1
Прощупыванием курсантов на предмет «доверительности» Прискалов занялся и сам. Первого собеседника он вызвал по алфавиту, схватил быка за рога: - Докладывайте, Агурский!
- О чём, товарищ капитан? – настороженно уставился тот на офицера.
- Что на ваш взгляд подрывает в роте воинскую дисциплину. Вскройте, так сказать, пакостный потенциал! Что надо пресечь, пока не случилась беда?
- Вроде, всё по уставу идёт!
- Так не бывает! – нажал покрепче капитан. - В любом тихом омуте черти копошатся! И ваша задача фамилии этих «чертей» вот сюда выложить! – Прискалов постучал пальцем по столу.
- Свидетелем нарушений дисциплины не являлся! – отчитался Агурский от греха подальше.
- Если хотите в цирковое училище поступить, я вам оформлю туда дорогу! – резкий тон командира сразу дал понять – безобидное перекидывание словечками закончилось. – Докладывайте факты! Чётко, правдиво!
Агурский обмяк: - Дело не в цирковом училище… я всегда готов на любой вопрос ответить. Всю правду. Как честный курсант.
«Другое дело, - капитан подобрел. - Верю, что офицером хочешь стать, а не циркачом.» - «Так точно!» - «Теперь за бумагу»! Курсант от такого предложения заёрзал на стуле. Одно дело - слова, что вылетели, да растаяли. А бумага документ очевидный.
- Может не надо? – робко осведомился он.
- Пиши! Пиши! – Прискалов ткнул пальцем в лист. - Хорошее дело с бумаги начинается! Ты у нас не один… лояльный. А мы сверим где правда-матка. Верно?
Агурский безнадёжно закивал головой, принялся писать...
Посетил канцелярию и Павел Горелов. Прискалов разнообразием себя не утруждал - черкнул карандашиком в списке, бодро предложил:
- Докладывайте, кто на какие пакости способен!
- Товарищ капитан, все стараются устав исполнять.
- Хотите в цирковое училище поступить? Так я посодействую! Будете на арене коленца выкидывать! – тон командира наполнился недовольством.
- В самом деле - ничего подозрительного. – Горелова испуг не охватил.
- Та-а-к, Горелов. Не видел, не слышал, не знаю! Думаешь с такими замашками офицером стать? И потом ещё двадцать пять лет начальникам мычать: «Не видел, не слышал, не знаю!» Советскую армию разлагать! – Прискалов обернулся самой требовательностью. - Я избавлю твоих будущих командиров от подобного «подарка». Пойдешь домой, обрадуешь родителей. Кто у тебя мать?
- Педагог.
- Педагог, - сожаление капитан изобразил очень глубокое. - Должна была воспитать сознательного гражданина. А что получилось? Мда-а… Отец?
- Генерал, товарищ капитан.
Прискалов рывком выпрямился на стуле, будто по нему пропустили электрический ток - «Кто?!» - «Генерал-майор. Командующий армией». Горелов-младший артистично воплотил в лице смирение и покорность.
- А-а-а, - неловко протянул офицер, краем глаза заглянул в список. – Ты вот что …, Паша, близко к сердцу наш разговор не принимай. Люди мы военные, к неожиданностям всегда должны быть готовы. Правильно я говорю?
Прискалов попробовал выдавить из себя небрежный смех. Получилось не ахти как весело. «Так точно», - согласился Горелов без усмешки и ехидства. Капитан прибодрился - «Всё хорошо будет – не сомневайся. Трудность, она ведь как? Сегодня есть, завтра нет. Верно?» - «Верно.» - «С учебой нормально? В коллективе?» - «Хорошо, товарищ капитан».
Прискалов смотрел на курсанта и никак не мог понять: или тот на деле чересчур скромен, то ли своей выдержкой запросто над ним издевается?
- Вот и добро! – Прискалов натужно расцвёл. - Можешь идти, Павел, и капитана Худякова ко мне.
На Худякова набросился с порога: - У нас в стране командующих армиями тысячи или как? Миллионы?!
- Думаю, меньше.
- Не похоже, что вы думаете! Во взводе сын командующего армией, а командир роты ни сном, ни духом!
Прискалов хотел взорваться на всю катушку, показать каков он в серьёзном гневе, но страшная мысль – а не есть ли Худяков личный осведомитель генерала Горелова? – осадила его. А что? На месте генерала он так дело бы и организовал. Прискалов впился глазами в Худякова, пытаясь отыскать там следы дружественного союза с командармом Гореловым.
- Вот что, Сергей Петрович, - миролюбиво произнёс он, - чтобы нам конфузов избежать – список курсантов с семейным положением и родителями. Как-то совсем про родителей упустил я вопрос. А курсант –ребенок в погонах. Тут контакт с мамками-папками нужен.
