос. Поликлиники были «задавлены» пациентами. В душных коридорах стоял спёртый запах пота и лекарств. В одном из таких коридоров из-за очереди разгорелся такой конфликт, что главврачу пришлось покинуть кабинет, дабы разнять двух женщин, ожидающих приёма врача…