Отрывок
Красная метла
Киевская область, село Слобода,
20 октября 1932 года
Петя Сокол
Ранним утром Петя Сокол шёл по улице за отрядом Красной метлы. Вот уже неделю Советская власть изымала зерно у селян.
Похолодало. Малыш зябко кутался в старый кожушок, вышагивал по подмёрзшей дороге большущими сапогами старшего брата. Первые солнечные лучи путались в жёлтых ветках и отражались от спокойной глади озера. Всё вокруг казалось хмурым и неприветливым. Отец наказывал не ходить с «метлой», но Петя всё-таки увязался. Любопытно. Шли в дом к Васылю Хорунжому. Удивительно – почему к нему, ведь не очень зажиточный.
В отряде три человека. Сосредоточенный, колкий Алексей – активист сельсовета – за старшего. Вот и двор Васыля. Только вошли, заголосила жена – тётя Маруся, бросилась в дом. Там на широкой лавке под окном сидели Васыль и трое детей. У Хорунжего глаза затравленные с железным блеском, а дети, притихшие словно больные.
Алексей с ходу, без слов открыл сундук, пересмотрел всё вокруг стола, у печи. Помощники в сенях всё вывернули, проверили чердак.
- Що ж Василь, не має в тебе зерна?
- Якби було, віддав би сам Радянській владі.
- А що ж під піччю так соломи багато напхано, палкою не проткнеш.
- Знадобиться то й напхав, а тобі і солома треба? То бери.
На худом желчном лице Алексея заиграли желваки, он криво ухмыльнулся, внушительно поправил портупею с наганом:
- Ну от що. Петю. Ти, малий. Залізь під піч, подивись, а шо там у дядьки Василя?
Петя стал на колени и с трудом протиснулся в широкий лаз. Солома лезла в глаза, забивала горло. Наклонившись как можно ниже, забрался глубоко под печь, разворошил солому руками и увидел выкопанную в земляном полу глубокую яму полную зерна. Попятился назад. Пока лез в ушах всё стоял плач тёти Маруси. Перед глазами её маленький Мыколка и Сергей с Олей. Вылез, отряхиваясь, сказал:
- Нічого нема дядечку, тільки солома.
Алексей матюгнулся.
- Ну зажди Хорунжий, в клуні, в причепі пошукаємо. Як знайду, поїдеш в Сибір разом з сопляками. Чи може краще сам віддаси владі?
Хорунжий молчал, даже не смотрел на Алексея. Тот вышел с людьми и пошёл к сараям. Петя немного постоял во дворе и направился домой всё быстрее и быстрее, перешёл на бег, побежал изо всех сил. Ему казалось Алексей обязательно придет и к ним, забрать всё, что приносил с кузницы отец.
Вечером в оконце дома Сокола постучали. Отец встал с лавки, вышел во двор. Петя не спал. Тихонько скользнул за ним, замер у двери и увидел Хорунжего. У его ног стоял наполовину заполненный мешок.
- Доброго вечора Антоне, це твоїм діточкам, зерна від мене трішки.
- Чого це ти Василь? Я ж для тебе нічого не робив.
- Ти не робив, а Петрусь нас сьогодні від голодної смерті врятував. Дай йому Боже щастя.
Хорунжий отвернулся и быстро скрылся в темноте. Петя шмыгнул к братьям на печь и зажмурился. Почему-то ему было страшно и очень хотелось плакать
Хорунжий быстро спускался с холма Соколовки. Долг малому отдал, сохрани его Бог. Теперь Алексею сполна заплатить нужно. Вечером активист с отчётом возвращался в районный центр. Хорунжего он давно невзлюбил. Сегодня зерна не нашёл, а завтра снова придёт. Чекистам донесёт точно. Дескать, кулак и укрыватель. После такого известно - дорога одна – на выселение или срок. Тут уж, какой выбор, Бог простит.
Дорога от Слободы до райцентра ровная как стрела, проложена между полей и в обе стороны просматривается очень хорошо. Васыль остановился за километр от села и присел на обочину под молоденьким топольком. Вытащил револьвер. Проверил ход барабана. Привычно сжал рукоятку и втянул носом тяжёлый запах оружейного масла.
Этот револьвер в 19-м он снял с заколотого бандита из шайки атамана Зелёного, а стрелять научился ещё в Царской армии в Порт Артуре. Когда закончилась Гражданская, Хорунжий хотел только одного – спокойной жизни. Да видно на роду написано: весь век маяться. Решение убить активиста пришло к нему утром вместе с плачем Маруси. Приговор он вынес сам и обжаловать его некому. К смерти Васыль относился спокойно. В Артуре перебоялся. После возвращения из плена несколько лет снились жуткие японские атаки. Косишь из пулемёта, косишь, а японцы будто из под земли поднимаются и идут.
Невдалеке послышались шаги. На фоне темнеющего неба показалась худая фигура прохожего. Ближе, ближе. Васыль отделился от дерева:
- Олекса, ти?
От неожиданности Алексей остановился и схватился за кобуру:
- Хорунжий?
- Не бійся – сказал Васыль, одновременно делая шаг навстречу и поднимая руку с револьвером. Как только ствол поравнялся с лицом Алексея, Васыль нажал на спусковой крючок. Хлоп. Голова активиста дёрнулась назад и немного в сторону. Тело рухнуло на дорогу.
Хорунжий быстро завернул развороченное пулей лицо плотной тряпкой, аккуратно поднял Алексея на руки и понёс его на засеянное озимыми поле. Отошёл далеко от дороги. Выкопал глубокую яму и закопал тело. На это ушло почти два часа. То и дело Васыль оглядывался по сторонам, прислушивался. После перешёл через поле к лесу, спрятал в тайнике револьвер и дальней обходной дорогой вернулся домой.
Засыпал он спокойно. Васылю казалось, что дело сделано очень хорошо и людям теперь станет легче, и ему. А ночью приснился сон. Кто-то ходил по двору шаркал ногами и падал. Васыль тихо встал и выглянул в окно. Через мокрую пелену утреннего тумана виднелся человек, худой и очень злой. Он ходил, размахивал руками, бормотал, падал, но снова вставал и снова падал. Лица было не разглядеть за красной нелепой маской. Убитый Алексей снова искал зерно. Васыль очень испугался, если найдёт, дети с голода умрут. По его спящему лицу покатились слёзы, он видел, как Алексей подходит к тайнику у погреба, а сил выйти и ещё раз убить его не было. Ноги словно налились свинцом, не двигались. Васыль закричал, но слова застряли в горле. Тяжёлый неповоротливый язык не слушался. Что-то сковало всё тело и не давало двигаться. Наконец он подошёл к двери распахнул её и закричал, но из горла вырвался только стон. Васыль проснулся.