2
Расход бумаги в четвёртой роте пошёл в гору. Прискалов как орденоносная доярка выдаивал из подчинённых объяснительные записки, докладные, сортировал их, коллекционировал. Устраивал дознания, выводил баллы доверия. Под нужды крючкотвора притащили шкаф с замком, и все бумаги Прискалов держал подальше от посторонних глаз.
Землемеров от замены Резко морально взбодрился. Прискалов, на первый взгляд комбата, гадких замашек предшественника не имел. Завидев полковника ещё за сто метров, капитан вытягивал роту во фрунт и подобострастно маршировал на доклад. Военные фразы «Так точно!», «Есть!» «Будет исполнено!» вылетали из уст Прискалова куда бодрее и чаще, чем у Резко. И глупых вопросов, на счастье Землемерова он не задавал. «Настоящий офицер»! – радовался полковник.
Курсанты четвёртой роты радовались гораздо меньше. Особенно когда Прискалов им прямолинейно озвучил философское кредо: «Человек всё может - сотворить любую пакость и килограмм гавна в душу насрать»!
- И этот человек – я! – радостно добавил он после внушительной паузы.
От курсантских глаз не скрылись ни прогибы Прискалова перед комбатом, ни стремление щеголять внешним видом, ни упрямство капитана, ни ограниченность его мира военной муштрой и примитивной казёнщиной.
Прискалова сразу же прозвали «Оловянным пижоном», а благодаря осведомительской системе, кличка дошла до ушей хозяина моментально. Но он сильно не расстроился: что пижон - факт действительный, офицер себе в этом признавался. Оловянный – так тут намёк на стойкого оловянного солдатика. Прозвище не высший сорт, но не совсем и плохо.
Впрочем, в роте быстро посчитали, что прозвище из двух слов – сложно, а главное, милосердно для нового командира. И урезали до «Оловяш». Тут-то Прискалов взбеленился – презрительное и шипящее звучание пришлось не по вкусу. Поиск автора оскорбительного прозвища виделся офицеру делом святым, хоть и ставил его в неловкое положение. Произнести слово «Оловяш» какому-нибудь курсанту, имея в виду себя, Прискалов не мог позволить.
Разговор он начал с Агурского, своей угодливостью вселяющего надежду.
- Кто прозвище такое мне выдумал? – вкрадчиво спросил капитан.
- Какое? – усердно осведомился Агурский. - Оловянный пижон или Оловяш?
От слова «Оловяш» Прискалова слегка потрясло.
- Второе, меня интересует! Второе! – хлопнул он ладонью по столу.
- Не знаю, - пролепетал Агурский. Глаза его говорили о том, что рад бы сказать, да в самом деле нечего.
- А первое?
- Тоже не знаю. Все говорят.
- Какого чёрта спрашиваешь? – рассвирепел Прискалов на курсанта. - Вон!
Жизнь бурлила от неукротимой энергии нового командира. А тот уже грозил распределением: - Страна наша необъятная – можно в Одессе служить, а можно в Магадане! Нарушителям, тем, кто привык ссылаться на хату с краю – ничего хорошего не будет! Я из вас офицеров воспитаю! У меня методов много!
Что методы припасены зверские, курсанты догадывались по интонации капитана и злобно шевелящимся ухоженным усикам. Демонстрация одного из них свершилась, когда Прискалову взбрело слазить на чердак. Гитара Круглова, опрометчиво спрятанная за стойкой для чистки обуви, была выужена оттуда и перед строем назидательно разбита в щепки.
- Я устрою любителям музыки весёлую жизнь! - тряся покорёженным грифом, погрозил капитан. – Забыли где учитесь?
Для Аэлиты замаячила судьба гитары. Одно-единственное её попадание на глаза ротному означало бы скоропостижный финал. «Разнесёт в куски, - задумчиво почесал голову Круглов, опечалился. – А жаль. Я уже сценку начал сочинять – как Прискалов в нашем взводе стукачей вербовал». Тема, от которой Агурский ловко открестился, обещала забавное воплощение, ибо Горелов об ознакомительной лихорадке Прискалова проговорился.
- Тогда Оловяш Аэлиту об чью-нибудь голову разобьёт! – предрёк невесёлое будущее Рягуж, и магнитофон единодушно решили продавать
- Я знаю кому, - Тураев, для которого освобождение от вещи вычёркивало ещё один, к счастью, уже нестрашный, эпизод воспоминаний об Оксане, на примете уже имел желающего. Во время тех давних прогулок к магнитофону настойчиво приценивался курсант из первой роты.
Глава 37
http://www.proza.ru/2009/12/01/1390