То было удивительное лето. Лето моей первой любви. На хуторе Красавка я не мог не влюбиться. А приехал я туда с отцовой плотничьей бригадой в мои неполные 10 лет. Железнодорожный разъезд принял нас грязью и дождем. Больше дождя в то лето не выпадало. Разве может выпасть дождь, когда ты счастлив?
Мы пришли на хутор пешком. В степи я боялся, что мы заблудились. Тракторист нас высадил с прицепа посреди дороги и указал, куда идти. И мы зашагали по широкой бесконечной равнине. Семеро мужчин с топорами в заплечных котомках, как семь самураев, и я с ними. Топоры лениво лежали среди скатанных мешков, потому что ни одного дерева вокруг не было. Горизонт был плоский как сковородка.
Мы вышли на хутор из безостановочной степи. Такой долгой и гладкой, что опасно было оглянуться, чтобы не сбиться вбок. Я глядел под ноги и смотрел далеко вперед. Под ноги, чтобы не затоптать тюльпаны, и вперед, потому что их там было бесконечное множество.
А теперь, когда я оглядываюсь, я пытаюсь разглядеть в бездонном солнечном мареве тех светлых людей, с которыми я провел лето.
Раньше я хотел туда приехать и застать врасплох всех моих прежних друзей. Пока они еще были молоды и никуда не успели уехать. Какими же молодыми были тогда мои родители! Радостными и красивыми, похожими на артистов из фильма их первой встречи – «Весна на Заречной улице».
На хуторе Красавка я провел только одно лето. Одно лето без капельки дождя. Сплошное солнечное лето. Хутор Красавка мне теперь часто снится. Снится осенняя Красавка, и снится хуторок зимний, какими я их не видел. Как будто я приезжаю к тем моим приятелям, и мы ходим, ищем прежних друзей. Но почти никого не застаем дома.
Иногда я брожу там во сне с моим отцом. Постоим рядом с маленькой гостиницей, где мы тогда с ним жили. Проходим хуторской магазин с роскошной продавщицей, куда я изредка забегал за карамелью. Доходим до большого нового клуба, пахнущего штукатуркой и свежей краской, где по субботам народ стекался на фильм. И отец ставил меня в очередь за билетами к узкому окошечку кассы, пока он курил с мужиками. И мы все вместе смотрели индийское кино. А потом люди плавно рассыпались по домам на все четыре улицы, сигналя огоньками папирос.
Я люблю тебя, хутор Красавка. Хутор того солнечного лета. Лета моей первой любви. Где я с мальчишками месил босыми ногами глину с соломой для саманных кирпичей и купался в озерцах с солоноватой водой. Где огороды называют бахчой и не огораживают заборами, потому что не из чего их там ставить. Где я не помню собак, потому что не было заборов, откуда им лаять.
А все-таки я встретил потом солнечный осколок моей первой любви. Поймал отражение того счастливого лета. В лице высокой юной красавицы Олеси. Которая попросила меня достать ей билеты домой. У Олеси волосы цвета колосящейся пшеницы и легкая улыбка, похожая на встречу с закатным солнцем. И еще у нее особенный виноватый голос, как будто она заранее просит прощения, что она вот такая красивая и ничего с этим не может поделать.
Я ее понимаю и прощаю, и ничего от нее не требую, хотя мне три дня пришлось беспокоить разных людей, чтобы отправить тихую красавицу Олесю домой. Только один невинный поцелуй, солоноватый, как чай в тех местах. В степи между Волгой и Доном.
И ее родина оказалась совсем рядом с тем чудным местом, куда мой отец выезжал на заработки и почему-то взял меня с собой. И она поехала туда, где я когда-то случайно провел одно бесконечное лето, пока за мной не приехала мама.
А может быть, девушка просто по-доброму выслушала меня, ей захотелось сделать мне приятное, и она, сама того не ожидая, сказала, что ей нужен билет именно туда, где живут чудесные люди из лета моего детства.
Я никогда не поеду в те места, чтобы не развеять мое ощущение счастья. Пусть то лето будет для меня бесконечным. Потому что если долго идти и не оглядываться, то кажется, что позади тебя ничего не меняется.
...Почему-то 1 сентября нас так и не попросили написать, как я провел лето.