Политика и тектоника
«Победители» и «побежденные» какое-то время отдыхали от политических потрясений. В Тирасполе разрабатывали проект Приднестровской свободной экономической зоны и направляли его для ознакомления в Кишинев. Здесь же все упивались возросшим национальным самосознанием и отвечали что-то вроде «шиш вам!» На левом берегу не возражали, там имели свои планы на будущее, которые пока не афишировали.
Большее беспокойство вызывали районы компактного проживания гагаузов. Там люди были настроены более решительно. Они требовали автономии и преимущественного права пользоваться на своей территории родным языком и русским, как языком межнационального общения. Однако партийно-советская номенклатура оставалась глуха и слепа. Она оценила устремления тюркоговорящих граждан республики, как блажь, которая хоть и будоражит общественное мнение, но скоро должна пройти.
Уже было известно, что будущей весной в Молдавии пройдут первые в ее истории демократические выборы в Верховный Совет. Число кандидатов, выдвигаемых в мажоритарных округах, не ограничивалось. Народный фронт, окрыленный успехом на августовской сессии, готовился конституционным путем прийти к власти в республике. Смотром боевых порядков этой экстремистской организации стал день 10 ноября 1989 года, когда националисты устроили в Кишиневе «показательное восстание». Они пытались взять приступом здание МВД. Цель акции – поджечь министерский архив. Среди деятелей «новой волны», прозванных в народе «самосознанцами», было немало людей с темным прошлым, да и просто стукачей. Поэтому уничтожение документов, спрятанных в хранилищах МВД и КГБ, которые могут быть в любой момент обнародованы – в перестроечной Москве этот процесс уже шел вовсю и сопровождался громкими разоблачениями, – дело спасения собственной репутации.
Здание министерства горело. Его оборону осуществлял недавно назначенный руководителем ведомства будущий третий президент суверенной Молдавии генерал-майор милиции Владимир Воронин. Внутрь едва успевали заносить раненых стражей правопорядка. После побоища, устроенного уличной толпой, был подведен печальный итог ночи во всесоюзный профессиональный праздник милиции. Всего увечья получили 79 милиционеров. Опять-таки надо сказать спасибо заезжему ОМОНу. Это самая боеспособная единица в системе молдавского МВД. Выстроившись «свиньей», ребятки – косая сажень в плечах – несколько раз прошлись по центральной улице Ленина (сейчас бульвар Стефана Великого и Святого) до Площади Победы (ныне Площадь Великого национального собрания), разметая во все стороны участников беспорядков. Им в помощь бросили водометную бронемашину, единственную на всю республику. Однако ее брандспойт явна настроили на мирный лад. Он не сметал манифестантов со своего пути, а лишь окроплял их тонкой «простатитной» струйкой. В конце концов, силу народного гнева пересилила не техника, а люди, вооруженные «демократизаторами» и щитами.
Последующие полгода прошли относительно мирно. Народ сосредоточен на первых в истории страны демократических выборах. Одни уверены, что в условиях реальной альтернативы победят именно они. Другие в собственной победе не уверены, но надеются на то, что, по меньшей мере, победит здравый смысл. Приднестровцы активно участвовали в выборах, надеясь на то, что в Кишиневе, где от националистов за последний год натерпелись многого, проголосуют за «здоровые» силы общества.
Конфигурация же нового Верховного Совета была таковой. Объединенные в группу «Советская Молдавия» «пришлые» и «манкурты» вкупе с левобережными и гагаузскими депутатами заняли всего треть кресел. Остальные достались аграриям и националистам, которые объединили свои усилия для того, чтобы поделить в парламенте 12 созыва все руководящие посты. Председателем Верховного Совета стал бывший секретарь КЦ КПМ по сельскому хозяйству и действующий председатель президиума Мирча Снегур. Правительство было поручено сформировать националисту Мирче Друку. Все основные постоянные комиссии, решающие вопросы общественной безопасности и обеспечения правопорядка, возглавили «ястребы», выдвинутые Народным фронтом, которые через полтора года доведут общественно-политическую ситуацию до войны на Днестре. По образу и подобию законодательной власти была сформирована и власть исполнительная. Министром внутренних дел вместо Владимира Воронина был назначен генерал-майор авиации Ион Косташ. Его кипучая деятельность и полководческий зуд привели впоследствии ко многим трагическим последствиям.
Группа «Советская Молдавия» в результате осталась ни с чем. Ее представители практически были отстранены от государственного управления. Вообще должности получили только два представителя этнических меньшинств – украинец Михаил Пласичук был избран четвертым (последним по статусу) заместителем председателя Верховного Совета, а русского Валерия Козлова назначили транспортным министром. Решающим в отношении последнего были отнюдь не его деловые качества (хотя он был действительно профессионалом высокого класса), а то, что он своих детей определил учиться в молдавскую школу. Не было и речи о том, чтобы делиться властью с приднестровцами и гагаузами. Их настойчивые попытки обратить на себя внимание особенно раздражали националистически настроенную толпу, которая ежедневно собиралась у места проведения сессии. В один прекрасный день, встретив на выходе группу депутатов с левого берега, они устроили им обструкцию. Сняв решетку технологического отверстия городской сливной канализации, возбужденные люди пытались поочередно пропихнуть в него некоторых из них. Среди кандидатов на «погружение» был замечен будущий бессменный лидер Приднестровья Игорь Смирнов. Стоявшая рядом милиция бездействовала. Благо, к месту схватки подоспели другие депутаты и отбили «страдальцев».
После такого «ласкового» обращения со своими представителями Приднестровье отозвало своих депутатов с сессии. Как выяснилось впоследствии – навсегда. Следом за ними стали паковать свои чемоданы и гагаузы. Их «поезд» без обратного рейса ушел на долгие четыре года на юг. «Советская Молдавия» продолжила работать в разреженном составе, не имея возможности хоть как-то влиять на принимаемые решения. Государственным флагом Молдавской ССР, переименованной к тому времени в ССР Молдова по настоянию «филолога» Мирчи Друка, стал румынский триколор, гербом – румынский орел-крестоносец, грудь которого прикрывает щит с национальными геральдическими атрибутами – головой зубра, восьмиконечной звездой и полумесяцем средневекового молдавского государства. Депутатское большинство категорически отвергло инициативу меньшинства утвердить в качестве главного символа страны красный стяг Стефана Великого с упомянутыми уже молдавскими гербовыми принадлежностями. В сознании «победителей» этот цвет ассоциировался с тоталитарным советским прошлым. Гимном Молдовы был утвержден гимн Румынии «Desteapta-te, romane!» («Воспрянь, румын!»).
Депутатам с разными политическими взглядами все труднее было находить общий язык. Позиция меньшинства (в то время слово оппозиция еще не употреблялось) полностью игнорировалось. Трогательное единение между ними наблюдалось лишь однажды. 31 мая 1990 года средь бела дня в Кишиневе произошло землетрясение. В городе имело место тревожное волнение. Павел Глоба накануне выступил на радиостанции «Маяк» и предсказал, что Молдавия провалится в тартарары. Пример, как надо образцово паниковать, показали тогда именно народные избранники. Когда начались толчки, все они дружно, позабыв о политических распрях, с седьмого этажа нового здания Президиума Верховного Совета ССР Молдова – «свечи», где сегодня располагается официальная резиденция главы государства, бежали по лестничным маршам вниз. При этом отпихивали друг друга локтями, не думая о том, кто рядом с ним – соратник или соперник. Женщин, понятное дело, вперед не пропускали. Под напором их богатырских тел была сорвана с петель тяжелая дубовая зверь запасного выхода из первого избранного на альтернативной основе парламента.
Гонки по лестницам, понятное дело, прошли без участия приднестровских и гагаузских депутатов. Перспективе быть окунутыми в зловонную кишиневскую канализацию они предпочли собственное государственное строительство. Коллеги о них и не вспоминали. Несколько дней они пребывали в трансе, и говорили исключительно о произведшем на них столь неизгладимое впечатление природном катаклизме. На пленарное заседание сессии пригласили начальника республиканского штаба Гражданской обороны Игоря Кузяева. Он стоял на трибуне, в зале были включены «свободные микрофоны». Один истеричный депутат с характерным сельским акцентом кричал: «Домнуле (господин) полковник, домнуле полковник! А что будет, если это стекло упадет на меня сверху?» – и картинно тыкал пальцем в стеклянный купол, венчающий потолок зала заседаний. В это время председательствующий включил другой микрофон, и в нем прозвучал голос другого избранника, кажется, из бывших пролетариев: «Ничего страшного не произойдет. Просто в твоем округе назначат досрочные выборы».
Хорошо, когда даже в самые драматические моменты у людей находится повод для шутки. Однако ситуация в Молдавии была самой, что ни на есть нешуточной. Амплитуда тогдашнего землетрясения была невелика – всего 5 баллов по шкале Рихтера, и никаких разрушений разгул стихии не принес. Тектонических разломов также не наблюдалось. Но сразу в двух местах произошел геополитический разлом, последствия которого сказываются и по сей день. Что касается Левобережья, то тут ситуация с каждым годом лишь усугубляется.
Итак, в результате центробежных устремлений тогдашнем молдавской политической элиты, ориентированной, в основном, на государственный суверенитет республики, как промежуточную стадию перед ее воссоединением с Румынией, страна оказалась расколотой. В Молдавии возникли сразу два сепаратистских региона. 19 августа 1990 года была провозглашена Гагаузская республика, а две недели спустя – 2 сентября – Приднестровская Молдавская, сохранившая в своем названии привески «советская» и «социалистическая».
Горшок и ружье
Приднестровский кризис на его первой стадии нельзя рассматривать в отрыве от кризиса гагаузского. Две непризнанные республики более четырех лет существовали, как единое целое, создавая для центральной власти одну общую проблему.
Первым в сознании тогдашней молдавской политической элиты возникло желание разобраться с южанами. Это направление казалось им близким и более незащищенным. В конце октября 1990 года, вскоре после самопровозглашения Гагаузской республики, имел место предосудительный «поход на Комрат».
В одно прекрасное утро, в самый разгар золотой осени, кишиневцы вдруг заметили, что в городе на маршрутах практически нет рейсовых автобусов. Накануне вечером в них погрузили «защитников территориальной целостности» Молдавии, облаченных в новенькую одежду сантехников и характерные для этой профессии полосатые сине-белые шлемы, и вывезли в южном направлении. В Чимишлии расположился штаб предстоящей усмирительной операции. В нем над картой диспозиции склонились ее главные разработчики премьер-министр Мирча Друк и министр обороны Ион Косташ. Прибывший сюда же с некоторым опозданием министр национальной безопасности Анатолий Плугару высказал свои сомнения по поводу успеха проводимой операции. Первый заместитель председателя Верховного Совета, в недавнем прошлом комсомольский поэт, Ион Хадыркэ вообще ничего не понимал в искусстве ведения боевых действий, но в бронежилет на всякий случай облачился. Так он у него и торчал неказисто всю последующую «военную кампанию» из-под элегантного пиджака. Мирча Снегур сидел в Кишиневе и взывал к спокойствию и соблюдению конституционного порядка.
В течение двух дней в этом небольшом заштатном городишке, название которого прогремело на весь мир, удалось собрать свыше 30 тысяч волонтеров со всей республики, которые активно демонстрировали свое стремление к скорой и короткой расправе над врагом. Мощный ударный кулак, посаженный все в те автобусы, двинулся в сторону административной границы Комратского района.
Разведка тогда, прямо скажем, работала хреново. Никто из стратегов даже не подумал о том, что гагаузы уже предприняли ответные меры. Десятки тысяч людей вышли на улицы гагаузских городов и сел, основательно подготовившись к встрече непрошеных гостей, и моральная правда была на их стороне: они защищали свои дома.
Картина, открывшаяся на границе Комратского района, была ужасающей. Десятки самосвалов и большегрузный автомобилей с прицепами с пробитыми скатами закрывали дорогу в столицу самопровозглашенной республики. Ночью их вручную сбрасывали в кюветы. Но дальше автобусы с «защитниками» не пошли, поскольку стало известно, что им навстречу из Комрата движется колонна спецтехники. Грейдеры и скреперы с грозно поднятыми ковшами в известных обстоятельствах могли бы оказаться страшнее танков.
Решено было ехать в обход. Однако в селе Кириет-Лунга Бессарабского района им дорогу перегородила толпа гагаузских женщин. Матери, жены, сестры, дочери, облив себя бензином, легли перед автобусами. В это время со стороны Украины в Комрат прорвалась другая автобусная колонна с двумя тысячами приднестровцев.
Как сказал бы великий Генрих Гейне: в воздухе отчетливо был слышен шелест крыльев валькирий. Предчувствие чего-то непоправимого с каждым часом усиливалось. На территорию южных районов Молдовы без приказа свыше вошла бронетехника Болградской воздушно-десантной дивизии и взяла под контроль въезды в некоторые гагаузские села.
Принято считать, что Мирча Снегур в самый драматичный момент противостояния дрогнул, позвонил в Москву и попросил, чтобы в республику в срочном порядке были введены «краповые береты» под командованием легендарного генерал-полковника Юрия Шаталина. Как принято говорить в таких случаях, они подоспели вовремя. Село Гаваноаса Вулканештского района, где почти два века до этого проживали в мире и согласии молдаване и гагаузы, чуть было не стало ареной кровавой резни. Во время на разделительную линию между ними стали бойцы внутренних войск СССР специального назначения.
«Горшок» (а именно так переводится на русский язык молдавское слово «gavanos») удалось тогда не разбить. «Поход на Комрат» закончился бескровно. Косвенной жертвой конфликта был признан только один местный житель – пациент «скорой помощи», которого не довезли до больницы, потому что кордон молдавских волонтеров долгое время не хотел пропускать машину.
Но «ружье», вывешенное, как предостерегал Чехов, на стене в первом акте, в финале все же выстрелило. Распущенные волонтеры на обратном пути домой решили попутно «захватить Казань». Батальон националистов «Тирас-Тигина» решил устроить заварушку на ближних подступах к Бендерам. Но и там худшее удалось предотвратить. А вот 5 ноября в Дубоссарах жертв избежать не удалось. Здесь пролилась первая кровь длящегося уже более 17 лет приднестровского конфликта.
Переодетые в форму милиционеров волонтеры – то, что они не принадлежали к числу стражей правопорядка, выдавали длинные, как у хиппи, волосы, торчащие из-под фуражек – пытались деблокировать мост черед Днестр, открыли огонь на поражение. Три человека погибли. На следующий день в Верховный Совет по данному поводу вызвали членов правительства. У министра здравоохранения Георгия Гидирима депутаты спросили, кем были по национальности убитые. Тот им парировал: «Какая вам разница, кем они были по национальности? Это были живые люди, наши с вами сограждане». Но народные избранники не унимались, требуя ответа на поставленный вопрос. И когда его услышали, испытали настоящий шок. Все трое были молдаванами. Так, практически не родившись, рухнул миф о том, что все без исключения молдаване жаждут независимости Молдовы, как провозглашенной парламентским большиством переходной формы перед объединением с Румынией. И они, похоже, готовы этому сопротивляться.